Истории
Воскресное утро выдалось на удивление спокойным. Никто не донимал Гарри, не лез с рукопожатиями и томными вздохами. Может быть, народ привык к Герою в окружении. Но, скорей всего, им просто надоело. У самого же Поттера вариантов времяпровождения на сегодня было немного: потренироваться в использовании щита и сопливого проклятия или же пойти в библиотеку. Он выбрал второе. Ему так и не удалось за всю неделю спокойно посидеть в читальном зале, изучая новые заклинания или рыская по тексту зацепки для расследования смерти родителей. Однако первым делом он набрал охапку книг за все курсы по Истории Магии и принялся их просматривать. Ему не сразу удалось разобраться, о чём думал автор, составляя содержание. Если в магловской истории все начинали её изучать с пещерных людей, то Батильда Бэгшот решила сделать учебник совершенно иначе. На первый взгляд системы никакой не было, но стоило Гарри сравнить сразу все книги, он понял, по какому принципу рассказывалась история волшебного мира. Её передавали порциями по ключевым значениям. Например, первый том — для первого курса — являлся вводным. Там понемногу охватывали все события, описывая роль в них магии. Но основной темой всё-таки было условное разделение волшебников на Тёмных и Светлых. Будто с первого же дня появления в Хогвартсе детям внушали отвращение или интерес к определённым искусствам. И если про занимающихся чёрной магией говорили только плохое (за исключением некоторых весьма удачливых монархов в Западной Азии и Южной Африке), то «светлых» описывали безгранично добрыми и отзывчивыми. Мол, какие они были хорошие — избавлялись от злобных тиранов, жестоких и беспощадных изуверов, и привносили в волшебный мир стабильность и благополучие. Однако, если читать между строк, становилось понятно, что и добрая (те, кто всегда побеждал) сторона частенько обращалась к чёрной магии. Понятие Тёмного Лорда было лишь для обозначения Самого Главного Засранца, которого во что бы то ни стало необходимо победить. Что Гарри с удивлением отметил, так это то, как волшебники воевали между собой. Они всегда дрались один на один. У каждого Злодея был собственный Герой, а битвы магов скорее напоминали дуэли. Впрочем, были и исключения, когда в полномасштабных атаках участвовало более сотни, и тогда начиналась полная неразбериха: пучки зелёных, красных и прочих цветов появлялись со всех сторон, так что разобрать чьё убивающее проклятие попало тебе между рёбер было нереально. Это, конечно же, не касалось заклятых врагов. Те всегда, абсолютно всегда, дрались один на один. В этом томе не было информации о Мерлине и Мордреде, так что Гарри принялся изучать оглавления дальше, читая только самое, по его мнению, важное и интересное. Книга для второго курса была посвящена маглам, точнее, участию волшебников в их войнах, а также причинам и решениям, которые привели к Статуту о Секретности. «После принятия в 1689 году Статута о Секретности волшебники перешли на скрытный образ жизни. Внутри существующих поселений естественным путем возникали маленькие магические сообщества», — эти строчки навели Гарри на мысль, что из-за этого закона волшебный мир оказался слишком тесным — в пределах страны или города каждый знал друг друга. По сути, Магическая Британия — являлась одной большой мафиозной деревней, в которой куда ни ступишь — встретишь знакомое лицо, а на чужих смотрели косо, предвзято. Конечно, Поттер и не думал о том, чтобы срывать железный занавес, он слишком хорошо знал маглов — жил среди них. Узнав о магии, они почувствуют себя неполноценными, будут завидовать и… устроят геноцид. История Магии на примере Салемских Ведьм доказывала такой расклад, однако теперь в распоряжении маглов были куда более смертоносные орудия, чем костры. Это действительно пугало. «Интересно, а маги додумались изучить способы защиты от ядерных бомб? Можно ли с помощью волшебства нейтрализовать радиацию? Или спастись от биологического или химического оружия? Да и переживёт ли волшебник взрыв даже обычной ракеты, используя свои щиты?» — подумал Гарри, откладывая книгу в сторону и берясь за другую. Если бы Поттер всерьёз планировал отменить Статут о Секретности, то начал бы с внедрения своих агентов на ключевые позиции: пресса, корпорации, правительства, а затем постепенно бы срывал покров тайны. Заняло бы это не менее двадцати лет, но за это время подросло бы поколение без предрассудков в стане как магов, так и маглов. Учебники для третьего, четвёртого и пятого курсов были полны событиями войн между различными расами и волшебниками. Великаны, гоблины, оборотни, вампиры и многие другие — все они так или иначе были недовольны магами и частенько устраивали им незабываемые деньки. Похоже, расизм волшебников был направлен не только на маглорожденных. Превосходство чистокровных над всеми остальными смертными стало ещё сильнее напоминать идеологию фашизма. Во всех предыдущих книгах были скользящие упоминания Мерлина и Рыцарей Круглого Стола, но никогда не рассказывали подробнее. Тома номер шесть и семь предлагали более глубокое изучение древнейшей истории магии. Хотя, как подозревал Гарри, её там переврали сотни раз. В них-то Поттер и нашёл имя Мордреда, как исторической личности. Уже после захвата власти Артуром Пендрагоном в Камелоте, когда Моргана впервые потерпела сокрушительное поражение от Мерлина, в игру вступил юный Мордред, ранее живший среди друидов. К тому времени новый король уже изменил традиции королевства, и рыцарем мог стать абсолютно любой подданный, искусный в бою. Так будущая погибель Великого Короля вступила в ряды рыцарей. Тем временем обозлённая сестрица Артура — Моргана — обратилась к ещё более тёмной магии. Она обезумела от жажды власти, изредка предпринимая шаги к падению Камелота. Мордред тогда был слегка трусоват, не выделялся среди соратников и не спешил геройствовать. Однако свой магический дар он скрывал, не развивая. Боялся, что его разжалуют, не поверив в чистые намерения и поединки без уловок. Он восхищался Артуром, став ему верным и близким другом. Всё изменилось, когда он попал в плен к Моргаузе — родственнице и стороннице Морганы. Та была хоть и сквибом, но в магии разбиралась куда больше Мордреда. Она же ему и открыла тайну его происхождения, вбив навязчивую мысль о законности его права на престол и лживости нынешнего короля. Обучившись тёмной магии, он вернулся в Камелот. Разоблачив перед Артуром интрижку Ланселота и Гвиневры (которую сам и подстроил), он стал наместником, пока король был занят погоней за изменниками. Осознав, какой шанс ему представился, он обманом нейтрализовал Мерлина и занял якобы принадлежавшее ему по праву место — трон Камелота. Узнав о перевороте, Артур возвратился на родину. Войска Мордреда, Морганы и Артура столкнулись в кровопролитной битве. То ли из-за гордыни волшебника, то ли по ещё каким-то личным причинам, Мордред в поединке с Пендрагоном не использовал магию, зато не побрезговал более низменным методом — с помощью подельника он спёр ножны Экскалибура, которые даровали королю неуязвимость, и забрал себе. В магловской версии он погиб в той битве, как и Артур, однако на самом деле остался жив благодаря украденным ножнам прославленного меча. Мерлин высвободился из ловушки поздно, но ему хватило времени выследить и убить Моргану, полагая, что это она повинна в смерти Великого Короля. Узнав правду, он отправился по следу Мордреда, чтобы вернуть ножны и отомстить за хорошего друга, попутно помогая целым деревням и городам. Он даже обзавёлся несколькими учениками, кое-кто из них, объединив усилия, построил школу Хогвартс, другие разбрелись по миру. Временами враги пересекались, обмениваясь как устными проклятиями, так и волшебными. Однако в конце своих скитаний, отыскав ножны Экскалибура и вернув полный комплект Владычице Озера, Мерлин узнал, что Мордред был убит смертельным заклинанием, от которого нельзя уклониться, в спину от своего союзника. В этот же момент пророчица произнесла Предсказание. В нём говорилось, что Мерлин сквозь века, когда наступят смутные времена, возродится как минимум один раз. По крайней мере, так гласила легенда, на которую ссылались в учебнике. Что делал Мордред, пока тот собирал учеников — нигде не было описано. Так что либо это была тайна, забытая через тысячелетие, либо она была настолько ужасной или травмоопасной, что в неё посвящали далеко не всех. Кстати, реикарнация Мерлина, которую некоторые ошибочно считают самим Мерлином, училась в Хогвартсе на факультете Слизерина*. В тексте даже была приведена цитата Салазара, в которой он отмечал необычайное сходство характера и магической силы своего протеже и Великого Волшебника. Как широко известно — Мерлин был анимагом с рождения, к тому же мог превращаться в абсолютно любое животное. Ученик Слизерина также обладал этим уникальным даром. Что же касается Мордреда… о его особенных навыках или о собранном элитном отряде ничего не было написано. По всей видимости, Мордрево Название передавалось из уст в уста до тех пор, пока окончательно не утратило какие-либо факты и подробности. Поттера это расстраивало, но он помнил, что в целом волшебники почему-то избегали этого наименования, хотя, на его взгляд, оно выглядело почётно. Может быть, что-то вроде табу, как с Волдемортом? Это было единственным объяснением, почему название кануло в Лету. Закрыв последний том, Гарри с грустью посмотрел на стопку из семи книг рядом. Ничего полезного для себя он не выяснил, кроме фундаментального стремления волшебников к власти и царящего веками внушения о превосходстве над остальными расами. Отдельно Гарри заметил, что о личности Волдеморта ни капли не было известно, когда даже биографию живого Гриндевальда расписали во всех подробностях. Неужели никто не заметил самого страшного Тёмного Лорда современности на этапе зарождения? Впрочем, был ещё один интересный момент, который Гарри почерпнул из «Истории Хогвартса». Салазар Слизерин — что вообще не удивительно — был ярым поборником чистоты крови (почти что фанатиком, как заметил про себя Поттер). Рассорившись с другом — Годриком Гриффиндором — он ушёл из Хогвартса, напоследок оставив в школе Тайную Комнату, в которой была заключена «Смерть Всем Грязнокровкам» и в которую беспрепятственно войти мог только Наследник. Гарри с минуту размышлял над этим: с одной стороны это было отличное место для заседаний и тренировок Мордревого Названия, но с другой — было не понятно, что за проклятие настигло бы людей, потревожавших Тайную Комнату, а понятие Наследника Слизерина было вообще расплывчатым, чтобы хоть как-то его трактовать. Это мог быть как и любой чистокровный студент факультета, так и волшебник определённого склада ума с нездоровой тягой к тёмным искусствам и лордству. Рисковать своей жизнью Гарри не мог по множеству причин (на самом деле лишь по одной, и её было уже достаточно). Ещё было упоминание некоего помещения, куда стекались все забытые вещи. Но оно скорей всего больше напоминало склад, а среди хлама особо было не порезвиться. Судя по названию — «Комната Желаний» или «так и сяк» — у него был и другой функционал, однако, опять же, ничего конкретного, сплошные намёки, столь прозрачные, что впору было использовать их вместо окон. Гарри нашёл в книге также аллюзию на секретный лаз из башни Когтеврана в гостиную Слизерина, что для него являлось проблемой или решением — на данном этапе он ещё не мог определиться. Во всяком случае, найти скрытый коридор было бы очень трудно. Больше информации о тайных комнатах других факультетов или прочих помещений не было. Впрочем, там даже не говорилось о домовых эльфах и сошедшего с ума пристроя к кабинету ЗоТИ, а значит и в полной мере доверять фолианту было нельзя. Следующим на очереди были анимаги. Оказалось, что никто даже и не думал о том, чтобы убрать книгу «как стать анимагом» из общего доступа. Наверное решили, что пусть уж лучше студенты знают, как много требовал ритуал и как мало давал взамен. А он и правда был чертовски сложным и долгим, одно только вымачивание во рту листа мандрагоры целый месяц чего стоил, не говоря уже о безоблачном полнолунии и грозе, которая вообще могла никогда не появиться на горизонте. Ко всему прочему, последняя фаза выглядела жутко болезненной и неприятной, да и шансы на приобретение звериной формы без последствий для человеческой были просто мизерными. Пожалуй, стоило оставить этот вариант на крайний случай, учитывая что анимагическую форму за всю историю волшебства мог выбирать лишь один человек — Мерлин. Перекрёстный поиск по термину «легилименция» (который включал опрос абсолютно всех попавших под руку в библиотеке старшекурсников) дал мало результатов. «Чтение мыслей» — как сказала Шляпа — было не совсем верным определением данному навыку. Он скорее позволял заглядывать в разум человека: считывать поверхностные или же глубинные эмоции, рыться в долговременной памяти, как в грязном белье. Это было нечто более сложное к пониманию одиннадцатилетнего ребёнка, как квантовая физика или бесконечность вселенной, так что Гарри, не найдя инструкций к обучению легилименции и — ей в противовес — окклюменции, решил на время забыть об этом. По крайней мере, до тех пор, пока кто-то из взрослых не захочет ему всё объяснить после того, как увидит те картинки, коими был полон разум Поттера. Незаметно подкралось время ужина. Обед Гарри пропустил случайно, увлекшись чтением, а оставаться вечером снова голодным очень не хотел. Пришлось взять книгу по бытовым заклинаниям, которые не входили в школьную программу, с собой. Благо её разрешалось брать на вынос. Подозревавшая всех и вся библиотекарша внимательно с прищуром наблюдала за студентами и в частности за Гарри, который как мог аккуратно заполнял формуляр. Пером писать было всё ещё непривычно, а на лекциях спасало зачарованное. Под таким давлением он не вытерпел: — На днях отрабатывал у Филча наказание… — как ни в чем не бывало начал Гарри, нарочито скучающе вертя в пальцах перо, словно изучая. — Он лестно отозвался о вас. Может быть я что-то неправильно понял из его замысловатого бурчания, но он сказал, что вы удивительная, заслуживающая достойного внимания, женщина. Он улыбнулся скорее из незнания, какие комплименты должны завоёвывать сердца противоположного пола, чем от чего-либо ещё. Мадам Пинс рассеянно посмотрела на него и дважды моргнула, и Гарри решил, что пора сматывать удочки — для лучшего эффекта. Небрежно бросив перо в чернильницу, он вышел из библиотеки. Так как животным воспрещалось находиться рядом с драгоценными книгами, Армос встретил Поттера в коридоре, и они вместе пошли в Зал. Из-за того, что из библиотеки туда попасть можно было не прибегая к помощи опасно движущихся лестниц, Гарри без проблем добрался до еды. Зато на обратном пути, на сытый желудок, он забылся, потерял концентрацию, задумался о сладких, пышных булочках, которые только что съел на десерт и… угодил в ловушку запрещённого этажа и пресловутых лестниц. Трижды выругавшись — и каждый раз по-разному — он свернул налево и, пока Армос отвлекал скучающую миссис Норрис, поспешил прочь. Но и тут ему не повезло: навстречу неумолимо приближался Снейп. Выдав несколько нецензурный комментарий (в этот раз более сдержанный в эпитетах и не такой изощрённый в своей неповторимости), Гарри метнулся в противоположную сторону. Целую субботу ему удавалось удачно избегать общества декана Слизерина, потому что — чего греха таить — он чертовски пугал. Не так, как Люциус Малфой — внешним блеском и глазами убийцы. В отце Драко чувствовалась власть и та самая аристократическая грациозность, дополняемая повадками хищного зверя в сочетании с мимикой человеческого лица. Люциус, несомненно, потратил уйму времени и денег на то, чтобы выглядеть устрашающим и внушающим уважение одновременно. Снейп же, по всей видимости, прикладывал минимум усилий, чтобы выглядеть жалко, однако получал совершенно неожиданный результат. В нём до дрожи маленьких коленок пугала неизведанная тьма. Забавно, что Малфой-старший, при своём видимом лоске, был платиновым блондином и предпочитал серебристые элементы в одежде, а Снейп носил абсолютно всё чёрное. В профессоре впечатлял именно его внутренний мир, каким бы он ни был. Гарри бы не удивился, если бы узнал, что тот является следующим кандидатом в Тёмные Лорды. Всё же, при всей статности Люциуса, он был более склонен к второстепенным ролям, где мог скрываться в тени, чем к прямому руководству. Во всяком случае, Поттер не торопился встречаться ни с одним из них, особенно после того, как его подвесили вниз головой. Очень болезненно неприятное заклинание. Юркнув за ближайший угол, он прислушался: шаги зельевара становились всё громче и, казалось, даже увереннее. Не придумав ничего лучше, Гарри побежал вглубь коридора, петляя вверх, вниз, вправо и влево, пока не начал задыхаться. Должно быть, выглядело чертовски глупо, но это лишь доказывало насколько ему претила мысль пересечься со Снейпом. Да ещё и без свидетелей. Где-то вдали послышались шаги, и Поттер, икнув, скрылся за ближайшей открытой дверью, только потом осознав, что находился на волоске от того, чтобы начать бояться собственной тени — если она вдруг станет похожа на профессора Зельеварения. Переведя дух, он услышал позади какую-то невнятную фразу и тихий, шипящий ответ. Сглотнув, он наконец сподобился развернуться и с удивлением отметил, что каким-то образом смог попасть в кабинет Защиты от Тёмных Искусств. Хотя заметили его не сразу. Тогда с кем разговаривал профессор? Ах, да, проклятие должности. Квиррелл, похоже, страдал шизофренией в той стадии, когда ещё появлялось желание самому отвечать за воображаемого друга, изменяя голос. Но скорей всего Гарри ошибался с диагнозом, так как кроме галлюцинаций и растущей паранойи больше никаких симптомов этой болезни не знал. Впрочем, какая разница? — А, мистер Поттер, — грустно отозвался профессор, заметив нежданного гостя. Не желая объяснять причину появления или нагло врать об этом, Гарри поспешил взять инициативу ведения беседы на себя: — Что-то произошло? Выглядите неважно, — изобразил беспокойство он. Отчасти это всё же было правдой — Квиррелл выглядел не так, как на занятиях: менее уверенным, зато речь была более плавной. Раздвоение личности? Что-то с профессором ЗоТИ было явно не так, но покуда он обучал Гарри всяким интересностям и полезностям — это не имело ровным счётом никакого значения. Кто в наше время не грешен? — Ох, мистер Поттер, — тяжело вздохнул Квиррелл, опустив взгляд. — Хотите поговорить об этом? Ой, что это я, присаживайтесь, чего на пороге стоять. Он слабо улыбнулся, жестом указывая на стул рядом — как для экзамена — сбоку его стола, а Гарри тем временем подавлял желание пошутить про психотерапевтов. Во-первых, это было бы сейчас неуместно, во-вторых — вряд ли волшебник его бы понял. Хотя вроде Блейз упоминал, что тот вёл магловедение раньше. Но лучше было не делать ничего сомнительного. — Профессор? — рискнул подать голос Поттер, с опаской присаживаясь на предложенный ему стул. — Куда подевалось ваше заикание? Чистой воды авантюра, но было интересно наблюдать за реакцией. Квиррелл сначала в панике искал ответ в обстановке кабинета, а затем нашёлся: — Всё очень просто. Я сильно нервничаю, когда за мной наблюдает сотня глаз. А с кем-то наедине я… нервничаю меньше. Гарри усмехнулся: с точностью да наоборот это происходило и с ним. И если страх толпы — был объяснимым явлением, то оставаться с кем-то, возможно опасным, в одной комнате — ещё страшнее. А ужас был в том, что ты мог и не подозревать, насколько гибельным бы оказался для тебя приватный собеседник. Хотя Квиррелл, очевидно, не был столь опасным. — Так что же случилось? — повторил Гарри. — Я слышал, как вы тяжело вздыхали. — Действительно хотите знать? — с какой-то непонятной надеждой в голосе спросил профессор. Поттер немного подумал, а затем коротко кивнул. — Что же, я попытаюсь объяснить. Сказать, что ответ его удивил — было бы ровным счётом тем же самым, если бы Гарри упомянул лишь первую букву этого слова. Одного изумления здесь явно было недостаточно. — Всё дело в Хогвартсе, мистер Поттер. — Простите? — вытаращил глаза Гарри, совсем не понимая того, что говорил Квиррелл, или он всегда таким был? На уроках он объяснял изумительно и умел увлечь даже таких тупиц, как Гойл и Крэбб, у которых концентрации, как у бульдога грациозности. — Ох, прошу прощения, иногда я мыслю шире, чем следовало бы, — легонько помотал головой профессор и принялся перекладывать письменные принадлежности с одного угла стола на другой. — Нынешняя проблема кроется лично во мне. Я часто накручиваю себя по поводу и без… На данный момент я узнал уровень знаний по Защите всех студентов, и результаты оставляют желать лучшего. Конечно, в этом нет моей вины — профессора слишком часто меняются, а вместе с ними и учебные планы. Причина моих «тяжёлых вздохов» состоит в том, что меня одолевает отчаяние. Я боюсь — да-да, именно так — своей возможной некомпетентности. — Вы хороший учитель! — воскликнул Гарри и сразу смутился внезапному порыву, успокаиваясь и добавляя: — Хоть мне и не с кем сравнить. Но я наблюдал за студентами, слышал отзывы о вас старшекурсников. Защиту вы преподаёте намного лучше магловедения и всяко умнее предыдущего профессора. После секундного замешательства Квиррелл ухмыльнулся. Ему явно было приятно это услышать. — Для меня важна эта должность, — мечтательно произнёс он. — Действительно важна. Я ни за что не прощу себе, если окажусь некомпетентным профессором, который так ничему и не смог научить студентов. Человек, которым я безгранично восхищаюсь… хм, скажем так, он бы идеально подошёл на эту роль, но не в силах её занять. Поэтому я, из уважения к нему, хочу быть лучшим профессором Защиты от Тёмных Искусств, которые были когда-либо в Хогвартсе. Гарри всё это время молчал и неуютно ёрзал на стуле, не ожидая таких откровений от взрослого волшебника. Он оказался единственным в школе (не считая Хагрида — того магом назвать вообще сложно), кто хоть как-то открылся Поттеру в своих намерениях. — И станете, — уверенно заверил он Квиррелла. — Вот здесь-то я и столкнулся с преградой, — уже более весёлым тоном сообщил тот. — Подумывал о том, чтобы создать кружок или дополнительные курсы по боевой магии. Но совершенно нет идей, как завлечь туда детей, — сказав это, он мягко взглянул на Гарри и пояснил: — Волшебники — ленивы. Они не делают ничего лишнего, а так как сейчас мирное время, и они верят, что оно продлится ещё долго, то и обучению чему-то сложному и опасному они предпочитают беззаботную безалаберность, плюй-камни и квиддич. — Квиддич требует определённой ловкости и сноровки, а ещё физической силы, — зачем-то сказал Гарри и тут же прикусил язык. Неуместное замечание. — Вы же понимаете, что это не спасёт от, скажем, проклятия, нацеленного на метлу? Если не знаешь, как его развеять или избежать, то никакая ловкость и сила не поможет летать по воздуху. — Я не защищаю единственный спорт волшебников, нет, — заверил его Поттер, пытаясь прикрыть собственную оплошность. — Мне, честно говоря, самому квиддич кажется подозрительным способом безнаказанно покалечить врага с другого факультета. Только это и правда хорошо тренирует реакцию. Пригодится, например, если придётся уклоняться от убивающего. Квиррелл кивнул, похвалив его за реалистичные выводы. И тут Гарри посетила гениальнейшая идея. — А что, если учёбу замаскировать под игру? — заискивающе спросил он и, заметив заинтересованный взгляд профессора, продолжил: — Дети не любят учиться — это факт, зато обожают развлекаться. — И что же вы бы сделали? — Квиррелл приподнял одну бровь, из-за чего Поттер мысленно чертыхнулся: даже заикавшийся, пропахший чесноком профессор овладел этим искусством, почему у него не выходило? «Я бы запер всех в Большом Зале, сказал бы им, что каждую ночь кого-то будут убивать, а затем смотрел бы, как они лихорадочно ищут виновника, теряя своих друзей», — подумал Гарри, но вслух сказал: — Ну… можно устроить дуэли — но это скучно и обыденно для мага, быстро надоест. А вот если в ограниченную местность — коридор или кабинет — поместить сразу всех участников, внутри устроить что-то вроде полосы препятствий, укрытий, припрятать заначки с зельями, а затем сказать, что последний оставшийся в жи… кхм, я хотел сказать, последний оставшийся в сознании — вы же не хотите получить отказ директора — станет обладателем хорошего приза. И, чтобы никто не объединялся в группы, не делать призом очки факультету. Что-то персональное. — А, я понял… — после трёхсекундной задумчивости выдал профессор. — А подготовкой к этим играм будут мои дополнительные занятия. Как удачно. Гарри кивнул с улыбкой. Отчасти он осознавал, что его идею могли полностью изменить, но выдав именно такой вариант, он преследовал и собственные интересы: когда студенты будут каждый сам за себя, они смогут увидеть в ином свете как союзников, так и врагов. Если что-то подобное и правда найдёт место в досуге Хогвартса — это будет первоклассной плодородной почвой для планов по объединению факультетов. От такой перспективы Салазар Слизерин, должно быть, в склепе перевернулся. — Сегодня же поговорю с директором, — заметно оживился Квиррелл. — Сначала обдумаю нюансы и правила, а потом сразу к Дамблдору! Гарри тоже улыбнулся: видеть, как ещё пару минут назад во всю унывавший профессор расцветал на глазах из-за пары конструктивных предложений было чертовски приятно. — Кстати, мистер Поттер, — вдруг начал Квиррелл, — а зачем вам потребовалось зайти в мой кабинет в выходной день? — он слегка наклонил голову к плечу, с любопытством осматривая маленькую фигурку первокурсника. Гарри подавил желание состроить гримасу и с непроницаемым лицом с придыханием, словно что-то вспомнил, сказал: — Ох, извините, мне срочно нужно бежать. Обещал другу, — он виновато улыбнулся и поспешил выйти. Вздохнув с облегчением уже в коридоре, он направился в подземелья Слизерина в свои апартаменты. Но хорошее настроение обязательно должен был кто-то испортить. Снейп возник ниоткуда, выплыв чёрным облаком из-за угла. С подозрением посверлив взглядом Гарри, он открыл рот: — Мистер Поттер, нам надо кое-что обсудить. В горле пересохло, ладони похолодели, а по спине пробежал озноб. «Надеюсь я буду говорить не вниз головой», — подумал он, но вслух ничего не сказал, так как не смог, и только быстро кивнул. Вот его уже уводили куда-то, где не было посторонних глаз, ушей и живых картин. Что же ожидало Мальчика-Который-Выжил? Воображение подкидывало невозможные или вполне вероятные картинки будущего: от банального убийства до жестоких пыток или часовой лекции по технике безопасности во время варки зелий… Гарри помотал головой, отгоняя наваждение, и уставился в спину декана, который шёл впереди. Внезапно они остановились, и Поттер чуть не врезался в него. Снейп взмахнул палочкой, и их окружила непроницаемая тишина. Никакие звуки не проникали внутрь, но и не выходили из покрова. Теперь даже посмертных криков никто не услышал бы. Мысленно усмехнувшись мрачным мыслям, Гарри отважно посмотрел в глаза зельевару, но тут же отвернулся. Во-первых, вспомнился совет лже-Макгонагалл, во-вторых — там он увидел своё отражение и испугался. Нет, не так. Как только их взгляды встретились, Поттер почувствовал… что-то. Может это была печально известная (из-за Волдеморта) легилименция, а может оно было и чем-то иным. Во всяком случае, он какое-то время стоял неподвижно, даже не дышал, но так и не понял, копаются ли сейчас в его «грязном белье» или нет. Возможно, была какая-то хитрость, о существовании которой Гарри не знал. — Так ты запомнил… — еле слышно, почти одними губами, прошептал Снейп. — Что? — не понял Поттер. — Вы меня искусно избегали последние дни, — сказал тот язвительным тоном. Не смотри Гарри в пол в этот момент, обязательно бы увидел на его лице издевательскую усмешку. — Удивлён, что вы способны учиться на своих ошибках, — выдержав паузу профессор уточнил: — Я о Девлери. Не хочу знать, что между вами произошло, но если на моём факультете тихо и спокойно, мистер Поттер, я тоже тих и абсолютно спокоен. — Гарри почувствовал, как Снейп склонился над ним, а затем отпрянул. Рискнув взглянуть на своего декана, он обнаружил, что тот стоял, прислонившись к стене, и сложил руки на груди. Не единожды в детективах упоминалось, что это жест защиты, но чего может бояться взрослый профессор Хогвартса? Или это было нетерпение? — Я не буду доставлять неприятности Слизерину, — заверил его Поттер, придав голосу уверенности, которой у него на самом деле не было. — Очень на это надеюсь, — отчеканил Снейп и отделился от стены, вплотную приблизившись к Гарри. — Н-но зачем всё это? — запнувшись на слове, с некоей толикой негодования спросил тот, охватывая рукой пространство звукового купола. — Это можно было сказать и напрямик. — Осторожность никогда не помешает, запомните это, мистер Поттер. — Гарри быстро кивнул, а декан вдруг решил сменить тему: — Я ведь знал вашего отца, причём с его самой худшей стороны. Что Гарри должен был ответить? Он не знал, поэтому промолчал, с притворным вниманием разглядывая рукав профессорской мантии. Хоть эти слова и заинтересовали его, подробности узнавать не торопился, боясь спугнуть покровительственное настроение зельевара. — Надо признаться, я совершенно не понимаю, что с вами делать. — Последнее заявление заставило Поттера насторожиться и, вопреки всем предосторожностям, посмотреть в глаза Снейпу. Тот выглядел немного растерянно и, наверное, устало. А может он опять на что-то злился — Гарри всё равно не смог бы определить наверняка. — Вы так похожи на своего отца, столь же дерзки… но, тем не менее, способны принимать решения, не свойственные волшебникам вашего возраста. И глаза… — Снейп затаил дыхание, и Поттер невольно сделал то же самое. Тётушка Петуния мало, слишком мало говорила о сестре, особенно в присутствии Гарри. «Он такой странный, — жаловалась она мужу, когда думала, что их никто не слышал. — Ещё как взглянет на меня, аж сразу сестрицу вспоминаю. Пялится на меня этими зелеными точками». Честно сказать, Петуния всегда выражалась витиевато, но в тот раз она побила все рекорды. Похоже, профессор Зельеварения знал также и Лили. Но что такое промелькнуло в его взгляде и на лице? Сожаление? Горечь? Или ненависть? Гадать не было смысла, можно было задать прямой вопрос, но что-то подсказывало Гарри, что ему не дадут ответа. Впрочем, можно было рискнуть, сказав очевидную вещь, подталкивая на развитие темы. — Вы ненавидели моего отца, — то ли утвердительно, то ли вопросительно сообщил Поттер. — Да, — просто ответил ему Снейп без выражения. Гарри нахмурился: — И всё? Не будет никаких объяснений? — А вам они нужны? — кажется, профессор начинал терять терпение, так как в голосе послышалось раздражение. — Мне интересно, — пожал плечами Мальчик-Который-Выжил. — Я не помню родителей. От Хагрида слышал, что Джеймс был весёлым ярким юношей, а мама — милой девушкой. Я знаю, что принято о мёртвых говорить только хорошее, но… — он на секунду замялся, а затем уверенно произнёс: — Но я хочу услышать и плохое. Всё же это больше смахивает на искренность, чем любые похвалы или комплименты. — Он был безответственным, напыщенным, самовлюблённым и лицемерным негодяем. Он задирал слабых, когда ему это было выгодно, и дружил с такими же как он, безалаберными проходимцами. Такой ответ удовлетворит ваше любопытство? Точно потерял терпение. Однако сделанного не воротишь, но поговорка о яблоках здесь была бы кстати, хоть и в конкретном случае не совсем правдива. — Значит, я напоминаю вам его? Снейп открыл рот, чтобы наверняка сказать что-нибудь колкое, но затем передумал и после секундного молчания ответил: — Я не скрываю своей неприязни к Гриффиндору и, попади вы туда… мы бы разговаривали иначе. Однако в вас достаточно рациональности, чтобы оказаться на Слизерине, и чувства самосохранения, чтобы завести дружбу с Малфоем. Напоминаете ли вы мне Джеймса Поттера? Определённо. Но я достаточно поработал над тем, чтобы свести это к минимуму. — Что вы имеете в виду? — озвучил Гарри свои мысли, но Снейп с присущим ему мрачным молчанием снял покров тишины и ушёл прочь. Кажется, они сейчас затронули тему, которая составляла добрую (или злую) часть тьмы профессора Зельеварения. Про мать Поттер так ничего и не услышал, зато смог взглянуть на отца со стороны: некоторые розыгрыши выглядели и правда злыми с позиции жертвы. Общение с близнецами давно дало это понять. Пора было возвращаться в слизеринские покои, изучить книжку по бытовой магии — вдруг там обнаружится заклинание, применение которого можно извратить — и поговорить с Малфоем. Драко нашёлся в гостиной, сидевшим на одном из старинных диванов и читавшим какую-то книгу. Как потом стало известно — по тёмным искусствам. — Провёл весь день в библиотеке? — заметил он с ехидной улыбкой, когда Гарри к нему подсел. Кивнув, Поттер похлопал по небольшому томику, показывая свой улов, и театрально закатил глаза: — Я-то думал, что в выходной будет меньше людей! Как же я ошибался! Их даже больше, — сказав это, он рассмеялся. Драко, в свою очередь, тоже пошутил на «книжную» тему, и они ещё весело поболтали ни о чём. А затем перешли к делу. — Читал газету? — не скрывая любопытства, поинтересовался Малфой. — Да, Мерлин, он смог меня удивить! — воскликнул Поттер, вспоминая передовицу «Ежедневного Пророка». На первой же странице красовалось улыбавшееся изображение Люциуса, который с видимым удовольствием (наверняка напускным) пожимал руку какому-то усатому дядечке в волшебном варианте английского костюма. На заднем плане виднелось что-то вроде фабрики, больше смахивавшей на сарай. Там были другие люди, с помощью магии сортировавшие ветки и палки, которые потом использовались для изготовления летающих мётел. Заголовок гласил: «ГЛАВА ПОПЕЧИТЕЛЬСКОГО СОВЕТА ЛИЧНО ПРИОБРЕТАЕТ ХОГВАРТСУ МЁТЛЫ!» Далее приводилась статья, содержавшая небольшое интервью с Малфоем и владельцем фирмы, которому был сделан заказ, а также несколько абзацев мыслей, фактов и догадок автора сего опуса. «Люциус Малфой! — мысленно восхитился тогда Гарри. — Каков позёр! И действует с размахом». Если пересказывать кратко, в газете писали следующее: услышав от своего драгоценного сына — Драко — новость о травме однокурсника, он всерьёз обеспокоился о «безопасности самого безопасного места во всей Великобритании, простите за каламбур». Так как бюджет Совета и Хогвартса ограничен снабжением и программой для маглорожденных и бедных чистокровных семей, Малфой взял расходы по замене школьного инвентаря полностью в свои руки. И даже пошёл дальше. Он договорился с изготовителем об ограниченной эксклюзивной партии мётел детских размеров с усиленной многократно продолжительностью чар неразрушимости и стабилизаторов. Теперь «маленькие негодники» могли не только без лишних травм обучаться полётам, но и их дети, и дети их детей будут пользоваться мётлами, не опасаясь выхода их из-под контроля. Новую модель назвали «Драгонус-0», и последующие модификации выпускать пока не собирались. — Да уж, — хмыкнул Поттер, обращаясь к Драко, — теперь твоё имя точно у всех на устах, — и хихикнул. Малфой смутился, но быстро взял себя в руки. Похоже, он был горд за отца, но всё-таки кое в чём завидовал ему. «Не беспокойся, ты обязательно вырастешь таким же безупречным орудием смерти», — хотел бы сказать ему Гарри, но не стал, потому что не желал, чтобы друг был «таким же». Для начала необходимо было как-то вытеснить укоренившуюся идею превосходства и передавшуюся ему от окружения ненависть к грязно… маглорожденным. Но как, чёрт возьми, это сделать? У чистокровных бытовало мнение, что маглы — люди без души, и поэтому они не умели колдовать. Грязнокровки же «крали» душу у волшебников, чтобы творить магию. И сочетаться с ними браком, рожать от них детей — означало якшаться с ворами, предавать предков. Что за бред? Хотя, теория о том, что маглорожденные — потомки сквибов, тоже не очень, но хотя бы была более правдоподобна и не несла в себе лютую ненависть, вплоть до отречения и геноцида. Может быть, развить её? Приврать, найти какой-нибудь удобоваримый случай, где будет подтверждаться это мнение? Или всё-таки заморочиться поиском правды? Кажется, маглы начали исследовать ДНК человека, так почему бы не сравнить его с волшебным и не найти ген колдовства? И что, если Магия всё это время находилась не внутри волшебника, а где-то вообще в другом мире, собственной волей просачиваясь в наш, даруя совершенно рандомным существам способность к чуду? Вопросы, вопросы, вопросы. Вопросы, порождающие еще больше вопросов. Но ни одного ответа. Гарри знал, что в таких случаях надо было делать: отложить решение до лучших времён или намеренно выжидать удобного случая. Что он и сделал. Правда, желание изменить мнение Драко о маглах было сильным, и хотелось это сделать как можно быстрее. Но, как говорилось, чем больше спешки, тем меньше скорости. Не следовало торопить события, но и ждать было нельзя — можно было упустить шанс, и тогда что-то менять уже будет поздно. — А что ты читаешь, кстати? — как бы между прочим спросил Поттер. — Ах, это? — он покрутил обложкой перед глазами. — Взял на полке, — Драко махнул сторону стеллажа с разномастными книгами. — Называется «Таинство Смерти». Интригует, не правда ли? Гарри кивнул и поинтересовался: — Дашь почитать?***
— Д-директор, — произнёс Квиррелл, войдя в кабинет. — Квиринус, — расплылся в улыбке Дамблдор, сидя в своём кресле и перебирая какие-то бумажки. Поверх очков-половинок он оценивающе разглядывал бледную фигуру профессора. Они бы находились в своих неподвижных позах ещё целую вечность, если бы не часы с кукушкой, отбивавшие ритм нового времени. Первым тишину нарушил Квиррелл: — Д-директор Д-дамблдор, у меня к вам серьёзное п-предложение. Я проверил способности всех студ-дентов, и остаётся молиться, чтобы след-дующей войны волшебников б-больше никогда не случилось — иначе они все п-погибнут. Неминуемо. Может б-быть, выживет десяток наиб-более уд-дачливых ребят, это б-без учёта слизеринцев — те больше остальных п-подкованы д-действовать решительно, од-днако… эм… вы п-понимаете. Альбус кивнул. Недосказанность была в том, что эти самые ребята, возможно, и устроят войну или же активно будут участвовать в уже шедшей. И если большинство из Слизерина — дети Пожирателей Смерти, которые наверняка обучили своих чад паре-тройке Непростительных, то студенты других факультетов находились в зоне риска оказаться погребёнными в красивом гробу на добрые шесть футов под землёй. — Итак, вы хотите организовать дуэльный клуб? Или дополнительные курсы? — Дамблдор устало вздохнул: — Это пройденный этап, пару занятий будет некоторая активность, но затем детям всё это наскучит. Они вернутся к шахматам и плюй-камням. Квиррелл с готовностью кивнул: — Я д-думал об этом и пришёл к точно такому же выводу. — Директор выгнул бровь (одну, да-да), как бы выражая своё «и тогда зачем вы тратите моё драгоценное время?» — Я задумал кое-что п-поинтереснее станд-дартных д-дуэлей волшебников и п-просиживания мягкого места за с-столами! Над-деюсь, вы извините меня за мою самоуверенность, но я возлагаю нескромные над-дежды на то, что задумка станет игрой наравне с квид-дичем. — Это заявление явно пробудило куда больший интерес у Дамблдора, чем тот, на который он мог рассчитывать, так что вдохновенно продолжил: — Она не будет команд-дной игрой, к-каждый сам за себя, что раскроет п-потенциал к-каждого участника индивид-дуально, поможет ему научиться имп-провизировать и о-ориентироваться в ситуациях, когда п-преимущество явно не на его с-стороне. Рассказав основные положения битвы «все против всех», Квиринус выжидательно уставился на Дамблдора, который задумчиво отбивал размеренный ритм пальцем о стол. — Пожалуй, стоит позвать остальных профессоров и моего заместителя, чтобы решить некоторые проблемы, — наконец ответил он, прекращая издевательство над слухом и извлекая сладость из шкатулки. — Но сначала мне нужно задать важный вопрос. Ответ на него в полной мере повлият на мою благосклонность задумке. Вы сами придумали такую игру? Или же это была чья-то идея? — По п-правде сказать, мне п-предложил её Г-гарри П-поттер, — признался Квиррелл, глупо улыбаясь. — Сам бы я до такого не д-додумался. Но п-правила я уже п-продумал самостоятельно. Директор с таинственной улыбкой почесал бороду. — Значит, соберем быстрое совещание, — сказал он, вставая с места, и достал палочку, чтобы наколдовать сообщения. — Я буду на вашей стороне, Квиринус. Но, пожалуйста, удовлетворите любопытство старика ещё раз: что вы выбрали в качестве приза победителю? Профессор Защиты странно покосился на картины предыдущих директоров Хогвартса, которые в этот момент резко отвернулись в другую сторону и с натянутым свистом делали вид, что абсолютно, совершенно и всецело не подслушивали ни чей разговор. А затем подошёл к Дамблдору и что-то коротко шепнул ему на ухо. Брови Альбуса поползли вверх. — Откуда у вас это?