Два крыла для Ангела

2006 год Как и предрекало чутье Нарима, появление в классе звезды по имени Анжей Навроцкий произвело настоящий фурор в среднем классе со средней успеваемостью в очень средней школе. Нарим с Тимом ещё долго вспоминали день, когда в их класс — 8–Б вошёл директор и самолично представил «юное дарование, которое достойным образом представляло их страну на самых престижных музыкальных конкурсах» и теперь собиралось учиться с ними в одном классе. Директору жиденько похлопали. Само «дарование» с некоторой снисходительностью окинуло взглядом три ряда парт и застряло на Нариме. Тим, сидевший за спиной Тариза с энтузиазмом помахал ему рукой. Остальные с настороженным интересом рассматривали залётную пташку, вовсю обсуждая, насколько долго он тут задержится. Уж слишком инородным для их класса, да что там класса, самой школы, был Анжей Навроцкий. Дерзкая коса ниже лопаток, джинсы в заклепках по боковому шву, чёрный гольф под горло с логотипом известного бренда, фенечки на тонких запястьях  — всё это хорошо смотрелось где-нибудь за бугром, но не в границах закостенелого отечества. Надежды на приживление «тела» было мало. Классная руководительница Наталья Сергеевна, учительница биологии по кличке Пудель, засуетилась вокруг знаменитого ученика, не зная, где его усадить. Нарим предложил свою парту и пересел к окну, согнав на задний ряд щуплого очкарика Вострякова. Анжей, заняв место Нарима, улыбнулся Таризу, и пожал руку сиявшего, как сверхновая, Сафронова. Класс отшумел, начался урок. Тариз со вздохом уставился в окно. Возможно, он ошибался и Анжей сумеет «прорасти в их почве». Бывают же чудеса на свете… *** Через два года Нарим уже знал, что чудеса бывают только в сказках. Анжей в коллективе не прижился, но и не ушёл, упорно продолжая постигать учебу рядом с друзьями. Навроцкому довелось пережить стадию недолгого интереса к своей особе; ещё более короткую популярность у прим-класса, и впасть в затяжной период полного отчуждения. Новых друзей завести ему так и не удалось, что Навроцкого, похоже, совершенно не огорчало. Нужны ему были только Нарим и Тимофей, его верные оруженосцы, как он называл их в шутку. Нарим по совместительству стал ещё и телохранителем, так как попадал в неприятности Анжей с завидным постоянством. Внешность Навроцкого, весьма смахивавшая на анимешного героя, порождала неизменный интерес у десятилетних-двенадцатилетних соплячек, но чрезвычайно бесила дуболомов из старших классов. Каждый из них считал своим священным долгом высмеять «пучеглазку» и придумать новое прозвище пообиднее. Анжей терпел, бывало, срывался, огрызаясь, потому научился быстро бегать. Бегал вместе с Тимофеем, никогда не оставлявшим его одного. Если убежать не получалось, в дело приходилось вмешиваться Таризу. Тот имел определенный авторитет в школе и не раз спасал обоих «неформалов» от мордобоя. После долгих и изнурительных мирных переговоров Нарим частенько готов был сам задать им взбучку, но на его призывы к совести рыжик с брюнетом только хлопали длинными ресницами и клялись в том, что на этот раз «всё честно-честно в последний раз». Спелись Сафронов и Навроцкий крепче сиамских близнецов, и вскоре Нарим с беспокойством отметил, что Тимофей полностью перенял привычки Анжея. Сафронов даже пробил три дырки в ухе, как и Навроцкий. Оба щеголяли обтягивающими свитерками до пупка, неприлично узкими джинсами, и шапки, что налазили на нос. Но придраться в учебе к ним было не в чем, оба умудрялись получать самые высокие оценки, потому учителя оставили «инорасников» в покое, прекратив требовать подрезать волосы и смыть с ногтей «похоронный» лак. Нарим лишь вздыхал, с тоской вспоминая о тех спокойных пяти годах жизни, когда и не подозревал о существовании двух чудил. Он ещё не знал, что самое «весёлое» ждало его впереди. А началось всё в первый день весенних каникул. В эту дату его родители отмечали юбилей своего брака и семья Таризов собралась всем родом-племенем. Приехали сестры с мужьями и детишками, а так же родители его матери, жившие в городе на Днепре. С утра в доме царило оживление и бурлили голоса. Народу было слишком много, и Нарим решил удрать к Тиму. Воспользовавшись окном собственной комнаты, как «пожарным» выходом, Тариз-младший ускользнул из дома и потрусил в соседний подъезд. Тимофей ждал его в тамбуре, широко зевая и держась за пояс сползавших спортивных штанов с пузырями на коленях. Когда Нарим выбрался из лифта на шестом этаже, он помахал другу и засветил край белых боксерок. — Штаны потеряешь, — поддел его Нарим, проходя в квартиру. — Резинка лопнула, а других нет, — проворчал заспанный Сафронов, закрывая за ним дверь. Снимая обувь, Тариз прислушался к звукам с кухни. В раковине лилась вода, играло радио. — Маман дома? — Бабка, — буркнул Тимофей, — заехала с утра, хавчика на неделю наварить. Мать опять с очередным хахалем повеялась в столицу. Говорит, что ей роль в кино предложили. Врёт, наверное. Нарим с сочувствием покивал. Он знал, что друг рос, как сорняк у дороги, воспитывая себя сам с десяти лет. Его мать, женщина красивая, но не самая умная, по молодости снялась на второстепенных ролях в парочке фильмов и с тех пор пыталась пробиться в мир большого кино, не имея к этому ни особого таланта, ни связей. Потому легко падала в объятия любого, кто манил её обещанием помочь вернуться на съемочную площадку. Последним её покровителем стал режиссёр короткометражек, не снявший за последние десять лет ни одного фильма, но утверждавший, что способен обеспечить матери Тима нужные контакты. Потому мадам Сафронова, оставив сына, упорхнула покорять Олимп кинематографа с новым любовником. Пройдя за Тимом в его комнату, Нарим плюхнулся на широкий диван, заменявший рыжику кровать. Лис ненадолго исчез. Пока его не было, Нарим лениво оглядел комнату. Обстановка в норе Лиса не менялась годами. Всё тот же обшарпанный шкаф, старый компьютер на школьном столе, кактус-маммилярия на подоконнике, и продавленное кресло на треноге. Жили Сафроновы, перебиваясь временными заработками матери, и с помощи, оказываемой дедом с бабкой. Последние содержали небольшой собственный продуктовый магазинчик, но не шиковали. Рыжик вернулся с горкой венских вафель и включил на компьютере обожаемую им « Чёрную дыру» с Вин Дизелем. Оба оккупировали диван. В самый напряжённй момент в фильме у рыжика позвонил лежавший на столе мобильный. Подорвавшись с места, Лис сообщил, что это звонит Анжей. Нарим разобиделся. Он знал, что на него особый рингтон Сафронов не установил. Тимофей отошёл к столу, поддерживая штаны. Обнажилась уже не только резинка трусов, а и весь зад. Тариз рассеяно жевал вафлю, рассматривая филейную часть Тимофея, щебетавшего что-то по телефону и вдруг словил себя на том, что в его паху нарастает тяжесть, хорошо знакомая ему по не частым, но довольно успешным занятиям рукоблудием. И его возбуждение явно было результатом лицезрения ягодиц Тимофея. Кусок вафли вывалился из рук шатена, так и застывшего с открытым ртом. Его волнует зад Сафронова?! Нужно срочно завести девчонку. Вот только несмотря на то, что Тариз был высоким и довольно ладным, особым интересом у женской части он не пользовался. Треклятые подростковые прыщи никак не желали расставаться с его физиономией, периодически «радуя» роскошно цветущими вулканами, что появлялись то на лбу, то на носу. В отличие от него Анжей с Тимом сверкали девственно чистыми лицами, лишь изредка озадачиваясь подростковой сыпью, возникающей на лбу и висках. Утешало самолюбие Тариза только то, что и у его друзей девчонок не было. Тариз задумался над тем, какой загадочной была женская логика. Тим и Анжей, по его мнению были куда красивее него, но девчонки старше двенадцати обходили их стороной. Да и сами Сафронов с Навроцким о противоположном поле никогда не заговаривали. Фильм закончился. Нарим сполз с дивана, чтобы поставить музыку. В закладках нашёл то, что Тим слушал последним, и удивился, увидев концерт Мэрайя Кери. При нём Сафронов слушал совсем другую музыку — ту что любил сам Тариз. А любил он тяжёлый рок. Заинтересовавшись, Нарим кликнул мышкой. С динамиков зазвучал голос поп-дивы. Тариз покосился на друга — Сафронов продолжал оживленно разговаривать с Анжеем, только теперь приплясывал, держа штаны на животе в кулаке. Белые боксерки выписывали энергичные зигзаги. Тимофей всегда любил танцевать, начинал дёргаться, как только его ухо вылавливало ритм. Нарим не отрывался глазами от рыжика. Тим сам не понимал, насколько был соблазнителен в своих выкрутасах. А Нарим, глядя на Тимофея, вдруг почувствовал, что умрёт, если не дотянется до Сафронова и не уткнётся носом в изгиб на его шее. Он даже шагнул к другу, влекомый, как мотылёк на свет свечи, когда Сафронов развернулся и спас его от окончательного падения в пропасть позора, ткнув мобильным в Тариза. — Слу-ушай, — протянул он, возбужденно блестя глазами, — я ведь всё хотел тебя спросить. А ты обрезанный? Тариз, остолбенев от такого крутого поворота темы, задрал брови. — Чего? — Ну, твой отец ведь мусульманин, — Тим натянул штаны, лишив Тариза удовольствия лицезреть его зад, — значит, тебя обрезали? — Меня не обрезали, — Турок, сам не зная отчего, рассердился. — И твой вопрос бестактен. Смутившись, Сафронов прекратил улыбаться. — Ну, не тебя, конечно… — пробормотал он, — … только член. — Член у меня тоже на месте. Мусульманам обрезают крайнюю плоть, а не кастрируют. Нарим завёлся, но быстро стух, когда Тим подошёл поближе, протянув певучее «извини». Сафронов взял его за руку. Тариза всегда сбивала с толку его привычка трогать людей. Сам он старался соблюдать личное пространство, но Лис жил по своим законам. — Не сердишься? Нарим покачал головой. Сердиться на рыжика он долго никогда не мог. Теперь вопрос Сафронова даже показался ему смешным. — Хочешь, покажу, — предложил хитро. — Покажешь что? — Член. Тим опешил, заалел щеками: — По чесноку?! — А, то! Ты же не девка, чего тебя стесняться! — Нар прищурился. — Только и ты мне свой свисток покажешь. Рыжик разобиделся: — Почему это у тебя член, а у меня свисток? — Потому что у всех мусульман член, знаешь, какой? Сафронов опасливо отодвинулся. — Какой? — Огроменный, — не моргнув, заверил Нарим. — Врёшь, огроменный он только у негров. И ты наполовину мусульманин, мать у тебя … — … наполовину православная, — подхватил Тариз с хохотом и взъерошил его волос. Лис, ворча, отмахнулся. Упав на диван, Нарим расхохотался. Тим выглядел, как мокрый воробей. — А откуда ты знаешь, что у негров огроменные? — отсмеявшись, подколол шатен. — Порно посматриваешь? — А что, нельзя? У нас свободная страна. — Свободная, — согласился он, — вот только зачем тебе на члены негров смотреть, а не на титьки. Тим густо покраснел. Тариз открыл рот для нового вопроса, но, к облегчению рыжика, его прервало появление Анжея. Сафронов, взвизгнув, повис на его шее. Нарим только глаза к потолку закатил. Здороваются, как девки. Навроцкий выглядел шикарно по мнению тех, кто любил штаны в обтяжку, что ничего не скрывали, с заниженной талией, куцую футболку с черепом, и кожаную куртку фасона «а ля рвань-разлетайка». Две пряди на висках Анжей покрасил в синий цвет, в тон к глазам, и щеголял сразу тремя колечками в левом ухе. Отлипнув от Тима, брюнет отыскал глазами Нарима и улыбнулся так, как мог улыбаться лишь Анжей Навроцкий — одновременно с вызовом и смущённо. Плюхнувшись рядом с Таризом на диван, Навроцкий поджал под себя длинные ноги. — Мне предложили работу, — сказал, принимая на коленки голову упавшего рядом Тима. — Мать разослала мои портфолио по агентствам. Три из пяти первых хотят видеть меня на собеседовании. — Модель? — восторженно ахнул Сафронов. — Ты будешь самой лучшей моделью! — Я отказался. Это не моё. — Ты мог бы неплохо заработать, — сказал Нарим. — Внешность подходящая. Анжей отвлёкся от Сафронова, бросив на него долгий странный взгляд. — Ты считаешь меня красивым? Тариз фыркнул. — А кто считает по-другому? — Другие меня не интересуют, — вырвалось у Навроцкого, — только твоё… ваше мнение, — поспешно поправился он. — Я считаю, — уверенно подтвердил Нарим. — Я тоже, — попугайчиком поддакнул Лис. Анжей улыбнулся — только Таризу. Широко, с таким ошеломляюще полным счастьем, что даже испугал. Брюнет не часто демонстрировал эмоции. Что носил внутри себя, тщательно скрывая под яркой маскировкой, знал лишь сам Навроцкий. — Спасибо. — За что? — не понял Тариз. — Да за всё, — Анжей рассмеялся — и вдруг привлёк их к себе, стиснув в неожиданно крепком захвате, — за то, что в моей жизни появились. Не ожидавший от него телячьих нежностей, Нар попытался вырваться. Тим наоборот, шустро прилепил к Навроцкому все конечности. Все трое повалились на подушки. Слушая смех друзей, Тариз перестал вырываться. Обниматься так обниматься, и плевать, что по-девчачьи.