Два крыла для Ангела

4 глава 2008 год. Весенний майский день обещал быть тёплым и нудным. До конца школьного года оставались долгие две недели. Нарим, плюхнувшись за свою парту в пустом классе, швырнул на стол учебник физики, ручку, мятую тетрадь, и, усевшись в излюбленной позе — вытянув длинные ноги на соседний стул, оперся спиной о подоконник. Достав из кармана мобильный, Тариз вставил в уши наушники, настроился на радиоволну и отчалил в нирвану. До начала урока оставалось минут пятнадцать. Класс медленно наполнялся учениками. Нарима никто не трогал. Не рисковали, зная вспыльчивый характер того, к кому давно приклеилась кличка Турок. На большее ни фантазии, ни храбрости не хватило. Тариз против погоняла не возражал: Турок так Турок. Наполовину. Он окунулся в излюбленный «Раммштайн», подставив лицо солнцу, золотившему его выкрашенные в цвет глубокого махагона волосы, стянутые на затылке в короткий хвост. Басы били в сознание, на лице играли лучи. Нарим почти смирился с необходимостью отсидеть на уроках, по крайней мере половину из них, когда кто-то затряс его за плечо. Обомлев от такой наглости, Турок раскрыл один глаз. Узрев стоявшую перед ним пигалицу, с ярко-рыжей шевелюрой, парень кисло скривился. Лира Островская была единственной особью женского пола во всей вселенной, кроме его матери и сестры Амаль, с которой следовало считаться. И всё же говорить сейчас даже с ней у Нарима не было никакого желания, а, судя по возбуждённо горящим серо-зелёным глазам, Лира общаться желала и весьма активно. — Детка, — простонал он, лениво растягивая гласные, — если тебе приспичило обсудить свои женские … — Там твоих придурков бьют, — перебила она, треснув парня по затылку. — Мозг включи, дубина! Турок, замер на мгновенье, прежде чем, сорвав наушники, вскочил со стула. — Где? — рявкнул он. — На заднем дворе. Нар… — Договорить не успела — Тариз рванул на выход. Пролетев по коридорам школы со скоростью спринтера, он выскочил на улицу. Лира, бежавшая вслед за ним, что-то прокричала, но Турок не слушал. Место драки увидел, завернув к футбольному полю. Круг старшеклассников бесновался в дальнем углу за воротами. Нарим вклинился в толпу и ворвался в «глаз тайфуна». В центре на ногах остался стоять только Тим. Анжей лежал на асфальте, свернувшись в клубок, закрывая лицо руками. Сквозь пальцы стекали струйки крови. Его обрабатывали ногами сразу двое старшеклассников, третий с гоготом тянул Навроцкого за длинный хвост волос, принуждая развернуться. Брюнет держался стойкой гусеницей, упорно не поддаваясь. Сафронова били двое амбалов. Один держал, заломив руки за спину, а второй методично впечатывал кулак в живот. Голова рыжика безвольно моталась от ударов. Нарим, заорав, бросился на обидчиков Тимофея. Сработал элемент неожиданности, позволив ему сбить с ног того, кто считал Сафронова подходящей заменой боксерской груше. Упав на Тима, обидчик потянул за собой и напарника с жертвой. Не останавливаясь, Нарим крутнулся в бок, ударив ногой одного из парней, занимавшихся Анжеем. Гадёныш отлетел в сторону, но — лишь он один. Второй остался на ногах и запустил кулак в лицо Тариза. Тот, согнувшись, ушёл от броска — сказывались долгие часы тренировок в спортивной секции, однако на этом его успехи закончились. На ноги поднялся урод, мочаливший Тима и, оставив рыжика «отдыхать», устремился к Нариму вместе с дружком. Тариз оказался в одиночестве против трёх противников. Ещё двое продолжили тузить Анжея. Прорваться к Навроцкому Турок не мог: перед ним растянулась стена из трёх крепких тел. Первые бузотеры школы: Марк Попов, Толян Самойлов и Гоша Ларин, известные на всю школу как Иисусик, Самара и Танк. Все трое — одарённые мускульной силой, но не интеллектом. Ещё двое, терзавшие молчавшего, как партизан, Анжея, были их закадычными дружками: Алек Ларазев, по кличке Лобо, и Мишка Чернышенко, с гнилым прозвищем Чернь. Нарим, группируясь, зарычал зверем. Трое на одного. Все намного тяжелее, тренированные драками. Он утёр нос тылом ладони. — Давно вас, гадов, порвать надо было. Главарь пятерки — Самара, заржал: — Гляди, какой храбрый. Что, пришёл педрил своих выручить? — Раз мои, то чего чужое лапаешь? — Даже не отрицает, — восхитился Танк. Нарим перевёл на него взгляд. Танк был самым мощным из них, штангу тягал, выжимая по сотне. С него и следовало начать. Анжея всё-таки развернули, открыв беззащитное тощее пузо, и зарядили по рёбрам. Навроцкий вскрикнул, очухавшийся Тим простонал имя Навроцкого — и глаза Нарима застлало кровью. — Конец вам, сволочи, — пообещал он глухо. Была у него одна беда, точнее две. Когда кто-то пытался посягнуть на принадлежащее Нариму, планка у него падала, как у любого гордого потомка сельджуков. С основательным грохотом и близкой к световой скоростью, и тогда он становился чистой энергией ярости, берсеркером в драных на коленях джинсах, и футболке с дурацкой надписью на английском «Забил на всё». Забить ему было действительно на всё, кроме Тима и Анжея. Двух придурков, вечно нарывавшихся на мордобой, упорно игнорируя его советы прекратить бесить народ своим мировоззрением. Но это были его придурки, и никто не смел их обижать безнаказанно. Первым Нарим протаранил Танка, сбил на землю и, не щадя, ударил подошвой ботинка по морде. Танк, взвыв, схватился за лицо, оглашая воздух сообщением, что ему выбили зубы. Вторым на землю отправился Самара — ему Нарим мстительно расквасил нос. Анжея, наконец, оставили в покое, и Турок столкнулся с Чернью. Чернь отгрёб по полной, получив удар в солнечное сплетение и отправился на асфальт, в компанию к Самойлову и Ларину. Не останавливаясь, Нарим метнулся к Марку, но тот отпрыгнул в толпу. От греха подальше. Уж очень страшными сделались глаза Турка, вошедшего в раж. Лобо сунулся было под смерч на двух ногах, но на его спине с визгом повисла Лира, впивая в лицо длинные, крашеные во все цвета радуги ногти. Нарим, не щадя, врезал Лобо между ног и подхватил соскочившую с него Лиру. Завывая дурным голосом, Лазарев рухнул на асфальт — баюкать собственные яйца. Сплюнув на поверженного противника, Турок развернулся к Лире. — Цела? — Да, — глаза Островской сверкали боевым азартом. — Кого ещё мочить будем? — Откачивать пострадавших будем, — отмахнулся он и поспешил к Тиму. Рядом с Анжеем присела пара сердобольных. Лира отогнала их ядовитым замечанием, что раньше помогать надо было, и усадила Навроцкого на траву. Из носа брюнета обильно лилась кровь. Подхватив Тима под мышки, Нарим перетащил его к Навроцому. Рыжик, издав невнятное бульканье, попытался завалится набок. Вряд ли он осознавал что происходит, но Нарима узнал и вцепился в него, как клещ. — Турок, — прокашлял он, рассеивая по подбородку капли крови, — я им тоже врезал, пару раз… Честно… — Помолчи, герой, — руки Нарима тряслись от изрядной дозы адреналина, гулявшего по венам. Кто-то подал ему бутылку с водой, он плеснул Сафронову на лицо, отмывая рыжика от крови. Тим передёрнулся от боли. — Им надо к врачу, — Лира покачала головой, оттирая платком лицо Анжея. — А то я не знаю. Помоги мне, — попросил он, — вызови такси. — Такси? — её брови полезли на лоб. — Ты рехнулся? Им скорую вызвать надо! И ментов! — Ментов не нужно, у Чернышенко отец депутат в мэрии, а у Самойлова родитель — прокурор. Догадайся, кого в конечном счёте виноватыми сделают? У Тима уже есть два замечания от директора, а у Анжея их не счесть. Домой нам надо. Прикроешь? Она кивнула. — Как всегда, милый. Он похлопал девушку по руке. Лира была надежна, как стена. Такси они не вызвали. По звонку Островской к школе подъехал её ухажер на белом «Toyota Land Cruiser Prado», взрослый, роман с которым она тщательно скрывала от родни. Особо доволен предложением зазнобы доставить три окровавленных тела домой мужик не был, но Лира умела уговаривать, и вскоре они завалились в квартиру Сафронова. Попрощавшись с друзьями на пороге, Островская отправилась прикрывать их в школу, а Нарим по одному отбуксировал пострадавших в ванную комнату. Сафронов тут же уткнулся головой в унитаз, извергая из себя рвоту. — Как пить дать сотрясение мозга, — констатировал Турок. Сидевший у стены Анжей, вдруг ожив, заворочал головой. — Гдже естэм?  — По-русски, бестолочь, — кинул он Навроцкому, заботливо придерживая блевавшего Тимофея за плечи. — Где я? — послушно повторил брюнет. — Мы у Тима, — нагнувшись к нему, Нарим поднял его голову за волосы. Видок у Навроцкого был — хоть обнимай да плачь. Нос распух, скула и глаз заплыли, но хоть кровотечение прекратилось, и на том спасибо. — Отвали, — Анжей, не соображая, отбил его руку. — Свои это, — слабо успокоил его Тимофей, выныривая из унитаза. — Нарим нас спас, — Сафронов мазнул у себя под носом ладонью, и посмотрел на кровавый росчерк. Нарим угнездил зад на край ванной. — Хороши, — хмыкнул он, — может, кто-нибудь скажет мне, как вы на питекантропов наших нарвались? — Они сами нашлись. Тим упёр напряжённый взгляд в Навроцкого. Тот смотрел в потолок. Облезлый, с пятнами старых заливов. — Анж, — тихо позвал Лис. — Помолчи… — оборвал брюнет, не отрываясь от потолка. Турок переводил угрюмый взгляд с одного на другого. Внутри кольнуло неприятное чувство, что он тут был лишним. У этих двоих была тайна, которую он не знал. Не был допущен в святая святых. — На подробности я, значит, рассчитывать не могу? Доверием не вышел? Или носом? Тим потянулся к руке Анжея. — Нар — он же свой, — прошептал он, — ему можно… — Можно что? — взорвался Навроцкий, сбрасывая его руку. — Хочешь всем рассказать? Давай, вывеси объявление! На здании школы или дома! А можно и на афише написать, какой я урод! — Тогда я тоже урод! — закричал на него Тимофей. Сафронов попытался вскочить на ноги, поскользнулся на мокром полу и, съехав вниз, ударился локтем об унитаз. Нарим, ругаясь матом, подхватил его, но Тимофей вырвался, отворачиваясь. — Да, что с вами происходит?! — заорал Турок. Кричать он умел не хуже двух «истеричек». — Вы мне оба мозг уже взорвали! Что с вами такое происходит?! И это всё зачем?! — Он поддел майку Тима с прорезями на груди, следом подцепил обтягивающую футболку Анжея с безумным принтом из черепов с розовых бантами. — Для чего это всё?! Ваши попугайские наряды? Вызов обществу?! — Ты тоже волосы красишь, — огрызнулся Тим, закрывая собой Анжея. Нарим изумился. Тимофей боялся, что он может навредить Навроцкому? С чего вдруг? — Я крашу для прикола! — Мы тоже, — Сафронов смотрел на него с вызовом, а Анжей молчал, отвернув голову в сторону. — Для прикола. — Вас в школе фриками считают. Нравится? — продолжил бесноваться Нарим. — Неужели непонятно, что вы сами нарываетесь на драки? Мазохисты чертовы! Я из-за вас скоро кулаки сотру! — А ты не защищай, мы сами как-нибудь. — Что сами? Сдохнуть хотите? — Я умереть готов… Шепот Навроцкого заставил Нарима подавиться возмущением. — Ты что несешь, красавица спящая? Разбудили с утра без поцелуя? Не с той ноги из хрустального гроба встала? — Обратно в гроб захотела! Анжей отбросил от себя руки умолявшего остановиться Тима и, поднявшись на ноги, шагнул к разъярённому Нариму. — Хочешь знать, почему нас поколотили? — выдал сквозь зубы. — Застукали потому что. Место выбрали неудачное. Кто же знал, что банда Самары за турникетами покурить любит. — За чем застукали? — промямлил Нарим, отступая под его натиском. Глаза Анжея, тёмные, как августовская ночь, растопили в себе остатки его злости. — Как мы тискались, — Навроцкий ухватил его за ворот футболки, — с Тимом, — он лихорадочно хохотнул, услышав, как позади отчаянно всхлипнул Лис. — Что теперь скажешь? За дело нас, пидоров, побили? Жалеешь, что полез нас защищать? Нарим тщетно пытался взглянуть через него на Лиса. Анжей был высоким, таким же, как сам Нарим, только тонким, таким, что сожми за талию — и переломится. Тим наоборот, был ниже обоих на полголовы. Глянуть на Тимофея Анжей ему не давал, закрывал собой, ловя взгляд шатена. — Так что скажешь? — Скажу, что шутки у тебя дурацкие… Договорить ему не дали. Губы — жадные, горячие, впились в рот Турка. Анжей обвил его шею руками. Взял в плен, впечатал в стену. Нарим с размаху влепился затылком в кафель и ахнул от боли. Рот открыл зря — в него скользнул язык, подарив вкус крови, послав по телу волну томящего жара, что связался в узел в паху. Анжей застонал так завораживающе, что у Нарима снесло крышу. Руки сами обхватили ходившие ходуном чужие рёбра, губы впустили наглый язык глубже. И тут же Турка как ушатом холодной воды окатило… Тимофей закричал — так, словно у него разом вырвали сердце, и зарыдал, голося, как женщина. Суча ногами по полу, и впив руки в рыжие патлы. Нарим, оторвавшись от Анжея, с секунду смотрел в затуманенные синие глаза в полном ошеломлении, и тут же бросился к рыжику. Упав на колени рядом с завывавшим Сафроновым, Турок заключил его в объятия. — Тим, ты что?! Тимоша! Он закачал его на груди, прижав губы к макушке, пахнущей солнцем. — Ну, что ты, маленький… А Сафронов выл, уткнувшись лицом в его грудь в таком горе, что по сравнению с ним разрушение вселенной было детским лепетом. И цеплялся скрюченными пальцами в Тариза, только бы удержать. Потому что, если оторвётся, то Тимофея не станет. Развалится на части. Хлопнула дверь. Нарим, прервав утешения, развернулся. Позади было пусто. Анжей ушёл.