Два крыла для Ангела

Самолет вылетал в пять утра. Анжей через Лену выпросил у отчима разрешение провести ночь перед отлётом рядом с сестрой, и Лена привезла его в больницу сразу после ужина. Со времени последнего скандала с Сержем за общий стол с остальными домочадцами он не садился и практически не выходил из своей комнаты. Глава семьи его молчаливый бунт оставил без внимания, был слишком занят организацией предстоящего перелёта в Германию. Навроцкий нанял специально оборудованный автомобиль «скорой помощи» для доставки Божены в аэропорт, заключил договор с квалифицированной медсестрой, которая должна была следить за состоянием Божены в воздухе, и арендовал самолет, приспособленный для перевозки тяжелобольных. Перелёт в Германию влетел в кругленькую сумму, но денег Серж не жалел, главным было поставить на ноги Боженку. Анжей старался отчиму на глаза не попадаться, от Яна ускользал неуловимой тенью, и единственным человеком, которому удавалось вытащить из него хоть несколько слов за день, была Лена. Общаться с ней он не отказывался, но отвечал односложными «да» или «нет», каждый раз добавляя тихое «спасибо», пугавшее её больше, чем все остальные его странности, включавшие общение, стоя боком к собеседнику. Привезя подростка в больницу, Лена поднялась с ним к палате Боженки и ушла договариваться с ночной сменой медсестёр, чтобы те присмотрели за Анжеем. В ожидании Квятковской, Навроцкий-младший направился в палату сестры, но сразу же выбрался обратно в коридор с порозовевшими щеками: одна из медсестер готовила Божену ко сну и обтирала тельце девочки влажной салфеткой. Лена вернулась через двадцать минут, неся в руках захваченные из машины термос с чаем и пакет с бутербродами. — Держи, — она протянула ему свою ношу, — ты ужин почти не тронул. Захочешь поесть — я положила ветчину с огурчиками, так, как ты любишь. — У меня нет аппетита, зря беспокоилась. — С тебя штаны скоро падать начнут, — девушка, ворча, оттянула пояс его джинсов, — если бы не ремень, ты бы уже подштанниками светил. Впрочем, и так светишь. Он подтянул джинсы, скрывая бельё. — Это мода такая. — Это ты тощий такой, а не мода. Пойду загляну к Боженке и поеду домой, — она пытливо глянула на него, — может, с тобой остаться?  — Не надо. Я справлюсь. — Ты никогда не ночевал в незнакомом месте один. — Это же больница, Лен. Что со мной тут может случиться? — Да, ты, конечно, прав, — Квятковская погладила его по щеке, подросток напрягся, но от ласки не отказался. В сознании кольнула мысль, что так его ласкала мать, а он, вечно бурча, уходил от её рук. Лена вошла в палату Божены, оставив его снаружи. Когда она появилась вновь, Анжей сидел в обнимку с пакетом и термосом на скамье, уставившись в стену. Девушка покачала головой: Навроцкий-младший в последнее время слишком часто выпадал из реальности. Квятковская присела рядом, но он её присутствия не заметил. — Анжей? Вынырнув из мыслей, он поднял голову. — Ты всё ещё веришь мне, детка? Анжей некоторое время молчал, прежде чем вяло кивнул. — Этот период просто нужно пережить, — повторилась Квятковская. — Я знаю, что ты сердишься на Сержа, но он делает то, что должен делать отец для своего ребёнка. И это не значит, что о тебе он не позаботится тоже. Он только выбрал того из вас, кому сейчас помощь требуется в первую очередь. Его губы дрогнули, но ни одного звука так и не вырвалось наружу. Из палаты Божены вышла медсестра, сказав, что он может войти. Лена и Анжей поднялись. Девушка, притянув его к себе, чмокнула в лоб и шлепком отправила в сторону палаты. — Только телефон не отключай, — напутствовала она напоследок. Он махнул рукой, подтверждая, что услышал и скрылся за дверью. Постояв ещё немного в размышлениях, не стоит ли ей остаться в больнице, Квятковская, решившись, направилась к выходу. Войдя в палату сестры, Анжей поставил термос с пакетом на столик и опустился на стул возле койки. Рядом с Боженой его, наконец, оставили в покое. Некоторое время он сидел, глядя на свои подрагивающие руки. Справившись с волнением, Анжей дотронулся до руки сестры, лежавшей поверх одеяла. Девочка не открывала глаз, погружённая в сон. Периоды её бодрствования всё ещё были слишком коротки. Он уткнулся лбом в койку, не выпуская ладошки Божены. Её пальцы были холодными. Он поднёс их к губам, подул, согревая дыханием. — Если бы я мог всё исправить… — прошептал с отчаянием, в горле собрался ком. — Мамы больше нет… — осознание случившейся с ним беды не становилось легче, сколько бы он ни повторял себе того, что смерть забрала её раз и навсегда. — У меня никого не осталось, только ты, Жэн. А теперь увезут и тебя… Он утёр ладонью сбежавшую по щеке слезу. Скрипнувшая дверь прервала его откровения и Анжей оглянулся на вход. Ожидал увидеть Сержа или Лену, однако на пороге застыл неизвестный ему пацанёнок, года на два младше самого Навроцкого, в пижаме, и накинутом сверху больничном халате. Голову гостя обвязывала бандана с рисунком черепов, державшаяся на смешно оттопыренных ушах.  — Ты кто? — удивленно спросил мальчишка. — Анжей, — машинально ответил он. — А ты кто? — Димон. Навроцкий потёр висок, пытаясь избавиться от давящий изнутри черепа боли. — Ты палату перепутал, Димон. — Ничего я не перепутал, я сюда часто захожу. К Божене. Анжей удивленно вскинул брови. — Откуда ты знаешь мою сестру? — Так ты её братец? Что-то я тебя тут не видел. — Ну, я тебя тоже… в родственниках своих не числил. — Так я же просто по дружбе захожу. Ей тут по ночам одиноко. Я всех, кто в коме, обхожу. Люблю с ними поговорить. — С коматозниками? — брякнул Навроцкий. — И часто они тебе отвечают? — Они всегда со всем соглашаются. Молчание — это же, сам знаешь, знак чего. — Мальчишка пошаркал разношенными тапками к окну и умостился задом на широкий подоконник. Видать, давно там место облюбовал. — Чего ревел? — спросил он, взявшись за узел банданы на затылке. Анжей с досадой поджал губу. Значит, видно, что сопли разводил, как девчонка. — Не твоё дело, — нагрубил он. — Ясен перец, что не моё. Так чего ревел? Его настойчивость вызвала у Анжея злость, но мальчишка развязал концы банданы и та, упав на плечи, отрыла совершенно лысую голову. «Онко», — понял он, и постыдная злость быстро испарилась, как снег на солнце. Сидевшему перед ним мальчишке было куда хуже, чем ему. Устыдившись своей вспышки, Навроцкий отвёл взгляд. — Прощение у сестры просил, — глухо сознался он. — Это я её ремнем не пристегнул, оттого она и вылетела через лобовое стекло машины. — Признание, сорвавшееся с губ, заставило тяжело сглотнуть. — Я злился на мать, наговорил ей гадостей. Может она из-за меня и… — Ты дурак? — перебил Димон. Анжей в замешательстве моргнул: — Что? — Я говорю, ты дурак? Кумпол свой проверял у эскулапов? — мальчишка постучал себя по виску. Навроцкий растерялся. — Зачем мне голову проверять? — Потому что, похоже, у тебя с ней не всё в порядке, брат. —Опять лезешь ко мне в родственники? — Нет, в душу, блин, — огрызнулся Димон, вновь обязывая голову банданой. — Я слышал, что с твоей сестрой и матерью случилось. И вот что тебе скажу, брат, — он, дразня его, сделал ударение на последнем слове, — нет в том, что случилось, твоей вины. Это судьба, а с ней не поспоришь. — Я в судьбу не верю. — А зря, — Димон глубокомысленно задрал палец вверх, смешно морща нос. — Она есть, и с ней не поспоришь. — Странная у тебя вера… — пробормотал он, разглядывая синие круги под лишенными ресниц глазами мальчишки. — … при моём-то диагнозе, — договорил не высказанное им Димон. — Вот потому-то я и верю в судьбу. Чтобы никого не винить. Анжей поднял взгляд к его бандане. — Химия, — пояснил Димон. — Уже понял. — Отвратная штука, я тебе скажу, эта лейкемия. Пристала ко мне, как банный лист. — Может, отодрать? — неудачно отшутился он. — Да не выходит, приставучая, зараза, — Димон сложил губы дудочкой, помимо воли заставив Анжея улыбнуться. Оптимизму мальчишки можно было позавидовать. У него вышло то, что не вышло ни у Лены, ни у самого Анжея: Димон заставил его посмотреть на случившееся под иным углом. Нет, ответственности за случившееся с Боженой он с себя не снял, как и об эгоизме, выплеснутом на мать, не забыл, но дышать неожиданно стало легче. — Ты за сестру не волнуйся, — продолжил гость, — она сильная, выкарабкается. В горле Анжея запершило. — Спасибо, — поблагодарил он ломким голосом. — С тобой тоже всё будет хорошо. — А как же, — бодро согласился Димон. — Я ведь боец. У меня на судьбе написано прожить сто лет. У меня знаешь, какой план большой! Победить рак, стать знаменитым политиком и наказать всех тех зажравшихся тварей, что считают, что мир должен жить по их грёбанным правилам. Неожиданный гнев, промелькнувший в словах мальчишки, стёр улыбку с губ Анжея. Спросить о столь странном желании он не успел, в палату заглянул Влад Островский и, обнаружив Навроцкого в компании Димона, вошёл внутрь. — Дим, ты что здесь снова делаешь? Тебя отец по всем этажам ищет. — А чего ему меня искать? — буркнул мальчишка, однако с подоконника слез. — Куда я отсюда денусь? Ещё увидимся, брат, — бросил он, проходя мимо Навроцкого и выскользнул из палаты. Островский, закрыв за ним дверь, дружелюбно улыбнулся Анжею. — Когда мне сказали, что ты в больнице, решил тебя навестить. — Я здесь с ночевкой. — Лена звонила, просила тебя проверять время от времени. Я сегодня в ночь, так что буду заглядывать. — Я и сам справлюсь, — чрезмерная опека Квятковской иногда утомляла. — Что с Димоном? Влад, сбросив улыбку, сел напротив. — Лейкемия. Тяжёлая форма. Лечению поддаваться не хочет. Его отец работает у нас в отделении. Хирург высочайшего класса, а сыну помочь не может. Димка у нас здесь обитает почти круглый год. Мать его умерла лет с пять назад. Отец так и не женился, вот они тут оба и толкутся сутки напролёт, один лечит, второй лечится. — А чем его правила так обозлили? — Правила? — не понял Влад. — Димон мечтает стать политиком, чтобы поломать все правила, выдуманные зажравшимися тварями. Это не я, это он так сказал, — пояснил он на его выгнувшиеся луком брови. — Ах, вот о чём идёт речь, — Островский усмехнулся, складывая руки на груди. — Есть одна экспериментальная методика лечения лейкемии, отец Димки уверен, что она может помочь, но применить её не позволяют — чиновники из Министерства стоят непробиваемым заслоном. Он пока бьётся с ними написанием бесконечных запросов и жалоб, однако это не срабатывает. — А без этой методики? Влад, помрачнев, отвёл взгляд к окну. Снаружи в свои права вступила ночь. — Без неё у парня шансов нет. Да и с ней… кто знает? Рак — штука упорная. — Островский расплёл руки и поднялся. — Мне надо больных своих обойти. Не скучай тут. Анжей, пребывая под впечатлением его слов, кивнул. — Не буду. Влад вышел из палаты. Навроцкий ещё долго сидел в неподвижности, думая о Димоне. Все его проблемы и выеденного яйца не стоили по сравнению с проблемой паренька в бандане. Неразделённая любовь, отсутствие взаимопонимания с отчимом, наличие шантажирующего его Яна, расставание с Боженой и неизвестность его будущего были ерундой, в отличии от беды, с которой столкнулся Димон. Анжей склонился к сестре, неожиданно остро почувствовав за неё страх, и погладил бледную щёчку малышки. — С тобой больше не случится ничего страшного, — клятвенно пообещал он. — Я буду тебе лучшим братом на свете, Боженка. Самым-самым лучшим. Только вернись здоровой и позволь мне всё исправить. Нагнувшись к сестре, он поцеловал её лоб. Уснуть в эту ночь ему так и не удалось. Когда в начале четвёртого утра за Боженой приехал Навроцкий-старший с Леной и Яном, то застали его на том же месте, рядом с койкой Божены. Анжей так и не выпустил её руки. Серж склонился к дочери. В палате уже суетился медперсонал, готовясь к транспортировке Божены. Анжей забился в угол, чтобы не мешать. Лена, ободряюще улыбнувшись ему, встала рядом. Выглядел Навроцкий-младший усталым, круги под глазами свидетельствовали о бессонной ночи. — В школу сегодня не пойдёшь, — шепнула ему Квятковская. Он качнул головой, показав, что её услышал. В аэропорт они выехали на машине Сержа, за руль сел Ян. Моравский время от времени бросал взгляд в зеркало салона, следя за Анжеем. Навроцкий-старший в аэропорт отправился на машине «скорой помощи». В салон автомобиля Навроцкого-старшего села Лена. Заметив внимание Яна к Анжею, девушка демонстративно задвинула его в угол и с вызовом вперилась в Моравского. Блондин угрюмо уставился на дорогу. Дальнейшие несколько часов пролетели в быстрой смене событий. Анжей запомнил их лишь отрывками. За двое суток ему удалось поспать не больше четырёх часов. От усталости у него шумело в ушах, а коленки сделались ватными. Серж, пройдя процедуру оформления документов на отлёт, вернулся к ним, чтобы отдать Лене и Яну последние распоряжения. Навроцкий-младший стоял у стеклянной стены, выходившей на автостоянку. Смотрел, как постепенно сереет небо, готовясь отдать себя рассвету. Услышав за спиной чеканные шаги Навроцкого, он напряжённо поднял плечи. Того, что Серж решит с ним попрощаться, он не ожидал. Сердце заколотилось, он сжал пальцы, чтобы не упасть. Слабым и жалким выглядеть не хотелось. — Я надеюсь, что время относительной самостоятельности пойдёт тебе на пользу, Анжей, — сказал мужчина, встав рядом. — Пора начинать взрослеть. И научиться отвечать за свои поступки. Он открыл рот, чтобы ответить, но горло неожиданно сковал спазм. Когда он сумел с ним справиться, Серж уже направился к залу для вылетающих. И это всё? Навроцкий-младший разочарованно опустил плечи. А чего он ожидал от человека, который его ненавидел? Тёплых объятий и заверений в том, что не бросит? Так ведь он, Анжей, никогда от него не требовал отцовских чувств. Ничего ему Серж был не должен. Его плечи опустились. Позже он стоял вместе с Леной на улице, ожидая, пока самолет взлетит в небо. Серебряная металлическая птица поднялась над бетонной полосой, уносясь к облакам. Квятковская обняла его за плечи, ободряюще погладила ладонью макушку. Проводив самолёт взглядом, Анжей уткнулся в её плечо. — Всё будет хорошо, — пообещала Лена, следя за удалявшимся самолетом. Стоявший позади них Ян фыркнул. Этого он бы так храбро на её месте не обещал.