Два крыла для Ангела

Разыграть тяжелобольного перед Леной Анжею не удалось, и Квятковская самолично отвезла его на следующий день в школу. По дороге он долго думал, как будет вести себя с Наримом. Решив, что будет делать вид, что это не он вчера получил по мордам и был зачислен в шлюхи, он весьма успешно справился с задачей войти в класс с непроницаемым выражением лица. Но блефовать не понадобилось — ни Нарим, ни Тимофей на уроках так и не появились. Зато весь день от него не отлипал Востряков. Гришка встретил Анжея с лихорадочно горевшим взглядом и тёрся рядом на каждой перемене: то яблоком угостит, то задачку попросит списать, то вдруг рюкзак тяжёлый вызвался понести. Рюкзак Навроцкий не отдал, глянул со злостью. — Ты чего от меня хочешь? — устав от его повышенного внимания, спросил напрямую, загнав Вострякова в угол коридора у раздевалки. — Запись я тебе не отдам. — Да мне и не надо, — Гришка нервно облизал пересохшие губы, — я тебе дурь и так таскать буду. Бесплатно. Если… Востряков повесил в воздухе паузу. — Если что? — выцедил Анжей. — Если сделаешь то, про что Нариму говорил, — выдохнул он скороговоркой. Навроцкий, сощурившись, склонил голову к плечу. Знал, что Гришка гнида, но чтобы настолько… — И что же я такого тебе сделать должен? — его голос мог заморозить лаву в аду, но Гришка тревожных сигналов не замечал. — Сам знаешь что. Минет. — Мине-ет? — Навроцкий недобро усмехнулся. — Ты же у нас, вроде бы, с парнями не спишь. — Так это же минет, его и девки делают. — Раскрою тебе секрет, девки ещё и в зад дают. — Мне в зад не надо, — подумав, уверенно отказался Востряков. — Только отсосать. — Ну так соси, — Анжей потянулся к поясу своих джинсов, — раз так припёрло. Гришка округлил глаза: — Да не я, а ты! — Ах, так ты ждёшь, что это я тебе отсосу? — «изумился» Навроцкий. И рванул Вострякова к себе за ворот рубашки. — Губу закатай, наркобарон недоделанный. Востряков пригнулся, прикрывая физиономию, и прошипел, что всем расскажет, что красавчик-недотрога Анжей Навроцкий — гей. — Валяй, — равнодушно подначил он, выпуская его ворот и брезгливо оттирая руки о джинсы, — а я на стол ментам запись со своего мобильного положу. Или может, сам к ним с чистосердечным признанием придёшь? Покаешься в том, что в компании с великовозрастным обалдуем братцем наркоту в школе толкаете малолеткам? Гришка, побледнев, оглянулся. — Да тихо ты. Пошутил я. — Шутки у тебя поганые. В коридоре мелькнула красноволосая голова. Анжей, встрепенувшись, дёрнулся в сторону, но это оказался не Нарим. Востряков что-то ещё лепетал, прося его никому не говорить о его «левых доходах», а Навроцкий, уже забыв о нём, шёл к лестнице. То, что в школу не пришли и Тимофей, и Нарим, могло значить лишь, что оба решили прогулять и скорее всего, засели в квартире Сафронова. Наслаждаются друг другом и смеются над отвергнутым неудачником Навроцким. Ревность вперемешку с обидой тяжестью легла на сердце. К концу уроков ему позвонила Лена, спросив, не забрать ли его машиной. Анжей ответил, что намерен задержаться в школе, и доберётся домой сам. Квятковская сообщила, что съездит домой, к родным, а ужин ждёт его в холодильнике. Поблагодарив, Анжей отключился. Решение сходить к кое-кому в гости у него созрело ещё накануне вечером. Он даже подарок прихватил, для особого друга. Востряков больше не лез, держа дистанцию, испепеляя его злобным взглядом. Гришкино недовольство его не волновало. Как только прозвонил последний звонок, Навроцкий вышел из школы, напрочь забыв об инциденте с крысёнышем. До больницы пришлось ехать четыре остановки на троллейбусе, по дороге он забежал в супермаркет и купил ведёрко с мороженным. Подумав, прихватил большую шоколадку с карамельной тянучкой и отправился к кассе. Благо Моравский его хоть карманных денег не лишил. Выдавала ему Лена не много, однако на сладости скопить удалось. Загрузив покупки в рюкзак, Навроцкий, не таясь, проглотил очередную «пилюльку» и, ощутив первую волну химической расслабленности, потащил себя к зданию больницы. Нужную палату под номером четыре отыскал без проблем. Димона, оказывается, знали все и медсестра охотно подсказала ему, куда идти. Димка сидел на подоконнике, в излюбленной позе, поджав коленки и увлеченно что-то рисовал в альбоме. Анжей смущенно затоптался на пороге. Заметив своего гостя, мальчишка вытянул соединённые с мобильным телефоном наушники из ушей и просиял улыбкой. — Какие люди! — он, соскочив на пол, принял его рукопожатие, улыбаясь во все зубы. Рукопожатие вышло на редкость эмоциональным, так как Димон тут же перевёл его в объятия. — Это куда ж тебя усадить? — мальчишка засуетился, освобождая для него место на стуле. — Ты извини, у меня тут вечный срач, зато палата своя. Индивидуальная. — Его взгляд скользнул по соседней, заправленной койке. — Теперь, — добавил натянуто. — Был один сосед, да помер. Навроцкий сглотнул. Усадив гостя на стул, Димон запрыгнул на койку и принялся болтать, пересказывая ему все больничные сплетни. Анжей сидел, прижав к груди рюкзак, зачарованно слушая бурный поток информации, что была ему абсолютно не нужна, но Димон околдовывал своей кипучей энергией. Настолько жизнерадостного человека он ещё не встречал и устремился к его теплу, как бабочка на свет свечи. Он встрепенулся, только когда Димон неожиданно закашлялся и, задыхаясь, потянулся к прикроватной тумбочке. Вскочив со стула, Навроцкий поспешно подал ему стоявший там стакан с водой. — Я тебя не утомил своей болтовней? — просипел Димон. — Ко мне гости не часто приходят, вот я и расчирикался. — Да нет, — он, поставив стакан на место, снова сел на стул. — Слушать тебя было интересно. Ты сам как? Димон расправил плечи: — Я-то? Я — молодцом. Мне другим быть нельзя. А то папка слишком огорчается. — Я своего уже почти и не помню. — Умер? — притихнув, спросил Димон. — Смылся. — Только сволочи детей бросают. Навроцкий хмыкнул — Димон был максималистом, как и все подростки. Но он был прав. Детей не бросают. Анжея умудрились бросить даже дважды — и отец, и отчим. Вздохнув, он, спохватившись, потянулся к рюкзаку. — Я ведь тебе угощение принёс вместе с подарком. Глаза Димона вспыхнули чисто детским любопытством. — Подарки я люблю. Да только не надо было. — Брось, — отмахнулся Анжей, — мне приятно кого-то одаривать. — Он, поднявшись, выложил на тумбочку подтаявшее мороженое и сладости. — Не знаю только, можно ли тебе это, — запоздало засомневался он. — Можно, можно, — Димон с энтузиазмом ухватился за шоколадку. — А мороженое в холодильник поставить надо. Он указал на мини-холодильник, стоявший в углу палаты, и Анжей отнёс туда ведёрце. Вернувшись, вытащил из рюкзака планшет. — Это тоже тебе. Димон, распахнув глаза, уставился на протянутое ему богатство. — Ёлки-палки… — Я тут целую кучу игр закачал. Бери, я из игр вырос. Мне всегда музыка больше нравилась. Димон, приняв подарок, с благоговением погладил планшет: — Отец сердиться будет… У меня же даже не день рождения. — А когда он будет? — Да месяц назад. — Значит, с прошедшим тебя. Лучше, как говорится, позже, чем никогда. — Тогда спасибо, — Димон расплылся в блаженной улыбке, — а у меня даже торта нет, тебя угостить. — Не парься. В следующий раз угостишь. Димон фыркнул, смешно сморщив нос: — Если будет этот следующий раз. Улыбка схлынула с губ Анжея. Димон, заметив его реакцию, успокоил: — Не боись, я умирать не собираюсь. Я про то, придёшь ли ещё в гости. — Так я же вроде тоже умирать не собираюсь. — Весьма правильное решение, мужик, — подражая взрослому басу, выдал Димон. Оба рассмеялись. Навроцкий, пересев на койку, показал Димону, как пользоваться планшетом. Внутри него словно поселились светлячки, разгоняя царившую внутри темноту. Пробыв в больнице полтора часа, он покинул Димона в состоянии, весьма близком к безмятежному покою. Поправить настроение помогла очередная «пилюлька» Вострякова. Придя домой, Анжей, к своему облегчению, обнаружил, что Яна ещё нет, и быстро прошмыгнул в кухню. Лена оставила для него любимые им блинчики со сметаной и баночку меда. Поставив тарелку с блинчиками на стол и налив в чашку сок, Навроцкий принялся поглощать еду, торопясь успеть насытиться и закрыться в своей комнате. Пока ел, взял пульт от телевизора и включил висевший на кухне телевизор, послушать новости. Новости вещали, что в стране просто зашибись, как хорошо. Анжей переключился на музыкальный канал. Здесь не врали глобально. В голове шумело. Третья «пилюлька» за день, была, похоже, лишней. Стало жарко. Стянув свитер, он остался в одной обтягивающей куцей майке. Стянув резинку с волос, он отправился с тарелкой и чашкой к умывальнику. С экрана полилась песня Мадонны «Get Together», с живым, эмоциональным ритмом. Смывая остатки сметаны с тарелки, Анжей, напевал под нос текст песни. Через минуту он уже самозабвенно танцевал, с воодушевлением, которого уже давно не чувствовал. На душе было легко, и Навроцкий, закрыв глаза, кружил по кухне, раскрыв объятия миру. Застывшего на пороге Яна, с отвисшей челюстью смотревшего на его выкрутасы, он не увидел. Как и того, как Моравский потянулся к собственному паху и помял вставший бугор плоти. В глазах блондина бушевал голод хищника, глаза скользили по телу мальчишки — гибкому, тонкому. Он желал обладать им больше, чем кем-либо за всю свою жизнь. Овладеть, сломать, иметь «во все щели»… С губ Яна сорвался рык. Он шагнул к танцевавшему, повернувшегося к нему спиной Анжею, но тут же отступил назад. Во входной двери защелкал замок. Лена. Моравский едва успел отступить в коридор и исчезнуть в ванной — прежде, чем девушка вошла в дом, а Навроцкий, выключив воду и приглушив звук телевизора, побежал посмотреть, кто же пришёл. Увидев, что в коридоре раздевается Квятковская, Анжей с облегчением перевёл дух. Заметив его, Лена тепло улыбнулась. — Ты уже поел? — Да, не волнуйся. Девушка, подойдя к нему, потрепала его волос. Щёки подростка раскраснелись от танца, глаза сверкали. — Ты сегодня веселый. — Это плохо? — он смутился. — Думаешь, я не должен? — Чего не должен? — удивилась она. — Радоваться? — Божена… — в его глаза скользнула застарелая вина, — … всё, что с ней случилось… — … что случилось, то случилось, — договорила она. — А Божена встанет на ноги, и всё дурное забудется. — Да, наверное, — он согласился, только бы Лена не волновалась за него. Ощущение радости безнадежно улетучилось. — Я пойду к себе, — он спустил её руку со щеки, — мне уроки делать надо. Лена удерживать его не стала. Они разошлись, каждый в свою комнату. Моравский вылез из ванной, убедившись, что коридор пуст. Войдя в кухню, он выключил забытый Навроцким-младшим телевизор и сел за стол, всё ещё чувствуя бродившую внутри муть желания. На банкетке рядом лежал свитер Анжея. Ян потянул его к себе, вжался лицом в свитер, глубоко вдохнул запах Навроцкого. Мягкая ткань пахла миндалем и юношеским телом. Тяжесть в паху стала совсем невыносимой. Анжей должен достаться ему одному. Но между ним и мальчишкой стояла Квятковская. О ней следовало позаботиться в первую очередь. Опустив свитер, Моравский, устремив взгляд к выходу из кухни, прислушался. Из комнаты Анжея не доносилось ни звука, в глубине квартиры слышалось журчание голоса диктора — Лена смотрела у себя телевизор. Достав мобильный, он быстро отыскал нужный номер, и, продолжая держать свитер Навроцкого в руке, приложил телефон к уху. Абонент отозвался сразу, хриплым со сна голосом. — Нужно встретиться, — не тратясь на приветствия, сказал он. — Есть работа для твоих архаровцев. *** В тот же момент, как Ян выкладывал своё требование о встрече абоненту, обозначенному в его «списке друзей», как Зверь, на телефон Анжея, лежавшего на постели с фотографией матери и Божены на груди, пришло сообщение. Услышав курлыканье мобильного, Навроцкий открыл глаза и бережно устроил фоторамку обратно на тумбочку. Погладив пальцем личико сестры, по которой он скучал так же сильно, как горевал о матери, Анжей, сев на постели, потянулся к телефону. Сообщение пришло от Тимофея. Сердце ёкнуло дурным предчувствием, Сафронов уже давно не тревожил его звонками. Пока он раздумывал, открывать ли сообщение, мобильный издал новую трель. Пришло второе сообщение от него же. А потом и третье. Анжей сглотнул, его пальцы отчего-то затряслись. Решившись, он всё же открыл сообщение и похолодел, прочитав: «Нарим в беде, помоги мне». «Анж, если не поможешь — Нар пропал!» «Выйди из дома!!!» Четвертое сообщение, что пришло, пока он читал три первых, содержало отчаянный вопль души: «Пожалуйста, не будь сволочью!!! » Сволочью он не был. Если Тимофей дошёл до оскорблений, значит, дело действительно было плохо. Если не поможешь, Нар пропал… Анжей выдохнул, только сейчас заметив, что задержал дыхание и, вскочив с постели, принялся лихорадочно натягивать одежду. Уже надев куртку, он получил пятое сообщение о том, что нужны колеса и, прочитав его, бросился к столу. Встав на колени, он нащупал под дном приклеенные скотчем ключи от скутера. За слишком быструю езду отчим лишил его права пользоваться купленной матерью на пятнадцатилетие «Хондой», но запасные ключи он сберёг, как и дубликат от двери в подвал, где хранил своё сокровище. Высунув голову из своей комнаты, он осмотрелся и быстро выскользнул наружу. Открыть дверь вышло почти бесшумно. Анжей бросился к лифту. Тимофей ждал его под подъездом, набирая очередное сообщение с призывом к его совести. Увидев появившегося из двери Навроцкого, Сафронов в эмоциях бросился ему на шею. Анжей оторопел, но снимать его с груди не стал. Хотя и обниматься в ответ не полез. Рядом с подъездом стояла Амаль, на неё он и смотрел. Девушка дрожала на ветру в тонком домашнем платье и тапочках, кутаясь в куртку Лиса. — Что случилось с Наром? — спросил он у Тариз. — Брата побили и увезли. Батур с родственниками, — голос девушки звучал слабо, Амаль была бледна, со следами слёз на щеках, — они решили, что его следует «излечить». — От чего? Амаль глянула в сторону продолжавшего висеть на шее Навроцкого Тимофея. — Вот от него… Отец с Батуром застали Нарима, когда он целовался с Тимом в подъезде дома. Анжей оторопел. Сложить «дважды два» вышло быстро. Семья Тариза была мусульманской и, хотя мать Турка и была славянкой, обычаи и веру Тариза-старшего соблюдали строго. Представив, что ждало Нарима в руках религиозных фанатиков, Анжей, оторвав от себя Сафронова яростно встряхнул его за плечи. — Вы что наделали, придурки?! Не могли дома у тебя лобзаться?! — Я не виноват, — простонал он, заливаясь слезами. — Нар сам… набросился на меня, стал целовать. — А твой мозг где был?! — Ниже пояса, — устало подсказала Амаль. — У обоих. Тимофей, всхлипывая, размазывал слёзы. — Нарима спасать надо… Они его уволокли куда-то. Потом будем разбираться, кто и в чём виноват, Анжей. Помоги нам. Ты же его тоже любишь. Щёки Навроцкого вспыхнули слабым румянцем. Услышав окончание его фразы, Амаль, распахнув глаза, тихо ахнула. — Меня не выбрали, — сквозь зубы «успокоил» её Анжей, кляня про себя болтливый язык Сафронова. — Вот он, — Навроцкий кивнул на Тима, — избранник твоего брата. Кто такие эти Батур с родственниками? — Батур — наш зять. У него с отцом новый бизнес, ресторан за городом — «Восточная кухня», — она вытянула из кармана листок с рекламой ресторана, — здесь адрес. Они Нарима, скорее всего, туда повезли. Брата избили, мне с матерью забрать его не дали. Я через окно вылезла, хорошо хоть на нём решетку отец ставить не стал. Найдите его, обратиться в милицию я не могу. Скандала мать не хочет. Вы единственные, к кому я могу обратиться. Родственники не помогут, они осудят Нарима, как и отец. — Я осуждать не собираюсь, — он дёрнул Лиса за рукав. — Пошли, поможешь мне скутер вытащить. Амаль отдала Тимофею куртку и пошла обратно. Вытащить скутер удалось быстро, и благо, бак был полон бензина. Надев шлемы, они вырвались на ночную дорогу. «Хонда», мерно гудя мотором, быстро набрала скорость. Путь предстоял не близкий, надо было пересечь половину города и ещё несколько километров проехать по загородной трассе. Тимофей тесно прижимался сзади, обнимая Навроцкого за талию. Анжей слышал, как он без конца всхлипывал, уткнувшись подбородком между его лопаток. — Да не реви ты! — в сердцах выорался он, перекрикивая шум мотора, но Тимофей его не услышал. Анжей увеличил скорость до предела. В его сознании билась мысль о том, что ждало Нарима в руках оголтелых родственников. Перед глазами периодически всплывало видение избитого Турка, лежащего в луже собственной крови. Умом он понимал, что убить его не рискнут, но превратить его наказание в личный ад очень даже могут. — Будьте вы прокляты… — простонал он. Сафронов за спиной что-то произнёс. «Прости»? Анжей поджал губы. Поздно спохватился, батенька. Не нужны ему его извинения. И Турок не виноват в том, что не люб ему оказался Анжей Навроцкий. Сердце скребнуло болью, но он её заглушил. Горевать над своим невезением продолжит потом, сейчас важным было лишь спасение Нарима. К ресторану они прибыли на предельной для скутера скорости. Заглушив мотор на некотором расстоянии от ресторана, Анжей выставил ногу для упора и велел Тиму слезть с сидения. Сафронов с сожалением разжал руки. Обнимать Анжея ему довелось, похоже, в последний раз. Сафронов проследил за тем, как Анжей прячет скутер за стеной из бетонных балок. И близкий — и чужой одновременно. Он с трудом подавил желание броситься к нему и снова обнять. Сказать, как тоскует по дням, когда мог просто быть рядом, смеяться, толкаться, а иногда и брать за руку. Тимофей отвернулся, сглатывая ком. Запуталось всё в клубок, и как размотать — не ясно. — Пошли, — вывел его из задумчивости голос Навроцкого, — герой-любовничек. — Анжей, я действительно не хотел, — пробормотал он, — Нар, он сам на меня накинулся. Не знаю, что на него нашло, мы всегда осторожны были, а он из школы прилетел, глаза сумасшедшие… — Что? — шагавший впереди него Анжей остановился. Двигавшийся за ним след в след Тимофей въехал в него носом. — Глаза сумасшедшие… — растерянно повторил он. Навроцкий закрыл глаза. Вот оно как, значит…. Это он сорвал Тариза с катушек безобразной ссорой в туалете школы. Навроцкий провёл ладонью по лицу. Теперь о своём вранье Анжей сожалел. Но сказать правду о том, что в кабинке выклянчивал у Гришки шантажом «дурь» не мог. Как и признать, что без дарящих искусственное спокойствие «пилюлек» жизнь была пыткой. Тряхнув головой, Навроцкий продолжил путь. С откровениями спешить он не станет. Теперь это только его проблема. До ресторана они дошли в полном молчании. Со стороны площадки с беседками доносилась живая музыка. Люди веселились, ели, пили, танцевали, не зная, что где-то неподалеку страдал избитый подросток. Анжей забрался на косо упавший ствол старого дуба, где и присел, осматриваясь. Тимофей, оставшись внизу, задрал к нему голову. — Видишь что? — спросил он. — То же, что и ты, — буркнул Анжей. — Скорее всего его под залом ресторана держат. Он кивнул подбородком в сторону двухэтажного здания, стоявшего в глубине двора. — Думаешь, там есть подвал? — Я вижу «колодцы» у самой земли, значит, есть. — Вот туда нам и надо, — решительно сказал Сафронов, шмыгнув носом. — Ты со мной? — Да нет, — задумчиво выдал он, — я просто здесь посижу. Пока ты Крепкого орешка из себя изображать будешь. — Спрыгнув со ствола, он оглядел щуплого рыжика с ног до головы. — Вылитый Крепкий орешек, что статью, что мордой. Тимофей напыжился: — Ну, знаешь ли, ты тоже не Джэйсон Стэтхэм. Оба улыбнулись: скупо, но напряжение слегка улеглось. Пригнувшись, они проскользнули сквозь еловый островок к кухням и двинулись вдоль каменного забора к зданию ресторана. Добраться до него удалось без труда. Скрываясь в тени строений, парни надолго застыли под прикрытием пустовавшей беседки, следя за охраной — двумя мощными молодцами, ходившими у входа. Наконец, одного из них отвлёк звонок мобильного, и второй секьюрити остался один. В ресторане царило спокойствие, буйных гостей не было, через некоторое время охранник зашёл в ресторан. Воспользовавшись его отсутствием, они припустили к зданию и быстро нырнули на задний двор. Дверь чёрного входа, к их удаче, оказалась открытой. Забравшись внутрь, они прижались к стене в полной темноте, тяжело дыша. — Что теперь? — прошептал Лис. — Будем Нарима звать? — Будем проверять каждое помещение, — выдал свой вариант Навроцкий. Разделившись, они двинулись вдоль стены, нащупывая ручки дверей и зовя Нарима. Повезло Анжею. У четвёртой двери с запертым замком ему отозвался слабый голос Тариза. Разволновавшись, он позвал Тимофея в голос. Сафронов прибежал сразу. Они возбужденно загомонили, спрашивая Нарима, как он. Тариз сказал, что жив, и спросил, действительно ли он слышит голос Навроцкого. — Не ошибаешься, — напряжённо подтвердил сам Анжей. — Мы пришли тебя вытащить. — Не надо. Со мной всё хорошо. — Хорошо? — возмутился Сафронов. — Тебя побили! Приволокли сюда, закрыли! — Сам разберусь. —Турок сумел добраться до двери. Его не связали, просто бросили на жёсткий лежак в подвале. Избитого, но живого. — Уходите отсюда, — велел он глухо, его голова разрывалась от боли. В себя он пришёл с час назад и успел дважды выблевать в углу своей «камеры». — Вам здесь находиться нельзя. Батур помнит тебя в лицо, Тим, если тебя здесь обнаружат… Он замолк, переживая новый приступ тошноты. — Уходите немедленно, — закончил Тариз, завалившись на бок. Его снова вырвало и они, слушая, как его тошнит, встревоженно переглянулись. — Я выбью дверь ногой, — предложил Лис. — Серьёзно? — Анжей фыркнул. — А то, что она железом оббита, тебя не останавливает? — Но нужно же что-то делать! Навроцкий и сам знал, что нужно. Включив фонарик на мобильном, он осмотрел коридор. Неподалеку размещался щиток с огнетушителем, он решительно направился к нему. К их счастью, правила пожарной безопасности в ресторане блюли строго. На щитке оказался и железный лом с топором. Вот только за преградой из стекла. Последовавший за ним Сафронов, недолго думая, разбил его ударом ботинка. Вытащив лом, Навроцкий вернулся к двери, надеясь, что из-за музыки, игравшей вверху в ресторане, звон стекла не услышали. Вставив лом в щель между дверью и косяком у замка, оба налегли на него и дверь, скрипнув, поддалась. — Надо ещё поднажать, — просипел Сафронов, не слушая умоляющего их уйти Тариза. Анжей кивнул, соглашаясь. Замок надсадно заскрипел — и в коридоре внезапно вспыхнул свет, осветив подростков. Лом, дребезжа, упал на пол. По лестнице, ведущей в подвал, затопали ноги. — Бежим! — закричал Навроцкий, ухватив Тимофея за руку. Они прыснули обратно к чёрному входу, но уйти успели недалеко. Их перехватили у самой двери — открыв её снаружи, путь беглецам перекрыло мощное тело охранника. Мальчишки, испуганно вереща, забились в хватке бородатого здоровяка. Их с силой столкнули лбами, в глазах Навроцкого потемнело, но сознания он, в отличие от Сафронова, не потерял. Обмякшего Лиса взвалили на плечо, Анжея подхватили за ворот куртки и потащили наверх. Позади отчаянно колотил в двери кричавший Нарим.