Два крыла для Ангела

Громкий хлопок двери в номере Тима Нарим услышал даже на балконе и некоторое время стоял в ожидании, что Лис, как обычно, зайдёт к нему через дверь, соединявшую их номера. Но Сафронов всё не появлялся, и он перегнулся через перила, заглядывая в окно. Балкон был лишь один, выход на него вёл из комнаты Нарима. Окно почти вплотную примыкало к перилам балкона, и Таризу была видна часть комнаты. По ней и бегал из одного угла в другой, как безумный, Сафронов. Тимофей что-то возбужденно бормотал, очевидно, споря с самим собой и жестикулировал руками. Что именно выплескивал из себя рыжик, Тариз не слышал, закрытое окно надежно изолировало номер от внешней среды, а драпировки портьер скрывали обзор всего, что находилось дальше кровати. Тимофей вдруг исчез. Тариз решил, что тот упал на постель. Он уже было отлип от перил, когда Сафронов вновь возник в поле его зрения и на всех парах рванул в сторону ванной, зажимая рот ладонью. А вот это было уже совсем нехорошо. Нарим нырнул обратно в комнату и поспешил к общей двери. К его удивлению, она оказалась запертой. Он подёргал ручку. Раньше Сафронов замок не закрывал. — Тим, — позвал он, постучав в дверь, — тут замок заел. Не дождавшись реакции Сафронова, он направился к выходу из номера и, выйдя в коридор, подошёл к соседней двери. Постучав, он вновь позвал Тимофея. Сафронов его упорно игнорировал. Нажав на ручку, Тариз, к своему облегчению, обнаружил, что дверь была не заперта. Комнату он обнаружил пустой, но из ванной доносились весьма характерные звуки — Сафронова знатно выворачивало наизнанку. Чертыхнувшись, Турок распахнул двери и увидел обнимавшего унитаз Тимофея, а вслед за этим яркие разводы крови на полу и бритвенный станок, валявшийся под умывальником. Тимофей блевал, сунув голову в унитаз. Тариз, изощренно ругнувшись, шагнул к нему и поднял левую руку рыжика вверх. Кожу запястья покрывали частые, но, к счастью, мелкие порезы. — Идиот! — в сердцах выорался он, вздёрнув его на ноги и толкнув к умывальнику. — Ты что творишь, а?! Кроя Сафронова матом, он сунул его руку под воду и, смыв кровь, обмотал полотенцем. От Тима несло рвотой и било крупной дрожью, но, глянув на него в зеркало, Нарим оборвал ругань. Сафронов всё равно его не слышал, уйдя в свои переживания целиком и полностью. По щекам Тимофея текли слезы, смешиваясь со следами рвоты на подбородке. Лис себя не контролировал, впав в прострацию, накрывшую его после бурного нервного срыва. — Что произошло, Тимофей? Ты видел Анжея? Рыжик среагировал на имя Навроцкого, жалобно скривив рот. Значит, причина глупой суицидальной выходки был Навроцкий. — Дурак, ты Тимош, — он, вздохнув, погладил спутанные рыжие пряди. Тариз знал, насколько сильно любил Тимофей Анжея. Не было для него секретом и то, что из них двоих Навроцкий занимал в сердце Сафронова куда большее место — и не ревновал. Ему было достаточно и той части, которая принадлежала ему. Вот только, похоже, отдал Навроцкому Тимофей слишком много. Решив, что разберётся с тем, что произошло между ними, потом, Нарим переместил их к душевой кабинке. Сафронов благоухал рвотой, запах был не из приятных, но он терпел. Помнил, как ещё несколько дней назад сам усиленно блевал в соседнем номере, а Тимофей терпеливо утирал его мокрым полотенцем, и сидел рядом, пока он мок в ванной, следя за тем, чтобы Турок не ушёл под воду, заснув. Включив душ, он развернулся к Тиму. — Давай с тебя всё это смоем, рыж, — он говорил с ним, как с маленьким, и Сафронов не сопротивлялся. Позволил снять свитер, безропотно освободился от джинсов и носков. Тариз в нерешительности застыл, думая, что делать с бельем. Тимофей снял его сам и, шагнув в кабинку под душ, потянул Нарима за собой. — Тим, я одет, — Нарим руку не забрал. Струйки воды смочили рукав его рубашки. Сафронов настойчиво потянул снова. И Нарим, уступив, потянулся к пижамным штанам. Он все же остался в белье и встал так, чтобы как можно меньше воды попадало на фиксирующий его рёбра бандаж. Повернув молчавшего Тимофея к себе спиной, он принялся намыливать его плечи, а потом занялся волосами. Тимофей безропотно подчинялся его рукам, и тяжело вздыхал, давя в себе остатки слёз. В запотевшее стекло душевой кабинки Нарим видел, что Тимофей стоит с закрытыми глазами, закусив губы. Он принялся осторожно разминать его плечи, провёл ладонью по спине и осторожно занырнул пятернёй в пряди волос, что от воды приобрели багряный оттенок. В его прикосновениях не было ничего от вожделения, только забота, но дыхание Тима участилось. Губы разжались, показав глубокие лунки, оставленные зубами. В отражении стекла Нарим видел, как Тимофей открыл глаза. Пугающей пустоты во взгляде больше не было, и Тариз, облегченно выдохнув, поцеловал его в затылок. Тимофей тут же прижался к его груди спиной. — Нар… — прошептал со звенящей в шепоте тоской, — поцелуй меня. Тариз не отказал, развернул к себе и, вытянув из-под душа, прижался к губам. — Ещё, — настойчиво попросил Сафронов, как только он отстранился. Нарим предпочел бы сперва поговорить, однако отказывать ему не стал. Короткая фраза рыжика напомнила ему Анжея, который точно так же потребовал продолжения поцелуя, стоя на крыше в далекий сентябрьский день. Внизу живота сладко потянуло. Больше не думая ни о чём, кроме тёплого тела под руками, Нарим толкнул Тима к стене и вступил под воду. Бандаж мгновенно намок, но Таризу было уже всё равно. Главным было слышать, как протяжно стонет Тимофей, вылизывать его рот, баловать языком изгиб под горлом, поглаживать пальцами чувствительные мочки ушей, впиваться в рёбра. И напоследок по-хозяйски сжать худенькие ягодицы, слушая, как прерывисто вздыхает сомлевший от переизбытка эмоций Сафронов. Лис плавился под его руками и яростно тёрся напряжённым членом о его бедро, пачкая смазкой. — Нар… — хрипло позвал он. Тариз услышал его не сразу: Турок увлечённо посасывал розовый сосок, заставляя Тимофея передёргиваться от щекочущих ощущений. Он оттянул его от своей груди и позвал снова, пока в глаза Турка не вернулась ясность. — Я хочу, чтобы ты трахнул меня. Хочу быть твоим полностью. Нарим растерялся: — Ты же хотел, чтобы первый раз был у нас с Анжеем… — Анжея не будет, — вспыхнув, перебил он, отталкивая его от себя. — Никогда не будет с нами, понимаешь?! Мы не нужны ему! — Я не понимаю… — Это была глупая детская мечта! — заорал он, в бессилии ударив кулаком в стену. Стекло задребезжало, но выдержало. Нарим перехватил его руку. Костяшки пальцев Тимофея покраснели, кожа на среднем пальце лопнула, закровоточив. — Хватит себе кровопускания делать, — сердито пресёк он, — объясни мне, что происходит, или я спеленаю тебя и позвоню Айнуру, чтобы он привёз тебе врача. Сафронова затрясло в нервном смехе: — Психиатра? — Да! — Турок был намеренно резок. — Что произошло между тобой и Анжеем? Губы Тима задрожали. Он, шагнув к Таризу, обнял его, утыкаясь в грудь. — Ты сказал ему, что любишь его. Ведь любишь? Нарим стоял, не шевелясь — врать Лису он никогда не станет. — Люблю. — Больше, чем меня? — Я не сравниваю. — А я — больше… чем тебя. В груди Нарима кольнуло. Тимофей не проявлял к нему жестокости. Ложь убивает, а не правда. — И сегодня моя любовь к Анжею умерла… — Тихий шёпот Сафронова оборвался судорожным всхлипом. Нарим замер, вслушиваясь, однако Тимофей не продолжил. Должно произойти что-то действительно невероятное, чтобы Сафронов разорвал свою связь с Анжеем. Навроцкий был воздухом и светом для него. Рядом с ним Тим чувствовал себя по-настоящему счастливым. Чтобы Нар ни делал, так улыбаться ему, как он улыбался Анжею, Лис не станет. Что ж, тогда Нарим заставит его улыбаться по-другому. А с остальным они разберутся по ходу дела. — Хочешь по-взрослому? — нагнувшись, прошептал он. Тимофей кивнул. Нарим проехался носом по его щеке, обнял одной рукой, притянув к себе за талию, и, просунув вторую руку между ними, добрался до опавшего члена в окружении рыжих коротких завитков. — Как скажешь, — выдохнул Турок, прикусив его мочку. Обхватив в ладонь гроздь плоти, Тариз сделал шаг вперед, впечатывая Тимофея спиной в стеклянную стену и скользнул языком в его открывшийся рот. *** — Поднимите ему голову… — Вызовите скорую… — Бедный мальчик… — Да он сам выскочил… — …был же красный, я видел… — …дайте телефон… Голоса взрывались в мозгу вспышками боли, прореживая кромешную тьму красными короткими штрих-пунктирами, что иглами впивались в мозг. Анжей хотел заткнуть уши, но тело не слушалось. Он замычал, прося их замолчать, но вышло выдавить только жалобное «мама». Чей-то женский голос тут же принялся успокаивать его, говоря, что ничего страшного не случилось, и что он ещё легко отделался. Кто-то погладил его по волосам, Анжей сжался, когда пальцы задели особо болезненное место с правой стороны головы. Он наконец смог разлепить веки. В глаза тут же попала вода — на него щедро плеснули, приводя в чувство. Анжея окружала дюжина размытых силуэтов, постепенно преобразовавшихся в людские фигуры. Он лежал на чьих-то коленях, рядом сидела немолодая женщина в платке. Седоволосый мужчина, очевидно, водитель сбившей его машины, по-бабски кудахтал, старательно доказывая всем, что в происшествии виновен не был. Анжей никого и не винил. Сам, как последний дурак, шагнул на проезжую часть, не глянув на светофор. — Вы же все свидетели, — убеждал седоволосый, — он пошёл на красный. Навроцкого затошнило. Голова разрывалась от боли, ныло бедро и колени, но, похоже, в остальном он был цел. Водитель легковушки в последний момент успел вывернуть вбок, и лишь по касательной задел Навроцкого, отбросив на асфальт. — Мне надо идти, — слабо произнёс он, отводя руки женщины, предлагавшей сделать глоток воды из бутылки. — Где мой рюкзак? — Не торопись, герой, никуда твой рюкзак не делся. Насмешливый голос того, кто поддерживал его под спину, показался знакомым. Анжей вывернул голову — и тут же охнул от прострелившей виски боли. И всё же того, кто держал его на коленях, он увидеть успел. Виктор Рамзин — собственной персоной сидел позади него, заметая полами пальто грязный асфальт. Это открытие заставило Анжея прийти в себя намного быстрее, чем с ампулой нашатыря под носом. Из рук мужчины он всё-таки выбрался и потянулся к лежавшему рядом рюкзаку — безнадежно разорванному сбоку едва не до дна. Водитель оживился, поняв, что пострадавший умирать не собирается. — Вот видите, всё с ним в порядке. — В порядке, — подтвердил он, лишь бы толпа разошлась, и Рамзин исчез вместе с ними. Он оглянулся в надежде, что ошибся, однако Рамзин был вполне материален. Мужчина поднялся с колен, отряхнулся и предложил отвезти его в больницу. Причин для этого Навроцкий не видел. — У меня ничего не сломано. Смысла в этом нет. Он поднялся на ноги, держась за чью-то руку, и вдруг опасно накренился. Рамзин подхватил его под локоть. Анжей подумал было потрепыхаться, но решил, что разыгрывать из себя здорового всё равно не сможет, и сдался. — Отвезите меня домой, — попросил он, думая только о том, как рухнет в своей комнате на постель и забудется мёртвым сном. Желательно не в переносном, а прямом смысле. Виктор кивнул, и, успокоив водителя, что никто милицию вызывать не намерен, повёл едва перебиравшего ногами Анжея к чёрному «Audi». За рулем автомобиля сидел уже знакомый Навроцкому водитель-блондин. Устроив Анжея на сидении, Рамзин снял пальто и накрыл его. Навроцкий не возражал, забота мужчины его не трогала. Он лишь хотел как можно быстрее оказаться дома. Сев рядом, Виктор велел блондину ехать к дому Навроцкого. Странно, но блондин повторить адрес не попросил. — Может, всё же в больницу сперва заедем? — спросил Рамзин, когда машина отъехала от школы. Навроцкий отказался. — Нет. Моя нянька Лена сама со всем справится. — Он потянулся ощупать шишку на голове. Виктор проследил за его жестом. — Надо приложить компресс со льдом. — Айсбергов поблизости я что-то не вижу. Рамзин, нагнувшись вперед, что-то сказал водителю. Анжей, закрыв глаза, уткнулся в стекло. Автомобиль мягко затормозил, хлопнула дверца. Почти сразу же водитель вернулся, протянув Рамзину бутылку с минералкой. Смочив платок, мужчина потянулся к Анжею. Навроцкий, впавший в короткое забытье, открыл глаза, когда тот уже укладывал обильно смоченный водой «компресс» на его шишку. Отдёрнувшись от его рук, Анжей глянул на него затравленным зверьком. — Не нужно. Мужчина отнял руку: — Чего ты боишься? Я тебя не обижу. — Этого я не знаю, — он сбросил мокрый платок на сиденье. — Ты сел ко мне в машину, значит, доверяешь мне. — А может, у меня просто не было выхода? — отчаяние прорвалось в его голос вместе с подкатившими слезами. Осознание утраты Тимофея с Наримом вернулось, заставив захлебнуться вздохом. Он потерял их обоих. Так же безвозвратно, как и мать. Как и Божену. Воспалённое воображение загрузило в мозг в предвидение его будущего — мрачного, безрадостного: одинокий, никому не нужный, ненавидимый Тимом и Наром, презираемый отчимом, Леной… Оставалось только забраться на крышу и прыгнуть вниз, чтобы не мешать никому своим присутствием в их жизни. — Я вам нравлюсь? — вытолкнул из горла, вместе с всхлипом. Рамзин помедлил, пристально глядя в горевшие, словно в лихорадке, глаза мальчишки. — Почему ты это спросил? — Потому что вы оказались возле моей школы, — его мозг выдавал логические умозаключения, которых он не сделал бы, если бы не был накачан под самую завязку адреналином, — и не в первый раз. — Случайно проезжал мимо… — Этот автомобиль я уже видел, — перебил он, — в дождь вы едва не сбили девушку, перебегавшую дорогу. Вы следили за мной. Что вам от меня нужно? Рамзин рассердился: — Послушай, парень, я не привык, когда со мной так разговаривают… — Так нравлюсь или нет? — вновь оборвал он. Ноздри Рамзина раздраженно дёрнулись — мальчишка сам не знал, перед кем демонстрировал характер. Надо же, какой глазастый. Машину запомнил. Девчушку с зонтом Рамзин и запамятовал. Но синеглазый влёк его к себе, как яркое пламя в ночи. Потому и сторожил его уже какие сутки, только чтобы полюбоваться издали. И жар, собравшийся в ком плоти в паху, сигнализировал о том, что сдерживаться он сможет совсем недолго. Отказывать себе в удовольствиях Виктор Рамзин, носивший в определенных кругах ёмкую кличку Хозяин, не привык. — Я хочу тебя, парень, — сказал сквозь зубы, признавая, что раскрыт по всем статьям. — Ты сводишь меня с ума. Доволен моим ответом? Анжей молчал, уставившись в пространство. Пальто Рамзина сползло с него, открыв дырку на локте пиджака, протёртую об асфальт: Навроцкий, будучи не в себе, вышел из школы, даже не надев куртку. — Покажите мне свой дом… Услышав просьбу Навроцкого, Рамзин сглотнул. Неужели не ослышался? Разбираться в причинах решения мальчишки он не стал и велел водителю «трогай». *** Как оказались на кровати, оба не запомнили. Кажется, целуясь, вытолкали друг дружку из ванной, добрались до постели и рухнули на простыни. Тимофей оказался снизу. Нарим укрыл его собой и Сафронов обвил его всеми конечностями, ползая губами по шее Тариза. Коленки развёл сам, пуская его к подрагивавшему от тока крови члену, и Нарим, спустившись вниз, обхватил его губами. Удовольствие прострелило Тимофея от крестца до макушки и, вернувшись обратно, сосредоточилось у источника, к которому припал Нарим: посасывая, вылизывая, покусывая и обволакивая языком. Тариз успокаивающе погладил его по бедру, слушая, какой сонм разнообразных звуков срывается с губ друга. А Тимофей пел, стонал и задыхался, собирая в кулаках волны на простынях, и бессознательно двигал бёдрами, пытаясь проскользнуть в глотку Турка поглубже. Тариз каким-то необыкновенным чутьём угадывал самые чувствительные точки на его теле, знал, где поцеловать, где погладить, а где мягко и осторожно куснуть, чтобы вызвать новое звучание у уплывшего за грань Сафронова. Чуткие пальцы без устали ласкали член Тимофея, поглаживали яички, пускались в пляс на рёбрах, и пощипывали соски. Нарим успел побывать повсюду, словно карту рисовал губами и пальцами на коже рыжика. Поднявшись вверх, он вдавил его в постель, оставив на губах Тимофея долгий поцелуй. Лис не сразу осознал, что он говорит с ним — слишком сильным был накрывший его шквал эмоций. — Мы можем остановиться на этом, — повторил Тариз, поняв, что он его не услышал. — Нет, — он замотал головой, — там… в тумбочке… Его прыгающий палец указал направление. Помедлив, Тариз потянулся к ящику, открыв, достал упаковку презерватива и смазку в тюбике, уже предусмотрительно вскрытую. Нарим покосился на Тимофея — тот лежал, закрыв глаза, размеренно прогоняя член сквозь кулак. — Будет так, как я решил… — сказал он, отвечая на невысказанный им вопрос. Тимофей принял решение за обоих и Тариз, больше не споря, выдавил на ладонь смазку. Сафронов зашипел, ощутив холод липкой влаги между ягодиц. — Прости, — пробормотал Тариз. Его трусило не меньше Тимофея. Хотя подобный опыт он уже имел с одной из своих подружек, та вовсе не была «первопроходцем» в анальном сексе, в отличие от рыжика. Нарим вернулся к его губам, поцеловал, отвлекая от дискомфорта проникновения первого пальца. Мышцы Сафронова тут же сжались, сопротивляясь вторжению. Тариз зашептал в его губы нежности, рассказывая о том, какой он у него необыкновенный и насколько любимый, и Тимофей, поплыв, расслабился, позволив ввести второй палец. Боль натяжения пока была неприятной, но терпимой, позволяя отвлекаться на нежность, даримую Наром. Тимофей ушёл глубоко внутрь себя, прислушиваясь, жадно запоминая свой первый раз. Там, внизу, творилось что-то совершенно неведомое ему ранее. Его заполняли два гибких пальца, осторожно растягивая и посылая в пах радиальные разряды слабой боли и одновременно будоража интимностью действа. Ему до скулежа хотелось большего — проникновения, что заполнит, и сделает его и Нарима настоящей парой. Позволит избавиться от воспоминаний о несбывшейся мечте. Об Анжее… Его передёрнуло от предательски подкативших слез. Перед внутренним взором промелькнуло лицо Навроцкого, лежавшего под ним с закрытыми глазами, позволявшего ползать по нему и целовать оголённый живот и грудь. Самый счастливый и самый горький момент в его жизни… Навроцкий позволил ему довольствоваться малым. Из дружбы, не из любви, но каким же невыразимо сладким был тихий стон, сорвавшийся с губ Анжея, когда он прижался губами к его укрытому джинсами твёрдому члену. Вырывая себя из воспоминаний, Тимофей ухватил Нарима за волосы. — Сделай уже это… хватит тянуть! Тариз не подобной команды ждал, но послушался. Осев на пятки, раскатал презерватив по стоявшему колом члену и вклинился между его коленок. — Будет больно, — тоном извинения предупредил он, приставив головку к растянутому анусу. — Знаю… — Тимофей лежал, отвернув лицо, не хотел показать, что плачет. Нарима такой вариант не устраивал. Жертвенный агнец был ему не нужен. Он, отстранившись, развернул его к себе за подбородок и с мгновенье смотрел в глаза. — Я люблю тебя, Тимофей, — прошептал он со всей серьёзностью, что приличествовала моменту. — Ты знаешь это? Тимофей, утихнув, кивнул. — Я сделаю тебя счастливым, — продолжил свою клятву Нарим, медленно проехавшись членом по ложбинке между его ягодиц, вызвав у Сафронова непроизвольную дрожь. — И никто из нас не станет расставаться со своими мечтами. Дыхание Сафронова прервалось. Глаза распахнулись, выплеснув изумление. Не станет расставаться со своими мечтами? Нар научился читать его мысли? Додумать Лис не сумел: Нарим толкнулся в его тело, и рот Тимофея распахнулся в немом крике. Тариз накрыл его своими губами, продолжая входить мелкими толчками, но — не отпуская, не позволяя вырваться, фиксируя собственным весом. Голос у Тима всё-таки прорезался, и он закричал, оторвавшись от его губ, впивая зубы в кулак. Нарим не отпускал, крепко держал за бёдра и остановился, только войдя полностью. Они сплелись в единое целое, тяжело дыша и подрагивая в коротких конвульсиях. Нарим давал к себе привыкнуть, Тимофей распластался под ним, не чувствуя ничего, кроме желания вытащить из себя то, что распирало его изнутри, одарив режущей болью. Тариз поднялся на локтях, глядя на его покрытое мелкими каплями пота лицо. — Одно твоё слово, — прохрипел он, — и я прекращу. Тим, нашарив рот Нарима ладонью, накрыл губы. Ему и так было худо, не хватало ещё его сомнений. Нарим поцеловал ладонь рыжика. В теории он проштудировал всё о первом сексе с парнем, только никто не сказал ему, что будет так узко, и так болезненно проникать в тело любимого. — Дальше, — прошептал Тим через некоторое время. Тариз продолжал пытливо смотреть в его глаза. Инстинкт принуждал Нарима двигаться, но рот Тимофея кривило судорогой, игнорировать которую он не мог. Пальцы рыжика сжимали простыни с такой силой, что побелели костяшки. — Я выйду. Глаза Тимофея, сверкнув тёмным золотом, обдали его такой яростью, что Тариз передумал. А когда Лис сам, закусив губу, начал насаживаться на член, осторожно, прислушиваясь к своим ощущениям, у Турка и вовсе дух захватило от прилива бесконечной любви к парню, что отдал себя ему, пусть и любя другого намного больше. Он прикипел к его губам, почти кусаясь, впитывая в себя его вкус и, пропустив ладонь под взмокшую от пота узкую спину, принял ритм на себя, плавно двигаясь вперед-назад, не выходя до конца, уберегая от новых для него мучений. И Тимофей, вдруг всхлипнув, вцепился в его плечи, передёрнувшись от схваченного уголком сознания слепящего озарения — теперь они навсегда одно целое с разделённой на двоих тайной и его одиночество закончилось раз и навсегда. А Нарим, словно поняв, что Тимофей, наконец, принял его по-настоящему, задвигался быстрее, меняя угол проникновения, чтобы найти в нём заветную точку и, отыскав, засмеялся, увидев, в каком ошеломлении распахнулись глаза рыжика, содрогнувшегося под ним с шумным вздохом. — Люблю тебя, — прошептал он в открывшиеся для него губы Тимофея и позволил себе взорваться, только почувствовав, как под ним, в кольце его пальцев, выплеснулось жемчужными каплями его рыжее счастье с глазами цвета мёда. *** Звонок от разгневанного классного руководителя застал Лену, когда та шла мимо полок с фруктами в центральном супермаркете микрорайона с доверху загруженной тележкой. В отсутствие Сержа школьными делами Анжея занималась Квятковская, и именно её телефон был записан в контактах с родителями учеников. Услышав сообщение Пуделя о том, что Анжей самовольно покинул урок, устроив чуть ли не драку с Сафроновым, Лена, воздев брови, застыла посреди прохода. Как оказалось, уроки Анжей покидал уже не в первый раз, о чём она была также не в курсе. И уж ещё более невероятным было то, что Анжей подрался с Тимом. Выслушав Пуделя, Лена пообещала, что завтра же явится в школу. Закончив разговор с учителем, Квятковская, сердитая на Анжея, перезвонила на его телефон. Отозвался незнакомый ей голос, сообщивший, что «голубка Анжея здесь нет», после чего с хохотом отключился. Лена оторвала от уха телефон, чтобы глянуть в экран, тот ли номер набрала. С номером не ошиблась, и, закипая от гнева, Крятковская толкнула тележку к кассе. — Ох, и ждёт же тебя, Анжей, головомойка! —  пообещала в сердцах. Расплатившись за покупки, она выкатила тележку из магазина, спустилась по пандусу и отправилась к своей машине. Идти пришлось долго. Припарковаться удалось лишь в самом дальнем углу стоянки. Миновав большой белый микроавтобус, Квятковская, открыв багажник, принялась сгружать покупки, думая о том, какой разнос устроит «тихому омуту, в котором черти водятся», с именем Анжей Навроцкий. Уже захлопнув дверцу, она услышала за спиной сухое покашливание и резко развернулась. На неё смотрели двое крепких парней, оба одетые в чёрные шерстяные шапки, низко надвинутые на лоб. — Закурить не найдётся, барышня? — спросил один из них, со шрамом, рассекавшим бровь надвое. Лена сглотнула, сообразив, что в углу стоянки никого из покупателей не наблюдалось, а от входа в супермаркет, где прохаживалась охрана, их надежно закрывал бус. — Не курю, — сказал она севшим голосом, нащупывая сумочку. Внутри всегда лежал баллончик «Терен», подаренный год назад братом. Парни, переглянувшись, оскалились. — О здоровье заботится, — выдал второй из парней. — А зачем покойнице здоровье? — Незачем, — отозвался первый. Услышав их обмен фразами, Квятковская рванулась к водительской дверце. Добежать и спрятаться в машине Лена не успела, на её голову обрушился удар битой. Закатив глаза, девушка упала у колёс своего автомобиля.