Два крыла для Ангела

Захлопнув дверь квартиры, Ян застыл у порога, прислушиваясь к царившей внутри дома тишине. Привычных звуков включенного телевизора и шумов на кухне, где Лена возилась допоздна, не было. Он включил свет. Прислушался снова и растянул губы в широкой ухмылке. Вот такой и должна быть его жизнь. Без везде сующей свой нос наглой домработницы, и сопляка, возомнившего себя членом семьи Навроцких. Пройдя на кухню, Ян включил кофейник и поднял пульт от телевизора со стола. Отыскав местные новости, сел за стол. Показывали репортаж об открытии очередной местечковой выставки. Эта новость Моравского не интересовала. Полистав каналы, он покосился на висевший на стене телефон. Следовало подготовиться к возможному визиту ментов. Сможет ли он всплакнуть для натуральности? Ян растянул рот, представив, как рыдает на плече «товарища милиционера», услышав новость о гибели Квятковской. Может, сказать, что он был безнадежно влюблён в неё и впасть в горестный ступор? Ян считал себя непревзойдённым лжецом и актером, но решил не рисковать. На безнадёжно влюбленного подозрения падут в первую очередь. Хотя над своим алиби он поработал тщательно — полдня после разговора с людьми Зверя просидел в центре с игровыми автоматами, снабжённом видеокамерами наблюдения и поскандалил с обслугой, придравшись к низкому качеству сервиса, чтобы запомниться. Что-что, а алиби он создавать умел, и от ответственности уходить научился, как никто другой. О его причастности к смерти матери так и не узнали. Ян даже сожалел, что похвастаться своим идеально исполненным планом по устранению породившей его на свет женщины ему было не перед кем. К сожалению, старая маразматичка успела составить весьма невыгодное для него завещание, лишившее его заслуженной награды. Наследства в виде квартиры он не получил, но жизнь преподнесла ему другой подарок в лице богатого дядюшки, и Моравский о своём провале больше не вспоминал. Его ждал другой «улов», куда жирнее, чем убогая «двушка» на окраине. Дядюшка, как и его матушка, был не вечен, особенно если в этом ему помочь. Ян уже видел себя заботливым опекуном при несчастной инвалидке Божене. Анжей в расчёт не брался, так как был несовершеннолетним. Кофе закипел, Ян наполнил чашку и, вернувшись за стол, уложил перед собой мобильный телефон. От него следовало избавиться — память содержала сообщение от Зверя с коротким словом «Выполнено», и сделанную им ранее короткую трёхминутную запись, особо будоражившую его нервы, рассылая по телу щекочущие сладкие ощущения. Вызвав на экран страницу с видеозаписью, Ян нажал кнопку. На бетонном полу корчился, захлёбываясь кровью, убогий старик. Голос Моравского «за кадром» истерически ржал, спрашивая несчастного, видит ли он Смерть с косой. Старик мычал, умоляюще протягивая к нему руку и харкал тёмными сгустками крови. Запись вызвала прилив возбуждения. Ян потянулся к паху, потёр отвердевший член. Жаль, что догадался записать так мало, поздно включил мобильный, наслаждался процессом впечатывания арматуры в беспомощное тело пьянчужки. Сожалений не испытывал, чувствуя себя санитаром леса. Старьё должно умирать само, не выходя из своих нор, чтобы не портить жизнь молодым и полным сил. Кому был нужен этот пьянчужка? Своей дуре жене, которая сама не впускала его в квартиру, оставляя ночевать под дверью? Да она должна быть ему благодарна, что избавилась от ненужной обузы. Запись закончилась. Ян спрятал телефон в карман. Нет, избавляться от записи он не будет, а вот сообщение сотрёт. Отпив глоток кофе, он направился в коридор. У двери в комнату Анжея Ян остановился и нажал ручку. Замок был ожидаемо заперт. Моравский полез в карман. Запасной ключ, сделанный людьми Зверя по слепку, он носил при себе, и стоило уже попробовать, насколько хорошо сделан дубликат. Всунуть ключ в скважину он не успел, защёлкал замок входной двери, и Ян, сунув ключ обратно в карман, отступил на шаг назад, чтобы увидеть того, кто пришёл. В коридоре появился Анжей. Не замечая следившего за ним Моравского, Навроцкий, опустив плечи, прислонился лбом к стене. Ян со своего места услышал, как тот всхлипнул. Неужели уже знает о Лене? Откуда? — Анжей, — позвал он. Мальчишка отскочил от стены, поспешно мазнув по щеке ладонью. — В чём дело? — Ян подошёл ближе, его ноздри встрепенулись, учуяв от подростка свежий запах лаванды. Показалось ему или нет, что волосы сопляка были влажными? Он нахмурился: Навроцкий был без куртки. На локте пиджака зияла рваная дырка. — Что с твоей одеждой? — Ничего, — Анжей стянул пиджак, — я упал. Мне надо в душ. Он обошёл Яна до того, как он успел ухватить его за локоть, и исчез за дверьми ванной комнаты. Моравский, прислушиваясь к звукам полившейся воды, присел у кроссовок Анжея. Носки кроссовок были сбиты, сбоку чернел росчерк грязи. Ян осмотрелся в поисках рюкзака и не нашёл его. Что такое приключилось с мальчишкой? Подрался? Ян вернулся в кухню полный мрачных мыслей. Если в состоянии Анжея виноваты его «голубые дружки», он найдёт способ отправить вслед за Леной и рыжего с полукровкой. Навроцкий мылся долго, так долго, что он успел выкурить три сигареты и выпить две чашки кофе. На экране телевизора мелькали кадры криминальных хроник. Он ненадолго заинтересовался новостями, но речь шла о краже из ювелирного в центре города. Новость была устаревшей, и не той, которой он ждал. В голове Яна крутилась мысль о том, что, насколько он помнил, шампуней с запахом лаванды Лена в дом не закупала. Звонок по домофону прервал его размышления и он направился к двери. В коридоре он едва не столкнулся с Навроцким-младшим. Тот выполз из ванной, вытирая мокрые волосы. Он всё ещё был в рваных джинсах и свитере. — Наверное, Лена вернулась, — сказал Моравский, принюхиваясь: теперь синеглазый пах миндалем. — У Лены ключи, — Навроцкий и не знал, что девушки не было в квартире. — Может, забыла. Прозвучало нелепо, собранности Квятковской можно было позавидовать. Анжей промолчал, направившись к своей комнате, но, уже уложив руку на ручку двери, передумал и вернулся к Яну. Моравский, переговорив с кем-то по домофону, нажал кнопку, запуская визитёров в подъезд. Обернувшись к Анжею, Ян, тщательно изображая удивление, сообщил, что к ним поднимается милиция. — Я должен что-то знать? —  спросил он. — Нет, — Навроцкий не думал, что визит милиции мог быть связан с происшествием на дороге. Разве что кто-то сообщил, что видел, как школьника сбила машина. — Уверен? Анжей не ответил, замкнувшись в себе. Ему и так стоило немалого труда сдерживать рвущие его изнутри эмоции. В голове без устали крутились мысли о Рамзине, и о том, чему он позволил случиться. Он был словно разбалансированный механизм с работающими вразнобой частями, готовый дать сбой в любой момент. Избавиться от самобичевания могли помочь лишь волшебные пилюльки Вострякова, спрятанные на дне шкафа в его комнате, но до них ещё нужно было добраться. В квартиру позвонили. Ян открыл дверь. На пороге стояли двое мужчин в форме: один с нашивками лейтенанта, второй — капитана. Оба представились, показав удостоверение. Анжей, стоявший за спиной Моравского, услышал лишь то, что они из какого-то отдела по тяжким преступлениям. Сердце рвануло дурными предчувствиями. Тим? Нарим? С ними же всё в порядке? Но тогда бы пришли не к ним, а к родным Сафронова и Тариза. Один из мужчин сообщил, что на окраине города на пустыре обнаружили женщину. В её кармане нашли обрывок квитанции по оплате за коммунальные услуги, что привела к их квартире. Иных документов при неизвестной не обнаружили. Яну предъявили фото. Анжей встал рядом и окружающее пространство пошло волнами. — Лена… — выдавил он, опознав в синюшном лице на фото, покрытом кровоподтеками, Квятковскую, и едва не осел на пол. Лейтенант успел подхватить его под локоть и поспешно пояснил, что на фотографии не труп. Моравский вытаращил глаза: — Жива? — брякнул он. Сукин сын Зверь! — В реанимации, в тяжёлом состоянии, — ответил державший Анжея под руку лейтенант, — в первой городской. И, похоже, стоит отвезти туда и вашего младшего брата. — Он мне не брат, — сквозь зубы процедил Ян, потянувшись к своей куртке. — В больницу с вами поеду я. Анжей, оставайся дома. — Я поеду с вами, — он освободился от руки милиционера. Моравский хотел было возразить, однако передумал, решив, что будет лучшим держать мальчишку под контролем. Не дай Бог заявится кто в его отсутствие и решит забрать Навроцкого в участок. Мало ли, что сучонок им наговорит. Сотрудники милиции попросили захватить документы Лены. — Шапку надень, — проворчал Ян, следя за Навроцким, натягивавшим ботинки. Анжей, нахлобучив на голову бесформенный, но жутко модный чёрный «носок», побежал в комнату Лены искать её паспорт. Ян был неприятно удивлён, узнав, что Навроцкий имел ключи от комнаты девушки. Ему такого доверия не оказывали, и с появлением Моравского в доме Навроцких дверь в комнату Квятковской всегда была закрытой. Как и в комнату самого Анжея. Через несколько минут он вернулся, неся в руках паспорт. Случившееся с Леной задвинуло на задний план его собственные переживания, помогло собраться в целое, и он миновал свою комнату, так и не вспомнив о желании наглотаться «дури». *** Лира Островская появилась в гостинице «Белек» в девять вечера, приехав на автомобиле своего бойфренда. Оставив здоровенного детину, ходившего в её женихах, у дорогого нового внедорожника, девушка решительно пересекла холл гостиницы, наплевав на оклики из-за стойки администратора и вызвала лифт. Где искать «голубчиков», с которыми жаждала поговорить по душам Островская, ей сообщила Амаль. До того, как приехать в гостиницу, девушки два часа проговорили на улице под домом, где жили все трое ребят, и Тариз, расплакавшись, выложила ей всё о последних событиях. Завершили они свой разговор, крепко обнявшись, и Лира пообещала, что тайну троицы не выдаст, да ещё и мозги «лоботрясам» на место вставит. Вооруженная этим намерением и заявилась в гостиницу. Поднявшись на второй этаж, Лира вышла из лифта и решительно направилась направо, благо информацией её Амаль снабдила полной. Отыскав номер Нарима, она постучалась костяшками пальцев. Ей не открыли, и девушка двинулась к соседнему номеру. Здесь ей повезло больше: после продолжительного стука ей открыл заспанный Нарим, кутавший бёдра в простыню. — Лира? — изумился он, лихорадочно упаковываясь в простыню едва не по самые уши. — Она самая, — Островская без церемоний отодвинула его в сторону и прошла в номер. Тимофей, раскинувшись на животе, сладко сопел в подушку, бесстыдно голый, не лишившись довольной улыбки и во сне. Нарим только крякнул с досады, когда Лира, не снижая темпа, подошла к кровати, забралась на неё коленками и со всей силы влепила Сафронову пятерней по заднице. Рыжик с громким воплем всполошенно взвился с постели, не удержался на краю кровати и рухнул на пол, задрав все конечности. Нарим, поспешно втягивая себя за спиной Лиры в джинсы, поморщился, слушая его мат. Выдранный из объятий Морфея столь жестоким образом, Сафронов взвился на ноги, пылая праведным гневом, но узрел Островскую и, ахнув, впечатал ладони в пах. — Лира! Ты хоть грамм стыда имеешь?! — Нет, — гордо отвергла предположение о наличии у неё данной добродетели Островская,  — а ты, Тимофеюшка? Его имеешь? — Судя по светофору на щеках имеет, — попытался пошутить Нарим, бросая другу спортивки из-за спины Лиры. — И на нём сейчас как раз запрещающий движение цвет. На основном и дублирующем. Тим, чьи щёки действительно пылали багрянцем, подхватив штаны, потянулся их надеть, но поняв, что так или иначе засветит зад, резко выпрямился. — Может, хоть отвернешься? — сварливо осведомился он. — А чего я нового увижу? — фыркнула Лира. — Прыщ на моей правой половине жопы, — огрызнулся он. — А не отказалась бы увидеть там след своего ботинка, — парировала Лира, отворачиваясь в сторону Нарима. Тот, улыбаясь, поднял открытые ладони, демонстрируя, что заранее сдается и кусать его не надо. Лира сбросила воинственный оскал, только сейчас обратив внимание на его оболваненную голову и синяки. Островская, шагнув к нему, порывисто обняла Тариза, даже всхлипнув в избытке чувств. — Бедняжечка, — проскулила она в грудь Турка, — я всё знаю. Амаль мне рассказала. Нужно посадить этих гадов за решётку! — Один из этих гадов мой отец, между прочим, — пробормотал Тариз, осторожно отодвигаясь, — и меня тискать нужно очень осторожно, — пояснил он, мужественно улыбаясь. — Не всё ещё зажило. Ребро треснуло. В процессе любовных «лобзаний» бандаж Нарим снял и теперь лихорадочно вспоминал, на каком же отрезке пути из ванной к кровати он его лишился вместе с мокрым бельем. — Ну, да, я понимаю, — кисло сморщилась Лира и тут же сердито уперла руки в бока, — но не оправдываю того, как вы поступили с Анжеем! Нарим озадаченно поднял бровь. — О чём ты? Тимофей в своём углу замер, словно заяц, узревший над собой тень орла. О случившемся в школе он Нариму так и не рассказал. Лира повернулась к Сафронову. — Ты ему не сказал? Лис пошёл красными пятнами по шее и груди. — Нет, — буркнул он, оглядываясь в поисках рубашки. Часть своей одежды он привёз в гостиницу ещё накануне. Рубашку не нашёл и натянул на себя сброшенный на стул свитер с растянутой горловиной. — Я не хотел говорить… — Говорить о чём? — перебил Нарим, хмурясь. — Что ты натворил? Сафронов обиженно вспыхнул: — Почему сразу я?! Тариз повернулся к Лире: — Что произошло? — Эй, — Тимофей вскипел, — почему ты не спросишь меня?! — Наверное потому, что ты, — не оборачиваясь, бросил Нарим, — вместо того, чтобы рассказать мне правду, кинулся сводить счёты с жизнью самым дурацким способом. Сафронов с шумом выпустил воздух сквозь нос, открыл рот, но получил предупреждающий жест Тариза и, поджав губы, отвернулся. — Что он сделал? — ошеломленно переспросила Лира. — Пытался покончить с собой? Эта балда рыжая? Значит, совесть замучила. Имеется ещё в наличии. — Это я, значит, во всём виноват?! — Сафронов всё-таки взорвался. — Я подлянку что ли устроил, и признание Нара всем, кому мог, на телефон сбросил?! Он ему душу излил, а Анж, как последняя сволочь, сделал нашу связь достоянием всех! — Анжей этого не делал! — Лира тоже повысила голос. — Он узнал о том, что произошло, после того, как ты испепелил его своей ненавистью и ускакал в неизвестном направлении! Он не слышал записи, пока я ему не дала свой телефон! — Сообщение ушло с его мобильного! — Я не знаю, как так вышло, но Анжей не знал о сообщении Нара. Он услышал его с моего телефона, я видела его реакцию и верю, что он не отправлял его другим! Как ты мог поверить в то, что Анжей мог поступить с вами так подло? Ты не понимаешь, что эта запись компрометировала его не меньше, чем тебя с Наром? Тимофей так и застыл с открытым ртом. Мимо его сознания, разогретого адреналином, проскочило всё, кроме последней фразы Островской. И, оценив аргумент Лиры, Сафронов побледнел. Лира покачала головой — на физиономии Сафронова явственно читалась борьба эмоций. И победило потрясение. — А ты, не выслушав его, заявил, чтобы он убирался из твоей и Нарима жизни. Неужели вы настолько слепы, что не понимаете, как нужны ему сейчас, когда у него никого не осталось? Я не знаю, что происходит между вами тремя, — глаза Лиры скользнули по смятой постели, — однако Анжей не заслужил того, что ты ему наговорил. Он не надоевшая игрушка, которую можно выбросить на помойку. И другу не угрожают лишить жизни за попытку объясниться! Тариз, медленно повернувшись к Тиму, устремил на него пристальный взгляд. Сафронов почувствовал, как дёрнулась внутри тонкая струна, зазвенев нотой страха. Турок смотрел на него не мигая, с выражением, которое Тимофей не мог обозначить одним словом. Упрёк? Разочарование? Гнев или презрение? Лишь бы не последнее, Нар, — взмолился про себя Сафронов. Тариз отвернулся. — Оставь нас, Лира, — попросил он ровным тоном. — Ненадолго. Островская вышла из номера, не задавая вопросов. Дверь за девушкой закрылась, и в номере повисла тишина. Турок, замерев в каменной неподвижности, в сторону Тимофея не смотрел. Переваривал в себе всколыхнувшуюся муть гнева. В этой эмоции Сафронов не ошибся. Губы Тимофея затряслись, в голове прокручивалось то, что он выплеснул на Анжея. А ведь и правда, он не дал сказать ему ни слова. Почему он так легко поверил, что Навроцкий мог сотворить подобную низость, подставив заодно и себя? Ведь знал же, что Анжей ни разу не подводил и не предавал. — Нар… — жалобно позвал он, — … я не подумал… — О чём не подумал? — глухо перебил Тариз, по-прежнему стоя спиной к нему. — Что обвинил Анжея потому, что хотел верить в то, что он подонок, Лис? Так было легче забыть его? Оторвать от нас? Или была другая причина? Нарим развернулся, зелень глаз Турка потемнела под прикрытием опущенных ресниц. — Скажи мне, Тим, что это не была банальная ревность. Убеди меня в том, что ты не сорвался на Анжея, услышав мои слова о том, что я люблю его. Что не желал сделать так, чтобы Анжей, если не достался тебе, то не принадлежал бы и мне. Попал в точку. Метко и весьма болезненно. Сафронов, моргнув, отвёл взгляд. Если он и не понимал своих мотивов, то теперь со всей ясностью осознал, что Тариз вылил на него весьма неприглядную правду. Он мог оправдываться сколько угодно, изощряясь в попытках оправдаться, только себе солгать не смог. Первое, что ударило под дых, было понимание того, что признание Тариза отбирало у него Анжея. И только во вторую очередь он почувствовал обиду на то, что Анжей открыл любовь Нарима к нему всему классу. Тимофей вжал лицо в ладони. Таризу его ответ и не требовался. Он получил его молчаливым признанием Сафронова в своей вине. В ушах зашумел ток крови, глуша иные звуки. Нарим получил отрезвляющую оплеуху. — Любовь умерла, говоришь… — выронил тихо. — Ты… с самого начала не был готов к тому, чтобы мы были вместе, Тимофей. Все трое. Тогда зачем убедил в том, что это возможно, Анжея? Только для того, чтобы не потерять его, не позволить ему и мне стать парой? А почему лёг под меня? По той же причине? Сафронов покачал головой, не открывая лица. У стыда множество лиц, но у того, который испытывал Тим, оно было самым отвратительным, уродливым, как сама ревность. Нарим не подошёл, чтобы утешить его. Преодолеть себя не смог, им обоим нужно было побыть на расстоянии друг от друга. Тимофею — осознать, что натворил, Нариму — принять то, что каждый имеет право на ошибку. — Я отправлюсь к Анжею, чтобы поговорить с ним, — произнёс он, стряхивая болезненное напряжение мышц. Только сейчас он понял, что с такой силой вдавил ногти в ладони, что повредил кожу. — Постараюсь исправить то, что ты натворил. Тимофей опустил руки, показав залитое слезами лицо. — Я поеду с тобой. — Нет, — твёрдо отказал он, — ты останешься здесь. — Ты не хочешь, чтобы я ехал с тобой? — Думаю, нам обоим лучше какое-то время побыть врозь. Не дожидаясь его согласия, он вышел из номера. Сердце Тимофея оборвалось в пустоту. Отчаяние затопило душу, лишая сил дышать и двигаться. Он сел на постель, сгорбившись под непосильным грузом своих потерь, впился в волосы и закачался взад-вперёд, тихо подвывая. Сперва он лишился Анжея, а теперь, похоже, и Нарима. Но винить было некого, кроме самого себя.