Два крыла для Ангела

Ночные поиски Анжея не дали результата, потому, по совету Айнура, на следующий день Сафронов с Таризом отправились в школу, надеясь, что Навроцкий-младший появится на уроках. Возле класса их встретила взволнованная Лира. Островская, осведомлённая об исчезновении Анжея, подключила к поискам своего кузена. Влад следил за возможным появлением Навроцкого в больнице и сообщил сестре, что тот Лену утром не посещал. Рассказав о звонке Влада, Лира тут же заверила двух молчавших парней, что это ещё ничего не значит. Нарим, вздохнув, отвернулся, Тим обеспокоенно смотрел на Тариза. Оба провели ночь без сна и были слишком вымотаны, только потому и реагировали столь вяло. Зато совместное появление в классе Нарима с Тимом вызвало оживление у одноклассников друзей, продолжавших обсуждать признание Турка в любви к Навроцкому. На них вовсю пялились и, не таясь, шептались. Ни от кого не укрылось отсутствие длинных волос у Тариза, как и следы синяков на лице. Голову Турок плотно обвязал банданой, но отсутствие привычного красного хвоста волос клочок ткани скрыть не смог. Заметив, что они стали центром всеобщего внимания, Нарим недружелюбно посоветовал сплетникам заняться своими делами. Рука у Турка была тяжёлая, вспыхивал он быстро, а потому связываться с ним никто не рискнул. Зазвенел звонок, народ потянулся к своим местам. Нарим занял последнюю пустую парту в ряду позади Тима. Оба не спускали глаз с двери, надеясь на то, что Анжей объявится в классе. — Если его не будет, уйдём после урока, — сказал Тариз на не заданный вопрос Тимофея. — Отправимся в милицию, заявим о пропаже Анжея. — Айнур сказал, что нас там и слушать не станут. Мы не родственники, а искать пропавших начинают только через двое суток. — Анж — несовершеннолетний, начать искать его обязаны немедленно. — Мы тоже несовершеннолетние, — напомнил Сафронов, — от нас заявление не примут. У Искандера есть свои каналы в правоохранительных органах и частный детектив со связями… — …предпочитающий пользоваться дурацким прозвищем Ланцелот, — подхватил Тариз. Предложение Айнура нанять частного сыщика вызвало у него приступ раздражения. — Он нам не поможет, всё, что он умеет — это искать любовников неверных жён, и укрывающих доходы алиментщиков. — Мы должны верить Искандеру. Он взрослый… — И значит, умнее? — зло оборвал Тариз. — Я не забыл, как мудр оказался мой отец, отдав меня в руки фанатиков! Тимофей покраснел и отвёл взгляд. Нарим озлобился, срываясь из-за расшалившихся нервов. — Айнур не такой, — сказал Сафронов вполголоса. — Он не давал нам повода усомниться в нём. И хочешь ты это признавать или нет, а сейчас он единственный, кто может помочь нам найти Анжея. Нас никто всерьёз воспринимать не станет. — Я и сам сидеть сложа руки не намерен. — Молодые люди, мы вам не мешаем? Едкий голос учителя физики — Гаврилова Петра Федоровича, ворвался в их разговор. Гаврилов был строг и запросто мог влепить двойку только за разговор в классе, потому оба замолчали. В дверь постучали. Нарим с Тимом оживились, вытягивая головы, но в класс вполз заспанный Востряков. Физик осведомился о причине его опоздания, Гришка забубнил оправдание, и учитель, отмахнувшись, позволил ему сесть. Объяснение Вострякова, умевшего врать самозабвенно, могло занять половину урока, легче было плюнуть на нарушение правил. Выждав четверть часа, Нарим понял, что в школу они пришли совершенно зря. Анжей на уроках не появился, а значит, «безобидные» оправдания его отсутствия можно было отмести. С Навроцким случилась беда, и они зря теряют время, ожидая его в школе. Он уже потянулся к плечу Тимофея, чтобы предложить улизнуть со школы, когда заметил нечто знакомое в руках Вострякова. Гришка занимался тем, чем и большинство учеников — играл в игры на мобильном телефоне, пока стоявший у доски Гаврилов монотонно вдалбливал им в головы, как магнитное поле воздействует на заряжённую частицу. Вот только мобильный, что так увлёк Вострякова, был Нариму знаком, поскольку видел он его не единожды в руках Анжея Навроцкого. — Ах, ты ж… сукин сын… Услышав бормотание Нарима, Тимофей оглянулся на друга. Тариз мрачно кивнул подбородком в сторону Вострякова. Сафронов не сразу понял, на что он смотрит, но телефон всё же увидел и выдавил тихое проклятье сквозь зубы. Вот вам и разгадка… Точнее, её половина. Тариз потянул себя со стула, однако Тимофей, ухватив его за руку, велел ему сесть обратно. Нарим, поколебавшись, послушался. Впрочем, глаз с Вострякова не спускал до конца урока, а когда прозвенел звонок, живо сорвался с места и пристроился за спиной не замечавшего его Гришки. Востряков, не таясь, листал страницы на экране чужого мобильного, любуясь халявной игрушкой. Нарим нагнал его на лестнице, и, не сбавляя шага, оттёр от толпы, затолкав в угол на площадке между этажами. Гришка протестующе вскрикнул, готовый разразиться праведным возмущением, но, увидев нависшего над ним Турка, быстро захлопнул челюсти. Нарим со злым весельем оскалился, глядя на посеревшую физиономию Вострякова. — Не ожидал, суслик? — Ты… — Востряков запнулся, увидев спустившегося к ним со второго этажа Тима. Поток схлынул, оставив их на лестнице в одиночестве. Гришка испуганно икнул, поняв, в какой попал переплёт. — Чего вам от меня надо? — А ты не догадываешься? — Турок, сощурившись, придвинулся к нему вплотную. — Нет. — А если хорошо подумать? Не хочешь сказать, откуда у тебя, образина ты эдакая, телефон Анжея. — Он мой, — Гришка попытался спрятать мобильный в карман, но Тимофей не дал, перехватил за руку и вырвал мобильный. — Отдай! — заорал ему Востряков, яростно дергаясь в хватке Тариза. — Отпусти, сука! — Какой же ты рисковый, — Турок недобро сощурился. — Сукой меня назвал, слыхал, что и педиком. Вот что, моралист хренов, возиться с тобой у меня ни времени, ни желания нет, не скажешь, как к тебе мобильный Навроцкого попал — и я тебе глаза выдавлю. Он для пущего эффекта выставил указательный палец и мизинец «рожками» и ткнул в глаза Гришки. Тот, взвизгнув, крепко зажмурился, затараторив: — Он сам отдал! В оплату долга! — В оплату какого ещё долга? — Нарим налёг на дергавшийся кадык Вострякова локтем. Гришка захрипел, закатывая глаза. Тимофей забеспокоился. Надавит Тариз сильнее — и придушит Вострякова к чертям собачьим. — Нар, — позвал он, ухватив за руку, — успокойся. — Успокоюсь, когда этой тощей твари шею сломаю. В оплату чего тебе Анж свой мобильный отдал? Гришка тяжело дышал, ухватившись за его руку. Нарим усилил напор, лишая Вострякова воздуха. Сафронов вцепился в плечи друга. — За «дурь», — просипел Востряков. — Я ему таблетки… продал. Обомлев, Турок опустил локоть, Гришка схватился за горло. Сафронов смотрел на Вострякова, распахнув глаза. О том, что старший брат Гришки приторговывал «дурью», он слышал, а вот то, что тем же начал промышлять и младший из братцев, не знал. Как не мог и подумать о том, что «дурь» у него станет покупать Навроцкий, всегда державшийся в стороне как от сигарет, так и алкоголя. — Ты продавал Анжею наркоту? — рыжий, зарычав, сам попёр на Гришку. — Ах ты, мразь! Теперь пришла очередь Нарима оттаскивал рассвирепевшего Сафронова от Вострякова. Гришка, визжа, рванул за спину Тариза, но Тимофей его достал и там, врезав от души кулаком в физиономию и расквасив нос в кровь. Востряков, охнув, сполз по стенке. С лестницы внизу послышался гневный вопль одной из учительниц. Гришка заорал, что его убивают два поганых педика. Разозлившийся Тариз впечатал ему ботинком. Сафронов, ухватив его за руку, потащил Турка вниз, мимо вопившей исторички, грозившейся вызвать милицию. Выскочив на улицу, оба припустили к остановке. Оказавшись вне пределов школы, Тариз разразился бранью, напугав ожидавшую маршрутку старушку, пенсионерка поспешила отойти подальше от бушующего подростка. — Ты что-то в нём замечал?! — проорал он, возбужденно бегая перед севшим на корточки Сафроновым. Тот заторможено помотал головой, сжимая и разжимая пальцы. Разбитые о физиономию Вострякова костяшки кровоточили. — Нет… Как же мы не уследили? — Не тем были заняты, чем следовало, — бросил ему Нарим, сбавляя темп. — Эх, надо было из Гришки всю правду до конца вытрясти. Узнать, что он ему продавал и как долго. — Вряд ли долго, мы бы заметили, — лицо Тима исказилось. — Мы ему нужны были… Мы, а не наркота поганая. А нас рядом не было! Нарим думал о том же самом. — Мы всё исправим, — сказал он, останавливаясь рядом и подавая руку. Тимофей, приняв его помощь, поднялся: — Стоило всё-таки отделать Гришку под орех. Это он твоё сообщение классу отправил, а я на Анжея налетел. Но почему он, расплатившись мобильным телефоном за долг, не вынул сим-карту? — Гришка лгун известный. То, что он вещает, нужно на два делить, а потом ещё на столько же. То, что останется, и есть правда, а всё остальное — ложь. Они помолчали, глядя на подъехавшую маршрутку. Влезть в неё не было никаких шансов. Народу было много, в салон запихивались, как сельдь в бочку. — Жаль, что с Леной произошла беда, — пробормотал Тим. — Она бы забила тревогу, всех на ноги подняла. И Сержа бы вызвонила. Как с ним связаться, только она знает. Нарим фыркнул: — Сержу на Анжея наплевать. Если бы он о нём заботился, не оставил бы на ублюдка, который на людей с ножом кидается. — Он об этом не знал. К остановке подрулила маршрутка, оба двинулись к транспорту, но услышали знакомый сигнал автомобиля и остановились. Развернувшись через двойную сплошную, к парням подъехал автомобиль Айнура. Старый турок, опустив стекло, велел им садиться в машину. — Есть новости, — сообщил им Искандер, как только они забрались на заднее сиденье, — ваш дружок Ян час назад подал заявление о пропаже Анжея. — Он не наш дружок, — проскрипел Нарим. — Это был сарказм, — отмахнулся Тимофей, придвигаясь ближе к Айнуру. — И как он объяснил исчезновение Анжея? — Как побег из дома. В заявлении написал, что Анжей оставил записку. И ещё одно… — добавил, сделав паузу, — Ян заявил, что ваш друг бежал из дома, совершив кражу десяти тысяч долларов. — Что?! — их общий возглас слился в единое. — Анжей никогда бы совершил кражу! — закипятился Тим. — Обвинить его в воровстве мог только лжец, — поддержал его Нарим. — Это были деньги, переданные его отчимом на лечение Лены, — Айнур сам видел заявление Моравского, его копию сумел раздобыть частный детектив Искандера. — Моравский дал показания, что снял валюту со счёта вчера днём, и представил в милицию квитанции, подтверждающие факт обналичивания денег. Когда он вернулся домой, то увидел, что вся сумма исчезла. Вместе с Анжеем. — А может, их украла проститутка, которую ему доставили прямо в квартиру? Искандер глянул в зеркало салона на Тариза. Парень, нахохлившись, как воробей, сидел на сидении, уложив сжатые кулаки на колена. — Проститутка? — переспросил турок. — Я видел, как её привёз сутенер. А когда прорвался в квартиру, она была в его комнате. Спала на постели. Если деньги кто и украл, то это она. — Или сам Ян, — встрял Сафронов, — деньги забрал себе, а свалил на Навроцкого. И Анжей тоже у него. Нар, — он вцепился в руку Тариза, — я не хочу думать, что он сделает… Его захлестнуло острым приступом страха. Дышать стало трудно, словно кто-то с силой нажал на грудную клетку и не желал отпускать. Турок крепко сжал его запястье. Похоже, теперь пришла его очередь поддержать друга. — Посмотри на меня, — потребовал он, — посмотри, Тимоша. Янтарный взгляд с усилием поднялся к его лицу. — Мы его найдём, — убеждённо произнёс Турок, — с Анжем ничего не случится. Ты веришь мне? Тимофей хотел сказать, что «да», только губы не желали слушаться. Нарим прижал его к себе, устраивая подбородок на рыжей макушке. Подбодрить не вышло, так хоть поделится теплом. Искандер переключился на дорогу. Будь проклят, если не поможет этим троим обрести то, в чём ему самому было отказано. *** Сознание возвращалось к нему урывками, болезненными вспышками боли, под аккомпанемент хрипа в повреждённых эфиром легких. Носоглотку немилосердно пекло, каждый вздох давался через усилие, что раз за разом заставляло терять сознание. Когда ему удалось, наконец, поднять воспалённые веки, он ещё долго лежал, не шевелясь и дыша открытым ртом. Эфир опалил носоглотку, едва не убив его, и Анжея накрыло приступом надрывного кашля. Когда он закончился, дышать стало легче, однако горло продолжало немилосердно печь. Он облизал губы, раскатывая по рецепторам языка горький привкус. Желудок прошивали спазмы тошноты, но он был пуст, рвать было нечем. Малейшее усилие сосредоточиться вызывало новый прилив головной боли. Его всё-таки стошнило на грязные доски пола плевком желчи. Губы защипало — горечь, оставшаяся на языке и нёбе, добавила мучений. — Воды… — прохрипел он, обретая голос. Мольба канула в пустоту. — Пожалуйста… — Его отчаянный шепот перешёл во всхлип. — Кто-нибудь… Свет в сознании стал ярче, в ноздри пробился запах плесени, свидетельствуя о том, что к нему возвращается способность мыслить — слабая, подточенная болью и полным упадком сил, но способная доносить информацию до мозга. Ногти проскребли грубую ткань — Навроцкий лежал на чём-то пружинившим под его слабыми попытками пошевелиться. Перекатиться со спины на бок получилось только после нескольких тщетных усилий. Виски тут же заломило, однако на бок лечь удалось. Когда головокружение унялось, Анжей вновь открыл глаза. На сей раз увидеть удалось намного больше. Он понял, что лежит на грязном матрасе, брошенном на пол в убогой комнатушке с облупившимися половицами, белеными стенами и заколоченным досками узким оконцем. Под потолком висела лампочка, обёрнутая картоном, связанным на патроне в «кулёк» шнурком. Под лампочкой располагался стол, накрытый затрапезной клеёнкой канареечного цвета, и два старых табурета. В углу стоял двустворчатый древний шкаф. У стены напротив размещалась железная кровать. На голых пружинах кровати сиротливо лежала видавшая виды подушка без наволочки и ватное одеяло. Как попал в этот холодный, сырой дом Анжей не помнил. Вторым устрашающим сознание фактом стало то, что его руки были скованы за спиной наручниками. Ощупав их непослушными пальцами, он обнаружил, что к наручникам крепилась цепь, ведущая куда-то в сторону. Прочная, похожая на те, на которых выгуливали больших мощных собак. Ещё одна пара наручников крепилась к лодыжке правой ноги, продолжаясь такой же цепью, спаянной со скобой на металлической пластине на стене. Пластина и массивная скоба выглядели куда новее дома. Холодея, Навроцкий оглядел себя. Одежда на нём была женской, на голые ноги натянуты чулки, порванные на коленях. Тут же на матрасе под его головой лежали рыжий искусственный парик и свёрнутый женский плащ. Он закрыл глаза, унимая панику. Его последним воспоминанием была его попытка бежать к Нариму. В памяти всплыло перекошенное лицо Яна, его угроза, горечь, хлынувшая в ноздри, и… провал в темноту. Похоже на то, что в этом доме он оказался благодаря Яну. И ничего хорошего его тут не ждало. « — …отныне только я решаю, что тебе запрещено, а что разрешено, шлюшонок» — голос Яна зазвучал в голове болезненным набатом. Следом в память полезли пальцы Моравского, царапающие его нёбо… Передёрнувшись, Навроцкий открыл глаза, тяжело дыша. — Помогите!!! — закричал он что силы. Ведь должен же быть по соседству хоть кто-нибудь, кто его услышит?! Он кричал долго, пока окончательно не охрип и, судорожно закашлявшись, ткнулся лицом в матрац. Никто не отозвался. Отдышавшись, он задёргался, желая освободиться от наручников, но лишь ободрал кожу на руках. Не поддалась и цепь, способная удержать зверя в сто кило весом. В Навроцком было не больше пятидесяти. От стараний оборвать цепь сполз чулок, окрасив лодыжку кровью. Опираясь на стену, он, сев, попытался пропустить ноги через скованные руки и едва не вывернул плечевые суставы. Поняв, что железо ему не победить, Анжей с отчаянным стоном повалился обратно на матрац. Сухие рыдания затрясли худое тело. Вырваться самому у него не выйдет. Его оборвал хлопок двери. Навроцкий, подскочив, вжался спиной в стену. На пороге комнаты появился Ян, гружёный пакетами. Сердце Анжея скакнуло к горлу. Он закрылся коленками, но понял, что «светит» бельем и быстро опустил ноги. — Не подходи ко мне! — отчаянно выпалил он. — И тебе доброе утро, сладкий, — Моравский подошёл к столу, поставив на него пакеты, стянул куртку. — Как спалось? — Тебе это с рук не сойдёт! — он затравленно следил за ним, дёргая руки за спиной. — Меня будут искать, и когда найдут… — «Если» найдут, — поправил его Ян. Навроцкий вздрогнул. Страх сжал сердце в груди когтистой рукой. Живым отсюда он не выйдет. — Ты… — он запнулся, — так ненавидишь меня? Тогда лучше сразу убей! — Ну, зачем же так сразу. У меня другие планы, — блондин усмехнулся, засовывая руку в пакет, — мно-ого планов. Разносторонних и впечатляющих. Тебе понравится, хотя… — Ян хихикнул, — … может, и нет. Анжей проследил за тем, как его рука возвращается из пакета, вытянув наружу прозрачную пластиковую упаковку. Разобрав, что видит под пластиком силиконовый фаллоимитатор, Навроцкий издал подавленный стон. По губам Моравского скользнула довольная усмешка. Если ужас мог бы выражать себя в запахе, то он уже слышал его густой аромат, разлившийся в пространстве. Он глубоко вдохнул, наслаждаясь выражением страха на лице мальчишки. Губы Навроцкого тряслись, широко распахнутые глаза смотрели на стол, где появлялись всё новые предметы. Тройку фаллосов конского размера сменили две анальные пробки, последними вылезли несколько анальных пробок и плаг. Моравский обвёл взмахом руки гору своих «сокровищ». — Как видишь, я весьма постарался, чтобы угодить тебе. Ах, да, — спохватился он, — совсем забыл о главном, — он зарылся в пакет и с довольным возгласом вытащил на свет упаковку с кляпом-шариком и баллончик с анальной смазкой. — Я скорее сдохну… — выдавил Навроцкий. И заорал во всё горло: — Помогите! На помощь! Снимая упаковку с кляпа, Ян, хохотнул: — Помогите… На помощь… И чего ждёшь? Что сюда прискачет твой арабский принц на белом коне и спасёт тебя, как принцессу Будур? Я бы на твоём месте на подобное чудо особо не рассчитывал. Знаешь, что это? Он сделал пальцем круг, обозначая их местоположение. — Сторожка лесника. Заброшенная и на окраине леса. Сюда и дороги-то нет. Если бы лесник сам не показал, то и не нашёл бы. Я отвалил старику достаточно денег, чтобы он не появлялся здесь до конца года. Так что мы одни и нашему счастью никто не помешает, дорогуша. Анжей застонал, поняв, о каком их общем счастье шла речь. Громоздившиеся на столе «орудия пыток» говорили сами за себя. — Ян… пожалуйста, — он, сменив тактику, воззвал к его разуму, — не нужно этого делать. Я знаю, что мы не одной крови, но моя мать по браку была твоей тёткой. Серж усыновил меня, я из твоей семьи! Блондин на мгновенье сделал вид, что размышляет над его словами, после чего презрительно скривил рот. — Плохая попытка, не те доводы применил. Своим я тебя не считаю. А на твою мамашу мне наплевать. Сучек у моего дядьки может быть много. Серж — единственный, кто мне родственник. А ты… досадное недоразумение, которое я намерен убрать со своей дороги. — Ян, хмыкнув, поправился. — Забыл… уже, считай, убрал. Вора в свой дом Серж больше не примет. — Я не вор… —Вор, — он, выдвинув один из табуретов, сел рядом со столом. — Ты украл деньги, которые Серж перевёл на лечение Лены. А это десять кусков. Отличные деньги для сопляка, ударившегося в бега. Анжей обомлел. Вот значит, как Моравский обставил его исчезновение. — Никто тебе не поверит, — отчаянно прошептал он, — я никогда ни копейки ни у кого не взял. — Так ведь то было до того, как ты вдруг открыл в себе свои… голубые наклонности и решил удариться во все тяжкие. Как только я покажу содержимое твоего компьютера, а удаленные тобой файлы я туда обратно вернул, всем станет ясно, что ты решил отправить, так сказать, свою жопу… в плаванье. А если добавить к информации твою прощальную записку… Ян осклабился, поиграв бровями. В потрясённом сознании Навроцкого мелькнул текст оставленной им записки: «Не ищите меня, таково моё решение. Оставаться в этом доме я больше не хочу. Ничего меня здесь больше не держит.» Он собственными руками подготовил Яну доказательства добровольности своего ухода. Моравский, подхватив со стола одну из анальных пробок, лениво поигрывал девайсом, следя за его лицом. Глаза мальчишки потухли. Плечи опустились. Дошло, наконец. Что ж, можно «ломать» дальше. — Ты не просто исчезнешь из жизни Сержа и своих дружков, — продолжил он. — Ты исчезнешь с клеймом презираемого вора. Сбросив пробку обратно на стол, Ян поднялся, Навроцкий сжался, собирая коленки у груди, и он, следя за ним, растянул губы. Если мальчишка думает, что он немедленно оприходует его, то глубоко ошибается. Синеглазый ещё не дошёл до предела своего страха, а Ян не отыграл свою партию до конца. Смахнув со стола шарик-кляп, он направился к нему и присел напротив. Мальчишка задёргался, уходя от его рук, но за ним была лишь стена, и пальцы Яна цепко ухватили его за подбородок. — Я же говорил, что всегда получаю то, что хочу, — пропел он почти ласково, — тебе стоило быть сговорчивее, парень. Знать свое место, а место твоё на четвереньках. Подо мной. — Этого не будет… Он не договорил. Ян, ухватив его за волосы на затылке, быстро сунул в рот резиновый шарик и, прижав коленом к сырой кладке, застегнул ремешки, удерживающие кляп на затылке. Отпустив горько взвывшего Анжея, Моравский, подхватив парик и плащ шлюхи, отступил назад. Подросток бился, пытаясь выдрать кляп изо рта плечом. Он засмеялся — вытащить кляп без рук было невозможно, но пусть сопляк позабавиться. Развернувшись, он, больше не глядя на пытавшегося кричать сквозь кляп пленника, покинул дом. Анжей упал на матрац, содрогаясь в рыданиях.