Два крыла для Ангела

— У тебя отменный хук справа, парень, — Рамзин приложил платок ко всё ещё кровившему рту. — Пошёл в жопу, — выплюнул Турок, забившись с ногами в кресло. Рядом с ним на подлокотнике сидел взъерошенный Тим. Начала драки Сафронов не видел, но крики и шум разбудили его и, не разбираясь, кто прав, кто виноват, Тимофей бросился на защиту друга. По пути рыжик был перехвачен Айнуром — вмешаться в драку старик ему не дал. Конфликт угас быстро, разбросав его участников по разным углам номера. Нарима Гришин запихнул в кресло у ванной комнаты. Виктор уселся на диван, освобожденный Тимофеем, блондин-охранник — Николай Шевцов, застрял у выхода, прилепив к щеке салфетку с кубиками льда. Сам зачинщик драки — Тариз — отделался синяком на подбородке, выйдя из драки техническим победителем. Рамзина бравада Тариза рассмешила: — Если это предложение, малыш, то ты не в моём вкусе. Тариз грязно выругался в адрес Рамзина на турецком. Айнур осуждающе цокнул языком. Виктор спокойно вытер зубы, измазанные кровью, достал из кармана пиджака пачку «LM» — дешёвка, но к ним привык с юности, и сунул сигарету в разбитый рот. — Турецкий я знаю с пятого на десятое, — сообщил он, прикуривая от зажигалки и выпуская дым в потолок, — но как звучит фраза «чтоб тебя в зад шайтан поимел» я перевести всё же в состоянии. — Я прошу прощения за своего юного друга, — извинился Искандер, с укором взглянув на Тариза. — А я извиняться перед этим павлином не стану, — огрызнулся Турок. — Надо будет, ещё раз в жопу пошлю. Шевцов зашипел из-под салфетки, оскорбившись за хозяина. Тариз злобно переглянулся с парнем. Блондинчик и оторвал его от Виктора, которому Нар успел сперва врезать по физиономии, а потом и добавить под дых, не позволив ему закончить расправу с обидчиком Анжея. Отбросив рассвирепевшего Тариза от Виктора, Ник переключил дикую фурию с еловыми глазами на себя, и оба сцепились, как бешеные псы. К счастью, Гришин оказался достаточно смелым, чтобы встрять в драку и раскидать обоих в стороны. Айнур забрал Нарима, а Шевцова от нового броска к мальчишке остановил резкий приказ Виктора. Рамзин велел ему успокоиться и отступить. Ник послушался, но был зол, как чёрт. Своё мастерство боя он считал непревзойдённым, как и реакцию, однако простой недоросль не только набил его хозяину морду прямо у него под носом, но и самому ему навалял по первое число. — Предлагаю всем успокоиться и перейти от мордобоя к цивилизованному общению, — выступил переговорщиком Гришин. — Меня не представили — Михаил, если кому надо — Гришин, подполковник МВД в отставке, сейчас директор сыскного агентства. — Виктор, — представился Рамзин, укрываясь за новым пологом дыма, — пока хватит и этого. Так активно предлагающего мне свой зад бойцовского петушка и рыженького кошака я и без представлений знаю. Нарим и Тимофей. Так что с вступительной частью мы закончили. — Сказал бы я тебе, что бы предложил… — выдал сквозь зубы Тариз, — … белый макинтош, гроб и осиновый кол в грудь, упырь. Рамзин растянул губы, услышав угрозу Тариза, напомнившую ему, что он говорит с ребёнком, хоть и вымахавшим под два метра, и тут же сморщился, потянувшись к разбитой губе. Кулаки у парня были крепкие. И, похоже, Виктор знал, за что на них нарвался. Экий, однако, у Анжея защитничек… Виктор, отняв руку от лица, глянул на Тариза с пристальным вниманием. То, как рыжеволосый, сидевший рядом с ним, поглаживал плечо друга, успокаивающе и одновременно поддерживая, говорило о близости парней, далекой от дружеской. Такие мимические сигналы Рамзин разгадывать умел. А вот каким боком вписывался в их компанию Анжей, пока не знал. Потому решил поставить все точки над «і» сразу. — То, что произошло между мной и Анжеем, только наше дело, — сказал твёрдо, с уверенностью в своём праве. — Извиняться за свои действия я не намерен, уж точно не перед вами. Да и не главное это сейчас. Важно найти Анжея, а уж потом разберёмся, как делить его будем. — Делить мы его не будем, — Тариз умел говорить таким же тоном, с тем же стальным блеском в глазах. — Поскольку тебе он не принадлежит, не принадлежал и принадлежать не будет. Оба хлестнули друг друга взглядом, словно сабли скрестили, высекая искры. Вот оно, значит, как… Рамзин сощурился. Похоже, перед ним был его соперник. Главный в этой троице, и за Анжея зеленоглазый будет бороться не на жизнь, а насмерть. — Хочешь сказать, сам уже территорию застолбил? — холодно полюбопытствовал, давя ревность. Насколько далеко зашли отношения зеленоглазого живчика и Анжея? — Анж не куст, чтобы его столбить, — выдал сквозь зубы Нар. — Держись от него подальше, и тогда я, может, и не сломаю тебе шею. Рамзина угроза рассмешила. Ударить себя разок Рамзин позволил, но больше такого удовольствия не доставит. Махать кулаками Виктор и сам умел. Всю молодость провёл, участвуя в драках за передел территорий, и то, что в последние годы кулаками за него работали его люди — не расслабило. Своим телом Рамзин занимался ежедневно, мускулы распирали рукава рубашки, а литые грудные мышцы сделали бы честь профессиональному атлету. Айнур на турецком потребовал от Нарима объяснений, Тариз не ответил. Анжей доверился ему не для того, чтобы он стал рассказывать о пережитом им позоре, не получив на то согласие Навроцкого. Искандер перевёл вопросительный взгляд на Рамзина, но и тот молчал. Стыда не испытывал, повторись всё снова, ничего менять бы не стал, только синеглазому уйти из своего дома не дал бы. Анжей въелся в мозг, застряв там надежно. Его влекло к мальчишке с жаждой таких эмоций, о которых он давно успел позабыть, и отпускать вернувшиеся в его жизнь краски Рамзин был не намерен. А посему придётся пока потерпеть и нахальство его дружков, и необходимость сотрудничать с ними, чтобы вернуть Навроцкого. Напором больше брать подростка не будет, понял уже, что прежняя тактика оказалась ошибочной. Ради Анжея он вспомнит о своей глубоко зарытой человечности. О том, что от неё осталось после пятнадцати лет войны за себя теперешнего. Вытащит и пропахшую нафталином совесть, и изъеденную молью доброту. Ведь не всегда же был холодной сволочью. — Можешь меня ненавидеть, сколько влезет, — Рамзин, не найдя пепельницы, сбил пепел на пол за диван, — однако я могу помочь в поисках Анжея, потому советую принять моё союзничество. Возможностей у меня куда больше, чем у вашего друга Искандера. В городе я не чужак, и вверх дном его переверну, чтобы отыскать парня. И сделаю это с вами или без вас. А если искать буду без вас, то и все лавры спасителя достанутся только мне, — в его голос скользнула насмешка. — Думаешь, мы о лаврах мечтаем? — буркнул Турок. Тимофей сжал его плечо — предложение Рамзина следовало сперва послушать. Рамзин сбросил ухмылку: — Главное для вас — друга вернуть. И я предлагаю помощь. Если вам дорог Анжей, то отказываться от неё не стоит. Все наши взаимные претензии должны отойти на второй план. Успеем ещё предъявить их друг другу после того, как Анжей окажется среди нас. Сафронов, ухватившись за плечо друга, прошептал ему что-то на ухо. Тариз нахмурился. — Он действительно может помочь? — нехотя спросил он у Искандера. Айнур развёл руками: — Как верно заметил Виктор, он тут свой, а я — чужак. Связей у него куда больше, чем у меня. — Мы заключаем союз с дьяволом… — … чтобы спасти ангела, — договорил Рамзин, безмятежно улыбаясь и тут же, растворив улыбку, нетерпеливо продолжил: — Хотелось бы услышать о том, что вам известно о причинах исчезновения Анжея. Нелепое обвинение в краже денег можете упустить, о нём я знаю. Тариз хмыкнул. То, как небрежно Рамзин отмёл версию с причастностью Анжея к краже денег, заставило его посмотреть на их вынужденное союзничество по-иному. Может, и стоит принять предложение ублюдка. Прощение за то, что согласился на его помощь, он у Навроцкого попросит потом. Надеясь, что Анжей поймёт и не оттолкнёт в обиде. — Я и Тим уверены, что Анжей не ушёл из дома сам, — заговорил он, приняв решение. — Моравский, вот кто причина его исчезновения. Ян ненавидел Анжея, у него было всё то, чего он сам был лишен. И хотя Анжей нам не признался, думаю, Ян приставал к нему. Шевцов отнял от распухшей переносицы расползшуюся от растаявшего льда салфетку. — Он бы не посмел, — сказал он, глядя на Рамзина, — предупреждение я ему передал. — На что он, похоже, наплевал, — сухо заметил Рамзин. — Ян не был любителем мальчиков, — упорствовал Ник, чувствуя, что ещё ответит за то, что предупреждение передал не достаточно «доходчиво». — У Соловушки он клиентов-мужчин избегал. Исключение было лишь одно. Рамзин усмехнулся — знал, какое именно. — Соловушки? — встрял Гришин. — Уж не о Натане ли речь? Старом своднике? Ник переключился на детектива: — Я и Ян некоторое время работали на него. Ян обслуживал женщин, брался за заказы, которые никто не хотел выполнять. Специфические заказы. — Какие именно? — спросил Айнур. — Некоторым дамам хотелось пожестче. Простым сексом приелись, и требовали подать им парня, который будет брать их, инсценируя изнасилование. Яну такие заказы были по душе. Чем длиннее был список требований клиентки к деталям «изнасилования», тем охотнее он соглашался на заказ. Однажды он слишком увлёкся. Трахал дамочку до тех пор, пока она не отключилась, едва не убив её. После этого случая Соловушка его и выгнал. — Простите… — Сафронов, не выдержав, рванул в ванную, прижимая руку в губам. Нарим поднялся вслед за ним побелевшей тенью самого себя. — Как Серж впустил этого зверя в свой дом? Он не мог не проверить племянничка. Навроцкий кого попало к своей семье никогда бы не подпустил. — Об истории Яна знает не так уж много людей. — Шевцов покосился в сторону ванной, было слышно, как давится рвотными спазмами Тимофей. — Я Пшека знаю с детства, он всегда был одиночкой. Жил с матерью, оба друг друга ненавидели. Подружек не имел, как и друзей. Лишь один такой же убогий в их дом вхож был. После школы они некоторое время работали санитарами в горбольнице. Вместе марихуаной приторговывали, «дурь» химичили. У Соловушки шептались, что Пшек свою мать на тот свет спровадил вместе с дружком, а о завещании родительницы, по которому квартира фонду благотворительному отходила, не знал. Так что с её смерти он ничего не поимел. — К Яну… — Нарим запнулся, — в вечер, когда я и Анжей должны были встретиться, привозили проститутку… — Тариз замолчал. Взгляд Рамзина перекочевал на Ника, мужчина дёрнул бровью. — Узнаю, кто, — тот кивнул, поняв задание боса и без слов, — скорее всего он у Соловушки заказ сделал, по-старой памяти. — Сейчас узнай, — велел Виктор, туша сигарету об окровавленный платок, — пусть ребятки Витязя найдут Яна, когда разыщут — берут под белые локти и в гаражи. Шевцов потянул мобильный из кармана. — Не советовал бы его брать сейчас, босс. Я эту падаль знаю, если он упрётся, то ни под какими пытками не узнаем, где он прячет Анжея. Помрёт, но не выдаст парня. Он может держать его в таком месте, где мы его никогда не найдём. Помнится, его любимым фильмом был «Погребённый заживо». Ян часто рассуждал о том, что это самая страшная смерть — когда тебя закапывают живым. Возникший на пороге белый, как мел, Тимофей, услышав его последнюю фразу, снова исчез в ванной. Нарим проводил его угрюмым взглядом. — Что предлагаешь? — Рамзин дал Нику инициативу. — Найти Яна и проследить за ним. Он приведёт нас к парню сам.  — Это плохой план, — возразил Тариз. — Яна надо брать немедленно! Надо будет, я его сам пытать буду, и он скажет, где Анжей! Рамзин хмыкнул: — А ты когда-нибудь пытал человека? Это ведь дело мерзкое, кровавое, душу отбирает. — У Яна души нет. — Но у тебя-то есть. Не спеши её терять. — Виктор поднялся. — Будем следовать плану. Найдём Яна, установим слежку и выйдем на место, где он держит Анжея. Шлюху, обслужившую Пшека, мы найдём и поговорим с ней сами. Будет дополнительная информация, свяжусь с тобой, Искандер. Айнур заверил, что будет на связи. — А я тогда подниму материалы по смерти матушки Моравского, — взял себе сам задание Гришин, — и заодно к ребяткам схожу, что делом домработницы занимаются. Чует моя пятая точка, что к избиению девушки наш дружок Моравский тоже может быть причастен. Номер опустел, последним вышел Искандер, посоветовав Нариму поспать пару часов. Ничего не обещая, Тариз, закрыв за ними дверь, направился к ванной. Тимофей сидел на полу, опираясь спиной о бортик ванной, уставившись на свои сложенные поверх коленок руки. Появление рядом Нарима из ступора его не вывело. Присев рядом, Нарим обнял его за плечи. Лис поднял к нему лицо:  — Нар… Я не выдержу. Прости… — За что? — Я должен тебя поддерживать, но не могу. Я с ума схожу, хочу, чтобы этот кошмар закончился, хочу увидеть Анжея. Он затрясся в горьких слезах, закрыв лицо ладонями. Нарим уткнулся подбородком в его макушку. — Мы его вернём, Тимоша, — пообещал тихо. В памяти прокручивался рассказ Николая о Моравском. Больной садист, возможно, отправивший на тот свет собственную мать… И в его руках сейчас пребывал Анжей, проживший всю жизнь в уютном безопасном мире. У Навроцкого не было шансов выстоять против монстра, обитавшего в Яне. Грудь сдавило невидимым обручем, не пошевелиться, не вдохнуть в полную силу. Глаза защипало, да только толку от слёз не было никакого. Ни от слёз, ни от страха, что принёс с собой тоскливое осознание собственного бессилия. Оставалось только, замерев в паническом оцепенении, ждать, когда им принесут весть о том, что Анжея больше нет. Нарим впил кулак в рот, вдавив зубы в костяшки пальцев. Если начнёт кричать, перепугает Тимофея. Нет, думать о гибели Анжея он не станет. «Смерть звать — её дождаться», так говорил его дед-турок. Сафронов, подняв лицо, потянул его руку вниз, расплёл пальцы. Прикосновение Тимофея привело в чувство, отрезвило. Вот она какая штука, любовь, вовсе не радостная и не светлая, а горькая-сладкая. В одно мгновенье привязывает, отдаёт в плен другому и учит страху потерять, жестко и беспощадно. Но об утраченном покое Нарим жалеть не станет, пусть и болело сердце, напоминая о том, каким уязвимым стало. Получив самый важный из даров, Тариз от него не откажется. — Мы его не потеряем, — произнёс твердо, словно вбивал свою уверенность в собственное сознание. — Никто у нас Анжея не заберёт, Тимофей. Мы всё сделаем, чтобы он вернулся. Тариз поднялся, протянув ему руку. Им обоим требовалось действие, пассивное ожидание делало их немощными и жалкими. Немощные и жалкие — Анжея они не вернут. Тимофей ухватился за его запястье. *** Грохот молнии, что легла у самого дома, заставил Анжея вернуться в сознание. Подняв веки, он некоторое время лежал, не шевелясь, в надежде, что окружающая его реальность — просто кошмарный сон. Облупленные стены, грязный пол, и стол, уставленный жуткими игрушками, исчезать не желали, и Навроцкий зажмурился. Кажется, он отключился, устав вопить через кляп. Вкус резины намертво въелся в рецепторы языка, челюсти свело, губы пересохли и кровоточили. Ко всем страданиям пленника добавилась ноющая боль в переполненном мочевом пузыре. С трудом перекатившись на спину, Навроцкий застонал. Наручники впивались острой кромкой в кожу. Снять их ему так и не удалось, сколько он ни пытался зафиксировать руки пятками и вытянуть кисти. Новый разряд молнии короткой вспышкой осветил пустую комнату. Погружённый во тьму дом, ставший его тюрьмой, ужасал замогильной тишиной, и он жадно вслушивался в шум бушевавшей за стенами стихии. Непогода дарила надежду на то, что Ян не приедет и у него будет целая ночь на то, чтобы придумать, как спасти себя или убить. В сознании мелькнули лица Нарима и Тимофея. Анжей убеждал себя в том, что они не поверят в то, что он вор, и будут искать его, несмотря на ложь Яна. Тариз с Сафроновым знают его лучше, чем кто-либо. «И потому Тимофей так легко поверил в то, что ты разослал сообщение Нарима среди одноклассников? А Нарим в то, что отсосал Гришке в туалете школы». Голос скептика, прозвучавший в голове, отдавал горечью. Но каждый мог ошибаться. Тариз с Сафроновым не были исключением, но в то, что он мог выкрасть деньги, присланные Сержем для лечения Лены, оба не поверят. Знали, как дорога ему была Квятковская. И ведь пришёл же Тариз за ним, чтобы забрать из дома и объявить своим, не таясь перед всем миром? Значит, верил в него. Вот только Анжей на их встрече так и не появился. Что, если Тариз решил, что это его «нет» на заданный им вопрос? И тогда искать его не станут из обиды или, уверившись в том, что он бежал из дома добровольно, только бы оказаться подальше от опостылевших друзей? Эмоции Анжея раскачивало, как на качели, то даря надежду, то отбирая её. Борьба с самим собой измотала, и он уткнулся лбом в матрац. Низ живота резало всё сильнее. Забыть о простейших физиологических потребностях не помогал даже холод, заставивший онеметь пальцы на ногах и руках. Если Ян хотел унизить его, превратив в зверя, гадящего под себя, то он был близок к своей цели. Вытянувшись в струну, Навроцкий бессильно заорал сквозь кляп, выплескивая в пустоту дома своё отчаяние. Вопль перетёк в вой. Опав на матрац, он скрутился в дрожащую «куколку» настолько, насколько это позволяли цепи. Лежать долго в одной позе не позволяла настойчивая боль, охватывавшая суставы и растянутые мышцы при любом положении тела. Сковал его Ян со знанием пыточного дела. Знал, какую длину оставить, чтобы не дать умереть своей жертве, но измучить невозможностью дать себе хоть короткий отдых. Резиновый шар во рту разбух. Избавиться от него не получалось: ремни надежно фиксировали кляп. Пытка была изощрённой. Взгляд Анжея обратился к столу, где в шеренгу выстроились кошмарные приобретения Яна. От мысли об их предназначении затошнило. В голову вновь полезли мысли о том, как убить себя до того, как Моравский появится в доме. Он читал в одной из книг, что узники откусывали себе язык и истекали кровью. Ян его такой возможности лишил, вставив кляп. Удушиться на цепях было невозможно, они были слишком коротки. Разбить голову об пол не позволяла длина цепи. Об стену уже пробовал, лишь измазал затылок известкой. Стена была рыхлой, подмокшей. Достать зубами до вен также не выйдет, пока руки скованы у него за спиной. Моравский предусмотрел всё. Анжей уткнулся в матрац, пахнущий сыростью и мышами. Вжался лицом посильнее, лишая себя дыхания. Один из способов всё-таки был, но требовал немалого мужества, чтобы заставить не отрываться от матраца, пока жизнь не покинет его. От недостатка кислорода вскоре закружилась метель в сознании, перед внутренним взором поплыли цветные круги. Кажется, он всё же нашёл способ убить себя… Жёсткие пальцы впились в плечи, когда он уже был готов отключиться. Вздёрнули вверх и затрясли, как куклу. На лицо градом посыпались пощечины. Ян, выплескивая грязный мат, сорвал с него ремешки кляпа, ухватил цепко за щёки, сдавив с силой. Холодная вода из бутылки полилась на лицо пленника. Навроцкий захрипел, челюсти не желали смыкаться, растянутые кляпом. Вода проникала в рот, глаза, нос, он давился, выворачиваясь из рук Яна, не осознавая до конца, что происходит. Истерический припадок закончился ударом кулака в лицо. Анжея откинуло на матрац, мокрого, с окровавленными губами. Его надеждам не было суждено сбыться. Ян вернулся до того, как он сумел спастись, уйдя в вечность. Нависнув над тяжело дышащим подростком, Моравский схватил его за волосы. — Что в тебе такого, а? — блондин склонился к нему, испепеляя взглядом, полным запредельной ненависти. — Чем ты его приворожил? Я же ему всё рассказал, что ты сучка у своих дружков, что вор, а он… сыном тебя, мразь, назвал… Пальцы правой руки Моравского сжали его гортань. Анжей затрепыхался, тело, подчиняясь инстинкту, боролось за глоток воздуха, но Ян держал крепко, сдавливал шею так, что побелели пальцы. Вот и всё… ещё мгновенье, и его кошмар закончится… Не вышло. Пальцы разжались, кислород вновь хлынул в лёгкие, и шлепки по щекам привели его чувство. Рот, предавая, раскрылся, втягивая воздух вперемешку с надрывным кашлем. Ян сполз с него. Усевшись на корточки рядом с матрацем, по-птичьи склонил голову к плечу, рассматривая корчившегося Навроцкого. Не мигая, с жутким холодом, угнездившимся в глубине зрачков. — Думал, что я так просто дам тебе сдохнуть? Анжей не отвечал, его лёгкие горели огнём, гортань спазмировало кашлем. — Дам… — сощурившись, пообещал Моравский, — … если сделаешь то, что скажу. Навроцкий посмотрел на него с тусклой тоской. — Не бойся, — протянул Ян, — это всего лишь записка. Посмертная. Дескать, покончил счёты с жизнью сам, и бла-бла-бла. А потом я тебя тут повешу. И никакого позора. Согласен? Безразличный взгляд Анжея устремился к деревянной балке под крышей, в которую тыкал пальцем ухмылявшийся Ян. — Ты ничего не почувствуешь, — тон Моравского перетёк в мёд. — Я дам тебе волшебных таблеточек. Ты вырубишься, и я тебя повешу. Всё случится быстро. Ничего личного, просто ты мне мешаешь, потому тебе придётся умереть. Так что выбирай: сделаю я это быстро и без мучений, или я из тебя кишки вырву. Слова Яна не ужасали, не находя отклика там, где должен был родиться протест. Анжей чувствовал только отупляющую пустоту внутри. Ян предлагал всё закончить быстро, без позора и почти без муки. Живым ему не уйти. Моравский его не отпустит, просить о милосердии было бесполезно. Он сам хотел умереть, так почему не воспользоваться предложением Яна? Собственная смерть воспринималась как освобождение. От Яна, от всего, что измучило и выжгло все запасы инстинкта самосохранения. Блондин осклабился, увидев его слабый кивок. Этого и ожидал. Он помог ему сесть, расстегнул наручники, но быстро перевёл руки вперёд и снова сковал. Отстегнув замок цепи с лодыжки от кольца в стене, он оставил её волочиться по полу. Анжей, не сопротивляясь, дал себя поднять и тут же повис в руках Яна — распухшие ступни на ногах не держали. Моравский помог ему добраться до стула. Усадив на табурет, подпёр собой, чтобы не упал. Сдвинув принесённую им сумку в сторону к игрушкам и, включив поярче принесённую с собой лампу-накопитель, блондин очистил для него часть стола. Потянулся к сумке, достал оттуда видеокамеру, треногу, положил на пол и последними вытащил наружу блокнот с ручкой. — Давай, пиши, милый, — подтолкнул он, поглаживая волосы Анжея. Наклонившись, блондин шумно втянул воздух носом у его плеча: как же сладко пах страх. — Бери блокнот и пиши, что я скажу. Навроцкий неловко взял ручку в озябшие дрожащие пальцы. В сознании пульсировала мысль о нереальности происходящего. А Моравский бубнил под ухом, диктуя текст: — Я, находясь в здравом уме, признаюсь, что украл деньги у Яна. Переносить этот позор я больше не в силах, потому пришёл к решению покончить счёты с жизнью. Анжей с трудом вывел лишь первые пять слов. Замерзшие пальцы не слушались. Мочевой пузырь грозил лопнуть. Ян поторопил: — Давай, давай, чего замер? — Я хочу… в туалет, — ворочать разбитыми губами оказалось куда тяжелее, чем пальцами. — В туалет? — Ян поморщился. — Что, совсем потерпеть не можешь? Навроцкий задрожал, ручка вывалилась из онемевших пальцев. — Мне надо… — Ладно, я понял, — раздражённо перебил он, вздёргивая его с табурета. Вытянув едва перебиравшего ногами мальчишку из комнаты, он повлёк его к убогой кухне, с видавшей виды грязной газовой плитой и круглым столом. Рядом с плитой стояло ведро. — Давай, делай свои дела, и пошли заканчивать записку. Он, выпустив локоть парня, подтолкнул его к ведру. Сам встал за спиной, оперся на стену, сложив руки на груди. Взгляд блондина лениво скользил по плечам мальчишки, открытым в разрезе нелепого платья шлюхи. Ох, и орала же девица, очнувшись утром и обнаружив, что пропали её жалкие тряпки. Пришлось залезть в вещи Навроцкой и отдать ей одно из платьев Натальи. Всё равно пропажу не заметят. Анжей не двигался, и он прикрикнул: — Чего застыл? Он пошевелился, задирая подол платья. Его глаза, не отрываясь, смотрели в угол у плиты, где на расстоянии меньше метра от него стояла металлическая лопатка для угля. — Я… так не могу… Отвернись. Ян фыркнул. — А что я у тебя такого нового увижу? Член и у меня есть. — Последнее желание… — Последнее желание? — Моравский развеселился. — И только-то? Поссать без свидетелей? — Он, фыркнув, отвернулся. — Раз ты так скромен… Анжей метнул взгляд через плечо. Ян смотрел в потолок, стоя к нему вполоборота. Струя ударила о дно ведра, напугав громким звуком его самого. — Встряхнуть не забудь, — насмешничал Моравский. Навроцкий не забыл и тут же метнул руку к лопатке, ухватил за черенок и, развернувшись, ударил Яна, метя в голову. Промахнулся самую малость — Моравский в последнее мгновенье словно чутьём зверя ощутил неладное и успел отшатнуться назад. Удар пришёлся в плечо, лопатка лишь чиркнула по лицу блондина, и острый край разорвал Моравскому щёку. Заорав от боли, Ян схватился за лицо. Выронив своё оружие, Навроцкий попятился мимо него к выходу и, хромая, бросился из кухни в тёмный коридор. — Сука-а-а!!! — вопль Моравского смог пересилить громыхнувшую за окном молнию. — Убью!!! За окном на секунду стало светло, Анжей, держась за стену, ускорился, ища выход. Сердце билось в груди обезумевшей птицей. Сзади затопал Моравский, завывая от боли и обещая ему расправу за то, что тот испоганил ему лицо. Превозмогая боль в ногах, брюнет побежал, длинный коридор привёл его к единственной двери. За ней лил дождь, барабаня по крыше крыльца. Он вцепился в ручку, рванул на себя. Дверь была заперта. Анжей налёг на дверь, царапая ногтями накладку замка, ударил всем весом. Замок держал крепко. Сзади, рыча, навалился догнавший его Моравский, накинул на шею снятый с пояса ремень. Вцепившись в кожаную удавку скованными руками, Анжей оттолкнулся ногами от стены, силясь вырваться, но Ян был тяжелее и куда опытнее в драках. Блондин с размаху ударил его лицом в стену раз, другой, разбивая нос и губы, колени мальчишки подкосились, отправив его на пол. Ян протащил его по коридору обратно в комнату, продолжая душить ремнём, бросил на матрац, прижал коленом руки к груди. Щёлкнул замок, приковывая Навроцкого за лодыжку к стене. Поняв, что проиграл, Анжей закричал отчаянно, горько. Единственный дарованный ему шанс освободиться был утерян. Ослабив ремень, Ян склонился над ним с перекошенным лицом, по щеке с длинным глубоким разрезом стекала кровь. — Ты испортил мне лицо, — он оскалился. — И ты не дописал записку. — Я не буду… писать, — такого удовольствия он ему не доставит. Не позволит выйти сухим из воды: — Ты за всё ответишь… Моравский рванул ремень, стягивая его на шее Навроцкого. Захрипев, Анжей попытался сбросить с себя своего мучителя. Не хватило силы. В ушах зашумел ток крови, сознание померкло, оборвав тонкую нить связи с действительностью. Как Ян рвал на нём платье, он уже не осознавал, провалившись в короткий обморок. Обнажив его, блондин подошёл к столу, порылся в сумке, вытер тылом ладони кровь со щеки и вернулся к Навроцкому, неся в руках нож, видеокамеру и пакет. Включив камеру, он установив её на низкую треногу, развернув объектив в сторону матраца, после чего продолжил срезать с него ножом остатки одежды. Осев на пятки, Ян жадно рассматривая обнаженное тело Навроцкого. Белая матовая кожа отливала жемчужным свечением в свете лампы. Вернувшись к пленнику, он развёл его колени, уложив пятерню на безвольную плоть. — Значит, быстро и по-хорошему сдохнуть не намерен? — на лице блондина проступила душившая его ярость. — Что ж, так даже занятнее. Он откатился с носков на пятки, стянул с себя пуловер, заляпанный кровью и, содрав джинсы с бельем до колен, ухватился за стоящий колом член. Жадные пальцы прошлись по ногам мальчишки, скользнули к внутренней стороне бёдер и пробрались к плотно сжатому колечку мышц. В паху запульсировал жар. Он хотел синеглазого даже больше, чем думал. Трахать его, медленно убивая, вонзаясь в плоть членом, пальцами, зубами, метя кровью и спермой. Анжей заскулил, тяжёлое тело навалилось сверху, разводя коленями его ноги. Осознание того, что происходит, пробралось сквозь туман в сознании Анжея. Паника вытолкнула его на поверхность реальности, в объятия воплотившегося кошмара. — Нет… — он попытался скинуть Моравского. — Не надо… — Поздно. Ты свою смерть выбрал сам. Надавив на челюсти сопляка, он открыл его рот, закопошился в глотке, и, вытянув наружу измазанные в слюне пальцы, сунул руку вниз. Распахнув глаза, Анжей с криком выгнулся в мостик, почувствовав грубое проникновение. Ян не щадил, упорно ввинчивался вовнутрь, разрывая нежные ткани. Потянулся вверх, к кричащему рту подростка, и прокусил его нижнюю губу до крови. Вкус железа опьянил, обрушив последние барьеры, и монстр из бездны вылез наружу, захватывая контроль над мозгом, обещая в награду притягательно запретное блаженство плоти. Сопротивление дергавшегося под ним тела возбуждало, он вминал в него бёдра, тёрся членом, слушая стоны своей жертвы, как чудесную музыку. Анжей извивался под ним, ломая позвоночник, выплёскивая из себя обрывки слов вперемешку с рыданиями — всё ещё пытался умолять не трогать его. Ян издал смешок. Наконец-то настоящий страх, чистая эманация ужаса. Он уткнулся носом в шею Навроцкого, глубоко вдыхая едкий запах. Лучшее из наслаждений. Но не главное. Моравский уложил ладонь на лицо Анжея, плотно закрывая нос и рот, надавил посильнее, чувствуя, как содрогается под ним мальчишка. Конвульсии становились всё тише, сопротивление ослабло, и он, навалившись сверху, одним толчком вошёл в истерзанный анус.