Два крыла для Ангела

Сумерки, укрывшие мокрый лес, умытый не прекращавшимся дождём, были отражением того, что царило в душе Яна. Провал отлично проработанного плана выводил Моравского из себя, выплёскивая с губ ругательства вперемешку с проклятиями на голову Сержа, Виктора, и двух мерзких дружков Анжея. Моравский не сомневался, что именно им удалось объединить Навроцкого и Рамзина, не знавших друг друга. А значило это лишь то, что он не учёл всех факторов и совершенно зря сбросил со счетов Тариза с Сафроновым. Те оказались слишком деятельными, сумели заручиться помощью Рамзина — единственного, кто представлял для Яна реальную опасность и свести с ним Навроцкого. Чувствовать себя самоуверенным дураком было неприятно, блондин считал собственный мозг совершенной машиной. Он просто не мог ошибаться, кто угодно мог, но не Ян Моравский. Покинув лесопосадку рядом с «Белеком», он вырулил на дорогу и направился в сторону города. Заехав в первый попавшийся магазинчик, Ян загрузил корзину спиртным. Несколько бутылок водки, коньяк и три бутылки пива. Уже сев в машину, вспомнил, что не ел с утра, вернулся обратно и разжился двумя палками копчёной колбасы и буханкой хлеба. Подумав, добавил к ним несколько пакетов с чипсами. Коньяк хлебнул ещё в дороге, вжимая ступню в педаль газа. Рану под пластырем дёргало всё сильнее. Опустив щиток с зеркалом, Ян надавил пальцем на пластырь, из-под него на кожу прыснула кровь с желтоватым гноем. К Марату он так и не заехал, забыв о необходимости визита в больницу из-за крушения своих планов. — Сучонок, — Ян заскрипел зубами, думая о Навроцком-младшем. Он всё ещё не отплатил ему в полной мере за нанесённое увечье. В голове всплыла мысль разрезать щёку мальчишки крест-накрест. Идея понравилась, вызвав прилив возбуждения. Захлопнув щиток, Ян увеличил скорость. Алкоголь бродил в крови, лишая осторожности, однако, как только он вырвался на северную трассу за городом, блондин уменьшил скорость. Патрулей здесь всегда стояло больше, народ в погонах неплохо зарабатывал на «летунах». Попадаться на примитивном нарушении правил дорожного движения он не собирался. Не тогда, когда ему светило срубить с дядюшки деньжат, что позволят наконец-то почувствовать себя богатым и свободным. Богатым по меркам голозадого Яна Моравского, выросшего в нищете. «Безотцовщина и голодранец». Так его звали за спиной соседи. Одногодки дразнили куда хуже. Но эти времена безвозвратно прошли, и он ещё позаботится о том, чтобы каждый обидевший его получил по заслугам. Как получит по заслугам и Рамзин с дядюшкой. Если Серж с компанией рассчитывали, что он вернёт Анжея живым, то крепко ошибались на этот счёт. Рамзин может забыть о своих мечтах обладать тощей задницей Навроцкого-младшего. Сопляк принадлежит только ему, до своего последнего вздоха. И услышит этот последний вздох тоже лишь он, держа «кузена» за шею, наблюдая за тем, как вылазят из орбит синие, как грозовое небо, глаза, как жадно открывается рот, пытаясь вдохнуть в сдавленную его коленом грудь глоток воздуха. И прежде, чем свет померкнет в глазах мальчишки, Ян прошепчет в ухо Навроцкого обещание, что следующим придёт по душу его дружков. Он позаботится о том, чтобы последним чувством, которое испытает Анжей, будут беспросветное отчаяние и страх. Намотав на колеса килограммы грязи, Моравский подъехал к сторожке лесника по забросанной листвой земляной дороге. От выпитого на голодный желудок коньяка его слегка мутило. Выйдя из машины, забрав пакет с продуктами и спиртным, блондин подставил лицо дождю. Холодные капли остудили разгорячённое сознание. Прошагав по лужам к крыльцу, Ян отпер тяжёлый замок. Сени встретили его запахом древесины, сырости и тишиной. Сбросив пакет с продуктами, он вернулся на крыльцо, соскочил в грязь и выволок из багажника пакеты с коробками. Сгрузив их в предбаннике, Ян, захватив коньяк, прошёл в кухню, и, подойдя к старой железной мойке, кривясь, содрал пластырь, набухший от гноя. Царапина на щеке выглядела отвратительно. Резкий порыв ветра распахнул форточку кухонного окна. Ударив в стену дома, та жалобно скрипнула старыми ржавыми петлями. Отправив лейкопластырь в мойку, Ян вытер рану висевшим на стене полотенцем и, наклонив голову вбок, щедро плеснул коньяком на рану. Зашипев от пекущей боли, он грязно выругался. Его лицо было испорчено. Ян запоздало понял, что рану следовало зашить. Теперь останется безобразный шрам. Ярость залила жаром. Оглянувшись, он потянул оставленный на столe нож, попробовал лезвие пальцем. Достаточно острое, чтобы прорезать щеку до зубов. Отбросив полотенце на пол, блондин направился в комнату. Нагнетая страх у сопляка, Моравский громко протопал по скрипучим половицам. Шевеления на матрасе не наблюдалось, он вообще не видел тела, оставленного им утром в полной отключке. Лишь бесформенную кучу из перевёрнутой вверх дном сумки и куска рваного домотканого половика. В голове шевельнулась мысль о том, что пленник мог удрать, но, подойдя ближе, Ян понял, почему не видел мальчишки. Анжей нагрёб на посиневшее от холода тело то, до чего смог дотянуться, укрывшись от промозглой стылости дома. Навроцкий-младший не шевелился и не отреагировал даже тогда, когда он, сбросив с него половик и сумку, потыкал его носком ботинка в поясницу. Мальчишка лежал на боку, собравшись в тугой ком, тёмные пряди укрывали лицо. Присев на корточки, блондин перевернул его на спину. Голова Анжея безвольно мотнулась, пряди волос скользнули с бледных щёк, открывая покрытое синяками лицо и губы, сравнявшиеся в цвете с кожей. — Какого чёрта? Ты что, помереть собрался? Ухватив брюнета под шею, Ян несколько раз хлестнул его по щекам, однако не добился даже трепета ресниц. Сопляк не подавал признаков жизни. Ян прижал пальцы к вене под подбородком, слабый пульс прочувствовать удалось с трудом. — Ах ты ж, мать твою… Разжав пальцы, блондин вернулся в коридор, вытащив из пакета одеяло с подушкой, зашёл в кухню, подхватил бутылку с коньяком и вернулся обратно. Приподняв Анжея, он подстелил под него край одеяла, завернул в куль и, уложив спиной на свои колени, принялся разжимать сведённые челюсти ножом. — Открывай рот, сука! Сдохнуть я тебе не дам. Не раньше, чем ты принесёшь мне достаточно денежек, чтобы я отослал дядюшку на паперть, где ему и место, заносчивому ублюдку. — Зубы разжать удалось, и он вставил горлышко бутылки в посиневшие губы брюнета. — Облагодетельствовал бедного родственничка, думал кормить подачками. Да только я своё получить умею. Он за волосы выгнул его голову так, чтобы коньяк свободно стекал по горлу в желудок. Брюнет захрипел, вялая конвульсия прошлась по телу. — Давай же, оживай. Влить вышло немного, но для не употреблявшего никакого алкоголя Анжея этого количества было достаточно, чтобы поднял частоту его пульса. Но в сознание Навроцкий не вынырнул. Лихорадочно вспоминая всё, что знал о гипотермии, Моравский уложил Навроцкого обратно на матрац, поднялся на ноги и приволок в комнату калорифер. Бензиновый генератор находился тут же в доме, оставленный ему хозяином. Восстановив электричество, Ян подтащил обогревательный прибор поближе к матрацу. Размотав Анжея из одеяла, он принялся натирать его водкой, оставляя за жёсткими ладонями красные полосы растёртой кожи. — Помереть тебе не дам, не сейчас, — глаза Яна маслянисто заблестели, в сознание полезли мысли о том, что лучшим способом спасти пострадавшего от гипотермии было — согреть собственным телом. А если уж и сдохнет сопляк, так хоть отдерёт его напоследок, так, чтобы во врата рая вошёл синеглазый с растраханным задом, запомнив последним член Яна, по-хозяйски орудующий в его теле. Раздеваться не стал, лишь спустил джинсы с трусами до колен, подхватил валявшийся на полу баллончик со смазкой и лёг сверху, разбросав коленки мальчишки в стороны. Моравский поморщился, вглядываясь в бледное лицо Навроцкого. Гораздо интереснее было трахать того, кто сопротивлялся. Навроцкий же напоминал покойника. Член не желал вставать, сколько он ни тёрся об ледяной живот и бёдра своей жертвы. Чертыхаясь, Ян сполз, осев на пятки, и принялся яростно дрочить, глядя на сморщенную вялую плоть мальчишки, лишённый волос пах, пупок. Зрелище не возбуждало. Блондин перевернул его на бок, принялся жадно мять ягодицы, пальцами полез между ягодиц, нащупав мокрый кружок, сунулся вовнутрь. Тонкий всхлип сорвался с губ Анжея. Член Моравского тут же воспрянул, багровая головка всё чаще мелькала над кулаком блондина, пачкая руку смазкой. — Врёшь, шлюшонок, — тонкие губы раздвинула ухмылка, — от меня не уйдёшь. Толкнув его на спину, он вновь налёг сверху, приподнял коленку подростка и одним толчком ввинтился в истерзанное кольцо мышц. Приняло оно его, плотно обхватив ствол, зазмеив новые трещины по разорванной плоти. Моравский задвигался в нём резкими толчками, жадно лапая за ягодицы, сминая и захватывая в жмени до синяков. И своего добился, «разбудил» истязаемого им пленника, снова вернув в действительность, от которой тот пытался бежать. Анжей закричал тонко, жалобно, и раскрыл глаза. — Вот так-то лучше. — Ян обхватил Навроцкого за подбородок, не прекращая грубых толчков. — Думал, что избавился от меня? Не так быстро, детка. — Га…ди…на… Шелест слов Ян разобрал не сразу, но, сложив слоги, выдавленные через чудовищное усилие, хрипло расхохотался. Надо же, сопляк всё ещё был способен на сопротивление. Хоть и настолько слабое, что мог отразить его только в одном единственном оскорблении. — О, ты ещё не знаешь, какой «гадиной» я могу быть, — заверил он, опаляя его лицо дыханием с запахом алкоголя, — но я тебе это покажу. Рука Яна протянулась к лежавшему неподалеку на полу ножу. Моравский, глумясь над пацанёнком, провёл тупой кромкой лезвия по губам Анжея и, фальшивя, пропел: — Раз, два, Фредди уже здесь, Три, четыре, лучше запри покрепче дверь, Пять, шесть, тебя ждет нечто ужасное, Семь, восемь, и тебе никуда не деться, Девять, десять, ты никогда не сможешь больше спать. Резко выйдя из тела застонавшего Навроцкого, он перевернул его на живот, распластал на матраце, прижимая спину коленом и прокрутил нож между пальцев, рассматривая спину мальчишки. О таком «полотне» мечтал давно. Мнил себя когда-то художником, размалёвывая большие листы бумаги буйством акварели. Школьный учитель рисования, которому он решился принести свои картины, его талант высмеял, назвав бездарной мазней. Учитель был пьян, подловленный подростком после празднования 23 февраля с трудовиком, потому высказался, не щадя чувств подростка. Критику Моравский воспринял, как удар под дых, однако учителя внимательно выслушал, все его разглагольствования о том, что создавать нужно нечто новое, то, чего ещё не видел мир. А мазня Моравского была стара, как само человечество. Что же, тогда он создаст новое, то, что будет ужасать. — Раз, два, Фредди Крюгер идет, Три, четыре, ножи достает, Пять, шесть, в оба гляди, Семь, восемь, с ним не шути, Девять, десять, распятье возьми… Ян растянул губы в ухмылке безумца, почувствовав, как на его запястье ложится когтистая лапа. Ведомый ею, он воткнул нож в кожу чуть ниже лопаток Навроцкого, одновременно погружая в него стоящий колом член. *** Деньги собирали спешно. Навроцкий-старший опустошил счёт в банке, где лежало девяносто тысяч, забрал старый долг у партнёра по бизнесу, выгреб наличность из сейфа, отвёз в ломбард драгоценности Натальи, две пары своих часов, перстни. Результатом «скребли по сусекам» стала сумма в сто восемьдесят пять тысяч наличкой. Гришин, обеспечивший Сержа охраной в виде двух амбалов, ездил с ним по городу до наступления сумерок. Деньги были нужны с запасом — Навроцкому не удалось раздобыть и первичной суммы запросов Яна. Последним из сейфа в банке был забран гарнитур с сапфирами, подаренный им когда-то Наталье. Драгоценности были родовым достоянием, переходившим из поколения в поколение в семье Навроцких и в своё время должны были стать подарком Божене. Сев в машину с футляром в руках, Серж долгое время сидел в оцепенении, вспоминая, как сверкали камни на молочной коже груди жены. Глухая тоска душила комом в горле, заставляя губы мужчины мелко подрагивать. Разместившийся рядом с ним на заднем сиденье Гришин с сочувствием смотрел на Сержа. — Позволите? — спросил он, движимый любопытством. Навроцкий передал ему футляр. Открыв его, детектив присвистнул. В бытность следователем ему пришлось как-то работать над делом об ограблении антиквара, всю жизнь собиравшего старинные ювелирные украшения. Воров нашли до того, как они успели сплавить большую часть коллекции и, описывая найденное имущество ювелира, повидать ему пришлось немало красивых вещиц. Но гарнитур поразил как работой, так и чистотой камней. — Дорогая штука. — Семейная реликвия, — без эмоций выронил Навроцкий, глядя на свои сложенные на коленях руки, — по легенде досталось моей прапрабабке от короля, чьей любовницей она была. — Редкая по мастерству работа, — Гришин, благоговейно погладив центральный камень подвески колье, захлопнул футляр и передал его обратно Навроцкому. — Такое в ломбард не сдашь. Нужен покупатель-коллекционер, способный дать достойную цену. — Продавать его не нужно, — Серж покачал головой, — я знаю, что Ян захочет взять гарнитур вместо денег. Его мать считала, что он должен был достаться ей. И была права. В семье его всегда передавали старшей в роду наследнице. Но мои родители отстояли право на наследство в суде. И я подарил его Нате, хотя она и не была по крови Навроцкой. — Навроцкой по крови является ваша дочь, Серж. — Знаю, — он кивнул, —однако не сомневаюсь, что моя дочь, будь она постарше, не задумываясь отдала бы их во спасение брата. В конечном счёте, это всего лишь камни и металл, они не могут быть дороже жизни Анжея. — С чем трудно не согласиться. Гришин смотрел на мужчину с уважением. Тариз с Сафроновым крепко в нём ошибались. В отеле их ожидали Айнур, и Тимофей с Наримом в компании Ника. Рамзин исчез вместе с Витязем сразу после звонка Яна. Шевцов сообщил, что им удалось вычислить двух вероятных кандидатов на роль загадочного друга Яна, и сейчас люди Рамзина вплотную занимались их поиском. Навроцкий, тяжело опустившись на диван, прослушал его с непроницаемым лицом. В то, что это даст хоть какой-то результат, он особо не верил, но от помощи Виктора не отказался, понимая, что самому ему с поисками Анжея уже не справиться. Для отвода глаз Рамзин и убрался из отеля, не зная, ведёт ли Ян наблюдение за «Белеком». За связного Виктор оставил Ника — тот вернулся в отель, соблюдая тщательные меры конспирации. Тимофею удалось упросить Нарима отдохнуть, и Тариз, мгновенно провалившись в сон, проспал чуть больше часа. Рядом с ним прикорнул и Сафронов, однако оба проснулись, стоило в соседнем номере появится Навроцкому. Заспанные мальчишки присоединились к мужчинам, обсуждавшим вопрос, стоит ли обратиться в милицию. Предложил обратиться в органы законопослушный Айнур, Ник возражал, говоря, что если Ян учует слежку ментов, то избавится от Анжея. Навроцкого от его слов перетряхнуло. — Пока будем следовать прежней тактике, — сказал он устало. — Простите, — Серж поднялся, — мне нужно сделать звонок в Германию, узнать о состоянии дочери. Все засуетились, дав дорогу Навроцкому на балкон. Когда дверь за мужчиной закрылась, Тим обратился к Гришину. — Деньги собрать удалось? — спросил он. Детектив покачал головой. — Собрали меньше двухсот тысяч. — Я доложу необходимое, — сказал Айнур. — О деньгах беспокоиться не нужно. Виктор заверил меня, что, если не хватит, подключится и он. — Серж гордый, не согласится, — буркнул Нарим. — Ему не до гордости, парень, — резонно заметил Гришин, — возьмёт и спасибо скажет. Однако у него другое предложение для Яна. Семейная реликвия, старинный гарнитур с сапфирами. Серж уверен, что Ян не устоит перед возможностью вернуть часть своего наследства. Трель мобильного Ника прервала разговор, сосредоточив внимание присутствующих на охраннике Рамзина. Переговорив, Ник опустил телефон и потянулся за лежавшей на стуле курткой. — Виктор просит тебя, Айнур, организовать возможность разговора в уединённом месте. — Позади отеля есть гостевой дом. Он не достроен, но бильярдная внизу почти закончена. — Подойдёт вполне. С балкона вернулся Навроцкий. Тимофей, робея, полюбопытствовал, как дела у Божены, мужчина сообщил, что состояние девочки стабильное и опасений не вызывает. После чего сосредоточился на словах Ника, сообщившего, что в отель едет Виктор и везёт им того, кто, по словам Рамзина, должен был сдвинуть поиски с мёртвой точки. *** Завести машину вышло не сразу, пальцы соскальзывали с гладкой пластмассовой головки ключа. Мотор взревел, колеса ненадолго забуксовали, и, поднимая шлейф из грязи, Моравский вырулил со двора сторожки. Крепко сжимая баранку руля, он покосился на собственные конечности, испачканные в крови. И как его угораздило так увлечься? Как не заметил, что погружается в знакомый ему мрак, поглощавший время, как оголодавший зверь? Не стоило выпускать монстра наружу тогда, когда он чувствовал всем естеством близость того, что называл Провалом. Но не удержался, позволил утянуть себя в омут и, когда вернулся в сознание, сам ужаснулся, увидев, что натворил. Ужаснулся не тому, что лежал на полумертвом теле Анжея, и не тому, что елозил грудью по крови мальчишки, а тому, что, похоже, провалил новый план. Денег ему от Сержа не видать, если тот не получит доказательств того, что Анжей жив, а привести в сознание истерзанного им подростка ему так и не удалось. Потому, кое-как оттеревшись от крови, натянул штаны, накрыл лежавшего лицом вниз Анжея одеялом и бросился к машине. На трассу вылетел, выбрасывая из-под задних колес комья грязи. За несколько километров до въезда в город он съехал с дороги, вышел из машины и вызвал на связь Марата. Старый дружок отозвался сразу, и он истерически выдохнул, чтобы тот немедленно прибыл к нему. Марат, не понимая, какого дьявола он ему понадобился на ночь глядя, принялся нудить, что и так сделал для него слишком много, но, услышав угрозу Яна заявиться к нему домой самому, сдаваясь, спросил, куда ехать. Ян объяснил, что будет ждать его на таком-то километре загородной трассы и, отключившись, сполз спиной по дверце машины на карачки. Впив руки в волосы, блондин коротко взвыл. Как всегда после Провала, у него дико болела голова. К тому же от выпитого алкоголя тошнило. Судя по пустой бутылке коньяка, насилуя Анжея, он не забывал прикладываться к спиртному. Закачавшись взад-вперед, Ян выплеснул из себя ругань. Если мальчишка помрёт, не будет ни денег, ни великих планов. — Дерьмо, вот ведь дерьмо! Зачерпнув пригоршню воды прямо из лужи, он плеснул в лицо. Перед глазами, отпечатавшись на внутренней стороне век, стояло лицо Анжея, с прокушенными в кровь губами, широко распахнутыми глазами и с плававшей на дне зрачков пустотой. Навроцкий больше не кричал, перейдя рубеж способности воспринимать боль. Подарить смерть было для него милосерднее, чем оставлять в живых. Что творил с ним Ян, провалившись в безумие, он, в отличие от Моравского, помнил. Милосердие эвтаназии Моравский ему подарит, но не раньше, чем сумеет доказать Сержу, что в его руках пребывает всё ещё живой «товар». Марат прибыл через полчаса на мотороллере, злой и мокрый, забрызганный грязью по самые колена. Блондин, поднявшись на ноги, встретил его с кислым лицом. — Ну, может пояснишь мне, какого лешего ты выволок меня из тёплого дома в такую мерзость? — Мне нужна твоя помощь. — Да неужели? — едко выдал Горин и замолчал, осознав, что произнёс Ян. Моравский никогда не просил помощи, он её требовал. Но не в этот раз. — Что ты натворил? — напряженно спросил он. — Мне нужна помощь, — монотонно повторил блондин. — Уже слышал. — Ты взял аптечку? Марат кивнул — на том, чтобы он захватил свой медицинский баул, Моравский настаивал особо. — Что у тебя с лицом? — спросил он, решив, что Ян вызвал его из-за загноившейся раны на щеке. — Как давно ты получил царапину? — Я вызвал тебя не для этого. — А для чего? Вместо ответа тот сел в машину и велел следовать за собой. Марат, помедлив, сел на мотороллер. К сторожке они прибыли, с трудом преодолев ловушку раскисшей земляной дороги. Мотороллер дважды вяз в грязи, автомобиль буксовал, и Горин чертыхался на весь лес. Блондин поднялся на крыльцо первым, толкнул на себя дверь, запереть которую он забыл. Марат топал за ним, шлепая ботинками по лужам. Моравский ввёл его внутрь и, соблюдая молчание, отступил назад. Гость отсканировал взглядом убогую комнатушку и остановил глаза на столе с шеренгой гелиевых фаллосов. — Что это, Ян? Ты что, решил разнообразить свою сексуальную жизнь… Он оборвал себя, увидев лежавший на полу моток одеяла, из которого выглядывали тёмные пряди волос. — Едрить твою налево… Уже догадываясь, кого именно увидит, Горин направил себя к одеялу. Моравский стоял у входа, замерев в мрачной неподвижности. Так же, не размыкая губ, проследил за тем, как Горин, матерясь, разворачивает мальчишку, издает утробный звук готовой извергнуться рвоты и вскакивает на ноги. — Ты что наделал, придурок?! — забыв о том, с какой осторожностью стоит выбирать слова для их общения, Марат сорвался на крик. — Совсем крышей поехал?! — Можешь его в порядок привести? — угрюмо буркнул Ян. — Хотя бы ненадолго? — В порядок привести?! — он даже взвизгнул. — Ты изрезал ему спину! И задницу порвал, будто оглоблей его трахал! Ты что в него совал, полоумный?! — Член, природа меня размером не обидела. Приведи его в порядок, мне нужно не больше пяти минут в сознании, этого будет достаточно. — Достаточно для чего? — Он должен сказать моему дядюшке, что жив и просит спасти его. Марат в ошеломлении покачал головой. Он всегда знал, что Ян не совсем нормален, но чтобы настолько … — Что ты надумал? — Серж готов заплатить за возврат мальчишки две сотни косых зелёными. — Ты потребовал выкуп? — Думаю попросить больше. — Я на это не подписывался. — Горин отступил назад. — Не впутывай меня в это! — Ты уже впутался! — заорал на него Ян, сжимая кулаки. — Твой братец изображал Анжея у железнодорожных касс! Ты со мной в одной лодке! Марат окрысился: — Что-то я слишком зачастил с тобой в плавания. Знаешь, братец, садиться с тобой в тюрьму я не собираюсь. — Никто никуда не сядет. Серж не будет заявлять в милицию. Отдаст деньги, я верну ему мальчишку, и всё будет шито-крыто. Пацана он позорить не станет, в милицию не заявит. А ты получишь двадцать тысяч налом. — Добытых таким образом денег мне не нужно. — Тогда чини его бесплатно. Или ты забыл о своей клятве Гиппократа? — Решил мне о клятвах напомнить? — Горин задохнулся от возмущения, но, услышав слабый стон, обернулся и, кляня про себя обезумевшего Пшека, подвинул к себе принесённую с собой сумку. Ян ходил из угла в угол, ожидая, пока он закончит свою работу. Марат крыл его матом сквозь зубы, Моравский молчал. Он стерпит старому дружку любую наглость, только бы тот привёл Анжея в сознание. Блондин находил с два километра, пока Марат очищал синеглазого от крови, обеззараживал и перевязывал раны. Наконец, Марат поднялся с колен. — Его надо на операционный стол, — сказал он, стирая с рук кровь влажными салфетками. — Я не могу остановить кровотечение. — Зашей его здесь. — Ты рехнулся?! — вспух Горин. — Не слышишь, что я тебе говорю? Не отвезёшь его в больницу, и пацан умрёт! Я лаборант, а не хирург, чтобы штопать его! — Тогда просто приведи в сознание. Подойдя к матрацу, Ян вытащил из кармана мобильный, чтобы сделать пару снимков, но тут же сунул телефон обратно. Анжей был обмотан пропитанными кровью бинтами. Показывать его в таком виде Сержу явно не стоило. Порывшись в сумке, он вытащил старую рубашку и кое-как натянул её на Анжея. Марат сидел рядом на карточках, поджав губы. Ян втравил его в похищение и вымогательство. И на этот раз замести следы у Пшека не выйдет. Отчим парнишки знал, кто выкрал его пасынка, и только вопрос времени, когда выйдут на него самого и его младшего брата. В то, что Серж станет молчать ради сохранения чести семьи и Анжея, он не поверил. — Мне нужны твои штаны. Голос Моравского вырвал его из размышлений о том чёрном дне, что свёл его с Яном. Дне, который стоило проклясть в сотый раз. — Что? — Штаны снимай, — велел Ян, — не нужно дядюшке видеть голый зад любимого приёмного сыночка. — Не буду я ничего снимать. — он поднялся, держась за ремень. — И участвовать в этом тоже не буду. Мой тебе совет — подкинь мальчишку куда-нибудь недалеко от больницы, где ему успеют помочь, а сам садись в машину и уезжай из города. Отсидись где-нибудь в глубинке, пока всё не утихнет. Я помогу тебе сделать паспорт, и заживёшь на периферии не хуже, чем здесь. Ян смотрел на него немигающим взглядом, тёмным, как ночь, что опускалась за окном. — Твоего совета я не спрашивал. — Тогда я умываю руки. В смерти ребёнка я виноватым быть не желаю. — Ты уйдёшь только когда я позволю, — с тихой угрозой выцедил Моравский. — Ты мною не командуешь. — Горин, пожав плечами, потянул свою сумку с пола и направился к выходу. Далеко не ушёл — Ян, метнувшись к нему, обхватил дружка за волосы. Лезвие ножа впилось жалом в шею Горина. Марат, захрипев, потянулся к его руке, и блондин отскочил от него, извернувшись так, чтоб не задеть бедром край стола. Горин развернулся к нему, вцепившись в рукоять ножа, торчавшего из шеи. Широко распахнутые глаза смотрели на Пшека в изумлении. — Ты… что наделал? Моравский не ответил, наблюдая за ним с отстранённым интересом. Нож перерезал сонную артерию, и кровь зафонтанировала, как только Марат, на грани затухающего сознания, потянул лезвие наружу. — Ах, ты ж… Сил договорить уже не хватило, на губах Горина взбухли кровавые пузыри. Он замычал, тщетно попытался остановить кровь, прижав руку к ране. Кровь просачивалась между пальцев. Закатив глаза, Горин рухнул на пол под ноги Яна. Агония была короткой, но впечатляющей. Не желая расставаться с жизнью, тело подёргивалось и сучило ногами, руки царапали пол, залитый кровью, словно пытались собрать и затолкнуть её обратно. Через несколько минут всё было кончено. Мертвец замер на полу, закончив свою бесполезную борьбу. Только теперь, когда Горин затих, Ян сквозь шум в ушах услышал судорожные всхлипы. Повернув голову к матрацу, Моравский впился в лицо Анжея. Мальчишка, скорчившись, полулежал на боку, глядя на труп. — Всё видел? — блондин шагнул к матрацу. Присев на корточки, он вытянул из кармана мобильный и, не торопясь, набрал номер Сержа. — Если не хочешь, чтобы тоже самое я сделал с твоими двумя дружками, ты сейчас подтвердишь Сержу, что жив, и скажешь, чтобы он сделал всё, что я ему скажу. Притянув к себе его руку, Моравский сунул мобильный в трясущиеся пальцы Навроцкого. Удержать телефон Анжей не смог, и Моравский сам прижал мобильный к его уху. Услышав полный тревоги голос Сержа, отозвавшийся на том конце, Анжея хватило лишь на то, чтобы прошептать в запредельном ужасе, что он хочет домой. Этого Яну было достаточно: толкнув своего пленника обратно на матрац, Моравский поднялся на ноги. — Полмиллиона, Серж, — проклацал зубами, чувствуя, как его потряхивает от прилива адреналина, — или я начну отправлять тебе твоего драгоценного сынка-пидора по частям!