Два крыла для Ангела

Ян месил грязь, кляня себя за то, что не взял стоявшие у порога дома здоровенные резиновые сапоги лесника. Сберёг бы свои новые ботинки, купленные накануне, из тёмно-рыжей замши. Ботинки погружались в мягкий мох, выдавливая наружу грязные лужицы, что становились всё глубже. Моравский приближался к заболоченной местности, и твёрдых участков земли становилось всё меньше. Дойдя до противно пахнущей жижи цвета нефти, из которой торчала длинная палка с намотанной на конце выцветшей тряпкой, означавшей, очевидно, что следовать дальше было опасно, Ян повернул влево. Поднырнув под разлапистую ветку ели, щедро стряхнувшую ему за шиворот душ из дождевых капель, он вышел к насыпи из обломков строительного мусора, бетонных балок и обломков плит перекрытий. На кладбище, так и не увидевшей своего окончания стройки, Ян набрёл в первый же день, когда за небольшую плату снял у лесника дом и отправился осматривать окрестности. Убогость созданной человеком «композиции» из бетона и проросшей между него элементами растительности у Моравского никаких чувств не породила, в отличие от старого бункера, на который он наткнулся, обходя участок. Бункер, чье «горло» входа уходило под высокий холм, заросший густым кустарником, вызвал у него живейшее любопытство. Железная дверь, перекрывавшая вход, провисала на одной единственной ржавой петле. Моравский без труда пролез между дверью и стеной, нырнув во тьму. Пройдя небольшой коридор, он оказался внутри целого клубка ответвлений потерн. Большинство из них давно обрушились и были засыпаны землей до самого верха, но один из коридоров был доступен и вёл к пустой комнатушке. Кто бы ни построил бункер, со временем интерес к нему был утрачен, как и к стройке, и Моравский собирался использовать эту находку с пользой для себя. Именно здесь он первоначально был намерен держать Анжея, а теперь, изменив планы, собирался спрятать свои сокровища. До тех пор, пока не решит, куда же отправится после того, как окончательно оборвёт связь с прежней жизнью, начав всё с чистого листа, с деньгами и новой целью. Батарейка фонарика начала садиться при подходе к бункеру. Ян, чертыхаясь, побил по нему ладонью. Реанимационные меры мало что дали, но луна давала достаточно света, и он продолжил свой путь. Сколько себя помнил, Ян никогда не боялся темноты. Ночь была его порой, а глубокий мрак — лучшим другом. Мальчишкой он по ночам накрывался с головой одеялом и предавался общению с тем, кого считал своим единственным союзником. Созданный его сознанием монстр был не просто фантомным другом: он верил в его реальность и поверял ему свои самые большие тайны. Делиться больше было не с кем: для матери он был ошибкой, для немногочисленных родственников — недоразумением, для сверстников — фриком. Только для того, кого он сам назвал Азазелем, украв имя падшего ангела, он был значимым и нужным. Подземный бункер встретил его слабым звуком гулко капавшей где-то в глубине воды — стены, выложенные крупными блоками камня, поддались разрушительному воздействию времени, и наружу просачивались грунтовые воды. В воздухе висела сырость, тянуло плесенью. Моравский уверенно продвигался по коридору, лавируя среди груд камня и земли, высыпавшихся из стен. Вскоре обрушится и этот последний коридор, навсегда похоронив тайны бункера, но пока послужит Яну тайником. Войдя вовнутрь комнаты, он заметал слабеющий луч фонаря по сторонам. Хоть Моравский и был уверен, что ни одна живая душа не появлялась здесь уже как минимум с десяток лет, но осторожность ещё никому не помешала. Световое пятно зависло на дальнем из углов, где под стеной была навалена куча битого кирпича. Подойдя ближе, Ян отгрёб часть кирпичей в сторону, и в образовавшееся углубление поместил пакет с деньгами. Выкуп он разделил на две части, помня о том, что не стоит складывать все яйца в одно лукошко. Вместе с деньгами в углубление должен был отправиться и футляр с драгоценностями. Прежде чем опустить его на каменное ложе, Моравский открыл футляр. В тусклом свете фонаря замерцали сапфиры в филигранной оправе из серебра. Выбор драгоценного металла для камней невероятной чистоты и глубины был странным, однако по легенде, ходившей в их семье, его красавица прабабка — Ядвига была жгучей брюнеткой с тёмно-синими глазами. Ей шло холодное свечение серебра. Потому и создан был специально для неё гарнитур, ставший причиной ссоры потомков Ядвиги, разделившей семью на два враждующих лагеря. Ян залюбовался игрой света, исходившего от камней, столь похожих на глаза Анжея. В голове мелькнула мысль о странности поступка Навроцкого-старшего, отдавшего ему драгоценности Ядвиги. Неужели и вправду думал, что купит побрякушками его согласие держаться подальше от Анжея? Ян усмехнулся. Его дядюшка был наивен. Захлопнув футляр, он уложил драгоценности в тайник и завалил свои сокровища кирпичами. Одно дело было сделано, теперь его ожидала самая приятная часть продуманной им программы. Моравский растянул губы в ухмылке. Напоследок он ещё раз оттрахает свою новую «женушку» на глазах у Тариза, а потом забьёт битой краснопёрого, заставив Анжея лицезреть весь процесс казни от начала и до конца. Как же сладко будет слушать мольбы синеглазого о пощаде для его дружка! Но куда более пьянящим станет предсмертный хрип самого Навроцкого-младшего, которого он был намерен собственноручно задушить. Балуя сознание яркими картинами предстоящей расправы с мальчишками, Ян покинул бункер и, кряхтя от усилий, подтянул дверь к наличнику, перекрывая вход. В обратный путь он двинулся, нашаривая дорогу почти севшим фонариком. Под ногами хлюпала грязь. Моравский в отличном расположении духа бодро шагал к дому лесника, насвистывая под нос. Вынырнув в поредевший подлесок позади дома, Ян прошёл ещё несколько метров, прежде чем внутри задрожала и звонко тренькнула туго натянутая струна предупреждения. Что-то было не так. Остановившись, он замер на месте, принюхиваясь, как зверь. Поляна с домом лесника была погружена в тишину. Лёгкий ветерок колыхал лапы елей, подступавших к деревянному частоколу. Слабый свет лился из окна комнаты, где он оставил Нарима рядом с трупом Марата. Его взгляд прыгнул к горе хлама на заднем дворе, переместился к дровнику под кособокой крышей, и сполз на колоду с вбитым в неё старым топором. Поправочка — топор был там утром. А теперь отсутствовал. Колода сиротливо отсвечивала исколотым срезом, лишившись своего вечного спутника. Шумно втянув воздух носом, Ян уловил еле слышимый запах сигарет и вернулся к изучению кучи хлама, ощетинившейся, словно гигантский еж, «иглами» изогнутой арматуры. Моравский был во дворе не один. Подтверждая его предположение, в окне дома стремительно посветлело. Оскалив зубы, Моравский пригнулся, и за мгновенье до того, как из-за кучи к нему рванули две высоких тени, метнулся обратно к лесу. *** Мир плавал в чернильных кляксах, мешавшихся с серой гладью полумрака. Пятна перемещались, сливались, и расходились в пустоте, обрастая глухим взволнованным гулом, скрипом половиц, шарканьем ног и вдруг со всей возможной резкостью проступили в очертания фигур. Пространство дома заполнилось голосами, запахами, суетливым движением, и хлынуло в мозг, приливной волной разрывая кокон, огораживающий реальность. Нарим висел в руках крепко державшего его Искандера, давясь судорожными всхлипами. Слезы плавили окружающее пространство в монохромное мельтешение, и Тариз цеплялся за руки Айнура. Если бы не поддержка мужчины, он рухнул бы на пол, присоединившись к сидевшему у стены Тимофею. Джек, опустившись на корточки рядом с Сафроновым, тщетно пытался вывести рыжего парнишку из мертвенной неподвижности. Тимофей не реагировал, прикипев взглядом к лежавшему в мотке одеяла Анжею. Туда же смотрел и Нарим. Навроцкого-младшего, освободив от цепей, сняли с матраца. Серж сгорбился над пасынком, почти уткнувшись в лоб Анжея. Взявшийся командовать Матусевич велел освободить стол, открыть окна. Выполняя его приказ, со стола смахнули бутылки, на половицы полетели ошмётки еды, зазвенело битое стекло. Гришин расстелил сверху своё пальто. Подняв Анжея на руки, Серж уложил его на стол. Взглядам мужчин открылось обнажённое тело, изгаженное отпечатками синяков, с красноречивыми багровыми мазками на внутренней стороне бёдер. Резаные раны на спине увидели, перевернув несчастного на бок. Матусевич приложил пальцы к шее Анжея. Слабый пульс уловил и обнадежил своим сообщением всю компанию. Анжей дышал, сердце билось. Нарим со стоном облегчения закрыл глаза. Значит, делал всё правильно, когда качал его сердце, уложив здоровую левую руку на почти бесполезную плеть правой руки, в панике вспоминая то, что ему преподавали на курсах вождения. Инструктор по оказанию первой помощи попался дотошный и два урока вдалбливал в головы студентов, как делается непрямой массаж сердца. Тариз вызвался быть «подопытным кроликом» и добросовестно «крушил» грудную клетку манекена, пока не научился правильно ставить ладони крест на крест, и находить место, на которое следует жать. В его ушах всё ещё стоял собственный истерический голос, считавший от одного до пятнадцати, а на губах застыл вкус крови, подобранной с губ Анжея. Пятнадцать нажатий — два вдоха… Помнить эту формулу будет до конца своих дней. Витязь потребовал больше света. Свет дали, сгрудившись у стола, включили подсветку в мобильных телефонах. Серж, путаясь в карманах, достал свой, включил подсветку, однако руки слишком тряслись, мобильный ходил ходуном. Стоявший рядом Гришин подставил ему локоть. Матусевич наскоро обследовал Анжея, потянулся к принесённой Ником аптечке, достал упаковку одноразовых шприцов, бросил на стол несколько ампул. Набор явно был нестандартным — содержимое аптечки складывал тот, кто был с медициной на короткой ноге. — Что он делает? — Серж, обеспокоившись, потянулся к Анжею, но Виктор перехватил его за запястье. — Он знает, как помочь. Жорж — бывший военный фельдшер, — успокоил он мужчину. — Анжей в надёжных руках. Из коридора послышался топот. В комнату вошёл долговязый блондин из людей Витязя. Скользнув взглядом по лежавшему на столе подростку, парень сосредоточился на лице Рамзина. — Блондинчику на хвост сели, — доложился охранник, — свет из окна его вспугнул, ломанулся в лес, как подорванный. Стас с Михаилом за ним двинули. Кузьмич и Яр наперерез выехали. От дороги отсекут. — В лесу они особо на внедорожнике не наездятся, — буркнул Рамзин. — Жорж, Ник тебе больше не нужен? — бросил, не оборачиваясь. — Не нужен, — не отвлекаясь, отозвался Матусевич. — Парня стабилизировал, надо везти его в больницу. Виктор развернулся к Навроцкому. — Следует решить, Серж, что делаем дальше. Если везём в обычную больницу, персонал заявит в милицию о том, что к ним поступила жертва преступления. Такова процедура. И тогда всплывёт не только то, что Анжей был изнасилован, а и то, что мы скрывали похищение несовершеннолетнего. Навроцкий и сам понимал, что их ждёт. — Какие будут предложения? — Отвезти его в клинику к Кларе, — Виктор переключился на спину Матусевича, тот на миг напрягся, но проворчал, что согласен. — Это — частная клиника, — объяснил Рамзин Сержу, — в ней не раз штопали моих ребят. Там Анжею окажут помощь и умолчат о своём пациенте. Навроцкий мазнул ладонью по лбу, смешивая пот с кровью Анжея. Всё происходящее до сих пор казалось ему дурным сном, который всё никак не хотел заканчиваться. — Согласен, — он перевёл взгляд на Анжея. — Если там достаточно квалифицированные специалисты. Матусевич фыркнул, оглянувшись на Рамзина через плечо. Любопытствовал кривой усмешкой, как тот выкрутится, когда Навроцкий увидит, к каким специалистам они привезут мальчишку. — Достаточно квалифицированные, чтобы помочь парню, — не моргнув, твёрдо выдал Рамзин. — А не справятся, отвезём в больницу и пойдём сдаваться ментам сами. Повинную голову меч не сечёт. — Ещё как сечёт, — едко заверил Гришин. — Вот то-то же и оно, — поддержавший его Матусевич наклонился к Анжею, намереваясь поднять паренька со стола, но Серж не дал. — Я сам, — сказал, снимая с себя пальто. — Сам понесу. — А не свалитесь, папаша? — озабоченно спросил Гришин. Бледен был Навроцкий-старший не меньше, чем его пасынок. — Справлюсь. Отодвинув Витязя, мужчина бережно поднял Анжея на руки, ужаснувшись попутно тому, каким лёгким было тело пасынка. Гришин накинул на мальчишку пальто Сержа и, придерживая голову, двинулся вслед за ними на выход из дома. Словно привязанные к Анжею, потянулись наружу и Нарим с Тимофеем. — Поезжай с ними, — велел Матусевичу Рамзин, — а я здесь… поохочусь на сукиного сына. — И как я объясню Сержу «высоко квалифицированных специалистов» Клары? — едко спросил Жорж. — Придумаешь что-нибудь. Ты же у меня умный. — Спору нет, — охотно согласился с его последним утверждением начбез и покинул дом. Виктор обвёл оставшихся с ним людей мрачным взглядом. Пятеро бойцов Витязя, двое из которых были с ним с тех времён, когда звали Рамзина просто «Зинкой». Вместе гоняли по дворам старые истертые ЗИЛовские шины, вместе обживали Нору, и сбивали в одно целое стаю. Ближе всех стоял высокий красивый блондин со шрамом, пересекавшим левую щёку от виска до подбородка. Пашка Евграфов, по кличке Граф, глядел на Рамзина глазами преданной собаки. В руках Граф вертел рацию, поддерживая связь с «ловцами». — Достанем из-под земли, — пообещал он, не нуждаясь в словах Хозяина. — Стас со следа не сойдёт, пока не отыщет гада. Никуда он от нас не денется. Хребет сломаем, попробует рыпнуться. — Никаких повреждений, — выцедил Рамзин, — целеньким чтоб был. Хотя, если на своих двоих стоять не сможет, в претензиях не буду. — Это могём, — протянул стоявший позади Графа брюнет с карими глазами. Митька Бубенцов, или по-простому Бубен, приходился Виктору дальней роднёй. — Сделаем всё в наилучшем виде: жить — будет, стоять — нет. — Кончайте трёп, — оборвал Виктор, — и рысью к Кузьмичу. Уйдёт эта тварь лесами — и каждый передо мной ответ держать будет… Рамзина прервали громкие чертыхания из соседней комнаты, куда неизвестно за каким делом унесло Шевцова. — Вам стоит на это посмотреть, — крикнул им Ник. Все снялись с места. Николай стоял посреди комнаты, светя фонариком на куль, лежавший на полу. Нагнувшись, он откинул край ковра, открывая мертвеца на общее обозрение. — Марат Горин, собственной персоной, — представил он. Виктор сунул руки в карманы брюк, хмуро разглядывая покойника. Граф присел с другой стороны от трупа, осторожно откинул ворот куртки, закрывавший резаную рану на шее. — Мастерски, — хмыкнув, констатировал Евграфов. — Не выйдет взять живым, — Рамзин поднял угрюмый взгляд на поднявшегося на ноги Графа, — валите его на хрен. *** Туман клубился у самой земли, облегчая задачу — укрыться от преследователей, но и сам Ян не видел, куда бежит, и в паническом желании унести ноги подальше, рванул не в сторону бункера, а вглубь леса. Мысль о возможности незаметно подобраться обратно к машине и уйти по трассе, он отмёл сразу. Каким бы ни был мощным мотор модифицированной им «Хонды», а оторваться от людей Рамзина, ездивших на новехоньких мощных внедорожниках, ему не удастся. Ян был готов взвыть от бессильной ярости, думая о том, что потерял почти половину выкупа, а главное — позволил синеглазому и его дружку выжить! Грёбанные спасатели во главе с Рамзиным в рыцарских доспехах, на белых коньках-горбунках, лишили его заслуженной награды, превратив в дичь, которую гнали во тьму издевательским свистом и гиканьем. Лучи фонарей шарили по стволам деревьев, выискивая беглеца, и тот, рыча проклятья, падал на мокрую землю, пропуская луч над собой. Сердце подскакивало к горлу, но душил Моравского не страх, а злость. Того, что произошло, не должно было случиться! Охотник не должен был превратиться в затравленного псами оленя. Кто угодно, только не он! Справа полоснул луч, и Ян метнулся в густой кустарник с уже облетевшей листвой. Чертыхаясь, понял, что спрятался, как голый поп в женской бане и, рухнув на землю, заполз под поваленную корягу. Свет прошёл поверху, украв у темноты широкую полосу. Пошарив рукой у бедра, Моравский подтянул к себе обломок ветки с крючковатым сучком, глянув на своё «оружие», с тоской вспомнил о бите, оставленной в доме лесника. С гнилым сучком он долго против загонщиков Рамзина не продержится. Он вздрогнул, услышав сломавшуюся под тяжёлой поступью ветку. Справа раздраженно забормотали, высокий мужской голос сообщил о том, что залез «по самое не хочу в дерьмо». Его тут же язвительно спросили, не он ли его оставил. Что буркнул первый голос в ответ, Ян не услышал — лежал, скорчившись, мордой в прелую листву с гулко бьющимся сердцем. На губах расплылась оскалом злая усмешка. Им его не взять. Он невидим, как сам мрак и неуловим, как ветер. И он обязан закончить начатое — синеглазка с краснопёрым должны сдохнуть. Только вот с реализацией желаний нужно будет подождать. Голоса затихли. Моравский высунул голову, осматриваясь по сторонам. Он должен был во чтобы-то ни стало вернуться к бункеру. Оставлять деньги, после того, как раскрыли место его нахождения, было опасно. Стройка располагалась менее чем в километре от сторожки, слишком близко к рыскавшим по лесу людям Рамзина, но рискнуть ради трёхсот тысяч и драгоценностей Ядвиги стоило. Выскользнув из-под коряги, Моравский, пригнувшись, добрался до густого ельника. Лучи фонарей блуждали за его спиной, перескакивая из стороны в сторону, туман выжирал из светлых полос куски, накрывая землю грязным дырявым полотнищем, глуша голоса и размывая очертания окружающего пространства. Подняв колючую еловую лапу, Моравский скрылся в серой мгле. *** Следил за ползущим туманом и сидевший на борту «Тойоты» с открытым кузовом Виктор Рамзин. Автомобиль поставили у кромки леса, подходившей к дому лесника, спрятав за поваленным стволом старого дуба. Маскировка была не ахти, автомобиль был слишком длинным, да ещё и цвета ртути, однако особо и не прятались. Сунув руки в карманы, мужчина рассеяно слушал разговор стоявшего рядом с водительским местом Графа, общавшегося по рации с Кузьмичём. На подмогу к нему и Яру в лес ушёл Бубен, вместе с командой из четырёх человек. Кузьмич, в быту Кузьмичёв Сан Саныч — «правая рука» Витязя, крепкий мужик под шестьдесят, бывший «афганец», своё дело знал, но ночь и туман осложняли поиски беглеца. Оба, и Граф и Кузьмич, бросались злыми фразами в эфире, выражая своё недовольство друг другом. У ног Рамзина в кузове лежал мусорный пакет с деньгами, добытыми из машины Моравского. Деньги уже успели пересчитать, определив, что в пакете находилось около двухсот тысяч. Остальной суммы ни в автомобиле, ни в доме не обнаружили. Рядом с сумкой лежал завёрнутый в ковёр труп Горина. Что делать с ним, Рамзин ещё не решил. Отключившись, Пашка, в сердцах выматерив оппонента под нос, развернулся к Рамзину. — Проклятый туман, всю малину портит, — он смахнул с лица влагу. — Пшек может на трассу выйти, попутчиком напроситься. Надо бы людей на дорогу послать, пусть курсируют взад-вперёд. Вик пожал плечами: — Ян от нас никуда не денется. По кругу, гадёныш, ходит, он ведь без денежек своих в бега рванул. А далеко их припрятать не успел бы, значит, придётся ему вернуться. Вокруг этого места он круги наматывает, жадностью привязанный. Граф покивал, соглашаясь. Рамзин поднял голову вверх. Небо постепенно серело, наступал новый день, готовясь разлить жемчужные краски рассвета вдоль линии горизонта. Повторять ошибку, совершённую Шульцем, он не станет, и Яна живым не отпустит. Во что был способен превратиться Пшек, если оставить его бродить по земле, знал, как никто другой. В памяти на одно краткое, слепящее болью мгновенье, промелькнуло лицо с бездонными чёрными глазами, тёмной массой волос, рассыпавшихся по плечам, знакомыми каждой трещинкой пухлыми губами. Рамзин закрыл глаза, пытаясь удержать воспоминание, протянул руку, оглаживая мягкую округлость щеки фантома. — Как же давно ты не появлялся, Марк… Голос, полный глухой тоски, вырвал погрузившегося в задумчивость Павла из течения своих мыслей. Рамзин сидел, закрыв глаза, с нелепо вытянутой рукой. Услышав имя, смешанное со стоном, Граф отвёл взгляд. Кого видит сейчас Рамзин в своём сознании, он знал. Был свидетелем трагедии, что когда-то залила город кровью. Губы блондина передёрнуло горькой гримасой. Мёртвые худшие из соперников… Треск рации заставил видение Рамзина истаять в пространстве, оставив пустоту внутри и бессильный гнев, ядом травящий душу. Раскрыв глаза, Виктор бросил быстрый взгляд через плечо. Как много видел Пашка? Евграфов прилип к рации, уходя от его внимания. На связь вышел Кузьмич. *** Темнота отступала, сменяясь предрассветным сумраком. В небе между голыми кронами деревьев ещё виднелись редкие звезды, но туман оседал на мёрзлую землю, сдаваясь подступавшему холодному утру. Моравский вышел к проплешине с гротескно застывшими изломанными линиями бетонных раритетов. Спрятавшись за стволом дуба, блондин долго смотрел в сторону бункера. Местность выглядела такой же пустынной, как и несколько часов назад, когда он принёс сюда свою добычу. Он пошевелил пальцами в носках ботинок, мокрыми, выстывшими настолько, что он почти не чувствовал своих ног. Ян потянул носом — не пахло ничем, кроме вездесущей сырости и запаха перепревшей листвы. Так пахла гниющая плоть, готовясь перейти в новую фазу своего присутствия в том, что пафосно называли круговоротом жизни. Скользнувшая в голову философская мысль вызвала короткую судорогу-ухмылку на его губах. С чего вдруг мудрствовать потянуло? Он вздрогнул, услышав, как в сумраке леса где-то за его спиной затарахтел дятел. Заскрипела соседняя осина, жалуясь на старость. Порыв внезапно налетевшего ветра, словно пастушья собака стадо овец, погнал мохнатый туман с поляны, открывая останки былого человеческого присутствия. Он пошарил по карманам: до сосущей пустоты в желудке отчаянно хотелось курить. Вытащив мятую пачку, стряхнул в ладонь две раскисшие сигареты. Бесполезные, как и сучок, который он продолжал держать под мышкой. Отшвырнув пачку с сучком в сторону, Ян вступил на поляну. Под ногой чавкнула грязь, блондин поскользнулся, замахал руками. — Осторожнее, Пшек! Насмешливый голос, раздавшийся за спиной, он узнал сразу. Ник Шевцов — ненавистное напоминание о его прошлом. Зарычав, Ян отскочил назад, подхватил с земли обломок кирпича и заметал взгляд по нагромождению балок. — Покажись, сука! Издевательский смешок Ника сместило ближе к Моравскому. — Так соскучился по мне? — Выходи, я сказал! — Ян согнулся, зарысил глазами, вычисляя, где тот прячется. За балками? Или за горой щебня? Один тут Шевцов, или с компанией? Моравский закружился, выставив руку с кирпичом, словно сканировал им пространство. Сможет ли прорваться к бункеру? А дальше что? Запрут его там, как в мышеловке, и наружу ему уже не выбраться. Бежать было единственным выходом. Рвануть обратно в лес и затеряться среди деревьев, голых, лишившихся серых шуб из тумана. Нет, не выйдет. Ян затравленно глянул на светлевший горизонт. Слишком быстро отступала ночь-предательница, сдаваясь на милость дня. — И не мечтай, — словно читая его мысли, сыронизировал голос Шевцова. — Опусти свой камушек и поднимай грабли. — А ты выйди, и я тебе покажу, что подниму и куда засуну, — процедил Пшек. — Или храбрый только языком молоть? — Да отчего же? — Шевцов шагнул из-за кучи щебня. — То, что у тебя на беззащитных баб да малолеток поднимается, меня вряд ли испугает. Пуганый уже. Ян сверлил его взглядом с дикой ненавистью. Чистенький, словно и не мотался ночью по утопающему в лужах лесу. Красивый, с улыбкой, как у голливудской звезды. Стереть бы эту улыбочку, вбив крошево зубов в кровавую рану рта. — Вот он я, — Ник, насмешничая, развёл руки, будто мир обнять собирался, — давай, показывай, на что горазд. Выплеснувшись в яростном вопле, Ян рванулся вперёд, занеся кирпич над головой. Пробежать удалось до поросших мхом панелей. Навстречу Моравскому из укрытия выступил седой крепкий мужик и влепил в лицо блондинчика такую знакомую ему биту.