Два крыла для Ангела

Навроцкий-старший, опираясь на дверцу машины, оторопело взирал на двухэтажное здание, выкрашенное в нежную охру, с широким крыльцом, кованными перилами, под козырьком из медных чешуек. Его глаза уже выловили и прочли вывеску, висевшую у входа. Вывеска гласила, что кортеж из трёх автомобилей охраны Рамзина прибыл к клинике пластической хирургии. Подтяжка век, обвисших животов, борьба с целлюлитом и послеродовыми шрамами. Мужчина, сглотнув слюну вместе с остатками душевного равновесия, развернулся к вышедшему из машины Матусевичу, но и рта раскрыть не успел — первым заговорил всё-таки бородач, выставив перед собой открытые ладони. — Всё сам понимаю, знаю, как выглядит. Однако специалистов, что нам нужны, здесь хватает. И Клара — лучшая из них. — Анжей не нуждается в липосакции, — разгневанно прошипел Навроцкий-старший, — как и в подтяжке обвисших молочных желез! Матусевич упрямо выпер подбородок. — Но нуждается в хирурге, а их здесь навалом, и ручки у них золотые, иначе пластикой бы не занимались. Навроцкий с шумом выпустил воздух сквозь зубы. Время было слишком дорого для Анжея, чтобы он стал спорить с человеком, которого знал меньше суток и совершенно опрометчиво доверился, находясь в отчаянии. — Мы сейчас же отсюда уезжаем в больницу, — отчеканил он, поворачиваясь к машине. На заднем сидении автомобиля лежал, в свёртке пальто, продолжавший пребывать без сознания Анжей. — И дальше — что? — с вызовом спросил Витязь у его затылка. — Сделаем то, что случилось с парнем достоянием общественности? Как он после этого станет посещать школу? Общаться с соседями по дому? Зная, что за его спиной на него показывают пальцем и обсуждают то, что с ним произошло. Не дурите, Серж, — продолжил он уже мягче, видя, как передёрнулись плечи Навроцкого, — изнасилованных девиц жалеют да замуж не берут, а на опущенного мальчишку клеймо на всю жизнь поставят. Гадостное, унизительное. Правда, если выплывет наружу, сломает ему жизнь окончательно. Это несправедливо по отношению к нему, как к жертве, но такова реальность. Ян, мерзость с ним сотворивший, наказания не избегнет, однако для Анжея будет лучше, чтобы о случившемся больше никто не узнал. Подумайте о будущем Анжея, каким оно будет, если об его изнасиловании заговорит весь город. Хотя и микрорайона хватит. Вы — человек известный в своих кругах, Серж, правду скрыть не получится, позлорадствуют многие, кого пришлось, карабкаясь наверх, к земле прижать, и из случившегося с вашим сыном сделают грязнейшую из сплетен. Слова были жёсткими, Матусевич предлагал Навроцкому поставить себя на место пасынка. — Никакой жалости к нему мир не проявит, — добавил Витязь, Навроцкий повернул к нему профиль. Серж колебался, разрываясь между пониманием его правоты и страхом принять неверное решение. — Потому уже сейчас вы должны подумать о том, что будет дальше. Не через день, и даже не через неделю. Нужно позаботиться о том, как сделать последствия пережитого им кошмара менее травматичными для Анжея. — Менее травматичными? — Навроцкий-старший уцепился за абсурдность его заявления, кривя рот. — Что может сделать их менее травматичными? Анжею случившегося из своей памяти не стереть. Неприкрытая горечь слов всколыхнула в Матусевиче сочувствие к мужчине. Не надо было быть семи пядей во лбу, чтобы понимать, как травит душу Навроцкого осознание, что он сам впустил в свой дом беду. Витязь подошёл ближе, уложил ладонь рядом с его рукой, цеплявшейся за дверцу до синевы в лунках ногтей. — Он справится, Серж. У Анжея есть семья, друзья, что любят его настолько, что готовы собственной жизнью ради него рисковать. У него нет шансов не выбраться, — бородач ободряюще-скупо улыбнулся — шире просто не умел. Навроцкий вновь бросил взгляд на крыльцо клиники. Подавив сомнения, он отступил от машины, показав, что даёт своё согласие. Жорж поощрительно похлопал его по плечу и принялся командовать своими людьми. Из дверей клиники вышла заспанная девица в синей униформе с каталкой, вслед за ней появилась высокая голубоглазая блондинка лет сорока. Женщина махнула рукой Матусевичу, скользнула цепким взглядом по Навроцкому-старшему и занялась уложенным на каталку Анжеем. Дальнейшее Навроцкий-старший запомнил калейдоскопом кадров: чужаки в форме бежали рядом с каталкой по длинному пустому коридору, Анжея вкатили в помещение смотровой, переложили на стол, избавили от окровавленной одежды. Врач-блондинка принялась за осмотр, крепко ругнулась и выставила Матусевича с Сержем вон. В коридоре Серж столкнулся с Айнуром. Искандер задал ему вопрос — мужчина сомнамбулой прошёл мимо. Увидев в коридоре дверь с вывеской «Туалет», Навроцкий втолкнул себя внутрь и отгородился от мира дверью. Поставить мозги на место удалось, сунув голову под холодную струю воды в умывальнике. Уперев ладони в холодный кафель тумбы, он слушал, как струя бьёт в седой затылок. В дверь робко постучались, Навроцкий, выключив кран, разогнулся, наплевав на льющуюся с волос воду. Воротник рубашки, плечи — намокли сразу. Мазнув по лбу ладонью, он потянулся к сброшенному на тумбу пиджаку. Стучать перестали. Глянув на себя в зеркало, Серж долго всматривался в незнакомого ему мужчину — заросшего пепельной щетиной, с глубокими морщинами у плотно сомкнутых губ, шрамами морщин пережитых потерь на лбу. Глаза, лишившись голубого оттенка, превратились в тусклую сталь с глухой тоской на дне зрачков. Оказывается, и у него был предел… Губы прорябило горькой гримасой. Считал себя непробиваемым? Свои решения — непогрешимыми, а действия — единственно правильными? Добро пожаловать в мир простых смертных. Тех, кого считал неудачниками. Присоединяйся, Серж, ты первый с конца. Мокрая ладонь ударила в зеркало, закрывая отражение, оставив видимым вспыхнувший глаз и искажённый оскалом рот, мокрые трясущиеся губы. В дверь снова поскреблись, вырывая из помутнения разума. Он, встрепенувшись, отлип от зеркала. Огляделся, пробежавшись глазами по двум кабинкам и пластиковому откидному столику с подъемными бортами. Взгляд Навроцкого застрял на закрепленной на стене инструкции по пользованию пеленальным столом. Туалет был женским. Издав вздох, мужчина потёр переносицу. Если так подкрадывается безумие, то он для него, похоже, уже созрел. Открыв дверь, он остановился, глядя на застывшего перед ним Матусевича. — С вами всё в порядке, Серж? — заботливо спросил он. — Настолько, насколько это возможно, — Навроцкий провёл пятерней по мокрому ежу волос, наградив физиономию Витязя душем из холодных капель. Матусевич невозмутимо утёрся. — Я хотел сказать, что Анжея повезли в операционную. Клара велела ждать. — Клара, — повторил он, закрывая за собой дверь туалета и косясь на табличку с изображением женского силуэта. — Слышу уже не в первый раз. В чьи руки я отдал своего сына? Матусевич улыбнулся — зрелище, учитывая общий облик начальника охраны Рамзина, было не для слабонервных. — Клара — великолепный хирург. Анжей в надёжных руках. — Это я уже слышал, — кисло отозвался Навроцкий. — До того, как узнал, что спасать моего сына будут в клинике пластической хирургии. Как вообще вам удалось уговорить меня на подобное? — запоздало вспыхнул он. — Вы решили взять наказание Яна в свои руки, скрыв его преступление. Если наши договоренности остаются в силе — Анжей должен остаться здесь. Навроцкий запнулся, понимая, что он прав. Матусевич, не дожидаясь ответа, ушёл, оставив его в одиночестве. Он не сразу осознал, что кто-то тронул его за плечо и поднял голову, только когда его позвали по имени. Перед ним стоял Нарим. Его успели переодеть в зелёную униформу и уложить руку в свежую перевязь. Тариз протягивал ему пластиковый стаканчик с кофе здоровой рукой. Запах кофе, забравшись в ноздри, помог встряхнуться. Навроцкий-старший, взяв кофе, поблагодарил: — Спасибо. — Не за что. Там можно присесть, — Тариз указал куда-то за его спину. Серж поплёлся вслед за ним и попал в закуток, где стояли диван и два кресла с журнальным столиком. На диване сидел Искандер, на его коленях угнездился, свернувшись в комок, Тимофей, накрытый пальто Искандера. Айнур остервенело тёр переносицу, отчаянно отгоняя от себя сонливость. Навроцкий решил, что присесть ему не помешает. Мужчина опустился в большое мягкое кресло, и тут же утонул в подушках. Выглядел он в объятиях кожаного монстра наверняка нелепо, но так и пристало выглядеть неудачнику, позволившему случиться со своими детьми худшему. Убого и жалко. Серж отпил кофе, коричневая бурда была тёплой и не сладкой, однако достаточно крепкой, чтобы дать хороший пинок заметно тормозившей нервной системе. Нарим занял диван рядом с его креслом, возле Тимофея. Сафронов провалился в сон, проиграв собственной усталости. Анжей был найден живым, находился в руках врачей, и терзавший Тимофея ужас отступил. Тариз, наклонившись к нему, вытянул его ноги из-под пальто Айнура, снял кроссовки, поставил их на пол и снова заботливо накрыл пальто. Поглощая кофе, Навроцкий следил за Таризом. В голове промелькнула мысль о том, что Анжею удалось обзавестись друзьями, которых ему самому судьба не даровала. И один из них имел смелость признаться ему, что любит Анжея. Слишком храбро признался для того, кто не знает, отвечают ли ему взаимностью. Навроцкий поёжился, за шиворот стекали струйки воды. Он потянулся провести ладонью по шее. Нужно было воспользоваться бумажными полотенцами. Мокрая рубашка неприятно липла к спине, но встать не было сил. Взгляд Сержа прикипел к стене напротив. Её украшало большое панно, изображавшее ангела с широко распахнутыми белоснежными крыльями. У ног крылатой фигуры застыли несколько коленопреклоненных фигур. Он встрепенулся, услышав храп. Айнур, откинув голову на спинку дивана, спал, приоткрыв рот. Минувшая ночь измучила всех. — Может, тоже поспишь? — предложил Нариму Навроцкий. Тариз отказался. Турок возился с повязкой, устраивая руку поудобнее. Плечо и отбитая спина ныли тупой болью, хотя ему и успели вколоть обезболивающее. — Я подожду, когда Анжея вывезут из операционной. — Я тебя разбужу. — Спасибо, я всё равно уснуть не смогу. Они замолчали. Тема для разговора исчерпалась. Серж прервал молчание первым: — Я должен поблагодарить тебя. Ты пошёл на большой риск, чтобы спасти Анжея. — За него я бы и жизнь отдал, — прозвучало, как простая констатация факта, без пафоса. — Как вы нас нашли? — По активированному тобою «маячку». Джеку удалось довольно быстро запеленговать сигнал. Парень оказался мастером своего дела. — Набью с его именем первую наколку, — Тариз хмыкнул. Навроцкий, закончив с кофе, поставил стаканчик на подлокотник. — Не знаю, что там себе вбил в голову Анжей, а отказываться от него из-за того, что он влюблен в мальчишку, а не девчонку, я не стану. Нарим смешался и не нашёлся ни на что большее, чем пробормотать «ясно». Смена темы была неожиданной. Серж продолжил: — Не скажу, что я в восторге. Лгать не буду. Моя вера не признает таких связей. И я хотел бы увидеть внуков от Анжея, но если таков его выбор, я навязывать ему свою волю не намерен. Ломать не стану. — По-моему, ему и так досталось, — пробормотал Тариз. Губы Навроцкого дрогнули, мужчина отвёл взгляд. — Досталось… — подтвердил мрачно. Отнёсся бы он к ориентации Анжея по-иному, не случись с ним насилия? Может быть, но жить им придётся дальше с теми последствиями, к которым привело его решение дать кров и власть над Анжеем Яну. И он сделает всё, чтобы исправить свою ошибку. Вновь попытается стать отцом Анжею. И на сей раз не отступит. — Это будет сложно. Голос Нарима, прозвучавший как ответ его мыслям, привёл Сержа в замешательство. Неужели выдал то, что думал вслух? — Поможешь? — спросил глухо. Тариз ошеломленно моргнул, и тут же с вызовом вскинул голову: — Только если демонтируете клетку, в которую его посадили… — Считай, что её уже нет, — перебил Навроцкий, поняв, о какой «клетке» идёт речь. — Я не договорил. Прекратите его винить в том, что произошло с Боженкой. Достаточно того, что он себя сам никогда не простит. — Понял, — Серж кивнул, — и эту свою ошибку я исправлю. Таковы все твои условия? — Нет, — Нарим был серьёзен, как никогда в жизни, — ещё я прошу у вас разрешения встречаться с вашим сыном. За себя и за Тимофея. Мы оба влюблены в него. Навроцкий застыл в ошеломлении. Скакнул взглядом с его лица на лицо спящего Сафронова и обратно. — Я могу и на колено встать, — Тариз смотрел на него, не отрываясь. — Или что там полагается делать? Десять верблюдов? Стадо баранов в выкуп? Расшибусь, но организую. — Не надо, — Серж потёр лоб. Трагикомедия да и только. — И без стада баранов мозг готов лопнуть. Боюсь, мне надо немного… прийти в себя. Однако я оценил то, ты что спрашиваешь моё разрешение. — Навроцкий дёрнул уголком рта. — Правда, я скорее ожидал такого в отношении Божены… — Анжей — не девочка, — заверил Тариз. — Я в курсе. — И хотя он вряд ли в этом признается, но для него важно, чтобы члены его семьи одобрили его выбор. — М-да… Дорогое у тебя… союзничество. — Я помогу, если выполните первые два условия, третье — на выбор. Всё равно решать в конечном счёте Анжею. — На том и порешим, — согласился Навроцкий, протягивая ему руку. Нарим смешался, однако рукопожатие принял, неловко орудуя левой рукой. Через несколько минут к ним подошла медсестра, выяснить, кто является родственником пациента. Узнав, что отвечает за него Серж, присела рядом, чтобы заполнить бланк. От неё они узнали, что официально Анжея поместили в клинику для удаления шрама от аппендицита. Аппендицит ему никогда не вырезали, однако Навроцкий спорить не стал. Надо, так надо. Записав данные Навроцкого-старшего, девушка перешла к записям о самом пациенте: имя, фамилия, возраст, адрес. — Анжэлло-Леслав Навроцкий, дата рождения 5 января… Нарим прослушал диктовку Навроцкого с удивлением. — Анжэлло? — переспросил он, когда медсестра их покинула. — Это имя, данное Анжею при рождении, — Серж впервые позволил себе слабую улыбку. —  Анжэлло не любит, когда его называют полным именем. Всегда кричал Наталье, что она дала ему девчачье имя. Заставил даже школьные документы переделать на Анжея. Чтобы никто не знал. Но зовут его именно так. — Ангелом… — задумчиво выронил Нарим. Серж кивнул, переведя взгляд на панно. — И у каждого Ангела должны быть крылья… Тариз встрепенулся, не расслышав. — Крылья? — Так говорила его бабка, мать Натальи, которую он очень любил. Я застал её в последние годы жизни, чудесная была женщина. Она рассказывала маленькому Анжею одну сказку, об ангеле, что упал на землю и лишился крыльев. Разбил их при падении о земную твердь. Бог, разгневавшись на нерадивого ангела, отказался забрать его обратно на небо, велев самому найти свои новые крылья, и тот отправился бродить по миру в поисках того, что вернёт его в Рай. Анжей любил эту сказку больше остальных. — И как? — Нарим, проследил взгляд мужчины к панно. — Нашёл ангел свои крылья? Навроцкий кивнул: — Ангел обрёл друга и возлюбленную, они и стали его крыльями. Потому на небо ангел не вернулся. Он отыскал свой Рай на земле. Оба замолчали, погрузившись каждый в свои мысли. — Вы его крылья, — вдруг выдал Навроцкий. — Ты и Тимофей. И я хочу, чтобы мой сын остался на земле. Если ему нужны вы оба, то так тому и быть. Тариз, замерев, слушал. Закончив, Серж тяжело поднялся и отправился искать автомат с новой порцией кофеина. Нарим сидел не шевелясь, прокручивая в сознании услышанное от Навроцкого. Два крыла для Ангела… Он вернулся к панно, вгляделся в лик ангела с такими знакомыми синими глазами, лишь волосы иные — рыжее золото. — Костьми лягу, — прошептал, глядя на пытливо взиравшего на него со стены крылатого, — но так и будет! Рядом заворочался Тимофей, всхлипнув сквозь сон. Тариз, просунув руку под пальто, погладил его, успокаивая, и рыжик затих. Нарим потёр глаза. Воспалённые веки пекло. Столько умываться слезами, как в эту ночь, ему не приходилось ни разу за всю жизнь. Навзрыд, давясь паническим страхом, пропустив мимо сознания появление в доме долгожданных спасителей. Очнулся лишь тогда, когда Навроцкий-старший вырвал у него из рук Анжея, а Айнур оттащил назад. Разговор с Навроцким-старшим отрезвил его окончательно. Только внутри защемило отголоском жалящей горечи. Серж — от неродного дитя не отказался, а его отец — из своей жизни и сердца выкинул, словно щенка под забор. *** Анжея вывезли из операционной через три часа — бледного, обмотанного бинтами, со следами обработанных ран на лице и руках. Встречали его Навроцкий-старший, Искандер, и Нарим с Тимофеем, державшиеся за руки. Сафронов, увидев Анжея, уткнулся в грудь Нарима, вздрагивая плечами. Одна из медсестёр, позволив Сержу побыть рядом с пасынком некоторое время, попросила Сержа следовать за ней. Навроцкого привели к двери с медной табличкой и оставили, попросив обождать. Подняв голову, он узнал, что стоит у кабинета директора клиники Матусевич Клары Михайловны. Серж сощурился. Матусевич. Клара. — Ах ты ж… — он побагровел, пообещав при встрече подержать за грудки начбеза Рамзина. О том, что удастся сделать большее, учитывая габариты бородача, сомневался, но подержать-таки подержит. О том, что Витязь и таинственная Клара члены одной семьи, ему Жорж сообщить запамятовал. Из-за двери доносились спорящие голоса — женский и мужской. В бубнящем басе узнавался Витязь. Тонкий, высокий голос, очевидно, принадлежал самой хозяйке кабинета. И ссора за дверьми разбухала в скандал по нарастающей. Ругались знатно, уже не следя за выражениями. Женщина обвиняла Жоржа в том, что он втравил её клинику в неприятности. — …когда ты привозил своих «дубов» с огнестрелом, — фальцетом выдавала Клара, — я молчала! В конце концов, народ взрослый, знают, что делают. Закрывала глаза и штопала, но это же совсем пацанёнок! Ему хоть пятнадцать есть? — Через пару месяцев будет семнадцать, — буркнул Матусевич. — Отчего мне легче не стало, Жорж! Он — несовершеннолетний, изнасилован и избит! У него на руках следы от зубов и наручников. Как должны были истязать ребёнка, чтобы он попытался перегрызть себе вены?! Навроцкий, услышав слова женщины, глубоко втянул в себя воздух и прислонился лбом к двери. Силу не рассчитал и ударил в стекло рамы, заставив его задребезжать. Голоса стихли. Послышался стук каблуков. Дверь раскрылась, явив на пороге рассерженную блондинку, всё ещё в операционном комбинезоне с шапочкой на волосах. — Простите, — Навроцкий отступил назад. — Я не хотел подслушивать. Женщина, убирая гнев из глаз, подняла руку. — Это вы нас простите. Мы с братом вечно ругаемся. Проходите, Серж. Я уже знаю, кто вы. Зайдя в кабинет, Навроцкий бросил взгляд на подпиравшего стену Матусевича. Тот, сложив руки на груди, угрюмо смотрел в окно. Серж развернулся к Кларе, севшей за стол, заваленный бумагами. — Я знаю, что за сокрытие преступления вам могут грозить серьёзные неприятности. Но иного выбора у нас не было, — он погрешил против истины, однако ударяться в пространные объяснения не стал. — Мы все нарушили закон в той или иной мере. Женщина, устало отмахнулась: — Об этом я ничего не хочу знать. Мне своих грехов хватает. — Я оплачу услуги клиники. В двойном размере. — Конечно оплатите, — она окатила едким взглядом брата, усиленно косившего под шкаф. — Моим людям понадобится закрыть рты, так что готовьтесь раскошелиться на пару бумажных кляпов. А вот с мальчиком… — её лицо посуровело, — я только подлатала тело. Впереди у вас задача куда сложнее проделанного. — Я понимаю… — Правда? — резко перебила Матусевич. — А я боюсь, что нет. Что вы знаете о жертвах насилия, Серж? Кто-то близкий вам или знакомый был изнасилован? Витязь, встрепенувшись, расплёл руки. — Клара… — предупреждающе бросил он, насупившись. — Не надо. Глаза женщины налились злостью. — Он должен понимать, что его ждёт. Мы не понимали и потеряли Марка… — Клара! — Матусевич, рыкнув, ударил кулаком в стену рядом со своим бедром. — Перестань! С мгновенье брат с сестрой сверлили друг друга с одинаковой яростью. Навроцкий почувствовал себя лишним. Громкий рингтон мобильного, зазвонившего в кармане Матусевича, разморозил всех троих. Клара процедила, чтобы он вышел переговорить в коридор. Витязь, глянув на экран, так и сделал, а Навроцкий принял предложение Клары сесть в кресло у стола. Опыт у Матусевич и вправду был не малый. Отчёт женщины о том, какие повреждения были выявлены у Анжея и что пришлось проделать на операционном столе, занял не больше пяти минут. Застопорило Навроцкого уже после слов об «анальных разрывах» и вновь вырвало из онемения эмоций при упоминании о многочисленных отпечатков зубов на губах, плечах и шее Анжея, а так же очевидно оставленных самим Навроцким-младшим ранах на запястье. В голове успела пронестись и растворилась в чёрной тоске мысль о том, что небо имеет свойство падать на голову не единожды. Ян не ограничился только изнасилованием, он буквально жевал истязаемую им жертву. Тошноту, подкатившую к горлу, Навроцкому удалось сдержать лишь титаническим усилием воли. Мужчина, сгорбившись, упёр локоть в колено и закрыл лицо пятернёй. Матусевич остановилась, участливо осведомившись, не принести ли ему успокоительного. Он отказался, попросив дать ему пару минут прийти в себя. Дверь открылась, застав их погружёнными в молчание. Витязь, застыв на пороге, — Надо поговорить, — сказал он Сержу. — Идите, — Клара махнула рукой. — Я уже закончила. В коридоре Навроцкий увидел стоявшего у стены Нарима, парень взволнованно кусал губы. — Что произошло? — Он развернулся к Матусевичу. — Яна нашли. Виктор ждёт нас в сторожке лесника. — Жорж сделал паузу. — Если вы не передумали, Серж, я… — Не передумал, — перебил он. — Я еду с вами, Жорж. — Я тоже, — Нарим отлип от стены. — Нет, — отказал Навроцкий, — твоя забота — Анжей. Останешься здесь: когда он очнётся, рядом с ним должен быть хотя бы один из нас. Его «нас», как признание права Тариза быть частью жизни Навроцких, заставило послушаться. Тариз остался на месте. Оба мужчины, не задерживаясь, покинули клинику.