Два крыла для Ангела

Слэш
NC-21
Завершён
816
Размер:
737 страниц, 85 частей
Описание:
Посвящение:
Примечания:
Публикация на других ресурсах:
Запрещено в любом виде
Награды от читателей:
816 Нравится 1080 Отзывы 420 В сборник Скачать

44 глава

Настройки текста
Рассвет сменило утро, жемчужно-серое свечение небосклона перелилось в голубизну небес с редкой пеленой туч, которые к одиннадцати утра окончательно рассеялись, вернув на землю недолгое тепло поздней осени. Стоя у окна в палате, куда им позволили перебраться вместе с Тимом и Искандером, Нарим слушал разговор Айнура с медсестрой. Та терпеливо объясняла значение тех или иных показателей на мониторах, нависавших над койкой Анжея. Искандер был дотошным и хотел знать, за чем именно им следует следить в первую очередь. Медсестра заверила его, что в случае тревоги автоматика сработает сама и на пульте у дежурной медсестры высветится индикатор. Но Искандер всё равно настоял на том, чтобы медперсонал провёл короткий инструктаж. Айнур остался рядом с Анжеем единственным взрослым и был намерен достойным образом выполнить возложенную на него Сержем функцию. Об отчиме Анжея и размышлял Нарим, отвернувшись к окну и терпеливо ожидая, когда же палату покинет медсестра. От Навроцкого-старшего не было никаких новостей уже несколько часов. Тариз думал о том, что могло задержать мужчину, и о Яне. Его душила ненависть, испытываемая к Моравскому, но беспокоило то, как решат поступить с насильником Анжея. Нарима подташнивало от не отпускающего беспокойства. Теперь, когда они сумели вернуть Анжея и он находился под контролем врачей, Тариз терзался тем, что будет дальше. Выдавать Моравского правоохранительным органам никто не собирался, это Нарим уже понял и принял как должное. Все они совершили преступление, скрыв случившееся с Анжеем. И продолжили успешно плевать на закон, уговорив пластического хирурга, оказавшуюся родной сестрой начбеза Рамзина, прооперировать Анжея, не сообщая в милицию о жертве изнасилования. Но, по сравнению с тем, что собирались свершить над Яном, остальные их прегрешения казались сущим пустяком. Самосуд, пусть и оправданный высшей справедливостью — тянул за собой адекватное ему наказание. «Dura lex, sed lex». Закон суров, но это — закон. Когда гнев схлынул, Нарим задумался о том, стоил ли Ян того, чтобы губить свою бессмертную душу и подвергаться опасности утратить свободу. Медсестра покинула палату. Тариз, чувствуя себя так, словно нёс на своих плечах по гире, прошаркал к больничной койке. Сев на стул, он наклонился, всматриваясь в лицо Анжея. Навроцкий-младший спал, забывшись медикаментозным сном — тяжёлым, но без кошмаров. Нарим надеялся именно на это. Он потянулся к лежавшей поверх одеяла руке Анжея: исцарапанной, с ногтями, под которыми виднелась запёкшаяся бурая кровь. Запястье укрывала плотная повязка. Тариз знал, что она скрывала под собой борозды от наручников и раны, оставленные зубами самого Навроцкого. Лицо Анжея — мертвенно-бледное, с лиловыми синяками под глубокой тенью ресниц, с покрытыми растрескавшейся коркой губами, заставило сердце Тариза болезненно сжаться. Он помнил, какими мягкими, тёплыми были губы Анжея, когда он поцеловал его впервые. Помнил, как поплыл окружающий мир, замыкая их в радужный кокон, растворяя друг в друге без остатка. Безмерное ощущение счастья, оставившее после себя послевкусие сладости и горечи одновременно. Его мудрая мать как-то сказала, что настоящее счастье человек познаёт, лишь когда обретает того, чья потеря несет с собой глубочайшее горе. Ему довелось удостовериться в правоте её слов, едва не утратив Анжея. Плечи Тариза затряслись. Он уткнулся лбом в койку, невнятно бормоча жалобы на несправедливость судьбы. Зрелище поддавшегося слабости Тариза было пугающим, вытолкнув из кресла следившего за ним Тимофея. Подойдя к другу, Сафронов коснулся его плеча. — Нар? — Я в порядке, — опровергая собственные слова, он закачался на стуле. — Мне надо немного времени… прийти в себя. — Всё закончилось. Нарим кивнул: — Закончилось, — согласился, давя вздох. О том, что найден Ян и Навроцкий-старший с Матусевичем отправились вершить над ним суд — говорить рыжику не стал. Не нужно Лису знать всей правды. Хватит с него страшных историй. —  Тебе надо поспать, — мягко посоветовал Тимофей. — Позже отдохну. Главное сейчас — Анжей. Сафронов, соглашаясь, перевёл взгляд на Навроцкого. — С ним всё будет хорошо. Мы опять вместе, как и должно быть. Нарим молча слушал. Тимофей с возвращением Анжея вёл себя так, словно худшее было позади, не понимая, что всему самому сложному ещё предстоит случиться. Но для Лиса было достаточно малого: Анжей жив и вновь с ними. Сам же Нарим настроил себя на долгую, изнурительную борьбу за Навроцкого. Тариз не замечал, что сидевший в кресле у окна Искандер, опустив подобранный со столика журнал, задумчиво следит за подростками. В палату вошла Клара. Бессонная ночь оставила следы на её лице — под глазами женщины залегли синяки, а вьющиеся белокурые волосы пребывали в живописном беспорядке. Тим отступил за стул Нарима, пропуская врача к Анжею. Осмотрев пациента и намётанным глазом пройдясь по мониторам, женщина развернулась к парням. — Вам бы не мешало отдохнуть, — сказала, останавливая взгляд на Нариме: неровные клочки волос и синяки неизменно привлекали к нему внимание. — Спать ваш друг будет долго. Проснётся не раньше вечера, а то и завтрашнего утра. Соседняя палата свободна, дежурная даст вам ключи. — Мы останемся здесь, — ответил за них обоих Турок. Клара обхватила его за подбородок раньше, чем он успел возмутиться. С быстротой фокусника женщина выудила из кармана диагностический фонарик и поочередно заглянула лучом в зрачки опешившего Тариза. — Сколько ты уже не спишь, голубчик? — Почти трое суток, — наябедничал Лис. — Да спал я, — Нарим вывернулся из цепкой хватки блондинки. Клара удерживать его не стала: — Если свалишься в нервном истощении, другу своему будешь хреновым помощником. — Я и так друг оказался хреновый… — Он ему жизнь спас, — перебил Сафронов. — Сердце заставил биться. Тариз удивленно воззрился на рыжика: — Откуда… — Ты сам сказал, когда мы вошли в дом. Кричал, что Анжей не дышит, и давил ему на грудную клетку. Тебя с трудом от него оторвали. Этого Турок не помнил. В его сознании все события смешались в кучу. — Ты молодец, — похвалила Клара, размышляя над словами рыжеволосого паренька. Жорж не стал рассказывать ей об обстоятельствах, при которых пострадал Анжей. Матусевич развернулась к Искандеру: — Можем ли мы поговорить? Мужчина поднялся. Оба вышли из палаты. Тимофей снова прикипел к Анжею: робко погладил его волосы, провёл кончиками пальцев по щеке. — Я так и не попросил прощения… — Ещё успеешь, — отозвался Тариз. — Ты не понимаешь, что я наделал, Нар. Встретив Анжея в больнице, я наговорил ему гадостей. Обозвал его ледышкой, сказал, что он мне завидует, что не способен любить… Много чего выплеснул, чего не стоило. С этого всё и началось. Нарим с усилием потянул со стула налитое усталостью тело: — Хватит, Тимофей, — он, ухватив его за плечи, толкнул на себя, упирая лопатками в грудь. — Мы оба ему много чего лишнего наговорили. И то, что я натворил, поверь, было куда хуже твоего трёпа. Я ударил его, не поняв, что он провоцирует меня в отчаянии. Обоим перед ним виниться, а Анжей, он… — руки Нарима соскользнули с плеч Тимофея. — Посидеть мне надо, — пробормотал, почувствовав, как заколебался под ногами пол, окружающее поплыло, искажая форму и цвет предметов. Казалось, Турок стоял на палубе корабля, то вздымавшего, то опускавшего нос на волнах. — Что-то мне нехорошо, Тимош. Сафронов обеспокоенно повернул голову: — Ты что, Нар? Тариз не ответил, заваливаясь на бок. Тимофей попытался подхватить его, но Нарим оказался слишком тяжёлым для него, и оба осели на пол. Вбежавшие на крик Сафронова Искандер с Кларой поспешили Тимофею на помощь. Перевернув Нарима, Матусевич наскоро осмотрела его и, сплюнув в сердцах, успокоила обоих. Зеленоглазый вовсе не умирал от тяжкой неизвестной хвори. Мозг Тариза, перейдя за свой предел возможностей, устроил системе перезагрузку. *** Серж в полном отупении эмоций наблюдал за движением губ Рамзина, но не понимал ни слова. В ушах стоял низкий монотонный гул, мешающий проникать в сознание раздражителям извне, однако Виктор был настойчив и раз за разом повторял свою фразу, как заезженную пластинку. Проломать стену онемения у него вышло — в уши Навроцкого пробился звук напряжённого голоса Рамзина: — …отдайте мне этот грёбаный обломок, или мне придётся самому огреть вас по башке. Хватит, Серж, ему уже достаточно. Навроцкий, моргнув, смёл пелену из глаз и растёр мазком ладони тёплые капли на щеках. Горло болело от крика, которого он не помнил. Виктор, осторожно протянув руку, обхватил его за поднятое запястье. Навроцкий продолжал сжимать до синевы в пальцах сломанную ножку — всё, что осталось от разбитого о голову Моравского массивного табурета. — Я это заберу у вас, Серж, и мы все успокоимся, — Рамзин говорил с ним, как с впавшим в истерическое буйство ребёнком, с примесью изумления и опаски. Уважения тоже хватало. Того, что такой, как Серж, сумеет в один шаг преодолеть грань между нормальностью и безумием, от него не ожидал никто. Навроцкий с коротким страшным выдохом опустил стул на рухнувшего на матрац Моравского, погрузив в ступор всех присутствующих. Табурет, не выдержав, разлетелся на части, оставив в кулаке Сержа ножку с отростком поперечины. Мужчину эта метаморфоза не остановила, он продолжил опускать своё орудие возмездия на Яна с методичной сосредоточенностью, будто намеревался вбить блондина в пол. Ожив, Рамзин с Гришиным бросились к нему, но Навроцкий ушёл от рук Виктора и угрожающе выставил ножку в сторону Михаила, попытавшегося оттянуть его от племянника за полу пальто. Рамзин с Гришиным слаженно отпрянули. С Сержем заговорили, пытаясь достучаться до его сознания, однако тот утратил связь с реальностью. Он нанёс ещё пару ударов, продолжая в исступлении выплёскивать короткие вопли и, выдохнувшись, попятился назад, нашаривая рукой стену. Воспользовавшись моментом, Гришин шустро ухватил Яна за ноги и убрал его за пределы досягаемости Сержа, а Рамзин храбро встал между ними, пытаясь увещеваниями вернуть поляка на грешную землю. Вышло не сразу. Приступ иссушающей разум ярости медленно выходил из пор, рвался наружу в тяжёлом дыхании и сотрясении тела. Навроцкий, разжав пальцы, отдал Рамзину ножку табурета и поднял руки к лицу. На правой ладони отпечатались глубокие борозды, оставленные гранями ножки. — Успокойтесь, Серж, — Рамзин отбросил обломок и полез в карман пальто, вытянуть плоскую флягу, — мы вас понимаем, но для возмездия рановато. Выпейте, — он, взяв его руку, сам соединил пальцы мужчины на боках фляги, — это виски. Отменное, приведёт в чувство. К ублюдку ещё есть вопросы. Мы знаем только, где половина выкупа, вторую он успел спрятать, вместе с драгоценностями вашей прабабки… — Про цацки семейные можете забыть, — мрачно перебил Гришин, детектив держал указательный и средний пальцы под подбородком Моравского, — как и о своих вопросах по поводу второй части выкупа. Виктор повернул к нему голову. Гришин, забрав руку, потянул из кармана платок. — Мёртв? — с досадой бросил Рамзин, разглядывая лицо Пшека, залитое потёками крови. Детектив поднялся на ноги: — Мертвее не бывает. Навроцкий медленно поднёс к губам флягу, сделал большой глоток. Гришин с Рамзиным уставились на мужчину, услышав его хрип. — Пусть… подавится. Серж мазнул рукавом по лицу, стирая кровь племянника. Фляжка Рамзина уперлась в грудь Виктора. — Больше не надо. — Как скажешь, — пробормотал он, переходя на «ты», знал, что в Навроцком пока гуляет адреналин. А вот когда он схлынет… — Что будем делать? — кисло спросил Гришин. — У нас два трупа, — напомнил он. — Теперь два. — Болота… Услышав пророкотавший позади них спокойный голос Матусевича, Гришин с Рамзиным развернулись. Навроцкий продолжил гипнотизировать немигающим взглядом лежавшего на полу покойника. — В болоте гниду утопим, — развил свою мысль Жорж, — там ему и место. — Сунув руки в карманы, Витязь пробежался взглядом по трупу. Глаза Моравского были прикрыты не до конца, ресницы слиплись от крови, нос был продавлен. — Не хило вы его. — Честь принадлежит не нам, — Гришин махнул подбородком в сторону молчавшего Навроцкого, — это у нас папаша разошёлся. Не по плану рано. В глазах бородача промелькнуло удивление. — Надо же… — Мне надо выйти на улицу, — Серж, держась за стену, направился к двери. Матусевич проводил его понимающим хмыканьем. — Думаешь, дойдёт? — спросил у него Рамзин. — Вряд ли. Витязь оказался прав. На изнанку Навроцкого в адреналиновом откате вывернуло прямо в коридоре. Матусевич присел у трупа, глядя на тёмные борозды, впитавшиеся в щели между половицами. — Дом придётся сжечь, — сказал он. — «Чистильщиков» сюда везти бесполезно. Слишком наследили. — Пришлём леснику-погорельцу открытку с соболезнованиями. — Рамзин поскрёб выступившую на подбородке щетину. — Займись этим, Жорж. Трупы — в болото, хибару спали на хрен, чтобы одни головешки остались. Не мне тебя учить, сам процедуру знаешь. — А мне уж было показалось, что учишь. Рамзин сердито сверкнул глазами на начбеза, да только не на того зыркал. Матусевич ни бога, ни чёрта, ни Виктора Рамзина не боялся. Отбоялся своё давным-давно, два десятка лет назад. Поднявшись на ноги, Матусевич направился на выход. В коридоре, не останавливаясь, похлопал по плечу сплёвывавшего кислую слюну в пятно рвоты Навроцкого, и вышел из дома. Кузьмич, Граф, Бубен и Ник, рассевшись на бортах кузова внедорожника, ожидали его появления. Стас прогуливался неподалеку. Под ногами Кузьмича и Ника лежал завёрнутый в ковер труп Марата Горина. На нём Матусевич и сосредоточился. С решением Рамзина насчёт его захоронения в болоте вместе с Яном, Витязь был не согласен. — Значит так, гаврики и Кузьмич, — произнёс деловито, — тварёныш упокоился на веки вечные. Бубен, берёшь Стаса, закатываете Пшека в упаковку и на болото. В топи ему самое место. А этого «прохладного», — он кивнул на Горина, — в другое место повезём. Он парню ничего плохого не сделал, а я его мальцу-брату обещал кое-что, да не выполнил. Так что захороним по-людски, «подселим» к кому-нибудь на кладбище. Пусть пацанёнок хоть цветы будет знать, куда носить. — Рискованно, — высказал своё мнение Кузьмич. — Рискованно, — согласился Матусевич, — но зуб готов дать, что малец молчать будет. — А Вик о твоей идее знает? — Кузьмич не унялся. — Не Вик, а я слово мальчишке давал, Саныч, мне и решать, где его брату лежать, — сказал — как отрезал. — Остальным бензин к дому сносить, с погодкой нам не подфартило, а хибару спалить надобно дотла. Сама не загорится, дерево сырое, так что надо поработать. Больше возражений никто не высказывал. Команда потянулась выполнять приказ. Матусевич повернул к дому. На ступенях крыльца сидел Навроцкий-старший — осунувшийся, застывший в молчании. Витязь грузно осел рядом. — Курите, Серж? — спросил, не делая попыток достать сигареты. — Нет, — он покачал головой. Ответ был ожидаемый. — Пить тоже больше не буду, — предупредил сразу. — Мне надо вернуться в клинику. Навроцкий поднялся, Матусевич с места не тронулся. — Вы должны понять, Серж, — сказал он сурово, — вы уничтожили того, кто это заслужил. — Мне должно от этого полегчать? — Ян бы не остановился. Продолжил бы ломать чужие жизни и дальше. Это не было убийством… — А чем? — оборвал Навроцкий, поворачивая голову в профиль. — Карой за совершённое и спасением невинных, которых Пшек на душу бы взял в дальнейшем. Серж соглашаться не стал. Сунув руки в карманы, мужчина двинулся в сторону машины Матусевича. Витязь махнул рукой, подзывая бродившего неподалеку Яра, и велел ему отвезти Навроцкого в город. Из дома вынесли завёрнутого в старую ковровую дорожку Пшека. Тащившие его Бубен со Стасом ворчали, что блондинчик весил, как мешок с углём. Из свертка свисали ноги, одна ступня лишилась ботинка, грязный белый носок был испачкан в крови. Появившийся из дома Кузьмич помог сыну взвалить Яна на плечо. Бубен подхватил труп за ноги, и они двинулись к лесу. Кузьмич остался с Матусевичем следить за тем, как люди Витязя обливают стены избушки бензином из канистр. *** Болото покрывала бурая вода с плавающей мутью обрывков зелёного мха и палой листвы. Бубен, топая позади Стаса, тащившего мертвеца, чертыхался. Ботинки Митяя размокли и набирали воду. Стас оказался умнее, захватив с крыльца резиновые сапоги лесника. — Значит, тебе его туда и тащить, — сварливо заявил Бубен, ткнув выломанной веткой в глубь болота. — Чего это мне? — оскорбился здоровяк, поправляя сползающий с плеча куль. — Я и так всю дорогу эту падаль несу. — Не спорь со старшими… — Не слышал, чтобы тебя старшим назначили. — Паспорт показать? — Ну, разве что старым, — съязвил Стас. Митяй, развернувшись, обдал едким взглядом молодого нахала. Младший из сыновей Кузьмича был моложе его на двенадцать лет. — Лезь в болото и топи эту тварь. — Сам топи, — Стас огрызнувшись, сбросил свёрток на землю. — Я в топь не полезу. — Здесь нет топи. — А это здесь зачем стоит, — он потыкал пальцем в вешку, торчавшую неподалёку. Бубен с сомнением глянул в глубь болота. Сырость пробиралась под одежду, заставляя ёжиться обоих. Наплевать на сырость и холод было только мёртвому Пшеку. — Ладно, — проворчал, поднимая ворот куртки, — раскачаем и забросим, болото само засосёт. План Стас одобрил. Подхватив покойничка, они раскачали его и зашвырнули в болото. Тюк с трупом с плеском упал в воду, одна часть зацепилась за кочку, вторая принялась медленно тонуть. Митяй кисло переглянулся с напарником. — Нужно было груз к ногам привязать. Стас хрюкнул: — Гений со склерозом. Бубен сунул ему под нос кулак. Стас пугаться не стал — у самого был раза в два больше. Труп продолжал тонуть, раздражающе неторопливо погружаясь в воду. С дерева сорвался и спланировал над болотом филин. Проводив его глазами, Митяй передёрнул плечами. Птица была ночной, и то, что появилась днём, суеверный Бубенцов расшифровал по-своему. — Прилетел душу проклятую забрать. В пекло понёс. Стас, глянув вслед филину, широко перекрестился: матушка у здоровяка была шибко верующая. Покосившись на него, Бубен отступил от края болота. — Идем отсюда. Дурное здесь место. — А с этим что делать будем? — он махнул подбородком на их подношение болоту, что успело затонуть только до половины. — Да что ему станется? И без нас на дно пойдёт. Согласный с ним целиком и полностью, Стас первым затрусил по дорожке обратно в сторону жилища лесника. Бубенцов последовал за ним. Над верхушками голых деревьев в небо уже потянулся пока ещё тонкий столб дыма. Пожарище на месте дома медленно, но верно разгоралось, готовясь пожрать следы разыгравшихся в нём трагедий. Филин, заложив круг, вернулся к болоту, низко пролетел над пахнущей гнилью водой и сцапал острыми когтями сорвавшегося с тонкой ветки куста, чудом уцепившегося за кочку, зазевавшегося воробья. Пичужка пискнула в когтях, безжалостно смявших хрупкое тельце. Секундное трепыхание, и борьба была проиграна. Пёрышко, сорвавшись с крыла убитой пташки, спланировало на свёрток из старого ковра. Скольжение под воду остановилось. *** Пожар разрастался изнутри дома. Огонь лениво лизал деревянные полы, забрался на скудную мебель, узлы с тряпьем, зазмеился по стенам, покрытым маслянистыми пятнами, впился в старые балки потолка, взметнулся ярким пламенем по шторам и заплясал сперва отдельными, а потом и кучными желто-оранжевыми языками пламени. Дом затрещал, застонал, жалуясь на свою судьбу. От жара треснули стекла в окнах, загорелись наружные стены, покосилось и рухнуло крыльцо, подняв в воздух мириады ярких искр. Рамзин стоял в двух десятках метров от дома, опираясь на капот своего «Audi». Позади него суетилась охрана, закидывали в кузов внедорожника Графа старый матрац, цепи, и сумку с вещами Яна: главные улики Виктор велел забрать с собой. Уничтожат в другом месте. Отогнали от дома и машину блондинчика, за руль сел Гришин. Автомобиль Моравского решили отдать на разборку. Пара часов, и от машины не останется и памяти, как и от её владельца. Пламя уже взвилось над крышей, а Виктор всё не шевелился, глядя на огонь остекленевшим взглядом. Подойдя к нему, Жорж кашлянул в кулак. — Нам пора уходить, — сказал, вырывая Рамзина из задумчивого созерцания горящего дома. — Пожар уже наверняка кто-нибудь с дороги увидел и вызвал пожарных. — Не вызовут — сами через анонима вызовем, — пробормотал Рамзин. — Нам ведь не нужен пожар в лесу вселенских масштабов. — Слишком сыро — огонь не перекинется. — Зачем труп дружка Яна сохранил? — бросил ему Рамзин. Матусевич скривился. — Мои настучали? — Нет здесь твоих, — процедил Виктор сквозь зубы, — только мои. Забыл, кому служишь, Жорж? Витязь провалами в памяти не страдал. — Я дал слово пареньку, что его брата никто не тронет. — В его смерти мы не виновны. Ты слово сдержал. Марата Горина убил Пшек, а не мы. Ты мальчишке ничего не должен. — Я так не считаю. Один парень много лет назад убедил меня в том, что держать слово надо даже тогда, когда особого смысла в этом уже нет. Жесткие складки у губ Рамзина разошлись. О каком парне шла речь, он знал. Видел его в зеркале по утрам, когда брил физиономию. — Делай, как знаешь, Жорж, но если пацан в милицию побежит… — Не побежит, — заверил Витязь, — я таких знаю. — Ответственность на тебе. Виктор счёл разговор законченным и направился к задней дверце автомобиля. Заметив рывшегося в бардачке автомобиля Моравского Гришина, Рамзин повернул к детективу. — Что ищешь? — спросил, склонившись к открытому окну. — Без малого три сотни косарей и исторические драгоценности, — Гришин разогнулся, выворачивая шею. — Что, только мне интересно, куда их мог деть наш покойничек? Рамзин, сунув руки в карманы пальто, пожал плечами. — Если Сержу это не интересно, то мне и подавно. Мы уезжаем, колымагу Яна заберут мои люди. Тебя подвезут. — Спасибо, — Гришин рассортировал выуженный из бардачка мусор. — Мне к ближайшей стоянке такси. Дальше сам доберусь. Рамзин сел в Audi, а Гришин застыл, подняв к глазам мятый листок бумаги. Клацнув кнопкой, он включил подсветку салона и зашевелил губами. Дочитав содержимое листка, полковник сунул его в карман и вылез из машины.
Отношение автора к критике
Приветствую критику только в мягкой форме, вы можете указывать на недостатки, но повежливее.
Права на все произведения, опубликованные на сайте, принадлежат авторам произведений. Администрация не несет ответственности за содержание работ.