Два крыла для Ангела

Получив оплату от Искандера по делу возвращённого отчиму Анжея Навроцкого, Гришин, вернувшись домой, продрых почти сутки, после чего, проснувшись, принял душ и, несмотря на субботний день, согнал «ядро» своей команды на рабочее место. Собрались не все, консультант по юридическим вопросам, Наденька, сославшись на внезапно подхваченную простуду от явки в офис отвертелась. Глядя на сползшихся в его кабинет заспанного Джека, курчавого блондина Лёшку Мальцева и седого, как лунь, Якова Фельца, особо ценимого за свои знакомства с уголовниками всех мастей, Гришин уселся задом на свой стол. — Значит так, дружина моя верная. Есть дело, эдак, на три сотни зелёных. — Всего то, — фыркнул Лёшка, занявший подлокотник кресла Фельца, — за три сотни сейчас не особо разгуляешься. — Три сотни косых, — уточнил Гришин, обдав Лёшку сердитым взглядом. Работники Гришина довольно зашумели, оживая прямо на глазах. Каждый подсчитал свой процент от дела и включил мозг. — И что за эти деньжища делать придётся? — спросил Фельц. — Я конечно, дико извиняюсь, но уточню сразу, что на мокрое дело идти не согласен. — А ты не боись, Яков Семенович, мы твою долю между собой разделим, — хохотнул всё тот же неугомонный Мальцев. Фельц назидательно поднял указательный палец: — Вы бы, молодой человек, отучились считать чужие деньги своими, иначе далеко не уйдёте, — Яков имел манеру со всеми говорить на «вы», включая «сопливых вьюношей» двадцати одного года от роду, много о себе возомнивших. — Со своей долей я как-нибудь сам разберусь, без ваших плоских закидонов в мой суверенный кошелёк. Как представитель третьего поколения фальшивомонетчиков, известных на всю Одессу, Яков Фельц считал себя «белой костью» в их разношерстной компании. А манеру разговора имел такую, что заслушаешься. Вот и Гришин заслушался, но быстро встряхнулся и продолжил: — Дело, подброшенное нам Искандером, оказалось с перспективным продолжением, над ним и поработаем сами на себя. — Это как? — полюбопытствовал Джек. — Мальца же вернули. Гришин обратил взгляд на сидевшего у стены техника. — Пацана вернули, — согласился он, — и часть выкупа тоже, но не весь. Ян успел припрятать больше двух сотен тысяч. Плюс старинный ювелирный гарнитур. Его я лично в руках держал, и скажу, что серьёзные коллекционеры за него драку устроят. — У этих денег, как и у гарнитура, есть хозяин. — Который от поиска денег и драгоценностей отказался. Навроцкий вернул пасынка и смирился с потерей денег. Я предлагаю их поискать. Джек смотрел на начальство в упор. Гришин велел ему уехать, как только поиски Анжея были закончены. О дальнейшей судьбе Яна он не знал, но если Гришин предложил поиск выкупа, значит, Пшеку убраться с деньгами подобру-поздорову не удалось. — Поганые это деньги, шеф, — высказал то, что думал. — Деньги погаными не бывают, — небрежно отмахнулся Гришин. — Так что — за работу. Поднявшись со стола, Гришин достал из кармана клочок бумаги, найденный в машине Моравского. Сев за стол, он разровнял его и махнул рукой Фельцу. Старик склонился над бумажкой, напялив на нос очки. Лёшка вытянул шею, нависнув над плечом Фельца. — Это что? — полюбопытствовал за всех. — Квитанция оплаты услуг нотариуса. За оформление договора аренды жилья. Нашёл его в машине Яна. Выписана на имя некого Яна Гржиземского, однако зуб даю, что это Моравский. — И где находится арендованная им нора? — спросил со своего места Джек. — А вот это ты нам узнать и поможешь. Печать нотариуса плохо различима, видна лишь часть имени на оттиске, так что принимайся за работу. Вычисли нам, кто мог заверить сделку. Нужно найти жильё, арендованное Яном, и проверить, не спрятал ли там сукин сын часть выкупа. — У него было слишком мало времени, чтобы успеть спрятать выкуп и вернуться в избушку. Фельц с Мальцевым молча слушали их спор. Гришин, теряя терпение, нахмурился — Джек любил подвергать его планы обстоятельным сомнениям. Но «ледоруб» был отменный, за что подполковник и терпел ему его наглость. — У Пшека был автомобиль. Если арендованное жильё было на окраине, он вполне мог смотаться туда и отвезти часть выкупа. — А почему оставил при себе вторую часть? — Откуда мне знать? — Михаил пожал плечами. — О планах Яна теперь можно только гадать. Джек потемнел лицом, получив подтверждение того, что Моравский мёртв. Упрямо выпятив челюсть, техник сложил руки на груди. — Я в этом деле участвовать не хочу. — Значит, и твою долю поделим, — бодро влез Лёшка. — И когда же вы успокоитесь со своим разделом шкуры ещё не пойманного медведя, Алексей? — прошепелявил Фельц, поднимая к лицу подхваченную квитанцию. — Ничему вас жизнь, молодежь, не учит, так хотя бы к народной мудрости прислушивались. Михаил, нам не нужен ваш хвалёный компьютер, чтобы узреть имя. Я вам его и так скажу. Причём, заметьте, совершенно бесплатно. Гришин, подняв бровь, воззрился на Фельца. — Я весь во внимании, Яков Семенович. Бывший фальшивомонетчик Яшка Полтинник, прозванный так за то, что отлично клепал как раз эту купюру, откинулся в кресле, потрясая квитанцией. — Как говорили во времена моей сытой советской молодости, времён наивных людей и честной власти, «не имей сто рублей, а имей сто друзей». Мальцев насмешливо засвистел. — Снова старика понесло языком трепать. — Заткните червяком нашего птенчика, Михаил, ему, кажется, нечем занять свой клювик, — Фельц небрежно махнул бумажкой в сторону курчавого. — Так вот, проникнувшись этой мудростью, я в бытность свою красивым вьюношей был крепко дружен с дочерью одного прокурора. Не то чтобы мне были нужны связи её папы, но у мадемуазель были великолепные ножки, и когда мы гуляли с ней по Дерибасовской… — Слишком долгий подход к интересующей нас теме, Яков Семенович, — решился перебить Гришин. Знал, что, впав в воспоминания, Фельц будет мурыжить их с час, прежде чем подойдёт к главному. — Время — деньги, как говорит ещё одна народная мудрость. Фельц, смешавшись, недовольно крякнул, но начальству уступил: — Если время — деньги, то скажу, что панянка прокурорша, окончив юридический, стала нотариусом, вышла замуж и родила дочь, к сожалению, не от меня, которая тоже пошла по стопам матери. У них одна на двоих нотариальная контора на улице, что указана на оттиске печати. Старый фальшивомонетчик, закончив свою пространную речь, аккуратно уложил квитанцию обратно на стол. — Нужный вам нотариус — это Софья, свет Федоровна, Дробчак. Либо же её дочь, носящая по отсутствию мужа ту же фамилию. Гришин, подняв квитанцию, прочёл чётко видимые отрывки: «…фья » и «…обчак». Название улицы было видно лучше. — Что же, предполагаю, нам нужна мать, а не дочь. Судя по обрывку имени. Фельц в шутовском поклоне развёл руки и постучал себя пальцем по седому виску. — Этот котелок варит по-прежнему. — Что мы все ценим, — польстил старику Гришин, — и будем весьма благодарны, если ты, Яков Семенович, нанесёшь визит своей старой знакомой. И невзначай поинтересуешься адреском арендованной Яном квартиры. Фельц важно кивнул, принимая задание, однако предупредил, что должен явиться к даме из своей юности при полном параде, с бутылочкой хорошего коньяка, конфетами, и желательно — в новом костюме, зализанной лысиной и убранными из носа волосками. Гришин, глянув на крючковатый внушительный нос Фельца, морщась, полез за портмоне в задний карман. Отсчитывая купюры, дал добро на коньяк, конфеты и стрижку волос в носу, присовокупив совет почистить старый костюм и сунуть гвоздику в петлицу. Сойдёт и так. Фельц спорить не стал, с молодеческой шустростью подхватил протянутые ему купюры, и, поднявшись с кресла, порысил на выход, разом помолодев лет на десять. Проводив его взглядом, Гришин развернулся к Джеку. — А ты кончай свою забастовку и пробей мне по своей базе новое имя Яна, хочу знать, что ещё с ним связано. — Зачем? — Хочется мне так, — отрезал Гришин, — люблю на тебя смотреть, когда ты работаешь, а не зад просиживаешь. Джек, закатив глаза, нехотя потянул длинное тело со стула. Оставшись в кабинете с Лёшкой, Гришин устало плюхнулся в кресло у стола. — Ты зачем Фельца дразнишь, — проворчал, потирая переносицу. — Так я же любя, — курчавый умостился в кресле, освобожденном Фельцем, с ногами. Гришин, глянув на торчавшие над подлокотником ступни в модных замшевых ботинках, рыкнул. — Ласты убери, а то не гляну, что сын родной, и взашей выгоню. Лёшка, сбросив беззаботную ухмылку, поспешно опустил ботинки на пол. Мальцев приходился Гришину старшим сыном, но оформлен был в фирме на девичью фамилию матери. Родственных связей светить не хотели, и Гришин до сих пор терзался сомнением, стоило ли брать на работу собственную плоть и кровь. — Матери хоть звонил? — кисло вопросил Гришин-старший. — Она жаловалась, что ты в прошлую ночь дома не ночевал. Где твой беспокойный отросток сегодня ночью тебя тягал? Гришин-младший развёл руками. — Бать, я ж взрослый. — Взрослый ты по паспорту, а для матери своей навсегда в шортецах с машинкой в заднем кармане так и застрял. Девку, что ли, завёл? — Да какая там девка… — Пацана? Гришин сощурился, разглядывая оторопевшего сына. Оценивал по-новому то, что патлы тот отрастил по плечи, шмотки яркие носит. А что, если и его старший наследничек из… этих? Серж Навроцкий вон, тоже и не подозревал, что по пасынку аж двое его дружков сохнут. Не слепой, в отличие от Навроцкого-старшего, что происходило между троицей ребятишек, быстро раскумекал. — Ты ведь молчать бы не стал? — спросил, пристально глядя на сына. — Признался бы нам с матерью? Совершил бы этот… как его? Камин-аут. — Каминг-аут, — машинально поправил густо покрасневший Лёшка, заставив сердце Гришина-старшего ёкнуть. — Так чё скажешь? — Скажу, что совсем ты, батя, с этим делом крышей поехал, — Гришин-младший, разобидевшись, надулся, как сыч. — Да ладно тебе, — ворчливо протянул Гришин, успокаиваясь. Кажись, пронесло — внуки будут. — Я же просто спросил. Ты ведь знать должен, мы с мамкой тебя любого любить будем. Только не скрывай ничего, а то тут один скрывал, да… — Гришин крякнув, замолк, — в общем, помни, что тайны, они до добра не доводят. А теперь иди давай, машину подгони, водителем у меня сегодня побудешь. Лёшка выскользнул из кабинета с явным облегчением. Откровенные разговоры с отцом его напрягали. В соседней комнате его ожидал Джек. Парень сидел на своём месте в окружении четырёх экранов, барабанил по модной, с подсветкой и замысловатыми символами клавиатуре. Глянув на задумчивого Мальцева, застрявшего в ступоре у двери в кабинет начальства, техник поинтересовался: — От начальства огрёб? Курчавый, шевельнувшись, поднял на него серые с голубизной глаза. — Он во мне гея заподозрил. Джек, не отвлекаясь от экранов, фыркнул. О родственных связях Мальцева и Гришина был осведомлён. — Сам виноват. Давно говорил, подстригись. Лёшка провёл пятерней по волосам. — Так модно же. — Модно, Лёшик. В любом гей-клубе подтвердят — первым парнем там будешь со своим модным гнездом на башке. Мальцев, взъерошившись, заворчал. — Тоже мне, большой специалист по гей-моде. Как будто ты хоть в одном таком клубе был. — Может, не был, а может, был. Мальцев снялся с якоря у двери и отбуксировал себя к столу. Там и прилип задом к столу, точь-в-точь копируя манеру отца вести разговор, восседая на насесте. — Ты что, в гей клубах тусовался? Колись, — Лёшка угрожающе сдвинул брови, — не то душу вытрясу. Джек издал смешок. Напугал ежа голой жопой. До гневливой мимики Гришина-старшего курчавый не дотягивал. — Куда тебе, хлипкому, душу браться вытряхивать. — Это кто хлипкий-то? — Лёха раздул тощую грудь голубем. — В отличие от тебя не пальцы на «клаве» качаю, а в спортзале три раза в неделю… — …перед девчонками красуюсь, — подражая голосу Мальцева, договорил техник. — Красуюсь, — заносчиво согласился тот, соскальзывая со стола, — перед настоящими, а не перед резиновыми, как некоторые. Джек, не отрываясь от набора текста, хохотнул. Лёха, задрав нос, покинул комнатушку. Вслед за сыном вышел из своего кабинета Гришин-старший. — Нашёл что-нибудь? — спросил у Джека, беря пальто с вешалки. — Прыткий у меня, однако, шеф, — поделился с потолком Джек. Михаил, поискав на потолке его собеседника, хмыкнул: — Богу, что ли, жалуешься? — Я в Бога не верю. — Тогда кончай начальство критиковать и принимайся рыть на просторах своего… подпространства. Джек с видом мученика вздохнул: «терминология» Гришина устарела, как и он сам. Сунув ключи в карман, Гришин направился к выходу. Выйдя в лобби административной высотки, где снимал под офис два помещения на втором этаже, Гришин узрел, что на улице его ожидает гость — Жорж Матусевич. Начальник охраны Рамзина стоял у его «Ford Kuga», опираясь задом о капот автомобиля. Алексей сидел внутри, напряженно наблюдая за отцом. — Разговор есть, — Витязь приветствовал появление детектива кивком. Гришин, хмурясь, скользнул взглядом по слонявшемуся у здания Бубену. —  Разговор о чём? — Сделку заключить хочу, — удивил его Матусевич. — Человека мне надо одного найти. — Это ты-то со своими возможностями человека меня просишь найти? У тебя целый штат… — …телохранителей, — договорил Жорж, — не сыскарей. Брови Гришина стрельнули вверх: — Тебя Виктор прислал? — Он тут не при чём. Человека этого я сам ищу. Младшего брата Марата Горина — Антона. — А что с ним такое? — Пропал. Утром отправился в школу, но в классе так и не появился. Домой вечером не вернулся. Родители заявление в милицию подали. — Опять? — Гришин не знал, уместно ли рассмеяться — вид у Матусевича был мрачный, а кулаки пудовыми. Однако на истерический смешок тянуло. — Снова исчезнувший из дома подросток? Нет уж, увольте. — Я хорошо заплачу. Двойную ставку. — Да зачем тебе этот паренёк сдался? Красть-то его никто не станет. С его родителей чёрта лысого не получишь. — Вот это меня и беспокоит. Причин исчезать у пацана не было. Гришин, заражаясь его серьёзностью, потускнел. В сознании завертелись логические построения возможных причин ухода Антона Горина из дома. Охватившее его дурное предчувствие ему не понравились. — Ладно, берусь, — согласился без особой охоты. Но сдеру в три шкуры, не обессудь… — Сговоримся, — оборвал Матусевич, — не беден, работодатель у меня щедрый. — Отлично, — подполковник подобрел. Таких бы клиентов да по десятку на день. — Как только узнаю что — сообщу. — Здесь все данные по Антону Горину. — Матусевич вытянул из кармана блокнот, вырвал из него исписанный листок. — Где живёт, в какую школу ходит. Друзей у парня, похоже, не было. Только с братом и водился. Внизу мой контактный телефон указан. Твои телефоны я знаю. Все три. — Откуда?.. — уязвлено пробормотал Гришин. Клиентам давал лишь два, третий держал для семьи, но Матусевич, уже развернувшись к нему спиной, направился к своей машине. Переварив их разговор, Гришин сел в автомобиль к сыну. *** Покинув Гришина, Матусевич велел Бубенцову возвращаться на окраину города. По дороге молчали. Витязь был не из говорливых, к чему его люди давно привыкли. Отыскав музыкальный ретро-канал, Митяй приглушил звук, не желая мешать шефу охраны думать. Прибыв к дому Рамзина, Матусевич направился в кабинет Виктора. Рамзина он застал в компании двух бухгалтеров компании. Виктор изучал финансовый отчёт и указал Матусевичу взмахом руки на кресло у стола. Витязь опустился в кожаные подушки, морщась. Излишний комфорт мебели не любил. Бухгалтерам кресел не досталось, оба были вынуждены терпеливо переминаться с ноги на ногу. Рамзин из пакостности характера обставил свой кабинет так, чтобы сидеть перед ним мог лишь один собеседник. Ждать пришлось добрых полчаса. Матусевич едва не задремал, убаюканный шуршанием перелистываемых бумаг, и резко встрепенулся, услышав голос заговорившего Рамзина. Тот указал бухгалтерам на несколько пунктов отчёта, велев переделать, и отпустил. — Как поживает наш старый кореш — Гришка-спрячь-жмура? — поинтересовался у начбеза Рамзин, откидываясь в кресле. — Расценки подросли? — В три раза. — Я предлагал тебе более дешёвый способ. — Я дал слово. — Такого не давал, — напомнил Рамзин, но упрекать не стал. — Ладно, что сделано, то сделано. Пошли гонца в клинику к Кларе, хочу знать о состоянии Анжея. — Если состояние мальчишки ухудшится, Клара сама мне позвонит. — Делай, что велено, Жорж, — тон Рамзина потяжелел. Он, показав, что понял, поднял руку. — Вечером я отправлюсь в клинику лично, — хозяин дома, встав с кресла, оттянул галстук, и расстегнул пуговицу воротничка. — Распорядись, чтобы кто-нибудь толковый съездил на рынок и купил свежих фруктов. Нужно узнать у Сержа, что любит парень. Может, мороженое? Матусевич иронично задрал бровь: — У Анжея воспаление лёгких. Ему лучше бульон тёплый и не жирный. — Отдай нужное распоряжение на кухню. Пусть расстараются и упакуют во что-нибудь весёленькое. — На кастрюльке можно цветочки нарисовать. Рамзин окатил его холодным взглядом: — Не смешно. — А я вот ещё не решил, плакать мне или смеяться. Вик, ты что, серьёзно влюбился в семнадцатилетнего пацана? — А если и так? — Брось,  — сурово нахмуренные брови Рамзина Матусевича не остановили, — он же ребёнок! — А сколько Нику, напомнить? Жорж помрачнел. О его чувствах к Шевцову Рамзин знал, в секрете своих сердечных метаний Витязь не держал. Да и как было удержать, если сам Ник растрепался, как год назад напившийся Матусевич, как сопляк излился ему в пьяных признаниях? — И всё же Нику куда больше, чем несчастному изнасилованному пацанёнку. Рамзин, стянув галстук с шеи, пожал плечами: — Плевать мне на то, что делал с ним Ян. Я его и таким приму. — А Анжею тоже наплевать? — бородач нахмурился — Виктор явно его не понимал. — Я заставлю его забыть о случившемся… — Тогда почему с Марком не вышло? Рамзин, побледнев, осёкся. Жорж пожалел о вырвавшейся фразе. Ведь знал — вины Виктора в случившейся много лет назад трагедии не было. — Прости… — пробормотал он. Хозяин дома смотрел мимо него в пространство немигающим взглядом. — Пошёл вон, — выцедил он сквозь зубы. Матусевич грузно поднялся. Виктор не шевелился, пока тот не закрыл за собой дверь. Оставив Рамзина в одиночестве, Витязь спустился на первый этаж и толкнул двери своего «угла». Его жилище состояло из двух комнат: небольшой гостиной, что служила также рабочим кабинетом, и спальни с ванной комнатой. Меблировкой Жорж занимался сам, потому в обстановке в стиле холостяцкого минимализма превалировали серые и чёрные тона. Каждый предмет лежал на своём месте, что было тщательно продуманным, исходя из соображений своей функциональности. Одиноким Матусевич был давно. Свой первый и единственный брак Жорж заключил в далёкой юности. Отношения продлились полгода, а болезненный развод оставил после себя твёрдое убеждение в том, что он не создан для семейной жизни. Да и к женщинам особо Витязя не тянуло. Предпочитал мужскую компанию, потому и не удивился, проснувшись как-то утром, после грандиозной пьянки, в одной постели с молодым лейтенантом из своей части. В истерику не впал, со своей бисексуальностью смирился, как и с тем, что особо сильно от отсутствия сексуальных связей не страдал. Слишком уж сложной была его жизнь на протяжении двух десятков лет из прожитых сорока четырёх. Единственными людьми, что имели для него значение, были Клара и Виктор. Стянув куртку, Матусевич снял с плеча кобуру, прятавшую под мышкой «беретту» и, подойдя к стоявшему в углу шкафу, открыл дверцу. На полке, располагавшейся на уровне глаз, лежал металлический короб-сейф. Прятать в него оружие не стал, положил сверху. Закрыв дверцу, Матусевич прошёл мимо каминной полки, подхватив попутно круглый стакан с толстым дном и бутылку «Кока-колы». Спиртного Витязь не потреблял уже пятнадцать лет, отступив от своего правила лишь однажды, а вот к этой заразе пристрастился. Некоторые привычки из прошлого остались, потому пил шипучку из стаканов для виски. Открутив крышку, выпустил газ, плеснул на дно и опустился в куб кресла перед телевизором. Отыскав спортивный канал, Матусевич поднёс стакан к губам, но отпить не успел. В дверь поскреблись. Витязь повернул голову. Поняв, что скребутся не во входную дверь, а в дверь его ванной, выходившей в небольшой коридор, разделявший гостиную и спальню, да ещё и изнутри, Матусевич, отставив стакан, пружинно поднялся. Потянув ремень из петель брюк, начбез намотал его на кулак. Тому, кто решил с ним пошутить, придётся крепко раскаяться в своей храбрости. Подойдя к ванной, он, взявшись за ручку двери, рванул её на себя. Язычок замка жалобно скрипнул. Осознав, к чьёму испуганному лицу несётся его кулак, Жорж в последнее мгновенье успел изменить траекторию удара и пропахал воздух над плечом незваного гостя. Крепко выматерившись, начбез свирепо уставился на вогнавшего голову в плечи, прикрывая лицо руками, Шевцова. — Ты какого чёрта тут делаешь?! — У меня замок заел, — оправдываясь, выдал он, — я тут уже третий час сижу! — А какого хуя ты в моей ванной третий час сидишь?! — заорал Витязь, окидывая его взглядом. Из всей одежды на парне было лишь белое махровое полотенце на бёдрах. Его полотенце, и благоухал Шевцов его туалетной водой. Витязь сощурил глаза. — Ты совсем обнаглел, белобрысый? Жить тебе, что ли, надоело? — Твою рожу злобную видеть надоело, — огрызнулся Ник, зажигаясь не меньшей злостью. — Задолбал до колик! — Это я тебя задолбал? Ты стоишь в моей ванной, в моём полотенце, даже бритвой моей побрился, — Витязь ткнул пальцем за его спину, в сторону раковины, где валялся станок и крем для бритья, — в неизвестных мне местах, и заявляешь, что я тебя задолбал? — По самые почки, — храбро «цапнул» Ник, — ни себе, ни людям! Набрасывается на меня без причины, из машины выкинул. И сам не ебёт, и другим не даёт. Каждая собака знает, что меня хочет сам грозный Жорж Матусевич, и кто ко мне подойдёт? Кому жить надоело? А сам, как собака на сене! Витязь слушал, остолбенев. — Ты чего несёшь? — То и несу, про жизнь тебе свою рассказываю. Во что ты её, сволочь, превратил. Жил себе, не тужил, пока не встретил придурка великовозрастного, решившего меня со свету извести своей любовью! Матусевич, смешавшись, закрыл рот. — Ты пьян, что-ли? — спросил, утихая. Ник небрежно повёл плечами. Красивыми, сука, плечами, с зашибись, каким рельефом. Хоть статуи с него лепи. — Сто грамм для храбрости. Иначе сюда бы так и не заявился. Так что? Трахать будешь, или мне так тут и стоять, пока зад не отмёрзнет? Матусевич смотрел на парня, окосев от его наглости. Взгляд, не удержавшись, опустился к припухлым губам, прошёлся по тонкой шее, выпиравшим ключицам, ниже смотреть себе не позволил. В паху потяжелело, стянуло мышцы в ноющий горячий ком. Сжать его в руках хотелось до безумия. От осознания того, что Шевцов стоял перед ним в одном полотенце, которое только сдёрни, и нет преград, заставляло мозги плавится. Да только с чего вдруг такая уступчивость? Ведь весь последний год за нос блондинчик его водил, кричал на всех углах, что ничего ему, Матусевичу, не обломится. Ник словно мысли его прочёл и оскалился: — Думаешь, что шлюхер я продажный? Что задобрить тебя хочу и собой прощение окупаю? — А сам как пояснишь? Шевцов, сникнув, тоскливо выдохнул: — Да надоело всё. То, как ты меня глазами ешь, как остальные за моей спиной смеются, и то, что так и продолжают считать шлюхой тоже. — Кто считает? — Витязь набычился. — Только скажи кто, и я… Ладонь Шевцова закрыла его губы, обрывая пламенную речь. — Сам разберусь. Просто прогни уже, наконец, и прекратим в кошки мышки играть, — он, шагнув к нему, таки сделал то, чего так хотел Матусевич — расплёл полотенце и откинул его на пол. Бородач даже дышать перестал, когда руки Шевцова обвили его бычью шею, а губы потянулись к лицу. Поцелуй вышел коротким, смазанным, вызвав у Матусевича страдальческий рык. Кто ж так целует-то?! Подхватив Ника под ягодицы, поднял его повыше и впился повторным, куда более умелым поцелуем. Отпустил только, когда Ник, застонав, принялся ёрзать стоящим колом членом по его животу. Поставив парня на пол, он, наклонившись, упёрся лбом в лоб блондина. — Что ты со мной делаешь, Ник? — То, что давно сделать надо было. Только без долгих прелюдий, Синяя Борода, — выдохнул Шевцов в его губы, — не люблю сопливой возни. — Так ведь порву же. — Час с пробкой в заднице просидел. Хрен порвёшь. Опустив руку, Ник ухватился за оттопыривавший брюки Матусевича бугор. Проверил и с довольством хмыкнул. Природа Витязя не обделила, лёгким испугом его филейная часть не отделается. Начбез передёрнулся от пронзившей от макушки до пяток дрожи. — В спальню? — прохрипел он. — Как скажешь. Ему было уже всё равно, только бы распял под собой побыстрее и вбился в изнывавшее от желания тело. Матусевич, взвалив блондина на плечо, вынес его наружу.