Два крыла для Ангела

На старое кладбище, что с ростом города оказалось едва ли не в центре, Бубен прибыл в компании двух охранников из личной гвардии Витязя — двух Василиев, прозванных Большим и Малым. Различали их по росту: оба были коренастыми, черноволосыми и кареглазыми. Особым интеллектом не отличались, но как исполнители были незаменимы и глаз с Митяя не спускали. Автомобиль поставили в заранее оговоренном месте, опустили стёкла и некоторое время мозолили глаза демонстрацией суровых рож, играя на нервы тому, для кого, собственно, и затеяли мизансцену. Когда оговоренные по плану десять минут истекли, все трое покинули автомобиль и направились к зданию. У входа на скамье сидели двое копачей, у стены стояли лопаты. Мужчины курили и с приближением незнакомцев прекратили разговор. Пройдя мимо длинного ряда образцов надгробий, Митяй распахнул дверь. Оба Василия остались стоять у входа. Дальше он мог справиться и сам. Войдя внутрь, Бубен уверенно проследовал вглубь длинного коридора с истертым линолеумом и единственной тусклой лампочкой. Дверь в кабинет с табличкой «Г.Петражевский» оказалась закрытой. Подёргав ручку, он огляделся. Коридор был пуст. Отступив на шаг назад, он с размаху ударил ногой чуть выше дверной ручки. Хлипкий замок не выдержал и дверь распахнулась. Поправив наушник связи в ухе, Бубенцов шагнул через порог. Его взгляд встретил стол, заваленный бумагами, стул и железный шкаф с отделением для сейфа. Боковое окно, выходившее прямо на секции с могилами, было открыто, ветер трепал старые выцветшие портьеры. На столе стоял чайник, рядом — чашка со свисавшей ниткой чайного пакетика. Подойдя к столу, он уложил руку на бок чашки. Чай был ещё тёплым. Митяй прижал наушник к уху. — Птичка покинула гнездо, — доложился он, — упорхнула в окошко. Закрывайте клетку. Жорж, пребывавший на другом конце связи, отключившись, оглянулся — позади него стоял Стас и ещё с полдюжины молодцев из его ребят прятались в тени кладбищенских памятников, неподалеку от выхода к автомобильной стоянке. Стас нервно ёжился — кладбищ суеверный младшенький Кузьмича боялся. Витязь, сосредоточившись на узкой тропе, петлявшей среди могил, упёрся взглядом в видневшуюся впереди крышу админздания. За спину нырнул Глеб Шилов, угрюмый, с накинутым на бритую голову капюшоном толстовки. Брать с собой Жорж его не хотел, но тот настоял. — Яр с двумя парнями проход с востока у церкви перекрыл, — буркнул Шилов. Начбез кивнул: — Хорошо, но хорек пройдёт здесь. — Откуда такая уверенность? — Машина его на стоянке, новехонький «Хюндай». Своими ногами он от нас далеко не утопает. Гришка особым умом не отличается. Без своего автомобиля не уйдёт. — Если бы мозг у него имелся в наличии, не стал бы чужих покойничков на сторону продавать, — Шилов цыкнул слюной в сторону, — отдай мне его потом на часок, я с него быстро правду вытрясу. Матусевич оглядел его через плечо — Глеб исходил яростью, как бражное тесто через край. — Жив твой братец остался, считай, сущей ерундой отделался, так что в руках себя держи. Шилов проворчал что-то под нос, оставшись при своём мнении. Клима накрыло взрывом Audi, швырнув на крышу подвала, расчертило щёку бороздой глубокой ссадины и сломало два ребра. Оттого и бесился старший из Шиловых, жаждя подержать за горло виновника диверсии. — Успокоюсь только тогда, когда узнаю, кто взрывчатку в автомобиль подложил. И чем скорее наш продавец жмуров заговорит, тем быстрее мы это выясним. Жорж рассеянно слушал, думая о том, что уже пять раз названивал на мобильный Ника, но Шевцов так и не отозвался. На кладбище Витязь отправился без него. — Спасибо, что просветил, — Матусевич замолчал, заметив передвижение впереди по тропе. — А вот и тот, кто нам нужен, — он сделал знак остальным, привлекая их внимание к замеченному объекту, и присел за надгробьем. По тропинке, лавируя между оград и памятников, двигался «Гришка-спрячь-жмура» собственной персоной, ежесекундно оглядываясь и прижимая к тощей груди видавший виды дипломат. Поравнявшись с деревом, за которым замер Стас, Петражевский остановился, глядя в сторону оставленного им в спешном порядке здания. Мужчина вытащил из кармана пальто большой клетчатый платок и, стянув с головы ондатровую шапку, вытер вспотевшую лысину. Пригладив жиденькие русые волосёнки, Петражевский шумно высморкался, и именно этот момент выбрал Стас, чтобы выступить из-за дерева и приветствовать вытаращившую глаза «дичь» полным энтузиазма «Ку-ку!». Тонко, по-бабьи, взвизгнув, Петражевский проявил не свойственную его почтенному возрасту прыть, швырнул в Стаса дипломат и шустро рванул в сторону выхода к стоянке. Стас, получив углом дипломатом прямо в глаз, злобно взревел и рванул за обидчиком. Долго бежать не пришлось, Шилов вынырнул прямо перед их добычей, растопырив руки, и когда Петражевский попытался резко изменить маршрут, перепрыгнув мраморное надгробье, успел ухватить его за полу пальто и повалить на землю. Приземлившись в грязь лицом, Гришка заорал, зовя на помощь, но ему быстро заткнули рот его же шарфом, нахлобучили на глаза шапку и, скрутив руки на спиной, подняли и впихнули в подъехавший бус. Подождав, когда к их компании присоединится остальная команда, Жорж не спеша вышел к стоянке. Петражевского успели спеленать верёвками по ногам-рукам, дать пару раз по морде, чтобы осознал всю серьёзность постигших его неприятностей и сунуть между сиденьями, головой под стену. Сверху сел Стас, поставив на скулившего пленника армейские бутсы сорок четвёртого размера. — Не волнуйся, шеф, — кровожадно скалясь, заверил он, — доедет живым. А потом отдашь его мне, я ему последние зубы выбью. — Под правым глазом Стаса расцветал оставленный дипломатом «фонарь». Вслед за Стасом в салон влез Шилов, плюхнулся рядом, устроил ноги на ту же «подставку». Гришка попытался заорать через кляп — вышло лишь нечленораздельно промычать. Глеб вытиравший подошву ботинок о его пальто, топнул по телу и лучезарно улыбнулся на неодобрительно нахмуренные брови Жоржа. — Всё будет в порядке, живёхонький доедет, почти целый и готовый к сотрудничеству, — заверил он, протягивая руку, чтобы закрыть дверь перед носом начальства. Витязь, покачав головой, отдал команду трогать с места и направился к своему автомобилю. От стоянки вырулили бус и два внедорожника, по дороге к ним пристроился автомобиль Бубенцова. *** Переступив в очередной раз порог больницы вслед за Рамзиным, в окружении бдительной охраны во главе с Кузьмичом, Анжей подумал о том, что никогда столь часто не посещал медицинские учреждения, как в последние полгода. О его согласии ехать сюда Навроцкого не спрашивали. Да и не вышло бы отказать, увидев осевшую в глубине зрачков Рамзина ярость. Просить Виктор не умел, умолять — тем более, потому и сорвалось с губ короткое «да» прежде, чем тот опять впадет в буйство, вынуждая уступить силой. Синяки, оставленные на его шее, напоминали о том, насколько быстро Виктор терял терпение. Рамзин со сборами не затягивал, поднявшись с кресла, прошёл в спальню, не стесняясь, стянул штаны и халат прямо в проеме двери. Анжей поспешно отвёл взгляд от обнажённого тела мужчины. В сознании вертелась мысль о том, что натворил Тимофей, и что произойдёт, когда о его поступке узнает Нарим. То, что сделал Сафронов, вызвало у Анжея ошеломление, быстро сменившееся гневом. Гневом на Рамзина и злостью на Лиса. Он не просил Тимофея о помощи, и не желал ходить у него в должниках. Но сквозь злость прорвалось и прочно осело в душе раскаяние. Анжей разрывался между желанием устроить рыжему выволочку и желанием сгрести его в охапку, ощупать и убедиться, что Сафронов цел телом и мозгами. А после, после — убрать его от Рамзина подальше. В коридоре их появления ждал Жоржа. Услышав, куда намерен отправиться Рамзин, Витязь собрался отбыть с ними, но Вик непререкаемым тоном велел ему заняться «своим делом». Сделав упор на двух последних словах, Рамзин пресёк его возражения и, подхватив Анжея под локоть, повлёк его к выходу. Зайти к Нариму и предупредить о своём отъезде Навроцкому не дал. Ожоговое отделение располагалось на первом этаже больницы. Войдя внутрь Виктор огляделся — реанимационное отделение занимало правое крыло корпуса. Кузьмич, поравнявшись с боссом, негромко сообщил, что в отделение их не запустят, и предложил связаться с врачом. Такой вариант Виктора не устраивал. Рамзин в любом месте чувствовал себя хозяином. На принёсшего ему бахилы и халат Яра Виктор взглянул с недоумением, но халат надел. С бахилами разбирался долго, чертыхаясь, и в результате натянул неправильно. Анжей, следя за его ужимками, негромко посоветовал перевернуть бахилы острыми концами в направлении носка и пятки туфель. Рамзин, раздув ноздри, процедил, что «и сами с усами», однако совет послушал. Взяв с собой одного Кузьмича, Рамзин направился ко входу в реанимацию. Дверь распахнули прямо перед его носом, наружу вышла высокая стройная шатенка средних лет. Рамзин замер, будто ударившись грудью в невидимую стену. — Здравствуй, Анна, — он первым поздоровался с женой Павла Евграфова. Женщина не ответила, глядя на него в упор необыкновенно красивыми тёмно-синими глазами, с воспаленными от слез веками. — Зачем ты пришёл? — монотонно, скрывая сильнейшее эмоциональное истощение, спросила она. — Я хотел увидеть Павла. — Мало его терзал? Дай хоть умереть ему спокойно. — Он ещё не мёртв, Анна, — Рамзин терял терпение — они знали друг друга слишком много лет и характер имели схожий. Может, потому и выбрал Граф эту умную и дерзкую женщину в супруги. — Не спеши хоронить мужа. Анна отвернулась. Вик был прав. По её лицу прошла судорога. Сейчас она должна была думать лишь о том, чего хотел бы Паша. Её Павлуша, с которым прожита большая часть жизни, испытано множество счастливых мгновений, рождены дети. И как бы ни было тяжело признавать это, а любимый ею человек хотел видеть рядом с собой ублюдка, изломавшего ему жизнь. — Тебя не запустят без моего согласия. Виктор скрипнул зубами, зная, что она действует в своём праве. Членом семьи Графа он не был, только трахал Павла тогда, когда взбредала в голову такая блажь. — Ты позволишь? — просить не умел, но постарался. Вышло на грани вызова, по губам Анны прошлась горькая улыбка. — Будь моя воля… — её голос задрожал. Она провела рукой по лбу, стирая и вновь возвращая на место продольные глубокие морщины, выпуская наружу безумно уставшую женщину, жизнь которой развалилась в одночасье. — Не пустила бы, только Паша бы меня не простил. — Анна… — его голос сорвался. Её бы обнять, но знал, что не позволит. Залил ей «сала за шкуру» за долгие два десятка лет, возвращая не раз Графа в семью в синяках, не оставлявших сомнений в том, как он их получил. Анна молчала, не высказала мужу ни слова упрёка, знала, за кого вышла замуж. Пашка из своих чувств к Рамзину тайны не делал, срывался к Виктору по первому зову, но никогда её не обижал и по-своему любил. Ценил за подаренный дом, свитое гнездо и детей. За то, что всегда ждала и встречала, позволяя укладывать голову на плечо, делая вид, что не видит затраханного рта, отметин синяков на бёдрах и рёбрах. — Ты никогда одна не будешь, — пообещал Рамзин, — только позволь… — Идём, — оборвала она, слушать его было невыносимо, — пока не передумала. И помни, не ради тебя это делаю, ради Паши. Анна, не дожидаясь его, зашла в отделение. Рамзин оглянулся на Анжея. Навроцкий прослушал весь разговор между ним и женщиной, слившись со стеной, не привлекая к себе внимания. — Жди здесь, — бросил ему властно. Навроцкий возражать не собирался. Да и куда мог деться, имея за спиной двух амбалов-охранников? Рамзин направился вслед за Анной. Анжей отошёл к окну, где сел на подоконник. В кармане зазвонил телефон. Вытянув мобильный, он глянул на номер звонившего. Покосившись на охранников, включил связь и, прижав телефон к уху, отвернулся к окну. Ему задали только один вопрос — о том, где он находится. Навроцкий ответил, и тут же отключился. Анна подвела его к окну в стене палаты. Виктор остановился рядом. Он оплатил для Павла и его семьи отдельную палату со смежной комнатой для отдыха, обеспечил лучший уход и позаботился о доставке из столицы медицинского светила, занимавшегося сложнейшими ожогами. Но рядом с Графом появился впервые. Смелости не хватало глянуть на того, кто пострадал за него. — Как ты позволил этому случиться? Голос Анны, глухой, с дрожанием слез в глубине, оторвал его от лицезрения койки, на которой лежало тело, укрытое прозрачным куполом на каркасе. Лица Павла не видел, один лишь слабый силуэт. Рамзин повернул к ней лицо. Щёки Анны укрывали слёзы. Виктор промолчал. А что мог сказать? Что, помешавшись на подростке, ослеп и оглох, не замечая, как его загоняют, подобно зверю, в ловушку молодые да ранние, решившие, что пора подвинуть старых матёрых волков на задний план. Виноват был только он сам. Утратил хватку, жирком мозг обрастил. И позволил подойти к себе слишком близко. Евграфова прислонилась лбом к холодному стеклу: — К нему не пускают. Я могу только так его видеть. Ни дотронуться, ни поговорить. Ожоги больше шестидесяти процентов. Он в коме, иначе сошёл бы с ума от боли. Врачи ничего не обещают. Говорят, что молитва помогает, — её голос зазвенел, — а я не могу молиться… Как Бог мог позволить такому случиться? Павел… мухи за всю жизнь не обидел… Он покосился на неё — Анна знала о муже только то, что хотела знать. Рук ни у кого из них — чистых не было, у всех по локоть и выше… Только Раду оставили «невинным», его никогда в свои дела не вмешивали. Его и Клару. Рамзин вернул взгляд внутрь палаты — у койки ходила медсестра, проверяла показания мониторов, окружавших защитный каркас. — Думаешь, я не поменялся бы с ним местами? — выронил он глухо. Губы Анны брезгливо изогнулись: — Не поменялся бы. — Я чужой спиной никогда не прикрывался, — вспыхнул он, — ты не справедлива ко мне. — Ждешь похвалы от меня? Не случись ты в его жизни, Паша сейчас не находился бы там, — она кивнула за стекло. — Но и не знал бы тебя! — отрезал Рамзин. Именно Виктор свёл их вместе, приведя Анну в «Нору», где они тусовались всей своей подростковой «кодлой», гордо называемым стаей. Анна горько усмехнулась, шагнула к нему, встав так близко, что её дыхание пустило дрожь по его щеке. — Если бы это могло поднять Пашу с койки, я предпочла бы никогда не встретить его, если бы это помогло ваши дорожки не пересечь. — Синие глаза женщины впились в лицо Виктора. — Павел — единственный, кого я любила в своей жизни, но я отказалась бы от своей любви, будь способна я этой жертвой спасти его от тебя! Рамзин, опешив, смотрел на Анну. — Твоё утверждение доказывает, что ты никогда его не любила, — выдал жёстко. Она покачала головой, глядя на него со странным выражением жалости на лице. Так, как смотрят на калеку, когда тот этого не видит. — Именно потому что люблю, так и говорю, Вик. Но тебе не понять, в твоей любви всегда присутствовало слишком много тебя. Отступив назад, Евграфова пошла к соседней двери, где её ждали дочери, ночевавшие с ней в больнице. Рамзин смотрел Анне вслед, раздумывая над её странной последней фразой. Разгадку так и не нашёл, и вернулся к стеклу, уложил ладонь поверх следа, оставленного рукой Анны. И тут же отнял, почувствовав неловкость — прикосновение женщины предназначалось Павлу. Незримая нить, что протянулась между Анной и её мужем, не терпела чужого вмешательства. Достаточно было того дерьма, что он принёс в их жизнь. Его глаза впились в силуэт под плёнкой. — Не всё же было так погано … — сорвалось с губ с надеждой. — Ведь было же и хорошее? Он замолчал, отрывая в памяти лицо Павла — семнадцатилетнего белокурого мальчишки со стриженым затылком и кудрявыми вихрами на макушке, смотревшего на него с обожанием. Робким, ждущим. Отчаянно захотелось вспомнить их первую ночь, но в памяти ложились слой за слоем воспоминания о чужих телах, губах, глазах. Павла в их первую ночь он так и не вспомнил. Не посчитал нужным внести в воспоминания. Рамзин, закрыв глаза, отлип от стекла. — Прости… Его извинение прозвучало жалким. До боли неискренним, сколько бы чувства не вкладывал в каждую из шести букв. Повернувшись спиной к стеклу, он двинулся к выходу. У него был свой способ заслужить прощение. *** Уйти от охраны Анжею удалось, улизнув в уборную и, к его счастью, за ним туда не последовали. Зайдя в кабинку, он закрылся и вытянул мобильный телефон. Следовало позвонить Нариму, который наверняка считал, что он всё ещё пребывает в доме, но, подумав, решил потянуть время. Знал, как вспыхнет Тариз, узнав, что он уехал с Виктором. Внешняя дверь хлопнула, и голос Гришина позвал его по имени. Анжей вышел из кабинки. Место для встречи выбрали не лучшее, однако следовало переговорить наедине, без посторонних ушей, прежде чем он увидится с Виктором. — Как ты? — спросил Михаил, потрепав его по плечу. — Я в норме. Ты не приехал рассказать о встрече с Сержем. — Не было времени, нас ждал суд, — оправдался мужчина, — да и в доме Рамзина было слишком много народа. А нарваться на бывших коллег не хотелось. Анжей понял, что он говорит о работавшей на месте взрыва машины следственной группе. Крутились те и вправду долго, почти сутки, собирая улики и опрашивая домочадцев Виктора. С последним визитом заезжали этим утром. О своём общении с Сержем Гришин рассказал вкратце по телефону, пообещав подробности изложить при личной встрече, но объявился только сейчас. — Что решил суд? — спросил Анжей. — Сержу продлили срок задержания на десять суток, для сбора характеризующих данных. Пока вопрос с мерой пресечения не решён. Лишь продлено задержание. — Значит, у нас есть меньше десяти дней для того, чтобы добыть доказательства его невиновности. Мы успеем, — твёрдо произнёс он. Михаил покачал головой. — Мне не нравится то, что ты задумал, парень. Я дал тебе слово, и ничего не стал рассказывать Сержу, но он точно оторвёт мне голову, когда узнает, на что я согласился пойти. — Есть иное предложение? — Навроцкий смотрел на него не мигая. — Тогда скажи мне, как ещё мы можем отловить Яна и вытащить Сержа из тюрьмы? — Собрав доказательства… — Это слишком долго! — вспыхнув, перебил он. — Я больше не хочу сидеть, сложа руки в ожидании, когда всё само наладится! Устал бояться и устал ждать, когда кто-то вернёт мне мою прежнюю жизнь! По крайней мере то, что от неё осталось! Анжей запнулся, поняв, что кричит и отвернулся, кусая губы. Срываться не стоило. Гришин был союзником, а не врагом. — Мои ребята добыли доказательства того, что Серж не переводил деньги на счёт Марата. По крайней мере, лично он этого сделать не мог, — сказал Михаил, — это не прямое доказательство, но в суде пригодится. Анжей кивнул. — Если план не сработает, у нас есть иное веское доказательство, которое ты представишь. Виктор отдаст записи по твоему первому требованию. И я готов дать показания. — Серж против того, чтобы вмешивать тебя в это дело. — Разве это не мне решать? — Он попросил считаться с его мнением. Твой отчим защищает тебя. — Отец, не отчим, — поправил он. Гришин услышал, но акцентировать внимание не стал. — У нас есть ещё один шанс доказать невиновность Сержа. Не прибегая к записям и твоим показаниям, что могут сработать против Сержа. Всего лишь немного лжи и один единственный, но архиважный свидетель. Если ты не передумал, стоит рассказать Виктору правду о пригретых им на груди перевёртышах. — И о ком идёт речь? — перебил его голос из-за спины. Они слаженно обернулись. В проеме входа стоял Рамзин. Анжей обречённо признал, что талантом конспирации был обделён начисто. — Обещай, что сможешь выслушать спокойно, — попросил он. Рамзин ничего обещать не стал, но, пока Гришин не закончил, хранил глубокое молчание, сверля Навроцкого мрачным взглядом.