Два крыла для Ангела

Стук в дверь, настойчивый, как барабанная дробь, прорвался сквозь сон, заставляя со стоном натянуть на гудевшую голову подушку. Помогло мало, кулачный набат продолжал нещадно трепать нервы и Клара выпуталась из вороха сбившегося одеяла. Сев на постели, женщина протяжно выдохнула, разглядывая подол мятой блузы. — Иду! — раздражённо крикнула она в сторону поднятого за дверьми шума. — Никакого терпения у людей нет. Двое суток на ногах… Старая ты, мать, для такого дерьма, старая. По привычке, сложившейся за долгие годы одиночества, отжаловавшись в пространство, Клара поднялась с кровати и пошаркала к сотрясавшейся двери, на ходу застегивая пуговицы, излишне глубоко обнажившие зону декольте. Открыв дверь, Матусевич проглотила готовое сорваться с губ ругательство. На пороге стоял крайне взволнованный Искандер. За спиной старого турка маячил один из охранников Рамзина. — Нужна ваша помощь, Клара, — решив, что сказал достаточно, Айнур, не дожидаясь её согласия, двинулся по коридору к лестнице. Бросив тоскливый взгляд через плечо на манившую своим уютным беспорядком кровать, Матусевич подхватила стоявшую у двери медицинскую сумку и поспешила вдогонку. Как оказалось, идти пришлось к гостевому дому. По дороге ей удалось вытянуть кое-какие сведения из охранника: новостей от Рамзина, выехавшего с командой на выручку Анжея, Тима и Ника не было, как плохих, так и хороших, а шли они к Нариму, которого уложили спать в гостевом доме. Четверть часа назад Катерина обнаружила, что дверь в спальню заперта изнутри, и младший из Таризов на просьбу открыть не реагировал. На второй этаж они поднялись уже вчетвером — по пути к ним присоединилась запыхавшаяся Мария со связкой запасных ключей. Экономка накинула на плечи толстый пуховый платок и семенила по покрытым снегом дорожкам в домашних тапочках, сама Клара впопыхах схватила с вешалки куртку с чужого плеча. Под комнатой Нарима обнаружились Катерина Тариз с двумя охранниками, мужики дружно били в дверь плечами. Мария замахала на них руками, требуя прекратить ломать имущество хозяина. Подойдя к заплаканной Катерине, Матусевич остановилась рядом, спросив, не дать ли ей успокоительного. Катерина, пребывая в сильнейшем волнении, её не услышала. — Он спал, — выплёскивала из себя перепуганная мать, прижимая руку к груди, — я оставила его, только чтобы принести чая себе и Айнуру. Я не думала, что он проснётся… Клара погладила женщину по плечу, следя за тем, как в замок вставили ключ. Своих детей у Матусевич не было, но мамок, впадавших в панику по вине глупых дитятей, искавших приключения на свои неразумные головы, за долгие годы работы врачом перевидала немало. Оставленный за старшего над охраной Григорий — крепкий поджарый брюнет, из «ветеранов» Рамзина, провернул ключ. С обратной стороны заскользил по полу подставленный под ручку стул. Охрана налегла сильнее, и дверь распахнули настежь. Спальня оказалась пуста. Сброшенное на пол одеяло тянулось в сторону ванной комнаты, служа указующим знаком, где искать Нарима. Ванная комната была заперта, и Григорий, не мешкая, вышиб дверь ударом ноги. Мария только руками всплеснула. Нарима обнаружили в душевой кабинке — сидящим, забившись в угол, поджав колени к груди. Сверху били струи совершенно холодной воды. Посиневший от переохлаждения парень, цокая зубами, поднял голову. — Выйдите, — хрипло просипел он. — Чёрта с два, — отказала протолкавшаяся вперед Матусевич, закручивая кран. Кудахтавшая позади неё Катерина сейчас только мешала, и она попросила её успокоиться на повышенных тонах. Что сорвалась, тут же пожалела, но Тариз замолкла. Григорий с Искандером, вытащив слабо трепыхавшегося Турка наружу, потянули его к кровати. Нарим, с трудом перебирая ногами, пытался сопротивляться, бормоча что-то о том, что должен проснуться и ехать спасать Анжея с Тимом. Его заверили, что поедет, как только поставит мозги на место. Уложив Нарима на постель, его принялись укутывать и отогревать. Матусевич, сев на кровать, услала Катерину вслед за Марией за горячим молоком в хозяйский дом. Айнур с Григорием остались на случай, если Нарим попробует буянить. — Ты что же это делаешь, а? — ругалась Клара, накинув на мокрую голову Тариза принесённое Григорием полотенце и высвобождая его руку. — Совсем мозги отшибло? О том, что резкое переохлаждение убить может, не слышал? — Мне надо было проснуться… — у Турка зуб на зуб не попадал, однако он, не сопротивляясь, позволил перетянуть жгутом предплечье. — Только снотворное не колите. — Это для поддержки сердца, — отмахнулась женщина. — Кулак покачай. Так запросто и помереть можно, милок, — распустив жгут, она ловко ввела иглу в вену. — Столь грубо себя из сна не выдёргивают. — Вам не понять… — Да всё я понимаю, — сердито заткнула Клара, послав про себя короткую благодарственную в небеса за хорошие вены подростка-спортсмена: руки Матусевич заметно потряхивало от переутомления. — Это только вам, дурачью юному, кажется, что вы знаете о любви то, чего мы не знали. Я тоже любила, и моё сердце билось так же быстро. И с ума сходила от страха за того, кому его отдала. Вы не придумали ничего нового, чего бы не знало старшее поколение. Нарим тоскливо смотрел на неё из кокона одеяла — бледный, с посиневшими губами — взъерошенный мокрый ястребок. Воробьем назвать не поворачивался язык. Парень был гордым и по-настоящему сильным духом. — Тогда почему не поможете? Матусевич взглянула на него хмуро. — И чем же я тебе помогу? — Мне надо к Анжею и Тимофею. Вытянув иглу наружу, Клара сбросила использованный шприц на прикроватную тумбочку. — Виктор и сам с их спасением справится, Нар, — прикрепив к месту прокола пластырь, женщина согнула его локоть. — Некоторые дела нужно поручать тем, кто в этом имеет больше опыта. В чём нет ничего зазорного. — Я должен быть рядом, я — не Виктор… — в глотке Нарима першило, глуша голос. — Так правильно. Клара покосилась на молча слушавшего их разговор Искандера. Стоявший рядом с ним Григорий хмурил лоб. Сам был отцом подростка чуть младше Нарима. Матусевич вернула взгляд к лицу Тариза. Ошибку они допустили, опрометчиво посчитав, что действие снотворного он преодолеть не сможет. Парень был решительным, впав в отчаяние, мог наворотить того, чего не требовалось. — Вик вернёт мальчиков, — уверенно пообещала она. — Расшибется, но, вернёт. Наберись терпения и веры. Виктор… он частенько ведёт себя, как последняя сволочь, но для друзей надёжен, как скала. Нарим не ответил, борясь с болезненным спазмом горла. Вспомнив, что лежит абсолютно голым, запоздало смутился. Похоже, порадовать зрелищем своих достоинств ему удалось и двух совершенно чужих ему женщин, и собственную мать. Мысль об этом вернула слабый румянец на бледные щёки. — Мне нужно одеться. Матусевич, отрывая что-то в недрах своей сумки, лежащей на постели, усмехнулась. — Что? Дальнейший стриптиз отменяется? А мы только во вкус вошли. Таризу стало стыдно и вслед накатила злость. — Я себя, между прочим, из душа вытаскивать не просил, — напомнил он, сбрасывая с головы полотенце и затягивая под одеяло валявшиеся на постели джинсы. — А того, насколько надёжен Вик, проверять не стану. Уж слишком часто у него друзья мрут. Надев джинсы, Нарим выбрался из постели, не слушая протестов Клары, и парня тут же круто повело вбок. Подскочившие Айнур с Григорием едва успели словить его прежде, чем он грохнулся на пол. Коленями всё-таки зазвездился и вскрика не удержал. Кости с мышцами внезапно потеряли крепость, наливая тело ватной слабостью. Сердце колотилось, как «язык» у колокола на пожарной колокольне. Сорвавшаяся с губ короткая порция мата была впечатляющей. В спортзалах на тренировках почерпнуть можно было многое. Круче борцов матерились только грузчики. Турка усадили на кровать, снова закутывая в одеяло. Вернувшаяся в спальню Катерина, к счастью, не услышавшая, насколько крепкими словцами умеет бросаться её младший отпрыск, сунула сыну чашку с молоком. Руки Нарима дрожали настолько, что удержать её не вышло. Клара поспешно подставила ладонь под дно и помогла сделать глоток. — И куда ты бежать собрался? — в сердцах выдала Матусевич. — На ногах ведь не стоишь! В мозгах прояснялось медленно, возвращая давившую изнутри тяжесть. Тариз поднял к ней тёмные, до черноты расширенных зрачков, глаза. — Зачем Анжей это сделал? Почему не захотел, чтобы я пошёл с ним? — обида выплеснулась в упрёке, жалящем душу. — Счёл меня слабаком? Клара покачала головой. — Анжей тебя знает лучше, чем кто-либо из нас, а уж если я тебя слабаком не считаю, то он — и подавно. Тариз смотрел на неё с жадной требовательностью: Клара была не похожа ни на одну женщину, с которой ему приходилось общаться. С сухими поджатыми губами, без грамма косметики на лице и умом, светившимся в усталых голубых глазах, Матусевич казалась «своей». И говорила с ним, не пытаясь смягчать акценты. — Тогда почему? — Потому что любит, — она потянулась пригладить торчавшие надо лбом парня короткие прядки. — Уберечь хотел. Ты излишне сильный, Нарим. Ты погибнешь там, где выживет слабый. — Я не понимаю… — И не надо понимать, прими на веру, что иногда следует прислушиваться к тем, кто старше. — К тем, кто старше? Вот это, — он зарыл пятерню в куцые волосы, — со мной сделал тот, которого я считал лучшим из отцов. А вот это, — рука спустилась на рёбра, покрытые синяками, — те, кого считал своей семьёй. Взрослый Серж, из-за собственных обид, отправил Анжея в руки чудовища, а другой взрослый — Ян, едва не отобрал у него жизнь. Простите, Клара, если в последнее время я утратил веру в ваше мудрое племя. — Парень… — Матусевич хотела уложить руку на его колено, но он отодвинулся, не желая обидеть, просто не выдержал бы приступа жалости к себе и, подхватив чашку, отставил её на тумбочку. — Мне всё равно, кто и что думает. Я ни на кого перекладывать то, что обязан сделать сам, не стану. И ждать, когда архангел Виктор спасёт Анжея с Тимом, тоже не стану. Рация на поясе Григория пискнула, и охранник потянул её из петли. Услышав, что к воротам прибыла машина с командой Бубенцова, Григорий направился к выходу и прикрыл за собой дверь. Через минуту охранник, заглянув внутрь, попросил Клару следовать за ним. Матусевич вышла из спальни. Как Искандер с Катериной ни настаивали, вслед за женщиной, одевшись, направился и Нарим. Во дворе Клару с Григорием ожидало зрелище целой процессии из машин. Митяй прибыл с подмогой из старых бойцов Рамзина — мужиков с сединой, сосредоточенных и хмурых, проверенных до последнего глиста в кишечнике. Вытянувшись цепочкой, автомобили, в основном состоявшие из внедорожников последних моделей, заняли всю площадку у дома до самых ворот. Дверцы передней машины — угольно-чёрного «Мерса», прозванного в народе «кубиком», выпустили Бубна в компании со Стасом. Сынок Кузьмича в больнице не остался и, обзаведясь новомодным медицинским бандажом, присоединился к отпочковавшейся от основной группы команде Бубенцова. Вслед за ними вытащили завывающий куль из испачканной в грязи шёлковой простыни нежного персикового цвета с рюшами и без церемоний сбросили на подмороженные плиты. В простынях трепыхалось крупное тело, наружу торчали голые волосатые ноги в задравшихся пижамных штанах. На правой ступне болтался тапок с меховой оторочкой. Глянув на приблизившихся Клару с Григорием, Митяй пнул сотрясавшийся свёрток ботинком. Послышался вопль, оборвавший подвывания. — Заткнись, зараза! Клара поморщилась. Должна была бы уже давно свыкнуться с насилием, окружавшего Размина и его людей, но принять эту часть его жизни так и не вышло. — Кто это? — спросила, кутаясь в не по размеру большую куртку, накинутую на плечи. — Один старый знакомый, — Митяй, весело скаля зубы, выдохнул облачко пара вперемешку с дымом от сигареты. — Вик велел его на свет божий вытащить. Глубоко зарылся, но мы отрыли. Баба у него, я тебе скажу — волчица, кидалась на нас, пока дух не вышибли, огрев по затылку. В машине лежит, осмотришь её? Клара рассеяно мотнула головой. «Куль» запричитал и, получив новый удар ногой, визгливо выругался, поливая обидчика матом. — Натан, что ли? — с удивлением узнала голос сутенера Матусевич. Лечить его контингент «летучей гвардии» Кларе приходилось не раз, и знакомство с Шульцем врач водила старое. — Зачем вы его привезли? — Эта крыса со Зверем и уродцем Пшеком спелся. Есть сведения, что именно он мошной потрусил, чтобы наемников организовать. — Бубен остановился, заметив подошедших следом Нарима с Искандером. На ногах Тариз самостоятельно держался с трудом, и от помощи Айнура, поддерживавшего его под локоть, не отказался. — А эта Спящая Красавица как из постели выползла? — Неважно как, — Клара сморщилась, услышав порцию новых жалобных завываний Натана, — он сейчас весь массив на ноги поднимет. Забрали бы вы его в дом. — И то верно. Вик сведений ждёт, и быстро, — Митяй, отбросив окурок, свистнул, и охрана поволокла Натана к крыльцу. Клара подошла к машине. На заднем сиденье лежала лишившаяся сознания Сонька. Подружку Натана Матусевич знала лично, приходилось дважды оказывать услуги хирурга, о которых распространяться было не принято. Клиенты Соньке по молодости попадались разные и пару раз оставляли её без добросовестно отработанных денежек измочаленным куском мяса. Матусевич отступила назад и велела отнести зазнобу Соловушки в дом. Отсчитав головой Шульца все ступени крыльца, пленника сбросили на пол кухни. Мария, хлопотавшая у плиты, запротестовала было против такого произвола, но её заткнули и выставили вон. Бубен, следя за тем, как Натана пристёгивают за наручник к ножке тяжёлого дубового стола, стоявшего посреди кухни, не торопясь перебирал ножи из подставки. Вытаскивая, поднимал к глазам, пробовал остроту лезвия ногтем большого пальца и ставил обратно, чтобы подхватить следующий. Ножами остался недоволен и взялся за тесак с изогнутой рукоятью. Взвесив его на ладони, Митяй удовлетворенно кивнул и развернулся к Натану. Шульц, скорчившись, сидел на полу, притянутый за наручник так, что упирался щекой в дверцу тумбы — полуголый, в одних полосатых пижамных штанах. Трясущийся мокрый рот сутенера широко раскрывался и закрывался, с хрипом втягивая воздух — Григорий пресёк его сопротивление, врезав под дых. Соловушка пытался вернуть воздух обратно в лёгкие. Бубен зацокал языком, пробежавшись брезгливым взглядом по дряблому жирному телу с обвисшей грудью, с пивным пузом, по-бабски белому и покрытому многочисленными родинками. — Совсем ты распасся, как свинья, Натан. Фитиль-то свой с первого раза над толчком точняк, что не всегда находишь. Стоявшие на кухне охранники заржали. Нарим с Айнуром, застрявшие у двери, молчали, не вмешиваясь в происходящее. — Жира на нём много, сомневаюсь, что битой до рёбер достанем, — Стас размеренно бил кулаком в ладонь, демонстрируя ошалевшему от страха Соловушке своё горячее желание приступить к излюбленному членовредительству. — Может, током его? Действовали по давно отработанной схеме «обмочил штаны — развязал язык». — Жира на нём много, сомневаюсь, что проймёт. Лучше по старинке, — Митяй с резким выдохом вогнал тесак в стоявшую на столешнице разделочную доску — Натан, истерически взвизгнув, отдёрнулся. — Пальчик за пальчиком, — завершил Бубен, зловеще ухмыляясь. — Говори, сучий потрох, что с Лексой на пару задумали! Натан, быстро придя в себя, злобно заплевался матом, оказавшись на удивление несговорчивым трусом. Помянул о том, что имел во все щели матушку Бубенцова и его самого, присовокупив, в каких позах и насколько продолжительно. Митяй скрипнул зубами: матушку свою не особо любил, а вот клевету про свой зад не приветствовал. Разобидевшись, велел Соловушку на ноги поднять и руку языкатого обидчика на доску положить. — Нам лучше этого не видеть, — Искандер развернулся к Нариму, беря его за плечо, чтобы увести, но Тариз упёрся. — Я останусь. — Нарим, — турок нагнулся к нему, говоря вполголоса, — тебе не надо объяснять, что происходящее здесь — уголовно наказуемо. Тариз перевёл взгляд на лицо мужчины. — Мне плевать, — сцедил сквозь зубы, — я хочу вернуть Анжея и Тимофея. И мне всё равно, какими методами достигнут этой цели. — Твоя мать такого поведения не одобрит. — Моя мать знает, что я достаточно взрослый, чтобы принимать собственные решения. А ты можешь уйти, ты и так сделал для нас куда больше, чем должен был. Да и долга, как такового, перед нами у тебя никогда не было. Нарим замолчал, прерванный протестующим воплем Соловушки. Шульца заставили, скорчившись в три погибели, согнуться к полу вниз головой и уложили на доску свободную от наручника руку. — Я ради них душу дьяволу продам, — договорил Тариз шёпотом, глядя в глаза Айнура. — К чему мне вечное спасение, если я их потеряю? Крики Шульца щипали нервы, но жалости к пленнику Тариз не испытывал. Если пытки незнакомого ему сообщника Яна могли помочь вернуть Анжея с Тимом, он предложит собственную помощь уложить его под тесак. Айнур смотрел на парня с растерянностью. В голове мелькнула мысль, что он сам был куда большим трусом. Потому — не ему было давать советы тому, кто, в отличие от него, был готов совершить грехопадение ради своего чувства. Помедлив, Искандер отступил в сторону, открывая Нариму вид на то, как скрученного в дугу Натана прижали к тумбе и Бубен, сунув голову Соловушки между своих ног, поднимает тесак над доской. Тариз тяжело сглотнул, прикипая взглядом к руке Шульца. Было ли страшно? До дрожи в коленях и едкой кислоты, подступившей рвоты во рту, однако глаз не отведёт. — Стойте! Голос Клары остановил лезвие тесака у самой кисти истошно оравшего Шульца. Митяй с досадой уставился на появившуюся в кухне Матусевич. — Клара, не обламывай кайф. Я этому мешку с дерьмом давно мечтаю клешни оттяпать. Гадёныш меня с Жоржем собирался на тот свет, взорвав, отправить. — Тебе от него информация нужна или клешни? — Информация, — неохотно признал Бубен, выпуская руку Шульца и слезая с его шеи. Соловушка тут же шустро сгрёб конечность под себя, плюхнувшись оголившимся задом на пол. — Он её вам выдаст и без ваших кровожадных методов. Расскажет всё, что требуется. — С какого хера? — Подружка его в сознание пришла. — Клара перевела взгляд на Шульца. — Беременна она, как оказалось. Накануне узнала, вчера Натану рассказала, они всю ночь событие праздновали. Соловушка на седьмом небе от счастья был. Это ведь твоё первое отцовство? Шульц смотрел на Матусевич с ненавистью. Отцовство и вправду было первое. О детях Натан не думал, пока не увидел протянутую Сонькой справку от гинеколога, с выделенной жирной строкой, подтверждавшей беременность сроком 6-7 недель. И рассоплился на радостях, готовый любовницу на руках носить. Сын, у него обязательно родится сын, похожий на него, хотя лучше — на Соньку. Красавцем Шульц не был. И назовут они его Соломоном, в честь древнего мудрого царя. — Соньку не трожь! — прорычал, вскипая запредельной яростью самца, защищающего своё не рождённое потомство, и рванулся в путах достать ногтями отскочившего Бубна. — Она тут не причём! — Тогда скажи им то, что они хотят, — резко бросила Клара, зря Натан забыл о том, какую молодость она провела и в чьей компании волю закалила. На мерзость тоже была способна, когда надо и другого пути нет. — У Софьи кровотечение, не остановлю его, и она ребёнка лишится. Так что выбирай, что тебе дороже — планы дружков твоих или собственная подружка с животом. — С-су-ка, — прошипел Натан, дёргаясь к Матусевич, — ты же эскулап чертова! Ты клятву приносила! — Я много в чем клялась, — черты лица Клары обострились, приобретя углы, — в том числе и самой себе. Хранить тех, кто мне дорог — в первую очередь. И интересы моего брата, которому Ник — и семья и дом, предпочту всем остальным. Как и того, кого сама спасала. Вот перед ними у меня обязательства, а не перед тобой и Сонькой. И советую развязать язык побыстрее, пока твоя подружка кровью не истекла. В кухне повисла тишина, прерываемая сиплым дыханьем Шульца. Натан усиленно думал. — Загнали, твари грёбаные, — выплюнул злобно сквозь редкие зубы и, сдуваясь, затрясся горой студня. — Спаси Соньку, — выдал жалобно, — и ребёночка… Я всё скажу. Клара еле слышно выдохнула, разжимая кулаки. Что расчёт окажется верным — сто процентной гарантии не было. — Соньку спасу, — пообещала она и, посчитав свою миссию законченной, повернулась, чтобы выйти из кухни мимо Нарима с Искандером. От взгляда Айнура — осуждающего, и благодарного — от Тариза, Матусевич ушла, не ответив. Лишь выйдя в коридор, она позволила себе показать слабость и уткнулась ладонью в стену, переводя дух. Тело всё ещё подрагивало, поглощая излишек выплеснувшегося в кровь адреналина. Но долгой проволочки себе позволить не могла и, отлипнув от стены, поспешила в гостиную. Там её ждала Мария, удерживавшая на диване мотавшую головой по подушке Соньку. Рыжая подружка Натана не плакала, лишь с силой впилась в губы зубами, держа между голых ног скомканное полотенце, густо пропитанное кровью. Рядом с диваном стоял таз с красной водой, воздух остро пах медью. Опустившись у дивана рядом с медицинской сумкой, Клара принялась спасать Соньку. Та не сопротивлялась, лежала, теперь не шевелясь, глядя пустым взглядом в потолок. — Дети ещё будут, Соня, — закончив своё дело, пообещала Матусевич, наклоняясь к её лицу. Рыжая не ответила. Клара, заглянув в глаза фарфоровой куклы с размазанной тушью, разбитыми губами, отстранилась — Сонька пахла смертью. В груди сжалось сердце, накрыв воспоминаниями, от которых сама Матусевич бежала долгие годы, и Клара порывисто поднялась, сдирая с рук перчатки. Оставив Соню на Марию, она вышла в коридор, борясь с подступившей духотой и, ускоряя ход, двинулась к выходу из дома. Мороз, крепко взявший её в свои объятия уже за порогом, помог привести мозги в относительный порядок. Клара, дрожа, обняла себя за плечи, глядя на пустой задний двор. Снежинки, залетая под козырек, липли к мокрому лицу. Дети ещё будут… Ей солгали так же. И она не поверила, как и Сонька. Матусевич уткнулась спиной в дверь, прикрывая глаза. Дверь толкнули, ударив по лопаткам. На крыльцо вышел Бубен. Глянув на отошедшую в сторону Клару, молча выудил из кармана пачку с сигаретами, прикурил и вставил сигарету в трясущиеся губы женщины. — Лар, — позвал мягко, так, как звать позволялось только самым близким, тем, кто с юности был рядом, пройдя вместе нарезку души в сашими, — ну, ты чего? Дым, войдя в лёгкие, помешал ответить, и он притянул её к себе с грубоватой нежностью, обняв за плечи. — Успокойся… — пробормотал, поглаживая вздрагивавшую спину женщины и укрывая полами куртки. — Ребёнка не было, да? — спросил он, когда та затихла. — Был… — Матусевич цеплялась пальцами за его рубашку, держа вторую руку с сигаретой так, чтобы не обжечь, у плеча. — Выкидыш… ещё в машине. — Вот ведь… дерьмо. — Митяй растерянно скривил рот. — Клянусь, мы её не били. Стас только разок по затылку треснул, чтобы вырубить. Я бы не позволил бабу бить, ты же знаешь. — Знаю, Митя, — Клара, закрыв глаза, вдыхала исходивший от него мужской дух — немного пота, табак и гель для бритья. У Бубна был свой, «благородный пунктик». Грехов имел много, но женщин и вправду никогда не обижал. На крыльцо выглянул Стас и сообщил, что Жорж вышел на связь. Бубен с видимым сожалением разжал руки, выпуская Клару. Отбросив сигарету, Матусевич прошла в дом. Бубенцов последовал за ней. Внутри собрались Григорий со Стасом и Айнур с Наримом. Григорий повторил приказ, переданный Жоржем: Клара с командой должна была немедленно прибыть к Рамзину и его людям. И требовалась она, как врач. Последнее сообщение вызвало нервную дрожь у Тариза. — Я поеду с вами, — встрял он, вырывая локоть у попытавшегося остановить его Искандера. — Ты останешься здесь, — отрезал Бубен. — Насчёт тебя приказа не было. — А мне приказ не требуется, — вспыхнул он. — И я могу помочь, я знаю, как оказать первую помощь. Лучше остальных сдал курс! — Пусть едет с нами, — неожиданно встала на его сторону Матусевич. Митяй удивленно вскинул брови, пропуская мимо себя рванувшего на улицу Тариза — тот спешил сесть в машину, пока не передумали. — Клара… — Обеспечишь ему собственную охрану, — перебила она, одевая пальто, — некогда спорить с ним. И он и вправду должен ехать с нами. Это его друзья. Предчувствуя, что ничем хорошим опрометчивое решение Клары поддержать Нарима не закончится, Бубенцов с мрачной миной вышел вслед за Матусевич, подхватив у порога её медицинскую сумку.