Два крыла для Ангела

Долгая ночь, насыщенная событиями, наконец отступила, расстелив над горизонтом серую пелену предрассветного тумана. Клара Матусевич стояла у окна своего кабинета, согревая ладони о чашку с кофе. Взгляд женщины не отрывался от поднимавшего над крышами блёклого шара солнца. Разгоравшийся день вырывал куски у ночных теней, открывая покрытый льдом асфальт. По двору клиники, кутаясь в куртку, пробежал Бубен и исчез, хлопнув дверью, ведущей в пристройку с гаражами служебных машин. По соседству залаяла собака — большой золотистый лабрадор, которого Клара частенько подкармливала лакомствами через кованую решётку забора. Матусевич перекочевала взглядом на стоявшие на стоянке автомобили: серебристая Toyota Гришина стояла у самого крыльца, на втором автомобиле — Range Rover, подпиравшим машину детектива, приехал Айнур с Катериной Тариз. Искандер с матерью Нарима прибыли в клинику из дома Виктора в четвёртом часу утра. В эту ночь под крышей особняка Рамзина не спал никто. Все в зашкаливавшем напряжении ожидали результата поисков похищенных подростков и Ника. Вернуться живыми суждено было не всем. Шевцова привезли в машине Жоржа, сразу въехавшей на задний двор клиники, укрытый от дороги высоким каменным забором. Матусевич сам вынес закутанное в покрывало тело и, не спрашивая разрешения, направился к пустовавшему гостевому домику, где обычно размещали родню пациентов. Рамзин, проследив за ним, велел оставить Матусевича в покое, и поднялся на крыльцо вслед за Анжеем и Тимом. Антона Горина в клинику Клары отправили часом раньше. Их прибытия ожидала привычная к такому роду не афишируемых услуг бригада Матусевич. К Горину ещё раньше привезли нарколога — проверенного, умеющего держать язык за зубами. Закончила работу Матусевич лишь в шестом часу утра, оставив вверенных ей подопечных спящими в палатах. Нарим настоял на том, чтобы всех троих друзей поместили в одну палату. По разумному, следовало отправиться в сон и самой, приняв снотворное, но вместо этого Клара потянула себя на оборудованную рядом с кабинетом кухню — заварить крепкий кофе. Перекаченное адреналином тело заряд искусственной бодрости слизнуло не глядя. Оживления эмоций не принесло, но руки дрожать перестали. Дверь, скрипнув, впустила в кабинет молоденькую медсестру. Девчушка спросила начальство, не сделать ли Кларе пару бутербродов. Матусевич отказалась, в горло сейчас кусок не полез бы, и медсестра ушла. Клара продолжила созерцать мир за стеклом. Хлопок двери обозначил появление нового гостя. На этот раз Рамзина. Клара повернула к нему размытый светом профиль. — Почему не отдыхаешь? — буркнул мужчина, опускаясь на стул у стола. — С ног так свалишься. — Мне не впервой. — Она пошевелила пальцами, ища тепла у чашки, но кофе безнадежно остыл. — Интерном и по трое суток ночных дежурств отстаивала. — Так то когда ж было… — Виктор взъерошил пятернёй волос. — Когда мы были молоды… — …и всё у нас было впереди, — подхватила Клара. — Целые закрома несбыточных планов и напрасных мечтаний. Мужчина, опустив руку, устремил взгляд к одинокой фигурке у окна. Клара вдруг показалась неожиданно хрупкой и призрачной. Некоторое время он смотрел на неё, прежде чем поднялся и подошёл к ней. Она не стала сопротивляться, когда он обнял её, прижав к груди. — Клара… если бы я мог вернуть время назад… — Знаю, — она оборвала его до того, как он выскажет сожаления в том, о чём сейчас вспоминать было по-особому больно, — знаю, Вик. Не нужно. Не воротить ничего. — Я дам тебе всё, что ты захочешь, Малиновка. Её губы прорябило изломом усмешки. Своё детское прозвище она не слышала очень давно, но знала, что сейчас Рамзин говорил правду. Дал бы всё, что было бы возможным купить за деньги, вот только мечтать Клара уже давно перестала. И то, чего так хотелось, за деньги купить было нельзя. — Дай Жоржу свободу, — попросила не за себя. Руки Рамзина разошлись, выпуская её из объятий. — Нет, — выцедил угрюмо, — не могу. — Он всё равно с тобой не останется, — Клара покачала головой, рассматривая его помертвевшее лицо, отмечая изрезавшие лоб морщины — сколько не молодись, возраст брал своё. — Ты его не удержишь. Потому просто отпусти. Захочет — вернётся сам. — Ты знаешь, сколько лет мы вместе. Это как чёртов брак, Клара, — он перешёл на обиженный рык, — я и так достаточно потерял! — Мы все потеряли, — жестко напомнила она, не отступая. — И ты не рекордсмен в «своих» кладбищенских крестах. А Жорж — не твоя собственность. Ты хоть понимаешь, каково ему будет находиться в месте, что напоминает ему о его утрате? Виктор отвернулся, дыша через нос — шумно, с присвистом. — Я дам ему отпуск, — проскрипел через силу, играя желваками. — Отправлю к морю. Куда он захочет. Поедешь с ним, отдохнёшь. — У меня работа. И ты её мне только что прибавил, свалив на руки мальчишек, которым ещё долго от всего случившегося отходить придётся. И ни к каким морям Жорж не поедет, он не умеет отдыхать, что ты не хуже меня знаешь. Они замолчали. Рамзин играл желваками. Клара ждала его ответа. — Как Антон? — проскрипел он, переводя тему. — Когда с ним можно будет поговорить? — Зачем он тебе? — Антон поможет нам выдернуть из тюрьмы отчима Анжея. Одно из обвинений, что ему предъявили — это похищение Горина-младшего. В милиции считают, что Навроцкий пребывал в связи с парнем и похитил его, чтобы тот не заявил о том, что Серж причастен к убийству Марата. — И знать об этом ничего не хочу, — Клара подняла ладони, отгораживаясь от его пояснений. Зря напросилась. — Но с парнем ты сможешь поговорить не раньше, чем он отойдёт от гадости, что закачивали в его вены. — На какой срок мне рассчитывать? — Не ранее пяти-шести дней. — На ноги его нужно поставить за два дня, — поднажал Рамзин. — Срок задержания Навроцкому суд продлил до десяти дней, после чего ему изберут постоянную меру пресечения в виде содержания под стражей. Двое суток, Клара, не больше. Нам нужно подготовить парня к разговору со следователем. Клара возмущённо всплеснула руками: — Кто здесь врач? — Ты. Потому в лечение не лезу… — Ну слава богу, — едко выдала Матусевич.  — …и уверен, что ты сумеешь проявить всё своё врачебное мастерство и поставишь парня на ноги за два дня. — Три, — заторговалась она. — И не смей мною командовать, — предупредила его порыв Матусевич, — иначе вышвырну из своей клиники. Не посмотрев на то, какие у тебя там на неё права. По губам Рамзина скользнула скупая улыбка. С Клары станется вытолкать его взашей. Он ещё помнил, какой она могла быть в гневе. «Малиновка — пташка с клювом и коготками», — любил с гордостью за сестру повторять Жорж. При мысли о Витязе Рамзин тяжело вздохнул. И без слов Клары понимал, что перешагнуть через случившееся и забыть, как дурной сон у них с Витязем не выйдет. — Как Анжей с Тимофеем? — спросил, уходя от выгрызавшей в груди дыру боли. — Жить будут, — она пожала плечами. — Всё, что им нужно — отдых и медицинский уход. Оставил бы ты детишек в покое, Вик. Не окунал в бурлящий котёл, в котором сам варишься. — Ошибаешься, Клара, это меня в их варево увлекло. — Значит, сам напросился, — жалеть его Матусевич не стала, — а теперь отпусти, и позволь парням дальше своим путём идти, без твоего вмешательства. Не для них такая жизнь, не нужно им получать тот опыт, что нам в своё время на долю выпал. Рамзин отвечать не стал. Их молчанку прервал Яр. Охранник, сунув голову в щель приоткрытой двери, сообщил, что вернулись Кузьмич с Зулой. Не прощаясь, Виктор вышел в коридор. Кузьмич с Зулой ждали его рядом с пустовавшей стойкой регистрации. Оба стояли, ткнувшись плечами в стену с панно ангела, сложив руки на груди. Над головой Кузьмича пухлый херувим щедро осыпал его силуэт звездопадом из хитро закрученной в спираль трубы. Бросив хмурый взгляд на крылатого трубадура, Виктор, велел Зуле докладывать. — Что могли за столь короткий срок, то сделали, — голос Ильи сел от усталости, — «прополку» провели тщательно. Ребят распустили, обувь, шины на машинах сменили. Врассыпную ушли по одиночке, алиби всем обеспечили. У Семёныча сегодня юбилей — сороковничек, отправились на сабантуй в проверенное заведение. Хозяин, персонал — все свои, съёмку сделаем, ни одна собака не подкопается. У общежития уже два часа как столпотворение из ментов и пожарных, — Зула, следя за опустившимся в кресло Рамзиным, остался стоять на ногах. — Пожар загасили, но внутри выгорело всё до кирпича. — Что со следами нашего присутствия? — С теми, что были на улице — само же, бездарное дурачьё в погонах, и затоптало. Пожарные машины разворотили дорогу. Менты добавили. Там сейчас не меньше полусотни душ толчётся. От здания остались одни стены, крыша провалилась, тела извлекут не раньше чем через сутки-двое, а то и больше. Машину Зверя мы убрали. Затопили в болоте, место глухое, если кто найдёт — весьма удивлюсь. Гришин бросит через информаторов слушок о том, что произошли разборки внутри банды. Ложную инфу распространим, свидетелей организуем: Михаил, как оказалось, целую команду фальшивых «трепачей» прикармливает. Подаст товарищам ментам на блюдце версию о том, что внутри санинцев раскол произошёл, друг друга братки и порешили, после чего Зверь с остатками своих людей в бега ударился. Гришин — кадр ценный, состряпал такой сценарий, что на Оскара потянет. С ним бы на постоянной основе соглашение заключить. Разумеется, негласное. — Уже предложил, — проворчал Рамзин, — он согласился. И сумму за свои услуги назвал такую, что закачаешься. — Не обеднеем, — встрял Кузьмич. Виктор метнул к нему злой взгляд. — Я не обеднею, — поправил холодно. — Что с Лексой и его людьми? Зулин пожал плечами: — Ушли. Занырнули в город и там их мои следопыты потеряли. Грамотно путали, отход готовили. — Ничего, отловим, — пообещал самому себе Рамзин. — Дело это теперь личное. Найди мне Лексу и всех, кто с ним был. Но живым меня интересует только Шалагинов. Илья скривился, не шибко обрадованный его заданием: — У меня заказчиков своих вагон. Что с ними делать прикажешь? Я к тебе и так на пару дней с трудом вырвался. — Выплатишь отступные и передашь дела конкурентам, — отрезал Вик, поднимаясь, — не забудь, кто основной учредитель в твоём предприятии. — Ты об этом забыть не дашь, — проворчал Зулин, понижая голос. Основным учредителем был Рамзин. — Ладно, потерпят ещё немного. Часть договоров на «дочку»* передам. Ребята там молодые, но с большей частью заданий сами справятся. Остальные подождут. — Можешь, когда хочешь, — съязвил Виктор. — Сейчас в приоритете — найти Лексу и устранить все тропы, что могут связать нас с тем, что произошло, как в общежитии, так и в карьере. — По карьеру — тишь да гладь, — заверил Илья. — Там уже Грек поработал. Вычистили всё до блеска. — А что со сдавшимися «зверенышами» делать? — Кузьмич снова встрял, напоминая о запертых в одном из складских помещений компании Рамзина на окраине города пленниках. — И с теми, что с карьера привезли? Восемь душ, с головами посчитанных. Может… в лесок да в расход? — Там одна пацанва, — Зула нахмурился. — Не девяностые же на дворе. — Пацанва — пацанвой, а на языки ненадежные, — резонно напомнил Кузьмич. — О пятерых и плакать будет некому, детдомовские. Старые дружки Зверя. Подобрал, когда выпустились, по старой памяти. Работенкой обеспечил — мелкий бизнес на окраинах щемить, оброк сдаивать. Зулин, не отрываясь, смотрел на Рамзина. В ушах стояло «детдомовские». Виктор жевал губы. — Отдай их Бурову, — разродился он решением. — Детдомовских. Остальных вывези в лес, припугни, как надобно и отправь к мамкам-папкам. — Рискованно, — проворчал Кузьмич, — проболтаться могут. — А с Натаном что делать? Он у нас в гаражах связанным так и валяется. И баба его в гостевом доме заперта. С ними как? Тоже в лес и попугать? Соловушка не из пуганных, его этим хрен проймёшь. И наказать жирдяя надо бы показательно, чтобы другим неповадно было на чужое роток разевать. Рамзина перекосило, как от зубной боли. На что намекал Кузьмич, знал. Слабину дать не мог, иначе вслед за Соловушкой прощупывать его возьмутся и остальные «союзнички», да только воевать подустал. Прав был Илья, давно минули те годы, когда он развешивал выпотрошенных врагов на стенах, как флаги поверженных армий. Для удовлетворения жажды мести и устрашения. Но и забывать Соловушке, что тот покушался на его жизнь и место под солнцем, Виктор не собирался. Как и того, что подставил Шульц Ника и это привело Шевцова к гибели. Судьба Шульца уже была решена, оставалось лишь «зачитать приговор и привести его в исполнение». И кандидатура судьи и палача могла быть только одна — Жорж Матусевич. Решение о том, что делать с Натаном, он был намерен отдать начбезу, в искупление, и как дар к примирению. Надежда была слабой, но другой не имел. — Натан — не наша забота, — произнёс после паузы, обдумывая угнездившуюся в сознании мысль. — А бабе его я предложение сделаю такое, от которого, если мозги есть, не откажется. Матери-одиночке нелегко придётся. — Так не будет Шульца-младшенького. Выкидыш приключился, ещё в дороге. Блефовала Клара. Но Соловушка повёлся.  — Тем лучше, сиротинушек в мире хватает. С Жоржем перетереть надо, — сказал Рамзин, зная, что Илья найдёт для Жоржа нужные слова лучше, чем кто-либо другой. Тот всегда был мастаком говорить нужные и правильные вещи. — Насчёт Ника… Здесь тело оставлять нельзя. — Я поговорю с ним, — особо его просьбе Зула не обрадовался, однако отказываться не стал. Рамзин, поднимаясь, кивнул, ограничив этим свою благодарность. — Пусть решает сам, как с ним поступить. Шевцов был своим, а своих к жмурам не «подселяют». — Это вызовет дополнительные трудности, — осторожно возразил Зула. — Не лучше ли «пропал без вести»? Похороны организуем честь по чести, пусть и памятник чужой поставят. Жорж, где поминальную чарку за Ника выпить, знать будет. — А мать с отцом до конца дней сына ждать станут, — проворчал за его спиной Кузьмич, — напрасную надежду лелея. Не по-людски это. Должны и они знать, где их сын лежит, у какой могилки посидеть, погоревать. Рамзин с Зулой молча слушали, глядя на Кузьмича. Оба понимали, что прав этот крепкий, рано поседевший мужик — отец троих детей, имевший за плечами собственную могилу с лежавшим в ней старшим сыном. Об этом помнили, потому и слушали. — Решать Жоржу, — поставил точку в их разговоре Рамзин. Зулин первым отлип от стены — дело его ждало не из лёгких. Кузьмич отправился проведать Стаса, уложенного Кларой на больничную койку. Оставшись в одиночестве, Рамзин некоторое время рассеянно рассматривал панно. Ангел, распахнувший крылья, заглядывал со стены в душу Виктора. Что там предстало глазам небожителя, Рамзин не хотел видеть и сам. Вытянув себя из кресла, он направился на выход из клиники. Яр скользнул за спину мужчины — на место, которое ранее всегда занимал Ник. Рамзин подавил желание велеть ему переместиться. Парень просто выполнял свою работу, так, как учили. *** — Ты больше никогда так со мной не поступишь… Это были первые слова Нарима, которые Анжей услышал, вынырнув из тяжёлого сна. Голос Тариза, тихий, но твёрдый, заставил Навроцкого заалеть щеками, утыкаясь носом в его плечо. Они лежали, сплетаясь ногами, в коконе рук, лицом к лицу на узкой больничной койке. Солнце заливало тусклым светом палату. Вторую постель занимал спавший Тим, заботливо укутанный в одеяло. — Никогда… — пообещал Анжей. — Простишь меня? — А куда я денусь? — Нарим хмыкнул. — Но заканчивай всё брать на себя, иначе крепко разозлюсь. Анжей, слабо улыбнувшись, выпутался из его объятий, садясь на койке. — Полежал бы, — проворчал Турок. — Клара сказала, что вам не меньше недели матрац мять. — Это вряд ли, столько я не выдержу. Навроцкий поднялся и, волоча за собой полы халата, переместился на край соседней койки. — Лис был готов отдать за меня жизнь, — прошептал взволновано, не отрываясь от лица Тимофея. — Нам предложили милосердную смерть. Проглотишь капсулу и умрёшь без мучений. Тимофей решил сберечь для меня кислород и тайком принял яд. Его сердце стало биться так медленно… — его горло перехватило спазмом. Жуткие воспоминания нахлынули вместе с удушьем и он обхватил шею ладонями, втягивая в себя воздух широко открытым ртом. Тариз, подорвавшись с койки, тут же оказался рядом, прижал его к себе, успокаивая, поглаживая по спине. — Ты больше не заперт, Анжей, это просто паника. Он вцепился в Нарима, сгребая в горсть рубашку на его груди. — Знаю. Я справлюсь. Только не отпускай меня. Тариз и не собирался. Ни его, ни Тимофея больше никогда не отпустит. Нарим не разжимал рук, пока дыхание Навроцкого не восстановилось. Только тогда отстранил от себя, пытливо ловя его взгляд. — У Тимофея под ногтем была игла. Это сделал ты? — Я не знал, как ещё заставить его остаться со мной, не умирать. — Будь в капсулах яд, Тимофея с нами бы сейчас не было. Скорее всего, вам дали снотворное. Вы бы уснули и не проснулись. Ты всё сделал правильно. Анжей неловко задел правой кистью, перевязанной бинтами, ремень Нарима и вздрогнул, бледнея. Порезы, оставленные на ладони стеклом, оказались глубокими, пришлось накладывать швы, обещавшие оставить ему впечатляющие новые шрамы. — Мне нужно увидеть Антона. — Это не лучшая идея, — пока Анжей и Тим пребывали под надзором Клары, Нарим успел поинтересоваться состоянием Горина. Он знал, что тот ненадолго вернулся в сознание, но на окружающее не реагировал. — Потерпи, понимаю, что ты волнуешься за Сержа, но пока Антон помочь нам не может. — Что с Ником? Он пришёл в себя? Нарим помрачнел, но сообщать о том, что Шевцов погиб, не пришлось — Тимофей заворочался, пробормотав имя Навроцкого и Анжей потянулся к другу. — Тимош, всё хорошо, ты в безопасности. Я с тобой. Нарима кольнуло ревностью, Анжей не сказал о нём. Но Тариз тут же устыдился своего чувства, увидев, как взгляд Сафронова проясняется, а губы трогает улыбка. Эти двое всегда были спаяны друг с другом крепче союзников и получили к своей сцепке новое звено. Спросит ли он, когда-либо о том, о чём они говорили, запертые в смертоносной ловушке? Как прощались друг с другом? Вряд ли. Пусть остаётся их тайной. — Можешь ненадолго оставить нас одних, Нар? — попросил Анжей, не оборачиваясь. Убрав мелькнувшую на лице тень, Тариз поднялся. Подождав, пока они останутся наедине, Анжей взял начало разговора на себя. — То, что ты сделал… было неправильным, Тим. Я бы не смог простить себе твоей смерти… Ты понимаешь, что едва не натворил? Сафронов молчал, совсем не помогая ему выплеснуться и перешагнуть случившееся. Анжей, тяжело вздохнув, уткнулся лбом в его плечо. Пальцы Тимофея застряли в тёмных прядях его волос. — Начнем всё по новой, — пробормотал он, не поднимая головы. — По-правильному, и больше никаких недомолвок. Никакой лжи, рыжий. — Ладно, — согласился Сафронов. И выдохнул, обмирая: — Пойдёшь со мной на свидание? Навроцкий, подняв голову, глянул на него в замешательстве. Быстро же тот ожил. Куёт «железо», размякшее от благодарности. — Пойду, — собственный ответ заставил удивиться. Не время для этого. А когда оно наступит? Оба теперь знают, что жизнь, счастливая и долгая — вовсе не данность. — Только цветы принести мне не вздумай. — Как скажешь… — Тимофей, не ожидавший от себя подобной храбрости, как и от него столь быстрого согласия, запнулся. Он никогда не сможет объяснить Навроцкому, на что он был готов пойти ради него. Попросит — вскроет грудь, распахнув рёбра, как врата и, вытащив сердце, протянет на открытой ладони. Только бы увидеть желанное «да» в его глазах. «Да сделай же это, наконец!!!» Сафронов не произнёс ни звука, но Анжей наклонился, и неуверенно затормозил у самого лица рыжика. Тимофей, обхватив ладонями его за шею, притянул к себе и жадно смял губы поцелуем. *** Выйдя из палаты, Тариз ненадолго прислонился к двери. В голове мелькнула и тут же погасла отдающая горечью мысль, что до конца своих дней он будет задаваться вопросом, был ли он так же близок к ним, как Анжей и Тимофей, между собой? И ловить каждое проявление их близости, примеряя по отношению к себе. Появившийся в коридоре Айнур спас его от терзаний и похлопал по плечу. — Не спишь, бебек? — Искандер ободряюще улыбнулся. — Твоя мать настаивает на том, чтобы ты покинул клинику, как только твоим друзьям станет лучше. — Я уже сказал вам, что никуда без них не пойду, — отказался Нарим. — И мне всё равно, что и кто по этому поводу думает… — Не спеши, — турок поднял руку, обрывая его пламенную речь. — Твоя мать тебе не враг, как и я. Но остаться здесь, рядом с Рамзиным и его людьми, она тебе не позволит. А пока ты несовершеннолетний, именно Катерина отвечает за тебя. Потому, у меня есть предложение. Оно, надеюсь, удовлетворит все стороны Я прошу меня выслушать, как подобает взрослому, не перебивая и до конца. Нарим, глядя на мужчину с серьёзностью, мало вязавшейся с его семнадцатью годами, кивнул. Искандер сделал приглашающий жест, указав на нишу у окна, возле которой стояли два уютных кресла. Разговор будет долгим, и так или иначе повлияет на будущее их всех. *** Кортеж машин охраны с Рамзиным у ворот встретил Григорий. Охранник с ходу огорошил выбравшегося наружу хозяина дурными новостями, и Виктор, выругавшись, направился к длинному ряду гаражей на заднем дворе. У последней из секций, рядом с распахнутой дверью топталось несколько охранников, и Гришин. Кивнув детективу, Рамзин прошёл в гараж. Натан Шульц, скрючившись, лежал на боку, с руками скованными за спиной. Изо рта пленника торчал пакет-кляп, привязанный для надежности бечевой к его голове. Соловушка был безнадежно мёртв. Вокруг губ толстяка над пакетом проступила сухая корка рвоты. Ею же были забиты и ноздри. Открытые глаза мертвеца, с лопнувшими сосудами, смотрели в потолок. — Захлебнулся рвотными массами, — пояснил со знанием дела стоявший за спиной Виктора Гришин. — Видать, как последствие сотрясения мозга. Ротовая полость была перекрыта, рвота пошла носоглоткой и забила весь «воздуховод». Когда охрана пришла его проверить, он уже был холодным. — Это моя вина, — стоявший в углу Григорий был готов принять на бычью шею хозяйский гнев, — холод ночью стоял собачий, я позволил ребятам в доме погреться. Уроду, — он кивнул на мертвеца, — одеяло дали. Печку включили. Когда оставляли — в норме был. Не жаловался. — С завязанным-то ртом, — Рамзин раздражённо повёл плечами, — ещё б жаловался. Кто додумался ему в рот пакет засунуть? — Так матерился же… Соседей грозился перебудить. — Вот и сунули бы его в подвал дома, там бы никто не услышал. — Рамзин пнул труп ботинком. — А теперь имеем личного жмура. Ёпт… — он поднял локоть к носу, вонь стояла невыносимая. — Обгадился он, что ли? — В агонии частенько это дело происходит, — подал голос Михаил. — Естественная, так сказать, реакция организма. Последнее сокращение мышц… Рамзин отмахнулся, показав, что вполне обойдётся без подробностей. Отставной мент продолжать не стал. Виктор кисло скривился. Не судьба была преподнести Шульца на блюдечке Матусевичу, в качестве примирительного дара. — Любишь ты, Господь, обломать… — пробормотал вслух. — Падаль эту — в мешок и в лес. Помещение продезинфицировать, — он брезгливо отступил от тёмного пятна мочи на полу. — Выдраить по потолок. Пусть поработают те, кто должен был за ним следить. — Сделаем, — Григорий был рад, что только этим наказание и ограничилось. Закончив отдавать распоряжения, Рамзин вышел наружу. Бубен топтался у крыльца хозяйского дома, рядом на ступенях стояла большая спортивная сумка. — Парни Ильи привезли. Нашли в штабе Зверя, — нагнувшись, Митяй звякнул молнией, и открыл вид на перевязанные резинками пачки купюр. — Казна Санина. Здесь же, похоже, и выкуп Навроцкого. В сумке, брошенной Яном, тоже деньжата оказались. Рамзин глянул внутрь. — Сколько здесь? — Без малого три сотни. Он, разогнувшись, сунул руки в карманы. — То, что принадлежит Сержу, вернём Навроцким. Остальное народу раздашь в качестве компенсации за потраченное время. Услышав, как его окликают, Рамзин развернулся в сторону ворот. Внутрь въехал автомобиль. Узнав машину начальника охраны своего офиса, Вик нахмурился. Петр Глумин — частым гостем у него не был. Ореол его обитания Виктор определил пределами офиса и коммерческих объектов компании. Выйдя из машины, Глумин — крепкий пятидесятилетний мужик с бульдожьим лицом, направился к стоявшему у лестницы шефу. Бубен, закрыв замок сумки, задвинул её в угол лестницы. — В чём дело? — не дожидаясь, пока он подойдёт, угрюмо бросил Петру Рамзин. Глумин вместо ответа вытянул из-за пазухи плотный жёлтый конверт и подал начальству. Рамзин, взяв конверт, повертел его в руках. Надписей не было. — Что это? — Подкинули на пост. Раскрыв конверт, Виктор выудил наружу пачку чёрно-белых фото. Митяй вытянул шею, пытаясь рассмотреть, что же получил Рамзин. Бегло просмотрев содержимое, он резко вскинул голову. — Кто это видел? — Только я. — Глумин знал, что солгав, за собственную жизнь и ломаного гроша не даст. Впрочем, и правда гарантом долгой жизни не была, если Рамзин сочтёт, что безопаснее будет убрать Глумина, знавшего о том, что содержал конверт. — Возвращайся в офис, — велел Вик и поднялся на крыльцо. Бубен, подхватив сумку, поспешил вслед за ним. Войдя в дом, Митяй едва не уткнулся в спину Рамзина носом. Тот стоял у порога, погрузившись в размышления. Услышав встревоженное покашливание Бубенцова, Рамзин встрепенулся. — Вызови Зулина, — велел, не оборачиваясь. — Илья с Жоржем, — растерянно напомнил Митяй. Рамзин, не ответив, направился к своему кабинету. «дочка*» — дочернее предприятие.