A Great and Gruesome Height

~°~

За некоторое время до этого Бодрящий Атлантический бриз дует со скалы, пронизывая Уилла насквозь. Он сгорбился, засунув руки в рукава, его мысли блуждают. Наверное, в миллионный раз с тех пор, как ему позвонили из больницы и он запустил всю эту сумасшедшую поездку, он должен спросить себя, готов ли он к этому. Насколько Уилл может судить, никогда не было лёгкого и правильного варианта. Его никогда не будет. Он может представить Молли рядом с собой так же легко, как Ганнибала. Молли выжила после Дракона, и Уилл снова видит, как она торжествует над его упавшим телом. Ее быстрое мышление и инстинкт выживания позволили ей отстраниться от ситуации, как никогда не удавалось Уиллу. Ее ярость лишена сочувствия перед лицом угрозы тем, кого она любит. Уилл мельком увидел это, когда она лежала на больничной койке. В этом сценарии Уилл пассивен. Он позволит Молли спасти его, доверится ей, чтобы она сделала то, что считает верным. Когда он видит себя с Ганнибалом, он становится активным участником. Он почти чувствует гордость, исходящую от Ганнибала, видя, как его творение оживает. Он чувствует, как кровь приливает к венам, вспоминает хруст костей под кулаками и удовлетворительный щелчок шеи Рэндалла Тира, радостное возбуждение от погони за Фредди Лаундс, в те короткие секунды нерешительности, когда он не знал, где кончается ложь, которую он говорил Ганнибалу, и начинается та, которую он говорил Джеку. В тот момент, когда он легко мог лишить её жизни. Покончить с Драконом и Ганнибалом - это то, чего безумно жаждет Уилл. Падёт ли в процессе один из них, или оба - не имеет значения, он должен познать ослепительный прилив удовольствия от праведного убийства. Его колени почти подгибаются от воспоминаний о Фредерике Чилтоне, по венам пробегают волны возбуждения. Уилл открывает глаза, тяжело дышит носом, кулаки разжимаются. Коварный голос говорит ему, что еще есть время оставить всё как есть. Джек может лежать в засаде, как они и планировали, и когда все будет сделано, Молли сможет позаботиться обо всех его ранах. Она может дать ему свободу, не требовать от него больше, чем он готов дать. Она была бы милой и безопасной. Молли никогда по-настоящему не станет собой рядом с ним, и она никогда не будет настаивать на том, чтобы увидеть правду, которую Уилл глубоко похоронил. И Уилл находит это приемлемым. При достаточном количестве времени и расстояния, это будет даже желательно. Он научился отключаться один раз, когда впервые отверг Ганнибала. Он может сделать это снова. Уиллу никогда не было трудно потерять себя. Будут долгие дни рыбалки,уютные ночи чтения у камина. Он будет идти вдоль реки с рюкзаком за плечами, рука жены зажата в его руке, а рядом с ним - легкая, скромная любовь ребенка. Пока Уилл не познакомился с Ганнибалом, он никогда не желал сложностей. Он отказался от него однажды, но с тех пор многое изменилось. Путь с Ганнибалом был неясен до того, когда Уилл впервые позволил себе пофантазировать о побеге вдвоем, когда они ужинали его первой жертвой. Череда совместных убийств по всей Европе. Вихрь дней, проведенных в прогулках по древним улочкам, обедах в уличных кафе и блужданиях по темным музеям. Вечера были бы пропитаны кровью и потом. Но что они будут делать в тихом, темном пространстве, которое они занимают вместе? Как они вообще могут вместить две такие разные личности в одну жизнь? Уилл, который висит на руке Ганнибала в опере, который носит костюмы за тысячу долларов и обедает в лучших ресторанах, - это так же невероятно, как Уилл, который может любить Молли. И есть ли какая-нибудь версия Ганнибала, который бы с нежностью и смирением фыркал на собак, суетящихся у него под ногами и оставляющих шерсть на его аккуратно отглаженных брюках? Никто никогда не называл то, чем они были друг для друга, и Уилл мог видеть, что это будет продолжаться только до тех пор, пока оно не закончится поистине впечатляющей кровопролитием. Все, что требовалось, было простое подтверждение от Беделии Дю Морье, и теперь видения обрели форму и затвердели. Ганнибал у них на кухне, рукава свитера закатаны. Уилл сидит на табурете напротив стойки, читая вслух последнюю статью об их побеге, втайне наслаждаясь изгибом губ Ганнибала всякий раз, когда Уилл вставляет свой собственный комментарий. Между ними стояла недопитая бутылка вина. Босые пальцы Уилла обвиваются вокруг перекладин табурета, и он наклоняется, чтобы сунуть палец в одну из кастрюль, кипящих на плите, ухмыляясь раздраженному звуку неодобрения Ганнибала. Там будет кабинет с французскими дверями, выходящими на веранду. Уилл бросает фрисби для собак - двух, может быть, трех, если Уилл достаточно убедителен, и Ганнибал в настроении быть убежденным - которые падают и перекатываются друг через друга в погоне. Воздух приятен с первым намеком на осеннюю свежесть. Ганнибал будет писать за своим столом или, может быть, играть на клавесине, и Уилл войдет внутрь, собаки послушно ждут на пороге, с удовольствием жуя игрушки и уши друг друга. Ганнибал делает паузу в своей работе, когда Уилл кладет руку ему на плечо. Это прикосновение уже знакомо, но Ганнибал всегда наслаждается им. Они вдвоем, спотыкаясь, бредут по булыжной мостовой, подвыпившие, держась за руки, не обращая внимания на слабое эхо еще одной пары туфель, пока не добираются до темного порога. Затем Ганнибал преображается прямо у него на глазах. Нет больше проросших рогов или скользкой черноты, вытекающей из его рта, но несмотря на это перед ним появляется совершенно нечеловеческий хищник. Уилл почти чувствует липкую горячую кровь на своей руке, глубоко погружая лезвие, проникая через мышцы и кости. Он никогда не убивал таким образом раньше, но все, что ему нужно сделать, это вспомнить одного из десятков убийц, которые занимают его ум, чтобы знать. И вдруг он понимает, что хочет узнать это из собственного опыта. Дюжина других сценариев разыгрывается в течение нескольких секунд. Жизнь еще не прожита. Они были бы великолепны, и Уилл знает, что это абсолютная правда. Ганнибал никогда не перестанет испытывать его, никогда не перестанет снимать слои, на которые Уилл потратил всю жизнь. Это самая крепкая и настоящая связь, которую он когда-либо находил, и жертвы, на которые он должен будет пойти, кажутся ничтожными по сравнению с ней. Пасмурное небо уступает место настоящей ночи. Долархайд скоро придет; они должны быть готовы, насколько это возможно. Через окна в пол он видит Ганнибала, который движется внутри, он только что принял душ и оделся. Время начинать представление. Он бросает последний взгляд на скалу. У Молли в прачечной есть стихи в рамке, вышитые крестиком, подарок от бабушки - в названии было ее имя. Это глупая мелочь, он никогда не любил этого поэта, но последняя фраза всегда задевала его за живое. Он не может не думать об этом сейчас - ..что бы мы ни теряли (тебя ли, меня), мы в море находим всего лишь себя.* * for whatever we lose (like a you or a me) it's always ourselves we find in the sea. Стихотворение Эдварда Эстлина Каммингса "Мэгги, Милли, Молли и Мэй"