Латунная песнь

      Тяжелый аромат курений мягкими белыми струйками растекается по просторной зале со своими сквозняками и законами. Не совсем характерная вещь для Арвс-Дрелен, где чаще преобладает запах масла, металла и старых книг, собравших в себе, казалось, всю ветхость тысячелетий.       Ревус Демневанни, в некотором роде, живет прошлым, упорно концентрируясь на невероятных изобретениях давно исчезнувшей расы двемеров. Смотрит, изучает, медленно, но верно продвигается по пути безупречной, почти божественной механизации. Смахивает вековую пыль с древних схем и пробует облачать в металл уже собственные дерзкие идеи, основываясь на откровениях из манускриптов и многочисленных опасных экспериментах.       Машины говорят с ним на языке тона. Тяжелые металлические конструкции едва ли имеют разум, но вот наличие души, заключенной в холодные стенки латунного сердечника, не вызывает сомнений. Ревус устало водит израненной ладонью по столь же исцарапанному блестящему корпусу центуриона, прежде чем снять обломанные шестерни старого редуктора и с дотошной тщательностью подбирать им замену среди десятков других, на первый взгляд абсолютно одинаковых.       Он и сам стал, как эти механизмы; забывает про сон и еду, работает, не замечая перемен дня и ночи, отключаясь на длительное время, когда заряда уже ни на что не хватает. Тональные технологии, дающие пищу для ума, тем не менее, накладывают разрушительный отпечаток на его образ жизни. Не совсем обычное увлечение для данмера. Не до конца понятное даже ему самому...       Запах нарда, мирры и сандала - вот все, чему удается проникать сквозь пелену одержимости, в которой Ревус пребывает почти перманентно. Благовония и курения, привезенные из Вивека, помогают ловить себя у самой пропасти, настойчиво возвращая к реальности. Вспомнить, что по венам твоим течет вовсе не масло, а тело может умереть и иссохнуть, если не проявлять к нему должной заботы и внимания.       Маг присаживается у стены и устало прикрывает глаза. Запах сандала и мирры оседает на языке легкой, ненавязчивой горчинкой с привкусом старых воспоминаний, рождающих тепло и любовь.       Вивек. Величественные зиккураты в окружении умиротворенно мерцающей живой воды, играющей яркими бликами на ровных каменных выступах прекраснейшего Города Каналов. Каждая линия, каждый излом формы словно воспевает саму божественность, подразумевающую основание и образ, несущую традиции и почтение. Волю, отраженную в каждой мозаике и фреске, всеми священными ликами взирающую то в прошлое, то в будущее, но живущую настоящим. Воля эта, воплощенная в одном лишь кимере, держит величественный Баар-Дау, молчаливым упреком рифмующий опасность с выбором.       Каноничность, созвучная душе самого Ревуса, пусть и не являющаяся первопричиной его поступков. Источник ее сияет где-то в глубинах Храма, в кругу избранных. Но бывают и неожиданные исключения. Как жизнь строится из Хаоса, упорядоченного лишь направленными течениями Нирна, так и наши желания могут сбываться, если этот Поток достаточно силен.       Он видел Вивека однажды. Даже сейчас, стоит лишь прикрыть глаза – и как наяву воскрешается в памяти их краткая встреча: Воин-Поэт ступает босыми ступнями по нагретому солнцем камню центральной площади перед Храмом. Свет закатного солнца тихо и мелодично звучит в гранатовых браслетах на его щиколотках. Кожа Вивека и правда имеет два цвета, и Ревус восхищенно отмечает про себя, как же оба они идут ему. Глаза отражают в себе далекое таинство звезд, танцующих в агонии проклятого пламени. Сложно смотреть долго, как сложно выдержать взгляд пылающего полуденного Магнуса.       Маг боится пошевелиться. Так легко испортить что-либо в свойственной ему манере ходячей катастрофы. Спугнуть мгновение великого Молчания, в котором понимание приходит следом за вопросом, что так и не был задан, замерев на устах.       Опускает рассеянный взгляд к алой набедренной повязке, не столько прикрывающей, сколько подчеркивающей все имеющиеся достоинства. Тяжелые украшения и цепочки с самоцветами неизменно оттягивают ткань то здесь, то там. И это тоже молитва.       Несколько последующих дней божественный образ лорда Вивека будет преследовать его, меняя ощущение реальности и наполняя собой мятежные сны. Ревус не против. Даже невзирая на неизбежно последовавшее изменение собственного меццо-форте, что так долго и придирчиво настраивалось в благословенной полутьме велотийской башни.       Музыка звучит, но неправильно, ломано, чрезмерно контрастно, неизбежно западая на высоких тонах. Ревус чувствует, как она сбивается внутри него, обнаруживая наличие тела - несовершенного, малознакомого, хоть и единственного, что доступно сейчас. Изучает себя, свои немного костлявые плечи худой торс, узкие бедра…       Лишь на мгновение, но он смог заглянуть за край и почувствовать на коже музыку, с которой бьется сердце вселенной.       В голове все еще звучат молитвенные песнопения. А запах курений только сильнее сбивает его с толку…