Операция по захвату её сердца

      Я сижу в чёрной иномарке папы. Его водитель приехал за мной, а теперь везёт домой. Захарра и Диана, вероятнее всего, уже давно спят в своих кроватях. Папа, наверное, разозлится на меня, возможно, даже накажет за такое позднее или правильнее сказать раннее возвращение, называйте, как хотите. Не удивительно, на часах четыре утра. А он отпускал меня до одиннадцати. И то только потому, что Маришка и Дейла тоже были приглашены.       В голове у меня лишь одна мысль: «Спасибо, что так долго не вмешивался. Я была счастлива с ним». Я откидываюсь на спинку сиденья и обнимаю себя руками, как недавно меня обнимал Фэш. Даже сейчас, когда мы не вместе, я чувствую его, его запах, его прикосновение, его взгляд. Я закрываю глаза и представляю Фэша. Он такой красивый, а его улыбка и ямочки на щеках — самое лучше, что мне когда-либо приходилось видеть. А его глаза… О, его глаза, они самые волшебные, что есть на свете. — Приехали, — слышится глухой низкий голос водителя.       Я выхожу из машины и иду в кабинет папы. Он хочет меня видеть. Словно во сне я передвигаю ногами. Хочется лечь спать, пока я ещё чувствую Фэша, чтобы представлять нас вместе.       Я стучусь в кабинет, а потом вхожу. Не понимаю, почему папа до сих пор не спит. Часто ли такое бывает? Если да, то когда он отдыхает? — Садись, — папа взглядом указывает на кресло напротив него. Его голос как всегда спокоен, но серьёзен. Я готова выслушать его упрёк по поводу моего опоздания. Мои глаза наливаются свинцом, я еле удерживаю взгляд на его лице. — Я давно хотел поговорить с тобой. Больше тянуть уже некуда.       Я щурюсь от непонимания, ёрзаю на кресле и сажусь на самый краешек, чтобы быть к нему ближе. Зато он смотрит на меня так же решительно. — В конце этого месяца я женюсь на Елене…       Его слова заставляют моё сердце больно сжаться. Мой сон как рукой сняло. Из лёгких выкачали весь воздух. Более того, я забыла, как дышать. Я растерянно моргаю, не в силах понять смысл этих слов. Стены комнаты как будто надвигаются на меня, грозя раздавить, выдавить из меня жизнь. В следующий миг в глазах всё расплывается, что грозит мне обмороком.       Я мёртвой хваткой цепляюсь за края кресла, чтобы не упасть с него. Делаю глубокий вдох и выдох. Пытаюсь дольше удерживать взгляд и пореже моргать. Вдруг, после того как закрою глаза, открыть их уже не смогу. — Елена начала готовиться ещё с января. Твои сестра и брат тоже давно об этом знают. Только тебе я никак не мог этого сказать, — так же монотонно продолжает папа. Кажется, он совсем не замечает моего состояния. Это бесит меня ещё больше. — Елена уже подобрала для тебя платье на свадьбу. Поэтому от тебя требуется только надеть его и присутствовать. Кстати, Маришка теперь… — Поэтому ты привёз меня сюда? — тихо перебиваю я его. Он останавливается и пристально смотрит на меня. Я горько усмехаюсь и отвожу взгляд в сторону. — А я-то, глупая, думала, что ты скучаешь по маме. Думала, мы похожи, поэтому тебе захотелось почаще видеть меня и сразу её. Как ты так можешь? Вы же любите друг друга! — я не замечаю, как мой шёпот переходит на крик. Я вскакиваю с кресла так, что оно падает на пол. — Забудь ты обо всех! Поживи для себя! Пойми же ты, наконец, жизнь невечная! Если ты будешь растрачивать её на таких, как Елена, то умрёшь со словами, какой я был идиот! — Василиса… — его угрожающий голос меня не останавливает, только масло в огонь подливает. — Вы же любите друг друга, вы самая идеальная пара, которая существовала когда-либо на свете! А Норт и Дейла скоро уедут от тебя, и плевать им будет с высокой колокольни, с кем ты живёшь. А это змея тебя ни счастливым не сделает, ни даже стакан воды тебе больному не принесёт! — Достаточно! — он грозно поднимается с места и тоже повышает голос. Я не собираюсь останавливаться, хочу высказать ему всё, что думаю. — Я больше не люблю её, — тихо говорит он.       Это ещё один удар по моим рёбрам. Я падаю на стул, принимая поражение. Замолкаю. Слова будто закончились. Я даже не могу открыть рот, просто мотаю головой из стороны в сторону: «пытаюсь уверить его в обратном» — думаю я. Ложь. Я пытаюсь переубедить себя.       Папа поворачивается ко мне спиной, делая вид, что перебирает какие-то бумаги. Я опускаю голову и пытаюсь подняться. Здесь мне больше делать нечего, он ясно намекнул на это. Хватаясь за всё подряд на своём пути, я медленно, словно в тумане, бреду к выходу. У самой двери я ещё раз оборачиваюсь, он до сих пор не смотрит на меня. Я хочу крикнуть ему что-нибудь напоследок, чтобы разозлить его или прошептать что-то, что заставит его передумать. Но вместо этого просто ухожу.       Я возвращаюсь в комнату и падаю прямо на пол, на мягкий ковёр, кажущийся сейчас сырой землёй. Только этот холод может сейчас отвлечь меня, отрезвить. Моё сердце разрывается. Никогда ещё я не плакала так долго, так горько, так отчаянно. Надежды больше нет. Понимая это, слёзы катятся по лицу с большей уверенностью. Ещё одна причина, почему я лежу на ковре: моих слёз никто не увидит.

***

      Всю ночь я не могла уснуть. Утром же ко мне тихо постучались в дверь. Я поднимаюсь с пола, но не спешу открывать. Я злобно скрежещу зубами в обиде на всех, проживающих в этом доме. Потом, пока дверь ещё не открылась, прячусь под кроватью. Постель я не расстилала, значит, подумают, что уже, действительно, встала и ушла по делам.       Дверь распахивается, и я вижу подол вечернего платья изумрудного цвета. А затем слышу слащавый голос Елены Мортиновой: — Василиса, милая… — зовёт она, но, похоже, быстро замечает, что в комнате никого. — Где шляется эта несносная девчонка? — презрительно бросает она и захлопывает за собой дверь.       Вот почему я считаю, что они не пара. С Еленой я познакомилась года два назад. У папы был юбилей, и он позвал и меня с мамой. Тот день стал самым чёрным в моей жизни.       Папа позвал нас с мамой и показал на высокую женщину с идеально уложенными белокурыми волосами и в великолепном вечернем платье. Она казалась мне ослепительно красивой. Я не могла поверить, что это просто смертная женщина, а не богиня.       Папа представил её, как его лучшую работницу. Мы тогда обменялись комплиментами, как я позже поняла, только из вежливости, а не из собственных искренних побуждений. Не буду врать, я была от неё в диком восторге. Но позже мне зачем-то понадобилось сходить на кухню, где суетились повара. Там я встретила Елену и хотела похвалить её за такое хорошо организованное мероприятие. Но не успела я и слова сказать, как та больно схватила меня за локоть и буквально в лицо выплюнула эти слова: — Детка, не путайся под ногами. Я ведь и раздавить могу, не запачкавшись.       Их я запомнила на всю жизнь. Не понимаю, почему она вдруг так мне сказала, но знаю одно: таких людей в этом мире много и она — одна из них, поэтому любимых тебе людей надо держать от них подальше.       Я выбираюсь из-под кровати и на этот раз прячусь в кровати под одеялом. Я хочу уснуть. Около часа я лежу с закрытыми глазами, не шевелясь, и вскоре, наконец, засыпаю. Будит меня чей-то звонок. Я, не открывая глаза, нахожу телефон на тумбочке и рефлекторно провожу пальцем по дисплею. — Да, — сонно бормочу я. — Прости, что разбудил, — искренне говорит Фэш. Я широко улыбаюсь от счастья. Надо пользоваться случаем, пока меня никто не видит. С Фэшем я краснею, с папой сдерживаюсь, с друзьями не так сильно радуюсь. — Ничего, а сколько уже время? — Эм, десять минут второго, — говорит он, а я вскрикиваю и быстро вскакиваю с кровати.       Несусь на всех порах вниз. Я опаздываю на обед. Быстро извиняюсь перед Фэшем и обещаю перезвонить позже. — Извини, — обращаюсь я только к папе. Он не удостаивает меня и взгляда. Спрятался за каким-то журналом и делает вид, что не видит меня вовсе. Я обиженно и как-то жалко хмыкаю и сажусь на своё место, напротив папы. — Василиса, я искала тебя всё утро, где ты пропадала? — укоризненно спрашивает Елена и цепким взглядом следит за мной. — Гуляла с друзьями, — спокойно отвечаю я. «Она не стоит моих драгоценных нервов» — говорю себе. — Мне надо поговорить с тобой на счёт предстоящей свадьбы, — серьёзно говорит она. Я со звоном кладу вилку на стол и еле сдерживаюсь, чтобы не наброситься на неё или разрыдаться прямо здесь. Взять себя в руки меня заставляет только показательное равнодушие папы. Я с лёгкой улыбкой на губах поднимаю на неё глаза, выгнув бровь. Мол, говорите, я слушаю. Она смотрит на меня исподлобья, спрашивая: «Сейчас что ли?». Я ставлю локти на стол и подпираю руками подбородок, выпрямляя вместе с тем спину. Елена закатывает глаза и нехотя говорит. — Наша свадьба, — меня всю передёргивает от одного упоминания предстоящего «праздника». Она будто не замечает моего поведения. Так же как и папа, — будет в истинно-красных, нежно-голубых, ну и, разумеется, белых тонах, — начинает она. Я тут же хмурюсь, но даже не успеваю открыть рот, чтобы задать вопрос. Елена, будто прочитав мои мысли, раздражённо отвечает мне. — Золотой цвет для победителей, а красный для королей. Голубой хорошо гармонирует с ним. А без белого никак, потому что я всё-таки невеста.       Я закатываю глаза. Но тут же боязливо перевожу взгляд на папу. Вдруг он видел мои кривляния и сейчас обиделся на меня ещё больше? Но нет, он так же внимательно читает журнал и совсем меня не замечает. Мне остаётся только жалко поджать губы. — Семья Огневых будет в нарядах с элементами обязательно истинно-красного оттенка. Все остальные в нежно-голубых цветах, — продолжает Елена. Я спокойно пропускаю то, что она уже называет себя Огневой. Меня больше интересует другая вещь. Я растеряно хлопаю ресницами: моя мама тоже была Огневой. Неужели они решили не только пригласить её, но и выделить отдельным цветом? — Моё платье уже сшито, так же как и платья Маришки с Дейлой. У Нортона и Норта будут чёрные костюмы с розой истинно-красного оттенка в кармане пиджака и того же цвета галстуком. И последнее платье, твоё, должно быть в таком же стиле.       Я поникаю головой. Вот, значит, как вы решили. Я горько усмехаюсь: хитро придумано. Меня отделяют от моей мамы и нагло присваивают другую. Интересно, она вообще знает, что папа скоро женится? Если нет, но ей всё же суждено об этом узнать, то не от меня. Я не смогу этого сделать: не хочу причинять ей боль. Однажды близкий ей человек уже поступил так: ушёл от неё почти без причин. Я не буду повторяться. Она дорога мне так же сильно, как папа и Фэш. — Я не знала всех тонкостей твоих предпочтений, только сухие размеры, поэтому просто купила в магазине. Сегодня тебе в комнату принесут его.       Это было последней каплей. Я встаю из-за стола, бросив кислое «спасибо». Внутри всё опасно бурлит, я боюсь открыть рот, потому что из меня может вырваться пламя. Я молюсь всем на свете, чтобы по пути мне никто не попался, потому что могу накричать на него и обидеть. А потом обидят меня, и обидится папа.       Я начинаю подниматься к себе в комнату, как неожиданно в кармане начинает вибрировать телефон, а затем играет знакомая мелодия. Я рефлекторно ещё в кармане провожу по дисплею пальцем и слишком резко отвечаю. — Привет, моё шестое чувство меня не подвело, — весело говорит Фэш. Я чувствую, как внутри всё остывает. Сердце радостно трепещет. Я останавливаюсь на полпути и широко улыбаюсь, дожидаясь продолжения. — Я возле подъезда, впустишь меня?       Я хмурюсь, не до конца понимая смысл его слов. Как это возле подъезда? В смысле впустишь? Тут же такой ужас творится. — Нет. Постой. Давай не сегодня. Ты сможешь приехать завтра? Я сегодня очень занята, — на одном дыхании тараторю я. — Поздно. Я предполагал, что ты откажешься и специально выждал. Мой водитель уже далеко, а пешком мне до дома, как до Китая. Ты же не оставишь меня на улице? — жалобно просит он. А потом добавляет то, что напрочь выбивает меня из колеи. — А ещё, кажется, дождь собирается. — задумчиво говорит он и я, к сожалению, не улавливаю коварной нотки. — Ты же заболеешь! — в сердцах восклицаю я. И в то же мгновение на всех порах несусь вниз, к Фэшу, на ходу сбрасывая трубку.       Я быстро выхожу на улицу, спускаюсь по первым двум ступенькам крыльца, а остальные три нетерпеливо перепрыгиваю и буквально падаю в объятия Фэша. Он гладит мои волосы, спину, лицо. Его губы оставляют нежные горячие поцелуи на моих висках и щеках. Я растворяюсь в его объятиях.       Я немного отстраняюсь, чтобы посмотреть на него, заглянуть в его глаза, убедиться, что он жаждет того же, что и я. Он пристально смотрит на меня. Его глаза одновременно темны и возбуждённо блестят. Зрачки расширены и голубая радужная оболочка почти не видна. Он заворожённо облизывает свои губы, и я больше ничего не могу с собой поделать. Я первая делаю шаг ему на встречу и примыкаю к его губам. Моя голова идёт кругом и мне абсолютно всё равно, увидит нас кто-нибудь или нет.       Когда уже чувствую, что наш поцелуй затянулсял, освобождаюсь из кольца его рук и тяну в дом. Я то и дело оборачиваюсь и ловлю его взгляд. Ощущение близости его тела, прикосновения его кожи — всё это пьянит и заставляет меня пожирать его глазами.       Я тихо провожу его к себе в комнату, чтобы никто не узнал о его присутствии. Мы входим, и там… я остолбенела от ужаса. Что за кошмар висит на манекене? — Ты видишь то же, что и я? — тихо спрашиваю я. Моя рука крепко сжимает его от злости. Даже если ему больно, он продолжает меня держать. — Что это? Костюм на Хэллоуин? Тогда я тебя поздравляю, первое место точно будет твоё.       Я злобно рычу и пулей вылетаю из комнаты, бросив напоследок: «Никуда не уходи!». Я сломя голову бегу к кабинету папы. Этого я терпеть не собираюсь! Неужели я не заслуживаю нормального платья? Я и так вынуждена страдать, наблюдая, как мой папа женится не на моей маме.