Операция по захвату её сердца

      Я стою в своей комнате возле зеркала и смотрю на своё отражение. Хочется восхититься той красоткой, её причёской, платьем, макияжем и образом в целом, но мысль о том, куда она так красиво нарядилась, заставляет сердце дрогнуть. Ни о какой улыбке здесь и речи быть не может.       Мама уже приехала. Её поселили в отеле: Елена Мортинова настояла на этом. А ещё прикупила ей платье. Голубое. Цвета нежного ясного неба. Я уже представляю, как её лицо будет выглядеть чёрной тучей на фоне платья.       Вот в комнату стучатся. Я автоматически оборачиваюсь и спешу открыть дверь. Это, наверное, Фэш уже пришёл. Мы договорились с ним встретиться возле моего подъезда. Он обещал помочь мне сегодня. Ох, если бы и у мамы был друг, который поддерживал бы её сегодня…       Но в комнату входит папа. Меньше всего я ожидала встретиться с ним: мы словно живём в разных мирах в последнее время. Я растерянно смотрю на него — он восхищённо на меня. Да так незаметно, что, если бы не его блеск в глазах и приподнятый уголок губ, на его лице я бы прочитала всё ту же расчётливость и равнодушие. Его тёплый взгляд заставляет моё сердце болезненно сжаться. В последний раз эта нежность адресована мне, а уже через несколько часов она полностью растворится в чёрных дырах Мортиновой. — Василиса… — ласково говорит папа, но осекается и настороженно оглядывается на дверь, словно боится, что нас подслушают. Затем снова переводит свой взгляд на меня. — Я хотел поговорить с тобой. Сегодня…       Я перебиваю его торопливую речь. Причём так тихо, что он останавливается скорее из-за шестого чувства, которое подсказало о том, что его никто не слушает. — Ответь мне… — я говорю тихо, не утяжеляя слова своими чувствами: не хочу принуждать его на определённый ответ. — Без вранья… — я поднимаю на него глаза, заглядываю в душу. — Ты любишь её? — Я не буду отвечать на такие вопросы, — в его голосе снова проскальзывают нотки стали. Они меня раздражают, но сейчас это не важно. Я продолжаю, словно и не было последней фразы. — Если ты скажешь «да», я больше никогда не задам этого вопроса, не спрошу ничего подобного. Я обещаю, что не буду вам мешать. Просто уйду… — серьёзно говорю я. — Если скажешь «нет», — в моём голосе проскальзывает надежда, которую, я думаю, он уловил, — мы поедем к маме, сейчас, и будем жить вместе, долго и счастливо.       Папа с минуту смотрит на меня. Я не вижу на его лице никаких признаков сомнения. У меня рождаются две мысли. Первая — он без колебаний скажет «нет», и я буду счастлива. Вторая — его не мучают сомнения, потому что мы этого не стоим, папа её любит, и это неизменно. — Я люблю тебя, — наконец, отвечает он, — и хочу, чтобы ты пришла сегодня на праздник. Такой красивой, — папа тепло улыбается мне, — моей любимой младшей дочерью, Василисой Огневой.       Он специально выделяет мою фамилию: папа искренне рад, что я его дочь. Если бы и мама была Огневой… — Ты не ответил… — тихо говорю я. Папа мягко накручивает специально выбившуюся прядь из моей причёски и ласково убирает за ухо, — Ты не ответил… — ещё тише говорю я. Папа нежно улыбается мне и… уходит, негромко закрыв дверь. — Ты не ответил…

***

      Все гости, в том числе и я, стоим по разные стороны от красной ковровой дорожки. Куда ни глянь, в глаза бросается голубой цвет. Только мы, Огневы, в красном, смотрим на остальных свысока. Справа от меня Дейла в длинном прямом платье: розовый верх с тёмно-красным узором и ярко-красная юбка. Дальше стоит Норт и Марк в одинаковых чёрных смокингах с кровавой розой на воротнике и такими же яркими галстуком и платочком в кармашке. Далее Мариша в прямом чёрном платье, плавно переходящим в красный в низу юбки. Больше всего меня здесь расстраивает, что Марк, НЕ Огнев, стоит здесь с элементами истинно-красного цвета. А мой Фэш, с которым я танцую наш семейный танец, стоит там, в толпе этих бессмысленных гостей, пришедших сюда только для того, чтобы посмотреть на платье невесты.       Я встречаюсь взглядом с папой, который стоит у алтаря, он улыбается мне одним уголком. Я скучающе пробегаюсь по его чёрному смокингу с розой, галстуком и платочком. На нём почему-то они выглядят тускло. Я списываю это на освещение, но хочется думать, что это свадьба ему не мила так же, как и мне.       Я натянуто пытаюсь улыбнуться ему в ответ. Делаю это только ради него, потому что до сих пор надеюсь на его отрицательный ответ.       Вдруг включается торжественная мелодия, все взгляды устремляются к выходу из ресторана, где мы сейчас находимся. А в другом зале уже подготовлены столы с угощениями.       Медленно, каждым своим шагом будто вбивая в меня гвозди, идёт Елена под руку с её отцом в чёрном смокинге с голубым галстуком и платочком в кармашке. Все тут же охают от восторга. Елена же словно назло мне медлит ещё больше. В её руках небольшой букет с красными розами и нежно-голубыми необычными цветами, свисающими с букета по её рукам, будто ручейки. Красный подол платья тянется за ней длинным шлейфом, угрожая поглотить всё на своём пути. Большая, искусно сделанная тиара, украшенная красными камнями, похожими на капельки крови, сочетается с красными вставками на её корсете и подоле платья.       Я вздрагиваю, тем временем Елена подходит к алтарю и передаёт букет Марише. На её лице сверкает улыбка, только не факт, что от счастья. — И теперь, в присутствии дорогих и близких для вас людей, прошу ответить вас, Нортон, согласны ли вы взять в жёны Елену, быть с ней и в горе и в радости, в богатстве и бедности, в болезни и здравии, покуда бьются ваши сердца? — певучи говорит высокая, но пухленькая блондинка с пышной причёской и на шпильках.       Моё сердце замирает, я так нервничаю, что еле сдерживаюсь, чтобы не убежать отсюда далеко-далеко и больше не возвращаться. Все гости затаили дыхание, а я совсем забыла, как дышать. — Да, — твёрдо говорит мой папа.       Надежда умерла последней. — Елена, согласны ли вы стать женой Нортона, быть с ним и в горе и в радости, в богатстве и бедности, в болезни и здравии, покуда бьются ваши сердца? — Согласна, — мелодично говорит Елена, направо и налево сверкая своей в меру играющей улыбкой. — В подтверждение ваших слов поставьте подписи на акте гражданского состояния, — говорит женщина, а папа с Еленой подходят к стойке и расписываются. — Быть счастливым мечтает каждый человек, но каждый ли…       Дальше я уже не слушаю, пытаюсь встретиться глазами с мамой. Моя мамочка… она стоит ни живая, ни мёртвая. В этом голубом платье с кружевным верхом она похожа на королеву больше, чем Мортинова в своей красной короне. Она улыбается, искренне, но так бледно, что мне становится страшно. Хорошо, что Фэш стоит рядом с ней. Её лицо слишком резко контрастирует с ярко рыжими прядями волос, аккуратно собранными в пышный пучок. Мама не похожа на человека, который пришёл на свадьбу, она похожа на призрака, что ходит по кладбищу. Я съёживаюсь от своих мыслей. Холод пробирает до костей.       Все гости вдруг уходят за папой и Еленой в другую комнату на банкет: официальная часть закончена. Я же плыву против течения к маме. — Мам, всё будет хорошо, слышишь? Я с тобой, — я обнимаю её, прижимаю к себе, как она обычно это делала, когда мне было больно. Жаль, что не существует такого йода, который помог бы вылечить душевную рану, как ссадину на коленке. — Да, всё будет хорошо, — эхом отвечает она, — Ты же со мной.       Её голос на фоне этой музыки звучит просто болезненно, от чего сердце моё сжимается, а к горлу поступает вязкий ком.       Неожиданно к нам подходит моя бабушка, мама моего папы. Сегодня она единственная в чёрном платье, словно на похоронах. Только её Елена не смогла заставить надеть голубой. На её лице читается чёткое неодобрение, её губу поджаты, словно она очень разочарована, и почему-то мне кажется, в своём сыне. — А свадьбо-то, действительно, получилась карамельной. Вам так не кажется? — задорно спрашивает она. Люблю свою бабушку: какие бы проблемы у неё ни были, она решает их, никому не жалуясь. — Почему? — спрашивает Фэш, первый отошедший от недоумения. — Ну, как же?! Маленькие несмышлёные детки очень любят карамельные конфетки, — сладко и с каким-то намёком говорит она. — И чем больше их съедят, ради секундного удовольствия, тем больше потом будут болеть зубки. А больные зубки — это обязательный поход к врачу. Вопрос только во времени. Даже интересно: как долго он сможет прожить с кариесом.       Бабушка читает между строк. Она загадочно ухмыляется. Мама неодобрительно смотрит на неё, а Фэш… Он смотрит на меня. — Кстати, милая, — бабушка обращается ко мне, — на тебе чудесное платье. Неужели Мортинова тебе его подобрала? — она недоверчиво смотрит на меня, а я только усмехаюсь. — Нет, это Фэш мне такое нашёл, — нежность так и плещет в моём голосе, я благодарно смотрю на него, а он улыбается так счастливо, что, кажется, сейчас закричит. А его ямочки выводят меня из равновесия.       Я смущённо прячу глаза, поправляя своё короткое розовое платье с серой сетчатой тканью поверх. А карсет усеян красными цветами. На талии такой же красный атласный поясок. Елена, откровенно говоря, была не в восторге, увидев меня в нём. Закатила скандал, мол, я не уважаю её до такой степени, что даже не смогла надеть тщательно выбранное с искренней любовью красное платье, усыпанное различными рюшами, многочисленными бантиками и надоедливыми бусинами. Было страшно на него смотреть. Я даже испугалась, что всё-таки придётся его надеть, но папа вступился и сказал, что ему очень нравится это платье. — Нам пора занять свои места, иначе придётся стоять всё это время, — говорит бабушка, раздражённо фыркнув. — А зная Елену, стоять придётся долго. Когда мы входим в банкетный зал, то садимся строго по отведённым нам местам. Мне приходится отлучится и от мамы, и от бабушки, и от Фэша. Я сижу со своей новой семьёй, в которой не чужд мне только папа.       Весь зал был в голубых цветах, начиная со скатерти и бантов на стенах и заканчивая салфетками. Праздник проходит точно по расписанию, как все подобные торжества. Приятным для меня был только танец с Фэшем. Вот пришло время поздравлений. Организатор, весёлый шатен в красивом сереньком костюме, которого наняла Елена, вышел на середину зала. — По настоятельной просьбе нашей невесты, и уже жены Нортона Огнева, В первую очередь мы даём микрофон их самой младшей дочери, Василисе Огневой.       Он прямо смотрит на меня с подбадривающей улыбкой, я же растерянно хлопаю глазами, не понимая, что от меня хотят. Глаза сами находят лицо Мортиновой с улыбкой, в которой только я различаю злорадство. Слышу, как папа укоризненно произносит её имя, но при таком большом количестве гостей не может возразить. Я смотрю в его глаза и читаю извинения и сожаление.       С громким лязгом я отодвигаю стул и встаю, на ватных ногах направляюсь к микрофону. Тихая музыка заглушает звуки моих каблуков. Моё сердце уходит в пятки. Это самый болезненный удар — говорить слова поздравления и видеть, как на твоих глазах едко улыбается одна и чахнет другая. Любимая моя.       Я беру микрофон и боюсь, что он выскользнет из моих рук: мои ладони вспотели, а сама я дрожу, как осиновый лист на ветру. Прежде чем поднести его к губам, я сглатываю подступивший ком. — Сначала я хотела поздравить их наедине, но раз вы просите, то я скажу все сейчас.       Мой голос будто звучит издалека, так же, как и стук моего сердца. Я ещё раз глубоко вдыхаю и выдыхаю, собираясь с мыслями и подбирая правильные слова. Гости не поймут, если я скажу: «Папа, мне искренне жаль, что ты женишься на ней». — Я поздравляю вас с этим карамельным событием… — бабушка гордо улыбается, мама неодобрительно цокает, а остальные ничего не понимают. — Я не представляю, что вас ждёт впереди и как долго вы проживёте вместе. Но я точно знаю, что сегодняшнее торжество было поистине сладким. За это спасибо Елене, — монотонность голоса разбавляю своей натянутой улыбкой. — Очень кстати вспомнился отрывок из стихотворения Маяковского: «Ведь, если звезды зажигают — значит — это кому-нибудь нужно? Значит — кто-то хочет, чтобы они были?» Так вот, папа, если это твоё предназначение — жениться на ней — то я желаю тебе… — я ещё раз сглатываю. Папа смотрит на меня с равнодушной маской на лице. Но я-то знаю, что он всё слышит. — Я желаю тебе всего, что понадобится для его исполнения. Спасибо.       Все бурно аплодирует, не понимая истинного смысла. Так и надо. Елена счастливо улыбается, кокетливо хлопая ресницами и делая вид, что смущена. Фэш одобрительно кивает на мой немой вопрос.       После меня поздравления тянутся нескончаемо. Прослушав только половину гостей, организатор объявил перерыв. Включилась плавная музыка. Все гости начали танцевать. Папа с Еленой тоже встают и выходят к центру.       Когда мелодия прекращается, включается другая. Но папа с Еленой отходят. Я встаю из-за стола и направляюсь к маме, которая разговаривает о чём-то с Фэшем. Вижу, как к ним вдруг подходят Елена и папа. Интересно, зачем? Тут же, откуда ни возьмись, появляются Марк с Маришей. Только сейчас замечаю, что у девушки в руках микрофон, который она передаёт Марку. — Минуточку внимания, — просит парень. Я хмурю брови, быстрее приближаясь к ним, — мы с Маришей хотим добавить пару слов к нашему поздравлению.       Далее парень поворачивается к Елене и папе, переглядывается с Маришей, которая с улыбкой кивает тому, и снова говорит: — Я глубоко уважаю вас, поэтому никак не могу промолчать. Мне невыносимо видеть, как вашу дочь нагло обманывают.       О ком это он? О Дейле, что ли? — Василиса, уже второй месяц тобой пользуются, а ты этого, к сожалению, не понимаешь, — он печально вздыхает, а я никак не могу понять: искренне тревожится за меня или нет? — О чём ты? — недоумённо спрашиваю я. Что сегодня за день такой паршивый? — Сам расскажешь? Или помочь? — сладко спрашивает Марк. Я прослеживаю за его взглядом и… вообще ничего не понимаю. — Что выбираешь, Фэш? Я в замешательстве смотрю на Драгоция, и пол как будто уходит из-под моих ног. Он бледнее мертвеца. — Что это значит? — тихо спрашиваю я. Фэш молча смотрит в пол. Мою грудь пронзает острая боль. Я знаю: его молчание не сулит мне ничего хорошего.       В зале повисла гробовая тишина, даже музыку выключили. Все глаза устремлены к нам. Кажется, все затаили дыхание, до такой степени всё неподвижно. — Что это значит? — снова спрашиваю я Фэша, но он отказывается поднять на меня глаза. — А вот что, — елейным голоском принимается объяснять Мариша. Никакой микрофон не нужен, всё всем прекрасно слышно, — твой Фэшик с тобой просто игрался… — Резникова! — угрожающе перебивает её папа, а сам уводит меня и Фэша в соседнюю комнату. За нами хотят последовать остальные, но папа пропускает только маму. — Фэш, почему она так сказала? — чуть ли не плача спрашиваю я. Его вид заставляет содрогнуться во мне всё. Слёзы вот-вот хлынут нескончаемым водопадом. К горлу подступил ком. Мои губы высохли, а теперь дрожат. Фэш до сих пор не поднимает на меня глаза, а значит, случилось что-то серьёзное. Я не хочу его слышать, но жажду правды одновременно.       Мы были так счастливы вместе, поэтому я молюсь, чтобы всё было не так плохо, чтобы его поступок никак нас не касался. Умоляю…