Her Name is...

Переступив границу зрелых лет, Я в тёмный лес забрёл и заблудился. И понял, что назад дороги нет… Данте Алигьери «Божественная комедия»

      Это была больница. Стерильные белые стены, запах карболки витающий по всем коридорам, впитывающийся в стены, проедающий кровати, разъедающий постельное белье. Прикроватные тумбочки с цветами от школьников-волонтёров, приходивших навещать людей, лишённых заботы со стороны своих родственников и знакомых. Они приносили рисунку для взрослых в тяжёлом состоянии, игрушки для больных детей из левого крыла и много вкусностей, которые отдавали медсёстрам. Большие окна в палатах были забиты их подарками, письмами с пожеланиями скорейшего выздоровления. И это вроде радует.       Кая была пациенткой без всего. Она не помнила своего настоящего имени, родных, ни откуда она — ровным счётом ничего не было в её голове, кроме тихого гула машин. Полупрозрачная пелена была в её голове. Врач сказал, что её нашёл шериф: девушка попала в аварию, кажется, её выбросило во время дождя на скользкую дорогу: её машину занесло в кювет, в результате чего, машина врезалась в дерево, но девушка умудрилась выжить. В багажнике нашли чемодан с вещами и альбомы с кистями, карандашами, мелками — не было ни паспорта, ни водительских прав, даже телефона не было.        Доктор говорит, что такое проходит, правда так неестественно улыбается в этот момент.       Она не знает ничего, даже своего возраста. Милая учительница, имя которой выпадает из головы девушки, говорит, что Кае от двадцати до двадцати пяти лет — она весьма молода. Шериф Грэм расписывает её приметы, но особых, бросающихся в глаза нет: обычная внешность, как и у большинства молодых девушек, она красива, но чего-то по-настоящему стоящего для дела нет. У неё нет даже татуировки, только забавное пятно на внутренней стороне бедра: розовое, в виде расплывчатого, еле уловимого цветка как ожог. Кая (медперсонал даёт ей именно такое имя) ничего не понимает: она просматривает альбом, который принадлежал ей, разглядывает портреты, но никого не узнаёт. На одной странице изображён маленький ребёнок, около года, сидящий на руках у женщины лет под тридцать. Она думает, что это может быть её сестра и племянница; улыбается, но начинает плакать — кто она, чёрт возьми? Портреты парней, незнакомых людей, толпы, изображения животных, транспорта, пожилых людей в очереди — всё такое незнакомое.       Пациентка без всего яростно хочет вспомнить всё. Чемодан, отданный ей шерифом, содержит приличное количество вещей: одежды навалом, самой разной, косметика в двух больших косметичках и плеер, альбомы и всё необходимое для рисования. Доктор Вейл говорит, что всё может пройти, нужно только не волноваться и стараться самой всё вспомнить. Но голову разъедает пустота, выедает неизвестность, чертит крест на прошлом погребённом под огромным слоем придорожной пыли. Она кричит по ночам. Медработники вкалывают ей успокоительные — вся рука в синяках от этих уколов: кожа нежная и восприимчивая. — Вы любите чай?       Это милая девчушка Пейдж вопрошает у неё на третью неделю пребывания Каи в больнице. Гипс с ноги ещё не сняли, правую руку поддерживает специальный бандаж выданный врачами, всё её лицо болезненно-бледное, искривлённое усталостью, измученное недосыпами, перекошенное от предвкушения будущего. Её жалко и все ей сочувствуют. И эта милая светловолосая девчушка так искренне хочет поддержать безымянного пациента, что становится болезненно-приятно от подобного сочувствия и искреннего желания помочь. Пациентка неловко улыбается, сконфузившись. — Я не знаю, — шепчет она осевшим голосом.       Девчушка забавно улыбается, принося с собой лимонные пирожные и две чашки черного чая с бергамотом. Удивительно, но Кае очень нравится, она выпивает чай без сахара и съедает целый кусок; она практически не ела в больнице, но это — выше всех похвал. И Пейдж смеётся, хохочет и сумбурно рассказывает что-то о рисунках Каи, кажется, нахваливает их.       Пейдж рассказывает о школе, родителях и о том, что она приносила ей рисунки и писала письма, пока девушка была в бессознательном состоянии на протяжении недели. Кая искренне благодарит её, а потом разглядывает книгу, лежавшую у неё на прикроватной тумбочке несколько дней — её принёс кто-то из учеников школы. — Это «Алиса в стране Чудес», — констатирует девочка, — вы читали? Хотите, я прочту вам?.. Хотя, вы же взрослая, вам, наверное, неинтересна подобная литература… у отца большая библиотека. Я могу вам принести одну книгу. — Нет, милая. Я хочу послушать, как ты читаешь. Не беспокой отца из-за меня, хорошо?       Пейдж кивает головой. Она открывает книгу и начинает с самого начала. У Каи в голове вихрь, пурга — где-то там, глубоко, на костях прошлого вытанцовывает чечётку человечек, желавший похоронить всю её жизнь под этим навесом и теперь, он довольно ухмыляется, говоря, что прошлая жизнь не должна её беспокоить. Она хочет смеяться, но вместо этого льёт слёзы. Она — Алиса, оказавшаяся в странном месте, желающая поскорее сбежать обратно домой — к своей семье, к родным людям, которых не помнит,, не знает.       Кая улыбается Пейдж, а потом плачет навзрыд — проклятая жизнь без воспоминаний: ужасное положение ничего не помнящей девушки…       Её ведь ищут? Родители, семья, друзья, хоть кто-то же должен быть у неё. Все эти люди на портретах, все они… хоть кто-то из них, даже если он будет один она безмерно обрадуется, потому что ей хочется верить, что хоть кто-то из прошлой жизни искренне беспокоится о ней, она хочет, чтобы этот кто-то вывел её из проклятой страны Чудес.       От шерифа нет вестей.       После выписки из больницы, где она проводит чуть больше месяца, её приютил монастырь: предоставила небольшую комнату с кроватью, обеспечила едой и теплом. Кая улыбалась, благодарила каждый день мать настоятельницу за предоставленный приют. Она смотрела на крест с фианитами, болтающийся на собственной шее, болтающийся на тоненькой серебряной цепочке: она верила в бога? Это странно.       Её дни летели стремительно быстро, слишком быстро для той, кто не хочет спешить переживать события. Вся её жизнь смешивается — она сама смешивается, но уехать не могла, почему-то не знала куда, не знала как: денег нет, да и места нет. И никто её не находит — она мирится. Смирение ведь главное в христианстве? Смирение и терпение…       В городе ничего не происходит.       Она замечает, что жизнь здесь стоит на месте, что всё однообразно буднично, всё здесь давно мертво, всё прогнило до основания, но не могло окончательно умереть. Будь то вдова Лукас, жалеющая бедную сироту или стервозный мэр города; менялся только Генри, говоривший ей о том, что она необычная. Мальчик приходил в церковь с матерью на воскресные мессы, подсаживался к девушке, вечно сидевшей в первом ряду, и говорил о книге сказок, а потом о своей матери: настоящей, биологической, которая скоро спасёт волшебный мир. Она кивала, монотонно смотрела на читающую наставления женщину, а потом на мальчика — в груди сердце медленно остывало, замерзало, умирая вместе с этим городом, падая в желудок, прощаясь с остатками тлеющей надежды. Никто её не спас.       Странные люди окружают её.       Она ходит к психологу. Доктор Арчибальд Хоппер говорит ей о том, что всё в жизни скоротечно — её ситуация наладится, она сможет вспомнить; а потом он наливает чай и угощает пирогом. Доктор вроде бы обычный, только вот ей он кажется странным: в маленьких городках ведь много странных людей, верно?       А ещё она видит подозрительного мужчину в длинном чёрном плаще и понурой фигурой, как у тех страждущих статуях над могилами — думается ей на минуту. Он появляется на горизонте, когда Кая проводит время с Пейдж — девочка помогает приспособиться к их городку, рассказывает обо всём, а Кая взамен учит её рисовать — у неё, оказывается, талант. И это первый друг Каи. Только мужчина её настораживает, и она хочет кому-то рассказать, но не может — её сдерживает не столько страх, сколько понимание того, что она здесь самая неадекватная и сумасшедшая по мнению многих: внутри что-то клокочет, говоря, что всё должно остаться на своих местах. Ничего же не произойдет?       Появляется Эмма Свон.       К середине марта в город приезжает светловолосая женщина с красивыми голубыми глазами — биологическая мать Генри. Она и впрямь спасительница — всем помогает, влезает в дела других людей и отыскивает путь решения — справедливая, честная и слишком уж положительная. Кая наблюдает. Ей кажется, что рядом с той женщиной все проблемы исчезают, так происходит со многими жителями города, пока не умирает Грэм. В этот момент Рубенс осознает, что не у всех всё так радужно и нет человека, способного решить её проблему по щелчку пальцев. Она возвращается к занятиям с Пейдж — единственной радости в этом городке для забывшей всё девушки. И всё вроде нормально, только…       Городок оживает и это пугает.