Часть 3
20 июля 2019 г. в 18:13
Решимости придерживаться принятого решения Эмме хватило ненадолго: уже к вечеру следующего дня она успела много раз мысленно вернуться в «свой» замок — называть его Тёмным она так и не привыкла. Слова не предназначенного для её ушей разговора то и дело всплывали в памяти. Они говорили что-то о проклятии, избавиться от которого Румпельштильцхен мог бы, только уничтожив весь мир. Но угроза миру почему-то волновала Эмму мало, а вот проклятье… Проклятье многое объясняло: от внешнего вида Тёмного до его странной привычки прясть золото из соломы. Имело ли это какое-то значение для самой Эммы? Она не смогла бы ответить, но невозможность обсудить это хоть с кем-нибудь тяготила. Никто из дам, составлявших её маленький двор, в наперсницы не годился. Крёстная, бывшая ни много ни мало волком-оборотнем, наверняка разбиралась в проклятиях лучше, чем кто-либо, да и тайны хранить умела, но вот беда, уже несколько лет как пропала где-то на границе с северным королевством. Мама любой разговор сводила к какому-либо уроку, который Эмме надлежало извлечь. С отцом она чувствовала себя свободней, но Джеймс Красивый целыми днями пропадал, объезжая поля. Это не входило в его обязанности: всё-таки он был монархом, а не помещиком, — но он продолжал свои рейды.
«Пока известно, что сам король может появиться из-за холма, бароны постыдятся обдирать арендаторов, а пастухи и хлебопашцы не станут пьянствовать посреди дня», — так отвечал обычно отец на упрёки в долгом отсутствии, и Эмме это казалось вполне резонным. Более понятным, чем мамины разговоры о дипломатии и внутренней политике. На третий день после того злосчастного визита в замок она даже увязалась за отцом, отчасти и для того, чтобы отвлечься от мыслей о тёмных колдунах и их страшных тайнах.
— А ты выдержишь двенадцать часов в седле? — усомнился отец.
— Я выносливая, — успокоила его Эмма. — Иногда мы с Холли по три часа кряду ездим по лесу.
— По лесу? — лоб отца прорезала тревожная морщина. — Сокровище моё, не углубляйся в лес слишком. Румпельштильцхен вернулся в наши края, а он опасен.
Вот и поговорили.
В одном отец точно оказался прав: двенадцать часов рыси было слишком и для Эммы, и для бедняжки Холли. На следующий день Эмма едва могла ходить, так болели у неё все мышцы, да и сидеть было той ещё мукой. Эмма велела кормить Холли распаренным овсом, собственноручно промассировала бока кобылки жёсткой щёткой и к вечеру всё же смогла заставить себя сесть в седло и пройтись шагом по дорожкам дворцового парка.
Впрочем, к Холли быстро вернулась её обычная резвость, а вот Эмма на какое-то время решила отдать предпочтение пешим прогулкам. Не то чтобы слова отца её в чём-то убедили, но в конце концов гулять можно и по парку: в нём тоже были уединённые места. В их поисках Эмма в один из дней подошла к самой границе летней резиденции: здесь парк соединялся с лесом, и на смену покрытым озёрным песком дорожкам приходили тропы. Оградой служила живая изгородь, местами захиревшая так, что преодолеть её не стоило труда, местами разросшаяся вширь и вверх и почти не отличимая от дикой чащи, раскинувшейся по другую её сторону. Эмма улыбнулась: обычно они с Холли сбегали через один из боковых выходов, и здесь на лошади, пожалуй, не проедешь. А вот пройти можно. Эмма прикинула местоположение — до озера не так уж и далеко, и она вполне может успеть искупаться и вернуться домой до того, как её хватятся.
Она подобрала юбки повыше, прошла по заросшему диким малинником лазу и остановилась в изумлении. На краю тропинки, прислонившись спиной к стволу вяза, стоял Румпельштильцхен. Чтобы разглядеть его, нужно было приложить некоторые усилия: солнечные пятна и тень листвы делали его почти невидимым, а коричневый камзол и медно-золотистая кожа работали как маскировка.
— Ну, — маг сделал шаг вперёд, — наконец-то. Я тебя уже заждался.
— Я собиралась приехать, — проговорила Эмма с улыбкой, и тут же поняла, что это не было ложью. — Хотела, чтобы забылся тот неприятный разговор.
— После того, что ты натворила у меня в замке, он вряд ли забудется, — заметил Румпельштильцхен хмуро.
— Натворила? — непонимающе переспросила она. — Я просто ушла.
— Ушла, — повторил Румпельштильцхен, — хлопнула дверью, и весь замок зарос белым шиповником. И не только им. Ты каким-то образом умудрилась нас запереть так, что никто из нас больше суток не мог выбраться наружу. Све-етлая магия! — Румпельштильцхен махнул рукой.
— Я не знаю, как это вышло, — сказала Эмма виновато. — Бейлфаер теперь сердится на меня?
— Нет. — Румпельштильцхен рассеянно потёр лоб. — Он думает, что это я всё подстроил и, — маг вздохнул, — я пришёл к тебе не за этим. Это не первый случай. Ты должна что-то делать со своей магией. Почему ты не последовала моему совету?
— Не знаю. Я не хочу быть волшебницей. Не хочу.
— От твоего желания ничего не зависит. Ты уже волшебница.
— Но почему? — голос Эммы прозвучал неожиданно жалобно.
— Почему ты ничего не замечала? — переспросил Румпельштильцхен с грустным пониманием. — Потому что тебе с детства твердили, что магия — зло. Что это удел одиноко живущей в лесу нелюди, в лучшем случае, фей, порхающих в воздухе, точно летучие недоразумения. Что магией можно пользоваться, — Румпельштильцхен подошёл поближе, — но творить её тяжкий грех. И ты предпочитала не замечать того, что происходит, — он взял её руки в свои, провёл по ладони тёмным когтем. — Но оно продолжало происходить. Всякие мелочи, которым ты не придавала значения. Припомни, тебе случалось дуть на чью-то разбитую коленку и видеть, как она заживает прямо на твоих глазах?
— Подорожник, — пробормотала Эмма, — я лечила раны подорожником.
— И он помогал слишком хорошо?
— Обычно так, — согласилась она, перебирая в памяти все случаи, когда листочки сорной травы в её руках останавливали кровь, снимали отёки, избавляли от боли. — Но не всегда, — добавила она. — Однажды на охоте мальчик-загонщик сломал руку, я хотела ему помочь, но он так и не выздоровел до конца…
— Хватит и «обычно», — заметил Румпельштильцхен. — Хотя с тем мальчиком… Может быть, его болезнь протекала как-то странно?
Эмма закусила губу: да, с Ивом тогда вышло чуднО. Боль утихла почти сразу, но пальцы не сгибались, и дворцовый лекарь так и не смог выправить перелом. Сказал, что к нему пришли слишком поздно и кости успели срастись неправильно.
— Это я виновата, что он остался калекой?
— Не ты, — покачал головой Румпельштильцхен. — Магия. Если её не контролировать, она может приносить вред. Даже когда ты ей вовсе не пользуешься, ты несёшь её в себе как тайну. — Он выпустил на волю её руки, которые — Эмма только сейчас это заметила — сжимал слишком крепко. — Ты должна была быть самой счастливой девочкой на свете, самой милой из принцесс. Но ведь что-то пошло не так, верно, Эмма? Ты не выпускала магию наружу, и это отделило тебя от всех. Думаешь, ты случайно набрела на мой замок? У меня в башне хранилось достаточно светлых артефактов, а подобное тянется к подобному. Твоя магия вела тебя. А то, что тебя ни разу не хватились во время твоих отлучек? Думаешь, родителям на тебя наплевать? О нет, ты сама им отводишь глаза, не понимая этого.
— И что же мне делать?
— Ты знаешь, Эмма. Ты должна найти учителя. Перестать скрывать свою суть. Прежде всего от самой себя. Тайны опасны. — Румпельштильцхен криво улыбнулся. — Ты сильная. Смелая. Красивая, в конце концов. Но твоя тайна делает тебя просто напуганной одинокой девочкой. Там, внутри.
Его указательные пальцы уткнулись ей куда-то между ключиц, словно злосчастная магия таилась прямо там, над её сердцем.
Эмма сделала шаг назад, убрала с лица выбившуюся из причёски светлую прядь.
— А ваша тайна, — проговорила она серьёзно, вглядываясь в покрытые золотой чешуёй черты, — она тоже делает вас одиноким напуганным мальчиком, там, внутри?
— Нет-нет-нет, — поспешно возразил Румпельштильцхен, но Эмма успела уловить уже знакомую ей растерянность во взгляде. — Мой случай совершенно другой. Во-первых, — загнул он указательный палец, — я, в отличие от тебя, понимаю, с чем имею дело. Во-вторых, моя магия имеет совсем другую природу…
— Она тёмная, — перебила Эмма. — А я ещё я слышала, как вы с Бейлфаером говорили о каком-то проклятии. Это из-за него вы так выглядите?
— Не только выгляжу, дорогуша! — пропел Румпельштильцхен елейно-сладким голоском. — Я давно уже не человек. — Он продемонстрировал оскал чёрных кривых зубов. — Это тебе понятно?
— Не очень, — всё так же спокойно ответила Эмма. Какое-то не имеющее названия чувство подсказывало ей, что маг врёт. — Когда вы не гримасничаете, вы выглядите, как обычный человек. Если, конечно, не принимать во внимание вашу кожу.
— Вот как, — Румпельштильцхен спрятал руки за спину и посмотрел на Эмму изучающе. — В любом случае, у тебя сейчас есть другие поводы для волнений. Как я уже сказал, ты можешь обратиться за помощью к феям. Они должны в этом что-то смыслить. Хотя лучше бы найти волшебника или волшебницу, которые взялись бы тебя обучать. Я знаю одного такого. Меня он и на порог не пустит, а что касается тебя, — маг задумчиво покачался на каблуках, — как знать.
Эмма вздохнула. Румпельштильцхен, так, по крайней мере, ей казалось, всё усложнял. То есть он не лгал в том, что ей нужен был учитель, но так ли обязательно было рассказывать всем о своих способностях и идти на поклон к какому-то незнакомцу? Возможно, в этом был его собственный интерес.
— И вы рассказываете мне об этом исключительно по доброте душевной? Или хотите через меня подобраться к этому таинственному магу? В этом я, знаете ли, не собираюсь вам помогать.
Румпельштильцхен хрипло рассмеялся.
— Ты умная девочка, Эмма, но на этот раз у тебя просто нет выбора. Можно сказать, что наши интересы совпадают. Ты не справишься с этой силой сама.
Эмма кивнула:
— Сама — нет. Но с вашей помощью справлюсь. Вы можете меня научить.
— Ты не понимаешь, о чём просишь, — Румпельштильцхен одним прыжком подобрался к Эмме так близко, что она могла почувствовать его дыхание на своей коже. — У меня уже были ученицы. И это кончилось плохо. Для всех. Но прежде всего для них самих.
Разноцветные глаза Румпельштильцхена казались совсем безумными, страшными, такими, какими Эмма не видела их ещё никогда.
— Я знаю, — сказала она в ответ. — Но ведь моя магия не случайно привела меня именно к вам, а не к кому-то другому. В этом есть промысел судьбы, и вы мне не откажете.
Румпельштильцхен отступил, и Эмма подумала, что сейчас он исчезнет, растворится в багровом дыме, как, говорят, делал раньше. Но он лишь отошёл на несколько шагов и снова прислонился к тому вязу, у которого ждал её появления. Он закрыл глаза и долго стоял молча. Пёстрая резная тень от листвы, колеблясь, скользила по его лицу. Когда он наконец заговорил, его голос звучал устало.
— Хорошо. Я стану тебя учить. Но в уплату ты окажешь мне услугу.
Эмма сбросила с руки неведомо как туда попавшего муравья и уточнила:
— Вы скажете какую. Я не буду обещать вам неведомо что.
Румпельштильцхен открыл глаза и губы его дрогнули, словно он хотел улыбнуться, но не хватило сил:
— Умная девочка. Много читала историй о Тёмных и их сделках? Хорошо, — сказал он с натугой, будто бы даже ворочать языком было для него тяжёлой работой. — Твоя магия мощнее моей. Когда ты войдёшь в силу, ты никогда не обратишь обретённое могущество против меня.
— Обещаю.
Румпельштильцхен кивнул.
— Если со мной что-то случится, а Бейлфаеру будет нужна помощь и защита, ты защитишь его вместо меня.
— Обещаю.
— Ладно, — Румпельштильцхен снова кивнул. — Этого хватит. А теперь уходи.
Он снова закрыл глаза, и Эмма, подобрав юбки, полезла обратно через просеку. На полпути она обернулась и увидела, что маг всё так же стоит неподвижно.
— Румпельштильцхен!
— Что, — откликнулся он с неохотой, — остались ещё вопросы?
— Множество. — Эмма улыбнулась как ни в чём не бывало. — Ответьте хотя бы на один: вы хотели поговорить со мной, так почему вы ждали меня здесь? Вы могли бы прийти ко мне и раньше.
— Потому, — Румпельштильцхен поморщился точно от зубной боли. — Королевская резиденция вся окутана магией фей. Мне ничего бы не стоило порвать эту защиту, — проговорил он раздражённо, — но этим я бы выдал своё присутствие. А я пока ещё не готов к официальным визитам.
— Хорошо, — сказала Эмма.
И возможно, это действительно было хорошо. Пусть Эмма не боялась мага, и сейчас Тёмный больше всего походил на до крайности измученного человека, он был опасен, и забывать об этом не следовало. И то, что её родные защищены, успокаивало.
Эмма вернулась в парк, всё-таки умудрившись ободрать кружево на подоле нижней юбки, и, отряхнувшись от веточек и иголок, заглянула в просвет между кустами. Солнце пробивалось сквозь кроны. Вяз бросал на тропу рваную тень. Румпельштильцхена видно не было.