4
26 февраля 2019 г. в 19:00
В сети ждали две удивительные новости.
Первое. Среди пользователей всемирной паутины нашёлся кто-то, желающий добавить меня в друзья.
Не допустивший мысль, взвесивший все «за» и «против», отмахнувшийся от этого безумия и забывший о минутном помешательстве. Тот, кто в итоге навёл курсор на профиль и предложил стать приятелями.
Второе. Этот пользователь был не кем-то абсолютно посторонним. Начать дружить в сети предлагал Эндрю Свон.
Мне нечего было с ним обсуждать.
Наши интересы совершенно точно не пересекались никоим образом. Он разбирался в нюансах юридической сферы столь же замечательно, как я разбирался в моде. То есть, никак. Любой наш разговор, по определению, должен был походить на общение слепых, трогающих слона с разных сторон и агрессивно доказывающих друг другу, в чём неправ собеседник.
Тем не менее, предложение я не отклонил.
Перед тем успел основательно залипнуть на профиль. Восхититься многообразием образов и немного позавидовать красоте родственника.
Они с Келланом были братьями, оба заслуженно считались красивыми, но красота их была совершенно разной. У одного — роковая, порочная, в чём-то хищная. У другого — мягкая и нежная, мастерски подчёркнутая всеми существующими способами, известными многим омегам, но прошедшими мимо меня.
Засмотревшись на фотографии, — их было не меньше сотни, — я благополучно потерял счёт времени и упустил момент, когда на кухне появился Норман.
В другие дни нам везло. Мы не пересекались.
Я смотрел на него издали, но оставаться тет-а-тет нам не доводилось.
Выучив его бестолковый распорядок дня — пробуждение около полудня, как точка отсчёта, — старался покончить к этому времени со всеми делами внизу и удалялся в комнату.
Читал — здесь, к счастью, была обширная библиотека, и дефицита в книгах я не испытывал, — в сотый раз наводил порядок в и без того до блеска вылизанной комнате, занимал наблюдательный пост у окна и подсматривал за теми, кто находился во дворе.
К исходу третьей недели пребывания в золотой клетке, оказавшейся хуже серых стен общежития, я знал о Нормане много больше, чем хотелось бы. Как назло именно он чаще остальных обитателей дома попадался на глаза.
За время наблюдения я заметил, что он отчаянно скучает, оставшись без работы. И начал подозревать, что перерыв в карьере Норман сделал отнюдь не по собственному желанию.
Вероятно, всё было так, как и со мной. Однажды его просто поставили перед фактом, отмели аргументы и предложили в обмен на отказ от ролей безлимитную карточку. Картой он пользовался постоянно, стараясь найти отдушину в смене образов и частом обновлении гардероба.
Вещи, которые Келлан пытался натянуть на меня, подверглись ритуальному сожжению. Надевать их после Норман категорически отказался и залечивал душевные раны покупкой новых.
Я бы не узнал об этом, если бы он не притащился со своим осквернённым барахлом в северное крыло, где располагалась моя спальня, и не начал раздавать указания, стоя прямо напротив двери.
Помимо скуки, без труда прочитывавшейся на породистом лице, в жизни Нормана обнаружились ещё несколько секретов.
Во-первых, он не упускал случая покрасоваться перед альфами из службы безопасности Келлана.
Притом, интересовали его все подряд, а не один, конкретный тип. Банальная, примитивная, граничащая с тупостью попытка вывести любовника на ревность. Стремление получить доказательство собственной нужности.
Во-вторых, время от времени Норман баловался кокаином.
Если Келлан знал об этом, то его, похоже, пагубные пристрастия любовника нисколько не занимали.
Может, он считал, что для представителя богемной среды — это естественно, может, — я склонялся к данной версии, — нисколько не дорожил своей игрушкой. Не сомневался: на место Нормана всегда, — возникни необходимость, — придут другие. Бросятся на зов сами, стоит лишь щёлкнуть пальцами и пообещать золотые горы.
Меня, с детства привыкшего к проявлениям любви, выраженным в денежном эквиваленте, подобные перспективы не прельщали. Но многие омеги продолжали верить, что сильнее всех может любить тот, кто вкладывает в их руки платиновую карту и предлагает купить всё, чего душа пожелает.
Мои родители жили по этому принципу, не догадываясь, что я с лёгкостью обменял бы все их дары на банальную шоколадку и тёплые объятия. Не мимолётные и формальные, а самые искренние.
Они могли подарить многое, но того, в чём я нуждался, так и не дали.
А потом стало слишком поздно.
Подтвердив дружбу с самым младшим Своном, я ненадолго отвлекся от созерцания экрана смартфона и посмотрел на Нормана.
Выглядел он слегка помятым и неряшливым. Светло-русые волосы, которые он успевал к возвращению Келлана выпрямить, сейчас были спутанными и кудрявыми. Под глазами залегали тёмные тени.
Возможно, Норман надеялся, что увидев его, я моментально подорвусь с места, брошу на столе недопитый кофе и ретируюсь в спальню под бесконечное «не смею мешать вам, хозяин». Что ж, тогда он просчитался. Я не собирался доставлять ему такого удовольствия и продолжал сидеть на месте, исподтишка наблюдая за действиями показательно-образцового омеги.
Норман достал из холодильника бутылку с минеральной водой и сделал несколько глотков.
Рубашка, наброшенная на плечи, немного сползла. Норман отбросил волосы назад, и я, собиравшийся отвернуться, замер с открытым ртом.
На шее его было несколько тёмных пятен.
Несмотря на то, что я не мог похвастать обширным сексуальным опытом, точнее, несмотря на то, что у меня его не было вообще, я знал, как выглядят засосы. Всё-таки жил не в полной изоляции. В той же академии рядом со мной находилось множество других омег. Часть их экспериментировала друг с другом, чтобы, оказавшись в постели с альфой, не ударить в грязь лицом. Часть развлекалась со своими альфами во время каникул и привозила с собой ворох новых историй, на которые были падки многие одиночки.
Я видел немало засосов. На шее Нормана было что угодно, но никак не они.
Эти отметины больше походили на следы удушения.
И хотя всё можно было, при желании, списать на игры с дыханием, придающие, по слухам, особую остроту сексу, я склонен был думать: дело в другом. Келлан спокойно сжал бы ладони на шее Нормана. На шее любого омеги. Без предварительного согласования. Просто потому, что мог.
— Чего уставился? — огрызнулся Норман, заметив направление взгляда и поспешив поднять воротник. — Будешь так пялиться, глаза вывалятся.
— Он тебя бьёт?
Картина маслом. Сначала сказать, затем задуматься.
Я не собирался задавать вопрос. Он как-то сам собой вылетел. Умением отматывать время назад я не обладал, потому слова повисли в воздухе.
Во взгляде Нормана промелькнуло что-то такое, отчего стало не по себе. Но он быстро взял себя в руки и первым нарушил тишину. Подался ближе, оперся ладонями на столешницу, отчего создавалось впечатление, будто он — первый случай в истории, — нависает надо мной, и произнёс, присвистнув:
— Ух ты! Что это тут у нас? Уёбище решило меня пожалеть? Ни с кем меня не спутал? Может, тебе в центр защиты омег обратиться и предложить свои услуги психолога? Там много угнетённых, обездоленных и жизнью обиженных. Впишешься, как родной.
— Понятно, — выдохнул я, окончательно добивая остатки жалости к этому человеку.
— Отлично, — усмехнулся Норман. — И если действительно хочешь знать... Он меня не бьёт. Он меня трахает. Не то, что некоторых. Немного жёстко, но в том и прелесть процесса.
«Позволь тебе не поверить», подумал я, но на этот раз промолчал.
Спрятав смартфон в карман, поднялся из-за стола и принялся ополаскивать чашку.
— Кстати, хорошо, что я тебя встретил. Удачное стечение обстоятельств. Как раз собирался заглянуть на огонёк, — не отставал Бейтс.
— И зачем я тебе понадобился?
— Чтобы предупредить. У меня через две недели день рождения.
— Хотел вручить приглашение? — хмыкнул я, убирая чашку на место и вытирая руки.
— Когда мне понадобятся клоуны, обязательно вспомню о тебе, — пообещал Норман, прислоняясь бедром к столу и рисуя на скатерти замысловатые узоры, — но пока цирковых номеров в программе нет. Так вот. Скоро праздник, и я очень хочу, чтобы всё прошло на уровне. Поскольку празднование будет здесь, и соберутся все мои друзья... Короче говоря, очень надеюсь, что не станешь вламываться без приглашения, а звать тебя никто не станет. Если вдруг что-то пойдёт не так, Кел будет очень недоволен, а отношения с ним лучше не портить.
— Катитесь к чёрту. Оба, — посоветовал я.
— Не слишком вежливо, но будем считать, что договорились, — заключил Норман и, прихватив начатую минералку с собой, удалился.
Несколько глубоких вдохов и выдохов.
Безуспешные попытки успокоиться.
Чтобы вернуть спокойствие, нужно было не выравнивать дыхание и не считать овечек.
Я нуждался в десятке успокоительных таблеток. Или в наёмном убийце, способном сделать меня вдовцом.
Первый вариант был реальнее.
*
Все мои дни рождения до переезда в «Даймонд хилл» на полный пансион проходили по единому сценарию.
Я сидел в своей комнате, окружённый подарками, смотрел на них до тех пор, пока не начинали слезиться глаза. А потом хватался за ножницы и начинал с ожесточением кромсать обёрточную бумагу.
Родители были заняты. Всегда. Подарки покупали не они, а их личные помощники. Поздравления, вероятно, тоже придумывали не они. Будь карточки подписаны от руки, я смог бы определить всё с точностью до сотых процента, но у меня не осталось на память ни одной открытки, подписанной родителями.
У меня не было вечеринок, приуроченных к празднованию дня появления на свет, в подростковом возрасте. Я приходил в столовую, покупал пирожное, съедал его в гордом одиночестве и уходил обратно в комнату. Ждал наступления выходных и подарков. Получив их, привычно превращал упаковку в ворох разноцветного конфетти.
Для меня день рождения был праздником безграничного одиночества.
Вообще-то оно не оставляло меня ни на миг и в любой другой день, но в день рождения напоминало о себе слишком часто и воспринималось слишком остро.
Став старше, мои одноклассники-омеги умудрялись протаскивать в академию шампанское и распивали его из одноразовых стаканчиков, прячась в том самом лесу.
Но никогда прежде не доводилось мне видеть настолько масштабного и невообразимо роскошного праздника, на организацию которого было положено огромное количество сил.
Мечты Нормана о торжестве, проведённом по высшему классу исполнились. Восторженный поклонник отнюдь не актёрского таланта щедро оплачивал старания и исполнял прихоти любимой постельной игрушки.
Ему дарили сказку, делая её реальностью. Мне на память оставались порезы, синяки и угрозы, отравленными иголками заседавшие в мозгу и не желавшие выметаться оттуда.
Торжество разворачивалось в саду.
Прямо под окнами спальни звучала громкая музыка, не стихающая ни на мгновение, усугубляя бессонницу и доводя до отчаяния. В конце вечера в честь именинника обещали фейерверки, и я примерно представлял, какой шум будет стоять на улице. Рассчитывать на сон при таком раскладе не стоило.
В праздничный день Норман блистал.
Сиял, словно самая яркая звезда.
Следы удушья, что произвели неизгладимое впечатление, сошли, и шея вновь радовала глаз молочным оттенком. Кожу Норману слегка позолотили, сделали красивую укладку и подобрали потрясающей красоты белоснежный наряд.
Мой интерес к моде проявлялся редко. По большей части, я не придавал значения внешнему виду. Ни своему, ни чужому. Но здесь нельзя было не признать: Норман выглядит сногсшибательно.
Поставь нас рядом, и никто не угадает, кто настоящий хозяин дома. Сто человек из ста, независимо от пола, без колебаний укажут на него, а меня запишут в замарашки, приживалки, исполняющие грязную работу по хозяйству.
Поражать гостей Норман планировал, помимо внешнего вида, ещё и талантами. На этот раз не актёрскими, а певческими. Специально для этих целей в саду построили сцену. Дорогие игрушки для сладкого мальчика, остающегося таким независимо от возраста.
Я неоднократно видел, как Норман отрабатывает танец со специально приглашённым хореографом, но не предполагал, что это — часть подготовки ко дню рождения. Делал ставку на далекоидущие планы и смену актёрской деятельности на сцену.
Признаться, я не собирался нарушать сомнительный — во всех отношениях — договор. Планировал до последнего сохранять нейтралитет и не обострять ситуацию, но терпеть это было выше моих сил.
Спустившись вниз, ненадолго притормозил.
Был шанс вернуться обратно, оставшись незамеченным — я им не воспользовался.
Нелёгкая принесла меня вниз ровно тогда, когда наступил звёздный час Нормана.
Стоя в дверном проёме, я отлично видел, как он поднимается на сцену в сопровождении профессиональных танцоров.
Норман замер у микрофона, прикрыл глаза и соблазнительно улыбнулся. Знал, что делать, как улыбаться, чтобы вести за собой толпы. Почерпнул все эти фокусы у преподавателей во время обучения в театральной академии.
Он пел какую-то муть о стране чудес, в которую отвести его способен один единственный человек.
Келлан. Разумеется, он.
— Иди ко мне, Кел, — позвал Норман, приглашая Келлана подняться на сцену. — Пожалуйста. Мне так много нужно сказать. В первую очередь, хочу поблагодарить тебя за то, что каждую мою мечту ты делаешь реальностью. За то, что именно с тобой я почувствовал себя по-настоящему любимым. Все, кто был до тебя...
Речь, достойная церемонии награждения.
Получение главного приза в номинации «Лучшая роль».
Единственный претендент на победу. Никаких соперников.
Я благодарю папу и отца, за то, что однажды бросили всё и рванули в большой город ради благополучия ребёнка. Я благодарю всех и каждого. Давайте вместе проникнемся трогательной историей и все вместе порыдаем.
В искренность Нормана верили омеги, мозги которых были забиты розовой жвачкой, сериальным мылом и наивными любовными романами. Они же восхищались, вспоминая историю любви этих двоих, рассуждали об истинности — полировали своему приятелю и коллеге косточки до блеска.
— Всё для тебя, детка, — произнёс Келлан, положив руку на пояс Нормана. — Твои мечты должны сбываться.
Его речь в сравнении с монологом предшественника вышла крошечной.
— С днём рождения, — доносилось отовсюду.
Небо расцветало россыпью разноцветных огней.
Норман вцепился в воротник рубашки Келлана, прильнул вплотную и потянулся за поцелуем.
Любили они друг друга, или это были исключительно товарно-денежные отношения? Тело в обмен на содержание?
Как бы там ни было, вместе они смотрелись гораздо гармоничнее, чем я и Келлан. И детей, при необходимости, тоже могли завести.
Но Келлану требовался ребёнок от меня. Зачем? Почему? В этом явно был какой-то скрытый смысл, и я надеялся однажды докопаться до истины.
— Красавчик, ты один? — раздался совсем рядом незнакомый голос.
— А ты альфа или омега? — поинтересовался другой.
Два омеги, ищущие приключения на задницы, и готовые избавиться от своих обтягивающих кожаных брючек перед первым встречным. Неестественный блеск глаз недвусмысленно намекал, что приятели Нормана уже успели основательно накидаться. Или догнаться чем-нибудь посильнее алкоголя.
— Идём с нами, — предложил первый.
— Да, идём, — вторил ему второй.
— Как тебя зовут?
— Почему не веселишься со всеми, а грустишь в одиночестве?
— Ты со стороны альфы гость, да?
Моё мнение их не интересовало.
Они решили, что я обязан влиться в их компанию, и не собирались отступать. Забрасывали вопросами, не дожидались ответа, и выдавали новую порцию их.
«Ни к чему хорошему эта вылазка не приведёт», — подумал я и оказался прав.