Разбуди меня

Первое, что сделал сразу после возвращения — запросил у Ричарда досье на «старого друга», обладавшего, по словам Келлана, огромным количеством положительных качеств. При полном отсутствии отрицательных. Прожив рядом н-ное количество лет, зная характер и саму суть Кела, глупо было безоговорочно верить заявлениям. Всё сказанное следовало делить на два и интерпретировать ровно наоборот. Тот, кого мой муж называл отличным парнем, вероятнее всего, был феноменальным ублюдком, идущим по головам ради достижения цели. Настоящие отличные парни, в его глазах, обычно становились бестолковыми слизняками, неспособными брать от жизни всё. Искажённая призма, кривое зеркало. Ричард о давнем знакомом, как выяснилось, ничего не слышал. Его имя не вызвало ни единой ассоциации, и подозрения мои усилились. Келлан часто называл своих людей параноиками и посмеивался над этим. Я смеялся вместе с мужем, поддерживая и разделяя точку зрения, но в глубине души понимал каждого из них. Находясь постоянно в непосредственной близости с Келланом, сложно было верить в добросердечность, бескорыстие и умение сострадать. Рядом с ним нереально было выжить тем, кто не осторожничал и не параноил. Стоило слегка расслабиться, как тебя тут же сливали и заменяли кем-то другим. Кем-то, кого считали достойным кандидатом, то есть, послушным, желающим прогибаться и служить на благо Келлана, забывая о себе и своих потребностях. — Досье мне на стол. В течение двадцати четырёх часов всё должно быть готово, — произнёс я, покрутив в пальцах карандаш. — И... Ни слова Келлану. Ему не обязательно знать о наших делах. Даже нежелательно. — Мистер Крэйг, — протянули выразительно, посмотрев на меня с укором. — Да-да, знаю, что ты всё сделаешь в лучшем виде, но осторожность никогда не помешает. Ричард ушёл выполнять указания. Стук двери вывел из состояния ступора. Карандаш в пальцах треснул, и я с ожесточением отшвырнул то, что от него осталось. Чтобы расслабиться и не чувствовать себя под прицелом, мне нужно было узнать о Чейзере, как можно больше. Минимальной презентации во время скачек и горячих рекомендаций Келлана для возникновения доверия было недостаточно. Больше того, сеяло подозрения и заставляло чувствовать себя безумцем, решившим исполнить смертельный номер, станцевав на минном поле. Мне предлагали довериться незнакомцу и ни о чём не беспокоиться, ведь он отныне — на минуточку! — возглавлял мою службу безопасности. Фактически, моя жизнь находилась в его руках, от него же зависела. У меня было время, чтобы подготовиться к встрече и узнать о своей тени всю подноготную. Вопреки ожиданиям, из Британии в Штаты мы вылетели вдвоём, а не втроём. Дэриэн обещал присоединиться позже, когда окончательно уладит важные вопросы. К исполнению прямых обязанностей он должен был приступить через две недели. Его не приставили ко мне, лишь показали и обрисовали перспективы в общих чертах. Сомнительный подарок ко дню рождения. Необходимые документы оказались на руках буквально через несколько часов. Ричарду потребовалось меньше суток на поиски. Я схватился за папку и погрузился в чтение, по крупицам собирая информацию о новом сотруднике, призванном обеспечивать покой нашей странной семье. Его биография была чистой. Слишком чистой, чтобы сходу поверить в её правдивость. Зная о возможностях Келлана переписывать историю, как свою, так и чужую при помощи денежных вливаний, можно было не сомневаться: он подчистит, где необходимо, сам допишет, что посчитает нужным. Способов узнать правду не так много. Либо влезть Чейзеру в голову и просканировать там всё, либо спросить напрямую и потребовать чистосердечное признание. Первое было желаннее и надёжнее, но неисполнимо, второе — вполне реально, но... Сомневаюсь, что он стал бы откровенничать с первым встречным. К тому же, нанимал его Келлан. Перед ним Чейзер и отчитывался в проделанной работе, а меня не воспринимал всерьёз. Мне часто доводилось слышать, что первое впечатление самое сильное и самое верное, а все последующие события воспринимаются не столь ярко и остро. Если так, то я умудрился зарекомендовать себя, как капризного и самовлюблённого осла, считающего необходимостью продемонстрировать первому встречному, что я вовсе не нежный омега, а настоящий альфа не по половой принадлежности, но по призванию. Он находил это смешным. Я ненавидел, когда надо мной насмехались. Вопреки заверениям о приятном знакомстве и надежде на то, что мы обязательно сработаемся, я неоднократно успел прийти к выводу: не подружимся. И это мягко сказано. Отправив досье в шредер и удостоверившись, что все без исключения распечатки уничтожены, вернулся за стол, нацедил коньяка и постарался сосредоточиться на чтении договора, предложенного Келлану одним из деловых партнёров. Не с первой попытки, но получилось. Всё-таки я был не безнадёжен и умел при необходимости мобилизоваться. * В списке светских мероприятий, обязательных к посещению, благотворительный вечер, организованный Кевином Спарроу, стоял особняком. Келлан успел неоднократно напомнить о приближении важного события, каждый раз добавляя, что мы не можем пропустить его и должны заглянуть хотя бы на пару минут — выразить почтение хозяину. В принципе, ничего особенного, очередное сборище богатых, знаменитых и обладающих властью в этом штате, помимо прочего — возможность покрасоваться перед камерами, создав себе имидж борца за справедливость, процветание и активное благоустройство города. Скучные речи, не менее скучные разговоры, стремление пустить пыль в глаза и выяснение, кто кого сильнее опрокинул, кто оказался успешнее, а кто опустился в рейтинге. Учитывая, сколько здесь ежегодно проходило благотворительных мероприятий, впору было недоумевать, какого хрена такое внимание привлекает к себе детище Кевина, а не любое другое начинание. Самым очевидным вариантом был тот, что гласил: благотворительность — повод, прикрытие для грязных делишек, способ быстро и относительно честно отмыть деньги. Я не задавал вопрос напрямую, но он, наверное, прочитывался у меня на лице, потому как ответ не заставил себя ждать. — Кевин — вдовец, — пояснил Келлан. — До этого он много лет состоял в браке с одним очень уважаемым человеком. Его муж, Дональд Спарроу... Слышал когда-нибудь это имя? — Не довелось, — честно признался я. — Родители никогда его не упоминали? — Не то чтобы они часто откровенничали со мной или просто разговаривали на серьёзные темы. Возможно, у них и были какие-то общие дела с ним, но... — Общее с Дональдом было у всех жителей этого города, имеющих хоть какое-то отношение к бизнесу. — Меня родители в известность не поставили. Не посчитали нужным. — О, это был очень интересный человек, — протянул Келлан, откладывая салфетку и откидываясь на спинку стула. — Единственный в своём роде. Такие таланты появляются на свет раз в сто лет, а, может, реже. У него многим следовало бы поучиться. Ни у кого, кроме него, не видел таких блестящих, изящных финансовых схем. Гарантированный успех, ни единой осечки за столько лет работы. — То есть... Твой бывший наставник? — предположил я и выбил сотню баллов из ста возможных. — Именно. Идеал, к которому я стремлюсь и не теряю надежды однажды добраться. — Он не поделился наработками? — Нет. Все они хранились у него в голове, так что большую часть своих знаний Донни унёс с собой в могилу. Таких, как он больше нет. Есть только жалкие подражатели. — И ты? — И я. — А Кевин? Он продолжает дело мужа, или?.. — Или, — подтвердил Келлан. — На самом деле, стоит признать: фраза о притягивающихся противоположностях — не такая уж глупость. Кевин и Дональд тому отличный пример. Кевин к криминальному миру отношения не имеет, он самый обычный омега, немного беспечный, немного взбалмошный. Выбрасывает огромные деньги на благотворительность... — Выбрасывает? Я почему-то думал, что это тоже своеобразная схема. — Нет. Во-первых, Кевин до такого не додумался бы. Во-вторых, случись чудо, и пойми он, какие возможности открывают перед ним благотворительные фонды, он всё равно не стал бы ввязываться в подобные дела. Благотворительность для него не пустой звук. Он действительно переживает и болеет душой за каждого, кому старается помочь. У него репутация юродивого, тем не менее, всё равно каждый год стабильно приезжаем на его вечера и делаем вид, будто нам интересно, и мы тоже переживаем за судьбы тех, кого знать не знаем. — Зачем? — Это дань уважения Дональду, — невозмутимо ответил Келлан. — Дело принципа. — Понятно, — кивнул я. Ради интереса пошарился по сети, разыскивая официальную информацию о вдовце. Интернет выдал огромную подборку статей о добрых делах, не меньшее количество фотографий. Кажется, Келлан не обманывал, называя мистера Спарроу удивительным экземпляром. Он и, правда, выделялся на фоне других своими поступками и незаинтересованностью в расширении сфер влияния. Не проявлял ни малейшего интереса к борьбе за власть. Сочетание несочетаемого. Супруг обирал людей, а он — отдавал им деньги. Безвозмездно, то есть даром. До наступления знаменательного дня в моей жизни случилась ещё одна странность. Среди новинок кинопроката я наткнулся на фильм, главная роль в котором досталась Норману, и развлечения ради решил приобщиться к прекрасному. Вообще-то конкретно развлечений создатели фильма не обещали, позиционировали его в качестве серьёзного произведения, поднимающего важные для современного общества проблемы и препарирующие их, рассказывающие обо всём откровенно и без прикрас. Не солгали. Картина вышла тяжёлой и муторной, основательно выматывающей нервы зрителям. Во время просмотра нас в зале было трое. Я и моя охрана. Они сидели с каменными лицами, мне понадобилась вся выдержка, чтобы остаться невозмутимым. Несложно догадаться, с кого содрал образ главного героя талантливый мистер Бейтс. Внешность отличалась от моей, но общее поведение, поступки, манера речи — всё было слизано, скопировано до мелочей. Посмотреть этот фильм было всё равно, что посмотреть на самого себя, разом отмотав плёнку жизни на пару лет назад. Теперь стало ясно, что там за реабилитационный центр он посещал и за кем наблюдал с особым вниманием. Можно было явиться к нему домой без приглашения и потребовать объяснений на месте. Для меня нынешнего подобный трюк был вполне приемлемым и в характере. Но вместо того, чтобы закатить скандал и, воспользовавшись полезными знакомствами, добиться запрета проката, я заехал в цветочный салон и отправил Норману букет, полностью копирующий тот, что он однажды швырнул мне в лицо. Дополнил подарок карточкой с надписью «истинному таланту». Если Норман не растерял способность мыслить и анализировать происходящее вокруг, наверняка должен был догадаться, кто проникся его лицедейством, но предпочёл открыто не называть имени. * Будучи ребёнком и обитая под одной крышей с родителями — до переезда в академию оставалось несколько месяцев, — однажды я стал свидетелем любопытного разговора. По обыкновению бродил по дому неприкаянным привидением и замер у приоткрытой двери, услышав голоса родителей. Они что-то оживлённо обсуждали, изредка переходя на повышенные тона. Увлечённые процессом, они ничего вокруг не замечали, потому я мог свободно подслушивать, не опасаясь быть застуканным на месте маленького преступления. В ходе того разговора прозвучала фраза, врезавшаяся в память на долгие годы и отлично иллюстрировавшая нынешнюю ситуацию. Никогда ничего не планируй, а если планируешь, заранее смирись с тем, что половине замыслов не суждено осуществиться. Всегда обнаружатся непреодолимые обстоятельства или люди, вмешивающиеся в ход событий и навязывающие свою точку зрения. Это произошло и с нами. Ничто не предвещало, но случилось ровно то, что случилось. Повод всерьёз задуматься, если не над своим поведением в глобальном смысле, то хотя бы о ближайшем будущем. Каким оно будет, какие сюрпризы и перемены с собой принесёт. Мы собирались, как было оговорено ранее, посетить благотворительный вечер. Заканчивали последние приготовления. Я пытался подобрать галстук, но, как назло все они вызывали глухое раздражение, уничтожая гармоничный образ. Келлан раздавал последние указания охране. Мы выезжали из городской квартиры — сопровождение было небольшим. Двое охранников, точнее, охранник и водитель. Остальные должны были присоединиться позднее. После провального покушения на мою жизнь, оставившего первый шрам — да, тот самый, на ладони, — повторных попыток нападения никто не предпринимал. Жизнь вошла в привычное русло, риски колебались на уровне ниже среднего, потому Келлан был уверен, что минимума охраны нам вполне хватит. В доме Кевина никакой опасности не существовало — там своей охраны было немало. Кроме того, среди приглашённых мелькало столько громких имён — печально знакомые мне Ортега, Мюррей и иже с ними, — что сунуться туда с оружием наперевес мог лишь чокнутый самоубийца, неспособный трезво оценивать риски. Его разобрали бы на кусочки, сожгли и развеяли прах по ветру. — Машина готова, — сообщил Келлан, останавливаясь у меня за спиной и убирая телефон в карман. — Последняя возможность, — хмыкнул я. — На что? — Наплевать на приличия, обязывающее положение, прочую чушь, а остаться дома и... Я не договорил, вместо этого развернулся лицом и потянулся к ремню на брюках Келлана. Ухватился за пряжку. Келлан усмехнулся удовлетворённо, забрался ладонями под ткань пиджака, впечатывая меня в себя. Я не успел опомниться, а уже был прижат к стене и с жадностью отвечал на поцелуй. Который, впрочем, продолжался недолго и закончился совсем не так, как мне того хотелось. — Детка, — проникновенно произнёс Келлан, — нам пора. При любых других обстоятельствах, я бы с удовольствием откликнулся на твоё предложение, но сегодня нужно присутствовать на вечере. Когда он закончится, я весь в твоём распоряжении. Можешь делать со мной, что хочешь. — Обещаешь? — Торжественно клянусь, — ответил он, приложив ладонь к груди. Я закатил глаза. Ну-ну. Когда клятвы этого альфы что-то значили? Он обещал никогда не причинять вреда определённому человеку, через пару часов отдавал приказ о его убийстве, с лёгкостью выписывал билет на тот свет, а потом смеялся над чужой наивностью. Впрочем, на сексуальные аппетиты он никогда не жаловался и трахаться любил. В данном случае мог и не солгать. Прихватив ключи от квартиры, я направился к выходу. Заставил себя перешагнуть через порог, задавив неприятное, саднящее чувство, проснувшееся в глубине души. Оно походило на ядовитую занозу, которую никак не получалось подцепить и выбросить. Я осознавал важность присутствия Келлана на вечере — если он вбивал что-то себе в голову, вышибить эту убеждённость можно было разве что с мозгами, — но продолжал считать озвученные мотивы чушью собачьей. С тем же успехом деньги перечислялись на счета фонда без вылазки из дома, а почтение выражалось отправленным букетом цветов и каким-нибудь комплиментом, вроде «Сладострастия», презентованного мне однажды. Для вдовствующего благотворителя следовало подобрать что-то соответствующее статусу, а не безвкусицу и пошлость. Он ведь увлекался чем-то, как вариант, коллекционировал. Манёвренность никто не отменял, но Келлан настаивал на личном визите. За что и поплатился. Первое, что меня удивило — тишина, стоявшая на подземной парковке. Слишком тихо. Непривычно. Тишина не успокаивающая, а дёргающая за нервы. Мёртвая. Я отлично помнил миг, когда мы вдвоём с Келланом стояли на парковке, сразу после показа. Он видел не мужа, а прекрасного незнакомца, я — ублюдка, поломавшего мою жизнь однажды и предлагавшего повторно шагнуть в одну и ту же реку. Тогда мне тоже было не по себе, но такого липкого страха не ощущалось. Сейчас... Сейчас всё складывалось отнюдь не столь радужно. — Келлан, — позвал, и эхо моего голоса разнеслось по помещению. А потом я подошёл к автомобилю и увидел... его. Их. Ещё недавно живые и здоровые, полные сил альфы, были безоговорочно мертвы. Одного смерть настигла прямо в машине. Саймон сидел на водительском сидении, рядом лежала начатая бутылка с минеральной водой. Со стороны могло показаться, что он просто устал и уснул. Но стоило присмотреться внимательнее, и сразу становилось понятно, что для него сон — явление не временное. Ему выстрелили прямо в голову, но каким-то чудом умудрились не разнести её, будто переспелый, начавший подгнивать арбуз. Не было стандартной тошнотворной картины с осколками костей, с потёками крови и мозгов. Было лишь аккуратное круглое отверстие прямо посреди лба. Ричарду досталось сильнее. Он лежал на полу, и из его раскуроченной выстрелом головы успела натечь и подёрнуться плёнкой внушительного вида лужа. Было глупо надеяться на благополучный исход дела, но я всё равно присел на корточки рядом с ним и потянулся к шее, прощупывая пульс. Разумеется, потерпел фиаско — пульса не было, ни намёка на него. Неприятная на ощупь кожа. Липкая и холодная. Келлан не произнёс ни слова. Подошёл и остановился у меня за спиной. Так и не сдвинулся с места, оставаясь сторонним наблюдателем. А я расстегнул кобуру и забрал пистолет Ричарда. Чувствовал: преступник где-то рядом, и оружие ещё понадобится. Всё завертелось стремительно. Они появились буквально ниоткуда, словно из-под земли выросли или обладали способностью становиться невидимками. А теперь решили разом скинуть маскировку и оторваться по полной программе, начав палить по живым мишеням. Стоило подняться на ноги, и в тишине прозвучал первый выстрел — не предупреждающий, не в воздух. Дуло автомата было направлено прямо на меня, в меня же и выстрелил человек, стоявший в отдалении. Я не видел лица потенциального убийцы, оно было закрыто тёмной тканью — только глаза в прорези маски выделялись на общем фоне. Келлан сориентировался гораздо быстрее, схватил меня в охапку и оттолкнул. При падении я приложился плечом, но даже не зашипел. Быстро сообразил, что к чему, и к каким последствиям приводит щёлканье клювом. Проверил магазин. Больше десятка патронов. Если повезёт, смогу отбиться. Единственной преградой между нами был ровный ряд дорогих автомобилей. Где-то на середине пути мы должны были встретиться. Кто-то умереть, кто-то победить. И мне совсем не хотелось оказаться в числе первых. — Стреляй, — приказал Келлан, оказываясь рядом. — Стреляй, как только увидишь кого-то из них, и ни о чём не задумывайся. Понял меня? — Да, — коротко отозвался я. Келлан поцеловал меня, а потом на мгновение прижал голову к своему плечу и коснулся губами волос. Не самые уместные в сложившейся ситуации поступки, но создающие видимость беззаботности. Словно это всё неправда, и мы всего-то находимся на съёмках дрянного детектива с элементами эротики. Режиссёр, оставшись удовлетворённым, не торопился останавливать процесс. Камера работала, он грыз фисташки и наблюдал, гадая, к чему всё придёт. Делал ставки. Принимал чужие. Мы прижимались к машине, вокруг визжали сигнализации, звучали частые выстрелы, словно убийцы, сунувшиеся на стоянку, палили куда попало, на удачу. Шаги их казались оглушительными, а Келлан сидел невозмутимый. И убаюкивал меня, как ребёнка, шепча, что всё будет хорошо, всё обойдётся, не забывая при этом отстреливаться. В отличие от меня, он всегда — предусмотрительно — носил с собой пистолет. И какой-никакой запас патронов. На всякий случай. Похоже, мне стоило последовать примеру и обзавестись оружием. — Вот тебе и благотворительный вечер, — прошептал я. — Самое то. — Считаешь? — Я проявлю милосердие и пристрелю их всех быстро. Никого не заставлю долго мучиться, — хмыкнул Келлан. — Давай, малыш, пора менять дислокацию. Пистолет в руке был тяжёлым. Рукоять как будто тонну весила, но я не чувствовал страха, паника не держала за горло и не заставляла терять сознание. Оружие прибавляло уверенности. Я знал, что смогу выстрелить, если понадобится. Келлан, несомненно, знал, что однажды навык владения оружием мне пригодится, потому-то в относительно мирное время таскал за собой на тренировки. В первый раз я едва не вывихнул себе плечо, не рассчитав силу отдачи. Во второй был умнее и не совершал ошибок. На третий начал ловить от происходящего кайф. На четвёртый просил пострелять ещё. Келлан улыбался и говорил с гордостью: — Моя школа. На тренировках он стоял за спиной и направлял. Иногда словами, а иногда — действиями. Прижимал к себе, его ладонь ложилась поверх моей. Раздавался выстрел, Келлан разворачивал меня лицом к себе и целовал, не забывая хвалить. Отвечая на поцелуи, обнимая за шею, продолжая держать оружие в руках, я представлял, как однажды наставлю пистолет прямо на него. Он будет ползти, оставляя на полу кровавые разводы, беззащитный, ошарашенный, не понимающий, как так получилось, что хищником стал его ручной зверёк, а он вдруг превратился в виктима. Во мне не жила всепрощающая любовь. Я помнил данное самому себе обещание. То самое, о кусках стекла. Помнил и собирался однажды претворить в жизнь. Но время ещё не настало. Тренировался с мыслью о других неминуемых жертвах. Не сомневался, что после продолжительных и весьма интенсивных тренировок смогу убить человека, если того потребует ситуация. Сделать это пришлось раньше, чем предполагалось. Я его убил. Молчаливого, облачённого во всё чёрное и уверенного в своей победе. Единственное, что помнил — равнодушный взгляд блёкло-голубых глаз, удивление, мелькнувшее в них напоследок. И то, как расползалась по полу красная краска... Проще было думать, что это именно она, а не что-то другое. * Стихли выстрелы столь же внезапно, как и начались. Пуля, которую незнакомый альфа выпустил в меня, прежде чем попрощаться с этим миром навсегда, отхватила часть мочки; на рубашку капала кровь. Я сидел, прислонившись спиной к чьей-то «Феррари» и ощущая холод металла сквозь ткань рубашки. В голове крутилась нелепая мысль: эта машина такая же красная, как... Перед глазами промелькнул персональный парад ассоциаций. Как лужа, вытекшая из головы Ричарда. Как розы, которые Келлан дарил мне накануне. Просто так, без повода. Как его рубашка, надетая на благотворительный вечер. Как кровь, которая вскоре затопит всё вокруг. На время наступила тишина, а потом мир заполнился звуками. Морем их. Сирены полицейских машин и кареты «скорой», огромное количество людей, одномоментно оказавшихся на парковке. Словно купол, под которым нас удерживали, вмиг разрушился, и они получили доступ внутрь. Пришли оценить масштаб катастрофы. Слышал их голоса, но не мог заставить себя пошевелиться, хоть как-то напомнить о своём существовании. Попросить о помощи. Сказать, что жив. Последнее закономерно — не чувствовал себя таковым, вот и молчал. Я убил человека. На руках появилась первая кровь. Все самые мрачные предсказания оправдались. Я стал монстром. Таким же, как все те, кого отчаянно ненавидел. Но вместо того, чтобы раскаиваться, рвать волосы на голове и посыпать её пеплом, приходил к выводу, что ни на секунду не раскаиваюсь. Не было другого шанса на спасение. Меня просто поставили перед выбором и насильно заставили его сделать. Не было здесь огромного разброса вариантов. Либо я, либо меня. Третьего не дано.