Разбуди меня

Впервые я увидел его на экране ноутбука. Он смотрел прямо в камеру, улыбался и не переставал говорить гадости. Рафинированное создание, считающее себя совершенством. Внешне — очередная блондинистая куколка из армии клонов, побывавших в разное время в постели моего мужа. Поразительно, что на этот раз обошлось без поползновений на творчество и без принадлежности к фэшн-индустрии. У Мартейна Дарси не было ни модельного прошлого, ни пары ролей — не имеет значения, эпизодических или главных — в анамнезе. Он не появлялся на светских мероприятиях и вообще, как гласил полученный отчёт, шумным вечеринкам предпочитал затворнический образ жизни. Учился в университете, собирался стать психологом, дважды в неделю посещал бассейн, подрабатывал в книжном магазине. Был отличником до мозга костей и отнюдь не походил на плохого мальчика, по которым отчаянно тащился мой покойный супруг. Оставалось лишь догадываться, где этот образцово-показательный элемент умудрился познакомиться с моим мужем, и чем — привлечь, если, по большей части, был похож на прежнего меня. Невыносимо раздражавшего Келлана одним фактом своего существования. Познавательное видео попало на стол с опозданием. Вообще-то флэшка оказалась у меня в руках гораздо раньше. Курьер доставил небольшой подарок прямиком в здание суда. После заседания мне передали всё в целости и сохранности. Я сунул флэшку во внутренний карман пиджака и благополучно о ней позабыл. Потому что... Потому, что именно в тот день мы с Келланом собирались поужинать в ресторане, но убийца, чьё имя до сих пор оставалось неизвестным, сорвал нам обоим планы. Потом стало не до того. Как итог, о презенте я вспомнил только теперь. — Проверишь? — спросил, положив его Дэриэну на стол. — Что там должно быть? — Понятия не имею. Подарок от доброжелателя. Не хочу, чтобы мои файлы пожрала или выставила на всеобщее обозрение вирусная дрянь. — Давай, — ответил он, подтягивая ближе листок, на котором лежала флэшка. Содержимое оказалось немного не таким, как я предполагал. Подарок прислал не очередной любитель рассуждений о мёртвых шлюхах, а юный — в полученном позже профайле был прописан возраст, полные восемнадцать лет — омега с ангельской внешностью. Впрочем, ненавидел он меня не меньше, чем Брайан. Не произнёс этого открытым текстом, но истинный смысл, вложенный в послание, с лёгкостью прочитывался между строк. Милый, наивный и возвышенный — исключительно внешне — порадовал омерзительного соперника внушительным по продолжительности куском хоум-видео, промотав которое до конца, я впервые увидел на экране не только копну светлых волос, гибкую спину и задницу, к которой Келлан проявлял повышенный интерес, но и лицо. Поистине кукольное. От природы, а не по прихоти пластических хирургов. Естественная красота. Омега сидел, закинув ногу на ногу, время от времени поправлял и без того идеально лежавшие волосы, перекладывал книги, лежавшие на столе. Взгляд зацепился за имена довольно известных поэтов прошлых веков — я оценил попытку демонстрации интеллекта, пусть и поданную топорно. Как будто все эти имена должны были произвести впечатление и заставить меня позеленеть от зависти. Во внешности было что-то неземное, в манерах — увы, — нет. Омега открыл рот, и мне захотелось приложить его лицом о стол. Не просто приложить и тут же отпустить, а основательно повозить, не позволяя вернуться в исходное положение. За время просмотра порнографического ролика не вспыхнуло ни капли ревности. Это было... обычное видео эротического содержания, снятое любителем. Ничего особенного. Основы долбёжки в задницу для начинающих. Удивиться там можно было разве что умению омеги выбирать ракурсы получше. Кажется, об актёрстве он всё-таки втайне мечтал. А, может, и не втайне. Может, роман с Келланом был для него шансом добиться желаемого в перспективе. Единственное, что привлекло внимание — тот самый, любимый Келланом в последнее время жест. Соединённые ладони, переплетённые до боли пальцы. Возить Мартейна лицом по столу собирался вовсе не из ревности. Он бесил своей непроходимой тупостью, и я заранее сочувствовал тем несчастным, которые решились бы заглянуть на приём к подобному специалисту. Сомнительная перспектива. Приди, отвали деньги за помощь и обзаведись дополнительными проблемами. Вместо того чтобы избавиться от дерьма, плещущегося в черепной коробке, получи двойную его порцию. Вся аргументация существа сводилась к нескольким пунктам. Он умён, молод, красив, а, значит, обладает всем тем, что недоступно мне. По его мнению, для омег страшная цифра двадцать семь означала глубокую старость, а мои профессиональные достижения целиком и полностью являлись заслугами Келлана, продвигавшего бездарный балласт. То, что с моей помощью Келлан неплохо сэкономил на услугах адвоката, ему в голову не приходило. Возможно, он не слышал о моих победах. Максимум — в общих чертах. Детали от него ускользнули. Если Мартейн обладал чем-то в действительности, то только раздутым до небес чувством собственного величия, неподкреплённым реальными достижениями. Бесконечные «я», бесконечный же упор на то, насколько жалки омеги, старающиеся всеми силами удержать законного супруга рядом, привязывающие их к себе сообщениями о смертельных болезнях или ещё чем-нибудь. Я наблюдал за клоунадой на экране, закрыв уши наушниками, крутил в пальцах карандаш и пытался понять, когда закончится поток бреда. Промелькнёт ли в словесном потоке дерьма хоть одна здравая мысль? Похоже, надежды были напрасны. Будущая звезда психологии с уверенностью, поражающей в самое сердце, несла чушь в массы. Почему-то ему в голову ни разу не закралось подозрение, что слова Келлана могут оказаться ложью, а разводиться благородный мистер Свон отказывается совсем по другим причинам. Виной тому не моё слабое здоровье и не уговоры, которыми я его останавливаю. У него были причины держать меня рядом. Это я нужен был Келлану, а не он мне. А соперник, которому он, Мартейн, так старательно сочувствует и желает однажды обрести семейное счастье с кем-нибудь другим, вовсе не так уродлив, фригиден и смертельно болен, как в рассказах третьего лица. Второй раз мне довелось пересечься с ним на кладбище. Похоже, кое-кто решил внести разнообразие в свою жизнь и начал осваивать новый маршрут. Могила любимого альфы, с которым его разлучила жестокая сука-жизнь. Я наблюдал за парнем, сидя в машине. Он шёл, прижимая к груди чахлый букет неизвестных мне жёлтых цветов, а потом курил у ворот, нервными движениями стряхивая пепел. Подглядывая за ним в реальности, убедился: камера его любит. Нисколько не уродует, даже добавляет шарма. В жизни он выглядел немного помятым и растрёпанным. Возможно, действительно переживал и искренне горевал. В данном случае, я не разделял его чувства. Сомневался, что однажды сумею это сделать. Для меня смерть Келлана не стала великим горем и поводом превращаться в заплаканное, непричёсанное, бледное привидение, тенью шатающееся по городу и оплакивающее любимого. Третья встреча состоялась не по прихоти судьбы. Её инициатором стал я. Сам же выступил и в качестве организатора свидания. Мартейн наверняка не догадывался, чем закончится очередной рабочий день. Не ожидал, что игла вонзится под кожу, по венам растечётся снотворное, и маленький, глупый Белоснег, однажды решивший побороться топорными методами за своё счастье, погрузится в сон. Будет коротать время в ожидании, когда принц придёт, чтобы спасти его. Желание не исполнилось. Или исполнилось, но совсем не так, как рассчитывал этот романтично настроенный юноша. Вместо принца пришёл злой волшебник и семь его подручных палачей. Сейчас они исчезли, а он стоял рядом и внимательно рассматривал пленника. Протянул руку, затянутую в кожаную перчатку, и осторожно провёл ладонью по растрёпанным волосам, убирая их за ухо. Погладил по щеке, очертил контур разбитых губ, коснулся плеча, отмеченного наливавшимися всеми оттенками фиолетового синяками. Стянул с глаз повязку, стёр белёсую дорожку, стекавшую по подбородку, и отшвырнул испорченную ткань. Усмехнулся и, взяв с подноса, стоявшего на столе, полный стакан с водой, резко выплеснул содержимое Мартейну в лицо. Метод Келлана, некогда применённый ко мне и взятый на вооружение. Очевидно: злым волшебником для Дарси был я. Мартейн слабо застонал и открыл глаза. Заметив меня, побелел, как полотно. Вычурный, мозговыносящий образ. Самый нелепый из всех выходов, что можно придумать. Фантастически безвкусный и столь же фантастически дорогой костюм, множество перстней, унизывающих пальцы, и меховое боа, иррационально длинное, а потому постоянно подметающее пол. Я был карикатурным омегой, о которых обычно говорят, что чувство стиля в их жизни отсутствует, как класс, зато приоритетным в выборе одежды остаётся критерий «дорого-богато». Не важно, как сделано. Главное, чтобы сразу бросалось в глаза. Загоны тех, кто выбивается в высшее общество из низов, но не способен изменить себя до неузнаваемости. Можно вывезти омегу из сельской местности, но вытравить из него это самое село нереально. Одежда чуть ли не ярлычками наружу и стремление показать всему миру, что, хэй, смотрите все, у меня есть деньги. Много денег. Просто куча бабла. — Привет. И добро пожаловать. Не чувствуй себя как дома. — Ты... — начал он и запнулся. — Только не говори, что не знаешь, с кем разговариваешь. Иначе буду смеяться. Как можно не знать, если недавно утверждал, что умнее, красивее, моложе и, соответственно, лучше меня? Мартейн попытался дёрнуться, но потерпел поражение. Его руки были крепко связаны за спиной. Ещё одна из моих сомнительных прихотей. Он не выдвигал предположений и не задавал наводящих вопросов. Вообще не пытался повторно завести разговор. Зато внимательно наблюдал, сверлил взглядом спину между лопаток. Покусывал губы, и без того окрашенные кровью. Мои пальцы медленно скользили по любимым игрушкам, разложенным на столе. Метательные ножи на любой вкус и цвет. Широкие и узкие, короткие и длинные. Но все, как один, опасные. Способные превратить идеальную кожу на неидеальном, но, судя по видео, довольно привлекательном теле, в сплошную рану, если вдруг не сумею удержать себя в руках. Я вообще не собирался его резать. Ему должно было хватить того, что уже произошло. — Как видишь, детка, — произнёс, определившись с выбором, — альфы склонны к преувеличению. Одни очень любят рассказывать, как многого добились, в то время как за душой у них ни гроша. Другие действительно богаты, и им не приходится выдавать машину, взятую напрокат на пару часов, за свою собственную. Но так случается, что эти альфы давно и прочно связаны брачными узами. Однажды в жизни альфы появляется совсем зелёный дурачок, позволяющий вешать лапшу на его ушки. И альфа включает фантазию на полную катушку, методично укладывая законного супруга в могилу, придумывая сотни отговорок, чтобы не расторгать брачный договор и не бежать тот же час к своей новой любви. Тогда зелёный дурачок берёт и записывает проникновенное, до глубины души пробирающее видео, в котором рассказывает о силе любви, которой накрыло их с чужим альфой. Здесь стоило бы остановиться, подумать несколько раз и стереть послание к чёртовой матери. Но... нет. Наш маленький и глупый омега окончательно доказывает, что, несмотря на заявления, сделанные перед камерой, мозгов у него нет. И добровольно передаёт в руки врага роскошный компромат, который при желании можно слить в интернет, сделав тебя звездой любительского порно. — Ты... — повторил он. Продемонстрировать красноречие не получалось, хоть он и старался держаться, не срываясь в истерику, не захлёбываясь рыданиями, не посылая в мой адрес тысячи проклятий. Повод был. Весомый. Более чем весомый. — А ещё у таланта могут появиться поклонники, желающие понять, настолько ли хорошо ты выглядишь в жизни, как и на видео. Так ли громко кричишь и стонешь. Так ли самозабвенно отдаёшься процессу. Что ж, дебютная работа мне действительно понравилась местами, но в целом показалась скучноватой. Пришлось слегка переписать сценарий и расширить список актёров. После сегодняшних съёмок можешь с гордостью считать себя главной звездой фильмов для взрослых и рассчитывать на победу в номинации «Лучшая групповая сцена». Уверен, никто не справился бы с этой ролью лучше. Действительно... Куда фригидным сукам до искренне любящего тебя, правда? Его рубашка была разорвана, запястья, перетянутые грубыми верёвками, стёрты до крови, ссадина в углу рта привлекала к себе повышенное внимание, словно диковинный красный цветок, расцветающий на фоне белоснежной кожи. Я придумал для него один из самых омерзительных способов мести. Быть может, не столько для него, сколько для Келлана. Если нельзя отомстить мертвецу, можно взять на заметку его близких и нанести удар по ним. В отличие от Брайана, Мартейн не подвергался систематическому избиению. Намеренно не было пролито ни единой капли его крови. В его случае было не насилие, но изнасилование. Несколько мужчин. Повязка на глазах. И... невозможность сопротивляться. Он не знал, кто находится рядом. Не знал, кто его трахает. Он был напуган и раздавлен. На коже оставались сотни прикосновений, казавшиеся грязью, от которой невозможно отмыться. А мозги, прекрасно соображавшие и осознававшие, готовились с минуты на минуту взорваться и уродливыми ошмётками расползтись по стенкам черепной коробки. Он кричал. Сначала во всю глотку. Голос — единственное, что у него оставалось. Но и тот, в конце концов, предал. Потом хрипел. Потом молчал, а по щекам текли слёзы. Я не спускался вниз. Стоял наверху, смотрел на блондинистую макушку, на обращённое к потолку лицо, искривлённый отчаянным криком рот. Пил шампанское и наблюдал за происходящим с невозмутимостью эмоционального импотента, не имеющего ни малейшего представления о жалости и сострадании. Мне было больно. Не физически. Нет. Раздирало на части от ужаса, что всё это устроил я, а перед глазами стройными рядами вставали события прошлого. Чёрная лента, наброшенная на шею, уплывающее сознание, разбросанные шахматы, битое стекло. Ткань, вспыхивающая и прилипающая к коже намертво. Ожоги и боль, от которой хотелось выть. Ботинок, приземляющийся на раскрытую ладонь и вдавливающий в неё стеклянную крошку. Окровавленные бёдра. Маленькая история большой трагедии. Я жалел и раскаивался в содеянном. Понимал, что фактически ломаю Дарси психику, как когда-то поломал мою собственную Келлан. Но всё равно не взмахнул рукой и не приказал остановиться. Довёл всё до конца. Что-то вроде дела сомнительного принципа. Он был надломлен. Он был на грани. И тут появился я. — Скажи, — попросил, вновь наполняя бокал до краёв и отпивая немного, — чем ты руководствовался в своих поступках, когда записывал это видео? Когда передавал его мне? На что рассчитывал, говоря, что между вами любовь, а я грёбаная преграда на пути к вашему счастью? Или дар красноречия прорезается только в тех случаях, когда красуешься перед камерой, которую сам установил, а произносить нужно речь, заранее написанную и неоднократно отрепетированную? Хватит тишины. Скажи что-нибудь, детка. — Ты жалкий, — усмехнулся Мартейн. — Теперь я окончательно в этом убедился. Не можешь смириться с тем, что Келлан действительно любил меня, а с тобой жил только из жалости? — Любовь Келлана в задницу себе засунь, — посоветовал я, отставляя бокал. — Можешь неоднократно. Мне она всё равно никогда не была нужна. И если думаешь, что стал первым, кто мне такое говорит, придётся огорчить. Не первый. Не умри мой муж так рано, не был бы и последним. Боа спланировало на пол, я шагнул вперёд, а Мартейн непроизвольно сжался. Бравада приказала долго жить. Всё, на что хватило красноречия — сомнительный аргумент о зависти и искренней любви, исключительно на него направленной. Взгляд Мартейна будто намертво прилип к лезвию ножа, крепко зажатого в моей ладони, а всё остальное перестало существовать. Подойдя ближе, я влепил ему пощёчину, а он зашипел сквозь стиснутые зубы. Голова мотнулась в сторону. Беспомощный, неспособный оказать сопротивление. Словно моя собственная проекция, вылезшая из прошлого, которую хотелось уничтожить без остатка. Разбить на части, чтобы не было ни единого напоминания о её существовании. Я присел на корточки рядом с ним и положил ладонь на живот, погладив с показной нежностью. — Альфа или омега? — спросил, перехватывая перепуганный взгляд каре-зелёных глаз. — Ну же! Отвечай. — Не знаю, — прохрипел он. — Срок маленький, поэтому... Голос предал повторно. В тот самый миг, когда я перебросил метательный нож из одной руки в другую, и острый кончик лезвия вплотную прижался к коже. Мартейн не лгал. Срок был мизерным, а живот — почти плоским. Но мы оба знали, что внутри этого омеги зародилась новая жизнь. Подтверждения тому без труда обнаружились в его медицинской карте, которую я успел изучить. Ошибки не было. Ребёнок. Ребёнок моего мужа. Келлан продолжал верить, что омеги, ложащиеся в его постель, не забывают о блокаторах, потому не придут к нему однажды с сообщением о беременности. При всех его гениальных криминальных талантах, в некоторых сферах жизни он оставался потрясающе безалаберным. Как будто не понимал, что есть омеги, которые обязательно захотят привязать его к себе ребёнком. И их не остановят угрозы о разрыве отношений в случае залёта. Они до последнего момента будут думать, что ребёнок нужен кому-то, кроме них. — Давай, расскажу тебе одну занимательную историю, — предложил я. — Когда-то на свете жил один мальчик. Хороший, воспитанный, интеллигентный. Мальчика звали Кэмерон, а жизнь его должна была быть сказочной. Во всяком случае, ему об этом постоянно говорили, а были и те, кто завидовал. Ещё бы! Богатые родители, отличное образование, возможность жить в своё удовольствие. Красавец-муж, с которым мальчика обручили, когда на губах молоко обсохнуть не успело. Но мальчик очень скоро понял, что сказки не будет. А если будет, то только та, что написана кровью... Он слушал, затаив дыхание, словно боялся, что от слишком шумного вдоха или выдоха рука сорвётся. Лезвие продолжало упираться в живот, а я смотрел перед собой и рассказывал свою историю до превращения в гордую птицу, способную уничтожать всех, кто встанет у неё на пути. Историю гадкого утёнка и сломанной бабочки, окончательно умершей на полу душевой кабины. — Думаешь, мой муж был принцем? — спросил. — Я... — начал он и снова заткнулся, не сумев отыскать нужные слова. — Никогда. Ни при каких обстоятельствах он таким не был, — горько усмехнулся я. — Хотел занять моё место? Увидеть, как живёт и чем дышит Келлан? Вот. Увидел. Не благодари. То, что сегодня случилось с тобой — часть его жизни. Нет, не так. Это его настоящая жизнь. Верхушка айсберга, торчащая из воды, в которую лучше не лезть. Она тёмная и холодная. Она поглотит тебя и уничтожит. — Угрожаешь? — Снимаю розовые очки. И на всякий случай предупреждаю. Не пытайся искать справедливости. Доказать ничего не сможешь. Все синяки и ссадины легко списать на банальную драку. Следов спермы не осталось. Снятое видео я тебе не отдам. Не волнуйся, распространять не стану. Пересмотрю разок под настроение и уничтожу. — Чокнутый ублюдок. — Самое главное. Дженсен мой хороший друг. Он не поверит, что я мог организовать подобное. — Дженсен? — переспросил Мартейн. — Кордова. Глава полицейского департамента. Мартейн вздрогнул. Кажется, действительно верил в правосудие и собирался лететь в полицейский участок сразу после того, как выберется отсюда. Мои слова обрубили ему крылья и уничтожили надежду. Наверное, он не согласился бы, но я считал его счастливчиком. Он был одним из немногих, у кого имелся шанс на освобождение. Я не собирался убивать юного мистера Дарси. Лишь того, кто жил внутри него. Куда более щадящими методами, чем использовал в отношении меня Келлан. Нож, приставленный к животу, заставил Мартейна напрячься. Наверное, он тоже помнил историю о сумасшедшем омеге, однажды пырнувшим себя в живот, чтобы избавиться от нежеланной беременности. Примерял ситуацию на себя, с поправкой на то, что будущий папа и псих с ножом были разными людьми. Этот пол давно превратился в, своего рода, жертвенный алтарь, видевший огромное количество крови и мёртвых тел. Никто бы не удивился, появись она здесь вновь. Но я так и не пустил нож в ход. Размахнувшись, швырнул его и прикрыл глаза, слыша характерные звуки. Рассекаемый воздух и стук, с которым лезвие входит в твёрдую поверхность. Отойдя ненадолго к столу, вернулся обратно с полным бокалом и таблеткой. — За тебя, — прозвучал лживо-радостный тост. — И за вашего с Келланом ребёнка. Сделал глоток, таблетка проскользнула Мартейну в рот. Он хотел её выплюнуть, но я крепко перехватил его челюсть, не позволяя избавиться от презента. Он подарил мне видео, я ему — преждевременное разрешение от бремени. Никто из нас о подобном не просил, мы сами решили, как будет лучше для другого. Новационные таблетки, разработанные в лабораториях моих родителей, так и не получившие доступа на широкий рынок. Они задумывались, как спасение для омег вроде меня, для которых период беременности мог стать последними днями жизни. Благое начинание, которое, попав в массовое производство, могло превратиться в огромную проблему. Официально запрещённое, лекарство продолжало выпускаться ограниченными партиями. На таблетки подобного рода всегда был спрос, и стоили они немало. В своё время, многое отдал бы за них, но Келлан решил, что мне нужно выносить ребёнка и откинуться прямо в родильном доме. — Что это за дрянь? — выдохнул Мартейн. — Витаминки для беременных, — солгал я. — Забота о здоровье будущего папы и его малыша. Не могу не беспокоиться о ребёнке Келлана. По глазам было видно: он понял, что произошло. Догадался. Полностью осознал. Пришёл в ужас. — Дрянь! Сука! Сволочь! Ты не имеешь права! Ты не можешь... Не можешь! — заорал, пытаясь добраться до меня, но вместо этого завалился набок вместе со стулом и оказался лежащим у моих ног. Тут же притих, представляя, видимо, как носок ботинка врезается в челюсть, ломая её. Или в живот. Или под рёбра. Но я стоял неподвижно. Не бросался на него. Не хватал за волосы, не подтаскивал ближе, требуя, чтобы он вылизывал ботинки и вымаливал прощения. Он знал, на что идёт, когда ложился в постель чужого мужа. Должен был догадаться, что измены — не предел мечтаний для омег, на головах которых вырастают ветвистые рога. Меня новость не задела, но многим, оказавшимся на моём месте, было бы больно. Он должен был понять, что отправленное видео рано или поздно дойдёт до адресата. И не факт, что тот начнёт заливаться горькими слезами. Он должен был отдавать себе отчёт в совершаемых поступках и не жаловаться, когда ответная реакция не заставила себя ждать. Принять, как должное. — В следующий раз выбирай любовников тщательнее и избегай женатых альф, как огня, — посоветовал я, наклоняясь, подхватывая боа и уходя. Он не заплакал в моём присутствии, но стоило закрыть дверь, и помещение заполнилось диким воем отчаяния. Самым страшным, что когда-либо доводилось слышать. — Ножи убрать, видео уничтожить. Мальчишке успокоительного — и домой. Пусть проснётся в своей кроватке и думает, что ему приснился страшный сон, — отдал инструкции своим людям и зашагал дальше, снимая отвратительные в своей вычурности украшения. Я выпил за этот вечер несколько бокалов шампанского, но оно шло, словно вода. Требовалось что-то крепче. Гораздо. Чтобы вышибло мозги, подобно точному хэдшоту и позволило забыть о случившемся в зале для допросов. К моменту, когда раздался настойчивый стук в дверь, я успел почти полностью высосать бутылку виски. Сидел на балконе, прислонившись спиной к стене, кутался в меха и обливался слезами, не до конца понимая, какими они были. То ли пьяными, то ли искренними. Визитёр, не получивший ответа, постучал ещё раз. Я усмехнулся. — Катись к дьяволу, Чейзер! — крикнул, уверенный в том, что это он. Пришёл по мою душу, от которой отказались бы даже в аду. Не ошибся в предположениях. Дэриэн пересёк комнату и вскоре вышел на балкон. Посмотрел сверху вниз. То ли осуждая, то ли находя таким же жалким, каким видел меня Мартейн. — Кажется, я сказал тебе катиться... — Собственно, к нему я и прикатился, — усмехнулся Дэриэн. — Пришёл сказать, что указания выполнены. Дарси доставили домой в целости и сохранности. Насколько это возможно. — Отчитался? — Да. — А теперь — катись, — произнёс я, потряхивая опустевшей бутылкой и поставив её на пол. — Если хочешь быть полезным, принеси ещё виски. — Думаю, тебе на сегодня хватит. — Думать будешь в другом месте, — огрызнулся. — Неси мне... — Зачем ты это сделал? — резко сменил тему Дэриэн. — Чтобы ты спросил. — Я спрашиваю. Зачем? Его взгляд прожигал насквозь. Раздевал. Не в совсем привычном смысле данного высказывания. В глазах Чейзера не было похоти или желания. Он раздевал не тело, а душу. Препарировал слой за слоем, обнажая самую суть, находя запрятанные глубоко-глубоко болезненные воспоминания, резко хватая их и пытаясь вырвать с корнем. Но забывал о том, что мне больно. Хотел, как лучше, но методы выбирал не те. — Это из-за вашего ребёнка? — спросил, не дождавшись ответа. — Да? Или нет? — Сам не до конца понимаю, — честно признался я, прижимаясь затылком к стене и бестолково размахивая руками. — Мы не знаем наверняка, но, может быть, однажды мир скажет мне спасибо за то, что ребёнок монстра не появился на свет. Келлан был чудовищем, и такие, как он... Такие, как я... Мы не должны размножаться. Мы должны подыхать самой страшной смертью, расплачиваясь за всё, что натворили при жизни. Осуждаешь меня, Чейзер? Если да, то не надо. Тебе не понять моих чувств. Ты никогда не был омегой в мире, где всё подчиняется альфам. Никогда не был мной... Бессвязный пьяный бред, подрагивающие губы. Слёзы, не перестававшие литься из глаз. Я боялся посмотреть на Дэриэна и увидеть брезгливость, зашкаливающее отвращение. Прятался в безразмерном меховом коконе и никак не мог отделаться от мысли, что давным-давно проебался по всем фронтам. Всё, что делаю — ошибаюсь. Пытаясь исправить то, что натворил, ошибаюсь вдвойне. А вокруг гибнут люди и льётся кровь. Единственное, что виртуозно научился делать — превращать чужие жизни в руины. Словно мстил всем за то, что моя собственная была разрушена давным-давно. Дэриэн опустился передо мной на колено и, прихватив меховое облако, провёл по щеке, стирая слёзы. Коснулся невесомым поцелуем ресниц. Воспользовавшись моментом, я крепко ухватился за воротник его рубашки, и потянул Дэриэна за собой, прямо на пол. — Трахнешь меня сегодня? — предложил. — Нет, — коротко отозвался он. — Сегодня — нет. Сегодня тебе вряд ли это нужно. К тому же, я предпочитаю активных любовников, а не пьяные дрова. — Ты знать не знаешь, что мне нужно. — Знаю, — твердо ответил Чейзер и, притягивая мою голову к своему плечу, выдохнул: — Плачь, Лорелей. До тех пор, пока слёз не останется. Плачь, не считая их проявлением слабости. И я, перестав сдерживаться, наконец, сделал то, чего отчаянно хотел в этот момент. Больше всего на свете. Не заплакал — зарыдал.