Разбуди меня

Стремление успокоить нервы привело меня в тренировочный зал. Знакомая история и такой же расклад. Несколько глубоких вдохов и протяжных выдохов, прежде чем получится взять себя в руки, максимально сконцентрироваться и полностью погрузиться в процесс. Отточенные до автоматизма действия и движения. Выхватить из подставки нож, размахнуться и швырнуть, с непроницаемым видом наблюдая за стремительным полётом. Когда раздастся тихий стук, и полёт завершится, представить на месте перекладины, в которую вонзилось лезвие, человека, истекающего кровью. Ни тоски, ни жалости, ни сострадания в его сторону. Он заслужил мучительную смерть. Никаких поблажек и никаких уступок. Я швырял ножи один за другим. Собирал их, раскладывал на столешнице, осторожно, с благоговением проводил кончиками пальцев по рукояткам и снова метал, но легче не становилось. Напряжение нарастало, давило на голову, заставляло кусать губы до крови и ждать. Ждать, когда соперник решится выйти из тени и сделать ход. Начался очередной шахматный турнир. И снова не по моей собственной воле — по приглашению, от которого невозможно отказаться. В тренировочном зале Дэриэн и нашёл меня. Когда он постучал, я лежал на столе, крутил в руках нож и предавался отнюдь не сладким грёзам о том, как наношу своему оппоненту раны, и пальцы окрашиваются алым цветом. Как он смотрит, пытается вырваться, но тем самым лишь усугубляет ситуацию, обрекая себя на дополнительные мучения. Бьётся, словно бабочка, посаженная на булавку, рвётся к свободе, не понимая, что для него её не существует. Чем больше усилий прилагает, тем сильнее входит в тело иголка, тем ближе момент его прощания с жизнью. Наивный. Он думал, что из нас двоих именно мне до сих пор, несмотря на многочисленные события, изменившие характер до неузнаваемости, отведена роль бабочки, живущей под стеклом. На самом деле, я давно распрощался с этим статусом, и если своими розыгрышами он хотел сломить меня, то... Похоже, я в очередной раз разочаровал его, плохо усвоив уроки и сделав не те выводы, которых ждали. — Готов? — поинтересовался Дэриэн, подходя ближе и останавливаясь в паре шагов от стола. Электрический свет продолжал танцевать на блестящей поверхности. Я прижал лезвие к коже сильнее, чем прежде. Надавил, но не прорезал. — Как будто бы, — ответил тихо. — Сомневаешься, правильно ли мы поступаем? — Нет. Другого выхода всё равно нет. Поздно отступать. Просто... — Что? — Боюсь, что мы ошиблись, и всё совсем не так, как кажется, — ответил, опустив руку и посмотрев на Чейзера. — Лучше знать наверняка, чем терзаться догадками, — резонно заметил он. — Знаю. Тем не менее... — Если сомневаешься, могу сделать это самостоятельно. — Нет. Хочу... Не то, чтобы хочу. Скорее, я должен присутствовать там и лично удостовериться. Всё готово? — Да. Можем ехать прямо сейчас. — Тогда едем, пока меня не одолели сомнения, и я не передумал, — решительно произнёс, поднимаясь и приглаживая волосы ладонью. — Сейчас или никогда. Всего за несколько месяцев это сомнительное место стало мне практически родным. Нельзя сказать, что подобный расклад радовал. Даже в подростковые годы, когда каждого второго тянет на подвиги, а кладбища становятся едва ли не местом обязательного посещения, я старался их избегать. Не потому, что боялся привидений или куда более опасных, чем безмолвные призраки, бомжей. Тяготила сама атмосфера. Тяжёлая, гнетущая, размазывающая тонким слоем по земле. Увядшие цветы, пафосные надписи, множество пролитых слёз, огромное количество почти осязаемого чужого горя и запах сладковатого тлена, щекочущий ноздри. Последнее, конечно, целиком и полностью лежало на совести разыгравшегося подсознания, но от понимания этого проще не становилось. Никогда бы не подумал и в самых страшных мыслях не предположил, что однажды добровольно отправлюсь на кладбище ночью. Не для того, чтобы прогуляться между могил и поймать частицу своеобразной романтики, обошедшей стороной в юности. С определённой целью, услышав о которой, многие бы открыли рты от удивления и посчитали меня ужасным человеком, плюющим на традиции и на общепринятые правила. Я собирался присутствовать там. Наблюдать, как рабочие разрывают могилу Келлана и достают гроб. Должен был удостовериться, что Чейзер не ошибся — мы закопали другого человека, которого нам подсунул великий тактик и стратег. Келлан с лёгкостью обвёл меня вокруг пальца, наблюдал за происходящим со стороны и посмеивался, подбрасывая проблемы одну за другой. Начиная от появления Брайана, жаждавшего кровавой мести, заканчивая смертью Эндрю и Бруклина, провинившихся лишь в том, что хорошо относились ко мне. А первый ещё и тем, что когда-то помог встать на ноги, отряхнуться и начать жизнь с чистого листа. Вопреки пожеланиям Келлана, мечтавшего видеть меня раздавленным и сломленным. OST... ... OST GHOST Пальцы осторожно вывели надпись на стекле. Если за всем стоял Келлан, мозаика складывалась идеально, кусочек к кусочку. Я понимал его мотивы и стремления. И, кажется, знал, как он поступит с Одри. Разыграет последний козырь с размахом. Нанесёт сокрушительный удар, от которого, по его мнению, уже не оправиться. Сломаюсь, встану перед ним на колени и начну молить о пощаде. Ведь суть омеги, как ни старайся, и сколько усилий не приложи, не переломить ничем, никак, никогда. Отцовский инстинкт рано или поздно проснётся, и я не смогу закрыть глаза на происходящее. Ради ребёнка пойду на всё, приму какие угодно условия, а его смерть уничтожит и меня. Безотказно действующая тактика. Ночь выдалась холодная, дождливая и промозглая. Стоило выйти из машины, как ветер тут же швырнул в лицо пригоршню холодных капель. Я чертыхнулся сквозь зубы, сильнее запахнул полы пальто, спрятал ладони в карманы и решительно зашагал вслед за Дэриэном, боясь отстать и потеряться. Чейзер в темноте ориентировался отлично, и его присутствие поблизости не в первый раз придавало уверенности. Через десять минут мы были на месте и смогли оценить результат чужих трудов. Работа кипела, притом, давно. Я слышал, как ударяются лопаты о деревянную поверхность. С каждым новым ударом мы становились всё ближе к разгадке. С каждым новым ударом ком в горле увеличивался, а на языке всё сильнее расплывался отвратительный привкус, будто я, не разобравшись, хлебнул гнилой воды, а выплюнуть её уже не смог. Мы с Дэриэном махнулись местами. Я стоял впереди, он — у меня за спиной, положив ладонь на плечо и слегка сжимая пальцы. Хотелось прижаться к нему крепче, утонуть в его объятиях, избавиться от внутренней дрожи, но на людях мы продолжали выдерживать дистанцию. Словно между нами ничего не происходило, и единственные отношения, которые нас связывали, идеально вписывались в определение деловых. А ещё — товарно-денежных. Я щедро плачу за безопасность, он охраняет и оберегает нанимателя от неприятностей. Чётко обозначенные рамки, за которые никто из нас не торопится и не рискует выходить. Сплетни, конечно, имели особенность — разлетаться с потрясающей скоростью. Чтобы спровоцировать их поток, ничего толком и делать не приходилось. Достаточно было просто жить. То, что мы с Дэриэном обитали под одной крышей и практически всюду показывались вдвоём служило неплохой основой для многочисленных пересудов, но пока домыслы оставались лишь домыслами. Официального подтверждения о переменах в личной жизни весёлого вдовца никто из журналистов не получал. В принципе, я и не собирался откровенничать с ними, рассказывая о том, кого люблю, кого ненавижу, а кого предпочитаю не замечать вовсе. Стоило подумать об этом, и призрак Келлана снова замаячил перед глазами. — Убирайся, — одними губами произнёс я. К перманентной тошноте добавилось характерное раздражающее чувство в носу, словно вот-вот хлынет кровь. Я приложил ладонь к лицу, закрывая нижнюю его половину, и сглотнул. Что делать, если в гробу не Келлан? Что, если там всё-таки он? * Каждый непрофессиональный шахматный турнир, в котором мне доводилось принимать участие, заканчивался весьма плачевно. За примерами не требовалось далеко ходить. Достаточно было вспомнить Уинстона, проигравшего партию, а после не успевшего отыграться и отправившегося к праотцам. Или Келлана, желавшего переписать существующие правила, придумав новый вариант игры. В которых король, избавившись от статуса самой слабой фигуры становится самым сильным и ходит только так, как сам того хочет, наплевав на мнения и желания других людей. Помимо этих двух любителей шахмат, в моей истории был ещё один. Тот самый, что учил меня играть и однажды, в порыве гнева, едва не разломал доску о голову ученика. Поразительно, что имея в анамнезе подобные истории, сегодня я сам выказал желание сыграть партию. Нужно было привести мысли в порядок. Любимые ножи не спасали, пришлось прибегнуть к ещё одному проверенному средству. Шахматные фигуры не помогали избавиться от ярости, как холодное оружие. Они способствовали её генерации, заставляли не вспомнить всё, но окунуться в прошлое, воскресить его в деталях и мелочах. Возненавидеть сильнее прежнего. Хотя, казалось бы, куда сильнее? Как выяснилось, предела у злости не было. Келлан устал от роли стороннего наблюдателя и решил выйти из тени, подёргав меня за ниточки, привязанные к рукам. Он не был оригинальным. Напомнил о себе, прислав видео, снятое скрытой камерой. Аскетически обставленная комната, и Одри, спящий на кровати. Несколько минут наблюдения в тишине. Затем — требование выкупа. Сам Келлан перед камерами, разумеется, ни разу не засветился, но и без того было ясно, кто стоит за организацией съёмок сомнительной картины. Келлан открыто смеялся, принижая мои умственные способности. Если не догадался, кто с тобой играет, словно с тряпичной мышью, ты идиот. Если догадался, но не сделал ответного шага, продолжив топтаться на месте, всё равно идиот. Тебе со мной не тягаться. Не пытайся. При любом раскладе останешься проигравшей стороной. Я прогнал видео несколько раз, неотрывно глядя в экран, постарался сохранить невозмутимость, в то время как в душе поднимался ураган. Не мог не думать, не мог не обвинять себя. Если бы не прислушался к Эндрю, настоял на необходимости поддержания безопасности на должном уровне, если бы не отпустил их тогда. Должен был догадаться: человек, расписывающий стены агрессивными лозунгами и пытающийся вытравить нас из города огнём и мечом, словно чуму, не остановится ни перед чем. Не ограничится выкриками. Он обязательно перейдёт к решительным действиям, поставит на карту всё и будет играть до конца. Да. Мне не следовало их отпускать. Но теперь поздно посыпать голову пеплом. Нужно действовать, а не тонуть в рефлексии. — Сыграешь со мной? — спросил, заметив Дэриэна. Он появился на веранде как раз в тот миг, когда я разложил доску и принялся доставать из коробки лакированные фигурки, выточенные из дерева. Сосредоточенно расставлял их, отвлекшись ненадолго и вновь вернувшись к созерцанию. Подошёл бесшумно, поставил на столик чашку кофе. Я благодарно улыбнулся. — Спасибо. — Было бы за что. — Раз благодарю, значит, есть повод. Гораздо сильнее хотелось приложиться к виски, нежели к кофе, но временно алкоголь находился под запретом. Если всё выгорит, если план сработает, если всё получится, я обязательно отпраздную победу. А сегодня нужна холодная голова и трезвый взгляд на вещи. — Так что? Сыграешь? — повторил вопрос, не дождавшись ответа. — Шахматы? — удивился Дэриэн, отодвигая стул и устраиваясь напротив. — Почему бы и нет? — Думал, ты к ним больше не прикоснёшься. — Волков бояться — в лес не ходить, — хмыкнул я, покончив с расстановкой фигур; жестом предложил выбрать цвет. Дэриэн усмехнулся, развернул доску. Передо мной оказались стройные ряды чёрных фигурок, перед ним — белые. Очередное напоминание о статусе, и о символе, расправляющем крылья на официальной эмблеме группировки Келлана. — Что ты планируешь делать? — спросил Дэриэн, начиная игру. — То, чего от меня ждут. Но, конечно, понадобится твоя помощь. — Относительно? — Я поеду на место встречи, как того требует таинственный обожатель. Поеду в одиночестве. Для тебя — особое задание. — Тебе не кажется, что это... — Ну же? — поторопил я. — Безумие? — Оно самое, — подтвердил Чейзер, откинувшись на спинку стула и потянувшись к своей чашке. — Если с момента вашего разговора ничего не изменилось, Келлан не станет меня убивать. Ты ведь сам говорил: ему не нужна смерть. Ему нужен момент триумфа и доказательство собственного превосходства, этого он и будет добиваться всеми возможными методами. Самый действенный... — я сделал паузу и выразительно посмотрел на Чейзера. — Твой племянник, — моментально догадался он. — Именно. — Но... — Вот мы и подошли к самому главному. То самое задание, о котором я говорил. Одри. Найди его, отвези в безопасное место, позаботься о нём. И... если со мной что-то случится, не бросай. — А ты?.. — начал Чейзер, но я снова перебил его, не позволив договорить. Со стороны смотрелось крайне невежливо. Но мне нужно было выговориться. От первого до последнего слова, не ввязываясь в споры. Поставить перед фактом и предложить выбор, как в тот день, когда альфы, некогда находившиеся в подчинении Келлана, присягали на верность новому главе. Есть шанс остаться. Есть шанс уйти. Всего один. Выбирай. — Всё сделаю сам. Я собираюсь убить собственного мужа. Сторонним стрелкам уже не доверяю. Не думаю, что он будет стоять неподвижно и ждать, пока я с ним расправлюсь, но рассчитываю на удачу. Если действительно любишь, если предан мне и действительно считаешься с моим мнением, ты не станешь спорить. Сделаешь всё так, как прошу. Знаю, что поступаю правильно, и никто меня не переубедит. Наша шахматная партия ещё не закончилась, но я только что нанёс Чейзеру сокрушительный удар, приняв решение за нас обоих и заранее отрезав все пути к отступлению. Шах и мат, без возможности отыграться. По идее, следовало попросить у своего альфы защиты, прижаться к нему и скулить, что мне страшно, но... прозвучала иная просьба. Решение могло показаться безумным. Быть может, таковым оно и являлось, но я не собирался отступать от выбранной линии поведения. Это было делом принципа. Это была моя война. Только моя. Ничья больше. Это понимал он. Это понимал я. Это понимали мы оба. * Место для встречи Келлан подобрал со вкусом. По всей видимости, руководствовался при выборе желанием надавить на все больные точки разом, пробудить все воспоминания, от которых становится не по себе. Это было странное чувство. Ему удалось удивить и — вместе с тем — не удивить вовсе. Я знал, что он не сможет восстать из мёртвых без размаха, и он оправдал ожидания. Наше сомнительной ценности свидание должно было пройти не где-нибудь, а в доме моих родителей. Напоминание о том, каким я был в момент первой встречи. Каким Келлан забрал меня из института благородных омег. Каким видел идеального мужа, которого мог принять, не чувствуя конкуренции и не устраивая перфомансы ради того, чтобы откатить ситуацию к исходным данным. Денег у меня с собой не было. Я не бежал судорожно в банк, не вытаскивал их из сейфа. Келлану они и не нужны были. Просто он играл по правилам известного сценария. А я не собирался поддерживать его клоунаду. От сопровождения отказался. Взял только кейс. Вместо суммы выкупа в нём лежали несколько ножей, которые могли пойти в ход, а могли и не пригодиться. Разговорами во время игры в шахматы я старался, как можно скорее, расставить все точки над нужными буквами, но обсуждение сменило выбранный курс, затянулось и продолжалось почти до самого утра. Дэриэн не одобрял предложенный расклад. Настаивал, что риск слишком высок и неоправдан, что я намеренно подставляю себя под удар, а Келлан только того и ждёт. В результате — поссорились. Совсем не тот итог, к которому я стремился и которого ожидал. Дэриэн ушёл, оставив меня в одиночестве, я же продолжал сидеть на месте, будто приклеенный. Неосознанно прикасался к воротнику рубашки, затем, когда пальцы соскользнули — к заживающей метке. Не разговаривали почти весь день, и ночевать Дэриэн отправился к себе, проигнорировав факт существования моей спальни. Не подошёл ни утром, ни днём. Не говорил, что снова всё обдумал, просчитал существующие риски и готов внести встречное предложение. Не обещал, что выполнит просьбу. Переступив через гордость, пришлось самому прийти к нему. Постучав, замер напротив двери, боясь пошевелиться. Дэриэн открыл сразу, между нами повисла гнетущая тишина. Кажется, в тот момент, он меня по-настоящему ненавидел. И без лишних слов знал, о чём попросит визитёр. — Одри. Я произнёс всего одно слово и ушёл, не дожидаясь ответной реакции. Не нуждался в очередной порции выноса мозга и нравоучений. Просто посчитал нужным — напомнить. Общение завершилось не на позитивной ноте, не способствовало взаимопониманию. Всю дорогу этот момент стоял перед глазами, и я кусал губы, сильнее стискивая пальцы и сильнее же вдавливая педаль газа в пол. Коридор, битва взглядов, имя ребёнка, взмах чёрной ткани пальто, стоит развернуться и уйти, стук закрывающейся двери. И пустота. Отчаянная пустота внутри. Словно ничего между нами прежде не было. Словно вся история об истинности оказалась вымыслом или сном. Словно Чейзер вдруг решил отдалиться, бросив в самый ответственный момент. Только потому, что я отказался считаться с его мнением. Когда машина остановилась рядом со знакомым домом, на город опустилась ночь. Очередная промозглая зимняя ночь со всеми прелестями этого времени года: ветром, холодом и раздражающими дождями. Забрав из багажника кейс, прихватил воротник одной рукой, закрывая горло, и взбежал по ступенькам. Как же давно меня здесь не было! Годами не появлялся на территории родного дома и почти забыл, как он выглядит. Разве что в комнатах более или менее ориентировался. Детская на втором этаже, там же спальни родителей. На первом — огромная зала для проведения торжественных приёмов, холл с некогда натёртыми до блеска полами, здесь в начале декабря всегда ставили огромную ель. Холодный дом, в котором я никогда не чувствовал себя своим. Зато чужим — сколько угодно. С течением времени ничего не изменилось. Как и много лет назад был здесь гостем, не по своей воле пришедшим. Огонёк, мерцавший впереди и манивший к себе, не был тёплым и приветливым. Он обещал столкновение с опасным хищником. Я знал, на что иду, но от своей безумной затеи не отказывался. Внешне сохранивший былое величие, внутри дом оказался совсем не тем, каким запомнился. Ни намёка на прежний блеск и привлекательность. Голые стены, клоки пыли, мотающиеся по полу и забивающиеся в углы. Паутина, сломанные перила, горы строительного мусора и битого стекла. Присматривать за домом было некому. Сначала меня не пускали сюда, потом я сам не захотел приезжать, и он — неизбежно — обветшал. Глядя на то, что ныне представлял собой особняк Крэйгов, сложно было поверить, что прежде он производил впечатление и был едва ли не самым примечательным домом в этом квартале. Я замер у подножия лестницы и посмотрел наверх. В доме царила пугающая тишина — ни намёка на постороннее присутствие. Либо приехал на встречу раньше, чем следовало, либо со мной никто не собирался встречаться, и это был не более, чем способ поиграть на нервах, либо... Третий вариант, шепнуло подсознание. И тут же получило подтверждение теории. В отдалении раздался тихий хлопок, в большой зале вспыхнул свет. — Здравствуй, Келлан, — наугад бросил я, проходя туда, и не ошибся. — Добро пожаловать домой, малыш, — произнёс муж, стоявший прямо в центре комнаты. Восставший из мёртвых выглядел лучше некоторых живых. За те несколько месяцев, что он отсутствовал, черты его лица, естественно, не успели стереться из памяти. Я отлично помнил каждую деталь чёртовой внешности, ныне пробуждающей отторжение. Тонкие губы, складывающиеся в ироничную ухмылку, внимательный взгляд. Волосы, подстриженные немного короче прежнего, выставленный на всеобщее обозрение шрам на лице — напоминание о нечестном поединке, из которого Келлан всё равно вышел победителем. Я смотрел на живого и здорового супруга, и жалел о том, что шрам только один. Хотелось броситься к Келлану, вцепиться ему в лицо, разодрать, расцарапать, разбить, превратив в сплошное кровавое месиво. Стать озверевшей фурией, перегрызть ему горло, вспороть грудную клетку и с размаха вогнать нож прямо в сердце. Бить до тех пор, пока руки не станут красными от крови, пока отчаяние, цепко держащее в своих когтях, не отпустит. С каждым новым мигом, проведённым здесь, желание росло и крепло, а перед глазами всё чаще проносились картины прошлого, размытые силуэты, превращающиеся в красный туман. Лепестки роз, покачивающиеся на красных лужицах. Счастливого дня смерти, дорогой. Вместе с тем, с каждым новым мгновением, проведённым в молчании, всё сильнее убеждался, что поступил опрометчиво, приехав в одиночестве. Я мог при случае постоять за себя, но Келлан превосходил меня физически. Как ни крути, а природа создала нас разными. Он был и оставался альфой, я — омегой... — Почему молчишь, Кэмми? — радушно поинтересовался Келлан, делая шаг ко мне; я же застыл на месте, не в силах пошевелиться. — Может, так рад меня видеть, что даже дар речи потерял? — Ненавижу тебя, ублюдок, — само собой сорвалось с губ. — Первые слова правды после встречи на показе моего братишки, — хмыкнул Келлан, не изменившись в лице. — Наконец-то решил сказать всё, что думаешь. Хотя, это не новость. Я давно раскусил твой план. Не сразу, но всё-таки... — Не сразу? Правда? Неужели поверил, что я мог тебя полюбить после всего, что между нами было? — Люди меняются, малыш, — доверительно сообщил Келлан, подходя и протягивая ко мне руку. Пальцы скользнули по подбородку, поглаживая. Моя ладонь сильнее сжалась на ручке кейса. Мысль притащить сюда ножи в таком виде больше не казалась умной. По правде сказать, она была одной из самых нелепых, когда-либо посещавших мою голову. — Насмотревшись на тебя, не стал бы делать громкие заявления. — Будем считать, что я — исключение из правил, которому не за чем меняться. А ты... Признаю, ты был чертовски убедителен, и когда ластился ко мне, и когда признавался в любви, и когда предлагал помощь, отыскав простейший способ вмешаться в мои дела. Чем больше я тебе позволял, тем чаще ты чувствовал себя хозяином положения, забывая обо всём на свете и помешавшись на собственной важности. — Решил проучить зарвавшегося ублюдка, напомнив, кто хозяин? — хмыкнул я, усмехнувшись зло. — Точно, — подтвердил он. — А ещё был очень добрым и позволил любимому мужу дорваться до игрушек, которыми он грезил. Практика показала, что ему лучше лишний раз не высовывать нос из спальни, иначе всё идёт под откос. Склады горят, люди умирают... — Сука, — выплюнул я. — Ты убил своих родителей. Брата... Неужели рука не дрогнула? Совесть не мучила? — У меня её нет, — заметил Келлан. — А от этих ничтожеств давно стоило избавиться. Даже ты на их фоне смотришься забавнее и интереснее. Одни пытались навязать своё мнение и давили во мне индивидуальность, другой покушался на то, что ему не принадлежит. Пигмалион создал своего Галатея. Вылепил стараниями пластических хирургов, любовался и влюбился. Мой глупый маленький братишка, которому разбили сердце. И не тебе, кстати, читать мне нотации. — Ты?.. — Мы стоим друг друга, Кэмми. Как бы тебе не хотелось это признавать, но мы слишком похожи. Слова, что хуже удара, бьющие прямиком в сердце. Несложно догадаться, на что Келлан намекал, какие проступки припоминал мне. Убийство Брайана. Убийство ребёнка Мартейна. Убийство того незнакомого мужчины на стоянке. Я обливался слезами после того, как отнимал чью-то жизнь, но продолжал убивать. Он забывал, что никто из людей, погибших от моей руки, не приходился мне родственником. А он уничтожил тех, с кем был одной крови... — Что с Одри? — спросил я, меняя тему разговора. — О, вот мы и подошли к главному вопросу вечера, — улыбнулся Келлан. — Не беспокойся о мальчишке. Он в надёжном месте, в надёжных руках. Сегодня вечером вы с ним, может быть, встретитесь, если будешь хорошо себя вести. Смотрю, ты выполнил требования и привёз деньги. Давай-ка посмотрим, как высоко ценишь жизнь своего племянника, любимый. — В первую очередь, он твой племянник. — Не имеет значения. — Думаешь, я не понял, кто стоял за похищениями? — Понял и не привёз денег? — догадался Келлан. — В таком случае, игра становится ещё интереснее. Давай посмотрим, какой сюрприз ты приготовил для обожаемого мужа. Он потянулся к кейсу, собираясь вырвать тот у меня из рук, но я резко подался назад. Улыбка стекла с лица Келлана, уступив место ярости. Больше не было показательно заботливого, нежного и любящего супруга. Его место занял ублюдок, набрасывавший галстук на шею противника и затягивающий смертельную петлю. Тот, кто швырял мне в лицо шахматные фигуры, крушил живой игрушкой зеркала, а потом поджигал её, желая, чтобы она сгорела заживо. Борьба была недолгой. Оглянуться не успел, как кейс оказался на полу. От удара он открылся, и содержимое разлетелось по полу. Келлан вскинул бровь. Я бросился к одному из ножей, но меня снова опередили. Пара молниеносных движений — и, прощай, надежда. Келлан схватил меня за волосы, рванул за них, заставляя податься назад. Кончики пальцев скользнули по прохладному металлу, но схватить нож я не успел. Это удалось Келлану. Мгновение, и острое лезвие замерло в миллиметре от беззащитного горла. — Кто бы мог подумать, — хохотнул Келлан, проведя языком по моей шее. — Когда мне начало казаться, что я изучил тебя до мелочей, ты всё равно сумел удивить. Никогда не видел настолько самоуверенных и безрассудных омег. Просто подарок-сюрприз, сплошная головоломка. Кем ты себя возомнил, птичка? Криминальным гением? Может, лучшим убийцей года? Неужели думал, что сумеешь одолеть мужа голыми руками? Ты и представить не в состоянии, сколько раз на меня покушались разные недоумки, на какие ухищрения шли. Хочешь знать, что с ними стало? Все они сдохли, а я остался. Не думаю, что в ближайшее время захочу нарушать традицию. — Ты... — выдохнул я, но тут же заткнулся. — Ты сам всё испортил, — прошептал Келлан, оставляя на коже мимолётный сухой поцелуй. — Мы могли быть счастливы вместе, если бы ты не пытался меня обмануть и всегда оставался образцовым омегой. Копался в саду, пёк пирожки, отсасывал мне, когда понадобится. Занялся бы благотворительностью, как другие, помог мне сделать репутацию и продвинуться дальше, но я в тебе ошибся. Что ж, придётся тебя наказать, мой плохой мальчик. На виске часто билась жилка. Нож соприкоснулся с кожей. Вдоль позвоночника прокатилась до отвращения знакомая ледяная волна. Предчувствие конца. Келлану ничего не стоило — полоснуть лезвием по горлу, отшвырнуть труп и расхохотаться. Молниеносно. Так, что я бы ничего не успел понять. Или нарочито медленно, позволяя прочувствовать каждую секунду ужасающей казни. Он не оставил на коже ни единого пореза, но умудрился нанести удар под дых, произнеся всего одно слово. Имя. Прозвище. — Чейзер! Что-то внутри моментально оборвалось, стоило услышать это. Окончательно погибло, когда ответом на зов стала не тишина, а уверенные шаги. Дэриэн действительно был здесь. Не в одиночестве. И, кажется, я догадывался, кого увижу рядом... Предчувствия снова не обманули. Два человека замерли в дверном проёме. Дэриэн. И Одри. Заплаканное лицо, покрасневшие глаза, в которых застыло затравленное выражение, припухший кончик носа. Спутанные грязные волосы, ставшие сероватыми. Дуло пистолета, прижатое к его виску. Один выстрел — и всё кончено. — Нисколько не сомневаюсь, что кое-чей любопытный нос успел побывать в чужом досье, — заметил Келлан. — Но едва ли ты сумел найти там интересующую информацию. Наверное, стоит восполнить пробелы в познаниях и рассказать правду. Знакомься, дорогой. Мистер Дэриэн Чейз. Профессионал своего дела. Не телохранитель. Убийца. Хороший убийца. Отличный. Твоему племяннику повезло. Умрёт быстро, боли не почувствует. Как будто комарик укусит. Раз — и всё. — Клоун, — процедил я сквозь зубы, неотрывно глядя на человека, ещё недавно клявшегося в любви и уверявшего, что при любых обстоятельствах будет на моей стороне. Если до этого мига оставалась хоть какая-то надежда, то теперь исчезла и она, а мир окончательно стал серым. Я понял: выбраться не удастся никому из нас. Фантастическое невезение, неумение выбирать союзников, глупая любовная блажь, затуманившая мозги и заставившая поверить, будто я кому-то нужен. Будто кто-то способен меня полюбить, а не только воспользоваться в своих интересах. Дэриэн, в отличие от Келлана, смотрел без превосходства, но с тоской и жалостью, отчего становилось в разы хуже. Бедный, маленький омега, возомнивший о себе невесть что. Куда тебе тягаться с альфами? Хорошо подумал, прежде чем нырнул в этот омут с головой? Конечно, нет. Твой мир сгорел, разрушился, превратился в руины. Тебя раздавят. Не сумеешь подняться ещё раз. Неужели, правда, верил, что кто-то способен отказаться от власти и денег ради призывно раскинутых бёдер? Какая потрясающая наивность! — Чейзер, — повторно позвал Келлан. — Да, мистер Свон? — отозвался тот. — Убей мальчишку. — Да, мистер Свон, — заученно повторил Дэриэн. Келлан не держал меня. Во всяком случае, теперь. Я с лёгкостью оттолкнул его руку и рванулся вперёд, прекрасно понимая, что ничего не смогу сделать, если Дэриэн нажмёт на курок. Не успею, не исправлю, не остановлю. Даже если метну нож, он долетит до цели после того, как грянет выстрел. — Нет!!! От крика, вырвавшегося из горла, дрожали стёкла в оконных рамах. Обожгло кратковременной болью, нож мазнул по щеке, оставил неглубокую кровящую царапину, но я почти не обратил на неё внимания. Дежавю. Вспоминал крик Эндрю. То, как он стоял на коленях в гостиной своих родителей, а некогда уютная комната напоминала скотобойню. То, как он раскачивался из стороны в сторону и рвался то к папе, то к отцу, но никто из них не откликался на зов. Смазанные кадры. Считанные мгновения, чтобы осознать, что к чему. Услышать три выстрела и то, как выпадает из руки Келлана нож, вонзаясь в пол. Заметить едва уловимое движение, с которым Дэриэн отталкивает Одри в сторону. Словно вакуум вокруг. Замедленное восприятие. А потом... Потом они. Сотни звуков, обрушившихся разом, когда Одри, заплаканный, но невредимый, оказывается в моих объятиях и вжимается лицом в плечо. Когда вскинутая рука опускается, и Дэриэн тихо выдыхает, а Келлан неожиданно смеётся. — Запах. Блядский изменившийся запах. На нём твоя метка, Чейзер. Как же я сразу не понял. Надо же, как вы отлично спелись. — Моя, — подтвердил Дэриэн. — Какая жалость, что мы оказались истинными. Не правда ли, мистер Свон? Я оглянулся. Три выстрела. Не смертельные. Два в ноги. Один в плечо. Снова. В то же самое, что пострадало во время перестрелки на подземной парковке. Дэриэн мог убить Келлана сразу. Как того мужчину, что наставил на меня пистолет в трейлере. Но не убил. Частично выполнил договор. Оставил Келлана мне, помня о деле принципа. Несмотря на боль, Келлан продолжал хохотать, как безумный. Видимо, понимал, к чему всё идёт. И собирался уйти победителем, с улыбкой на губах. — Дэриэн, уведи ребёнка, — попросил я, поднимаясь и удерживая ладонь на уровне глаз Одри. — Не хочу, чтобы он видел это. — Будет исполнено, мистер Крэйг, — ответил Чейзер. — Пойдём, малыш. Одри покорно последовал за ним, доверчиво вложил свою ладонь в ладонь Дэриэна. Несколько гулких шагов и секунд, отданных под обмен убийственными взглядами. Я дождался, пока захлопнется за их спинами дверь. — Ты не король, Кэмми, — произнёс Келлан, баюкая раненую руку, словно ребёнка. — Тупая шавка, возомнившая себя значимой фигурой. Просто озлобленная сука. — Ты меня таким сделал, — ответил я. А потом выхватил нож, торчавший в полу, подошёл к Келлану, ударил его по простреленному колену, вырвав болезненный вопль, и, резко размахнувшись, оставил на его теле первую рану. Одну из множества. Ответ за все те раны, что он оставил на моей душе и на моём теле за долгие годы знакомства. * Его смерть была долгой, мучительной и страшной. Несколько раз он терял сознание от боли. Я останавливался, смотрел на него сверху вниз, дожидался, пока он придёт в себя. И снова резал. Это был единственный метод избавиться от застарелой боли, живущей внутри и медленно меня уничтожавшей. До наступления сегодняшней ночи. Я не заставил его жрать стекло, но страдать — вполне. Они появились внезапно, но вскоре присоединились к кровавому пиру. Крысы. Сначала одна. Потом — вереница их. Серая дрянь. Высунула любопытную морду, пошевелила усами, почуяла запах крови и ринулась к источнику сомнительного аромата. Откуда столько — я не знал, но они пришлись весьма кстати. Плотоядные твари, принявшиеся обгладывать свежее мясо, поданное прямо к их столу. Копошащаяся и омерзительно пищащая серая масса, от вида которой становилось по-настоящему тошно. С лезвия на пол падали красные капли, я продолжал крепко сжимать рукоятку и впервые, столкнувшись со смертью, не чувствовал ничего. Ни страха, ни боли, ни ужаса. Меня не потряхивало и не перебрасывало в раскалённый ад душевных терзаний. Мёртвые к мёртвым. Живые к живым. Прощай, нелюбимый. Провались прямиком в ад. И больше никогда не возвращайся. Пригласивший меня в прошлое, сам в нём и останется. Уже завтра этот дом сравняют с землёй. Обольют бензином и подожгут без сожаления. Возможно, именно я стану тем, кто бросит горящую спичку, уничтожая тёмные воспоминания. А в новостях напишут, что виной тому грызуны и неисправная проводка... Крысы всё ещё сидели рядом с телом Келлана, когда я покидал дом детства. Притормозил ненадолго, бросил мимолётный взгляд в зеркало, увидел царапину на щеке. Посмотрел на окровавленные руки, сжимавшие нож и направился к двери. На улице занимался рассвет. Дождь так и не прекратился. Напротив, мелкий ночью, сейчас он усилился, превратившись в настоящий ливень. Отличная замена душу. Способ избавиться от кровавой плёнки, налипшей на ладони. Дверь поддавалась неохотно. Открыть её оказалось гораздо сложнее, чем в первый раз, когда я проходил внутрь. А, может, просто отпустило, и сказывалась усталость, смешанная с напряжением в равных долях. Хотелось выйти из этого дома, как можно скорее. Сбежать. Лечь на мокрый асфальт, закрыть глаза и подставить лицо каплям. Лежать неподвижно. Первым, кого я увидел на улице, был Чейзер. Он держал раскрытый зонтик. Заметил меня и сделал шаг вперёд. Он всё-таки нашёл способ оказаться рядом в этот вечер. Сделал вид, что предан Келлану. Вызвался выступить в роли палача. Заставил меня поверить в предательство. А затем стремительно переиграл партию. Остался верным принципу: послушай омегу, и сделай по-своему. Наверное, это должно было пробудить злость, но я промолчал. Если бы не Дэриэн, сейчас в крови на полу лежал бы не мистер Свон. Внезапно вспомнил рассказ о первой встрече с Келланом. О просьбе — или требовании? — стать волшебником. Что ж... Чейзер смог. Правда, стал им не для Келлана, а для меня. Я сорвался с места и бросился к Дэриэну. Швырнул нож на землю, уткнулся носом в грудь — ткань рубашки, любимый одеколон, запах, человек. Обнял, прижался. Крепко-крепко. Почувствовал, как Дэриэн обнимает в ответ. Как осторожно гладит по волосам, перебирая их. Слышал, как он шепчет что-то, пытаясь меня успокоить. Дождь всё лил и лил, смывая кровь, грязь и усталость ушедшего дня. Солнце поднималось выше, пытаясь пробиться сквозь серые облака. Наступал новый день нашей жизни. Жизни, в которой не было страха, но была надежда.