С любовью, Джоан Харкрот
Поэзия нежности (Джоан Харкрот)
23 февраля 2019 г. в 13:21
Дорогая мисс (Твоё имя),
Я очень взволнован. Я нахожусь в эпицентре неловкости, в самом сердце погребённого царства Аида, где зарождается тревога; всё это из-за того, что мои пальцы сейчас скользят по папирусу, силясь написать Вам нечто достойное в ответ на то, что Вы украсили мой день своим светлым появлением в театре-варьете. Прошу Вас, только не примите мои неосторожные строки за попытку обвинить Вас в моих неуклюжих попытках выразить Вам свою благодарность! Я растерян и не знаю, что стоит вместить в сухую бумагу, которая умолчит о моих истинных ощущениях и не напечатает мои алеющие щёки. Но в жизни, оказавшись рядом с Вами, я бы не смог вымолвить и слово — Вы слишком волнуете мой разум, закручивая его в страстное танго. Нет-нет, не сочтите это за оскорбление! Я действительно не могу собраться с мыслями — внутри меня всё сворачивается в сумбурную сумятицу из ещё невылупившихся истин. По правде говоря, я никогда раньше не присылал кому-либо письма, кроме родителей; в них я рассказывал им о своей жизни в Уэстонском коллежде, чтобы они не волновались о моей судьбе. Но случай с Вами совсем другой: знаете, в книгах часто описывают алхимические реакции организма на определённых людей, которые толкают на безумства — со мной происходит то же самое, когда я думаю о Вас. И поэтому я хочу писать, писать и писать Вам, пока у моего письма не произойдёт метаморфоз, преобразующий его в физическое тело. Но, увы, я не умею оживлять неодушевлённые предметы силой слова, как Перун. А, быть может, я просто ещё новичок в этом деле, которому рано познавать самые сокрытые азы применяемой магии.
Вы, должно быть, свернулись сейчас в кокон смятения, пытаясь сопоставить двух совершенно разных людей: одного на сцене, а другого, — того, что пытается дрожащими руками уместить в неживые чернила свои пылающие огнём феникса чувства, — в этих строках. Возможно, Вы смеётесь над моими неумелыми попытками выразить свой восторг; я не обижусь на Вас, ведь у Вас чудесная улыбка. Знаете, так улыбалась Жозефина, возлюбленная Наполеона, который писал ей целые оды о любви. Увы, мой багаж знаний о литературе оказался бесполезен, когда я решился самостоятельно раскрыть Вам душу через страницы. Я искренне завидую поэтам, которые так легко говорят о своих чувствах, украшая речь изысканными метафорами и комплиментами самых разных сортов. Мне жаль, что я не могу насытить Вас своим красноречием, ведь юноши по традициям должны баловать леди, купать её в своём восхищении, чтобы она цвела, как гортензия на рассвете, а я могу только заставлять Вас, должно быть, удивляться тому, что я не тот, кем предстал перед Вами в первую встречу, и своим скудным запасом реплик.
Простите-простите! В этом письме я должен был передать Вам, как в моей душе распускаются светлицы при виде Вас, но на деле я лишь занимаюсь самобичеванием и бесконечно извиняюсь перед Вами за свою неопытность и болезненную робость. Я даже неправильно начал свой посыл; мне стоило принести извинения за то, что я мог нарушить Ваш покой своим неожиданным сообщением — вдруг мой белоснежный голубь, символ Вашей чистоты и Вашего превосходства над всем земным, напугает Вас ударом в окно или, — я буду в безысходном положении, если случится такой казус, — запятнает Ваше изящное плечо цвета слоновой кости, решив присесть на него. Прошу прощения, но я недостаточно хорошо занимался им, всё не было времени.
Ах, я снова совершил непростительную ошибку, в очередной раз докучав Вам своим чувством вины! Наверное, мне, как джентльмену, стоит перевести тему, дабы не волновать Вас тщедушностью своей речи. Буду просто надеяться, что моё письмо не станет претить Вам и Вы всё же найдёте минутку прочитать его, сжалившись над лакеем Вашей красоты.
На самом деле я хотел сказать, что мне ужасно неловко от того, что Вы впервые увидели меня в ипостаси вокалиста; я правда был очень-очень смущён, когда мне пришлось по сценарию послать Вам воздушный поцелуй. Клянусь, я бы ни за что не проявил такую непростительную дерзость в облике обычного студента престижного колледжа, куда я собираюсь снова вернуться, оставив ремесло идола, по отношению к столь благочестивой леди! Мне действительно очень стыдно за своё непристойное поведение на сцене, пусть Вас оно, как я полагаю и на что я одержимо надеюсь, не смутило; Вы смотрели на меня горящими, как у Сириуса, глазами, очаровательно розовели и улыбались улыбкой той самой Жозефины, которая согрела моё сердце. И где-то в глубине души я наивно полагал, что Вы не отвернулись, поморщившись, от моего эфемерного прикосновения к Вашей коралловой щеке. И всё же, несмотря на то, что Вы проявили снисходительность по отношению к театру моего абсурда, я считаю своим долгом ещё раз принести Вам горячие извинения. Надеюсь, все те жесты, что Вы увидели в моём исполнении, Вы не приняли за грубость или вульгарность; по своей природе я очень скромен и предпочитаю проводить время, как примерный ученик, за чтением книг под куполом уютной библиотеки, где мои одноклассники окрестили меня неким домовым.
Не сочтите меня неучтивым человеком, который не соблюдает этикет, но, когда Вы зашли в мою комнату, первым делом я заметил в Вашем ридикюле сборник стихотворений Иоганна Гете. Не примите меня за бесстыдного лгуна и подхалима, который пытается таким образом пустить корни под Вашу почву для совместного синтеза, но мне тоже безмерно нравится его творчество. Пожалуй, мне стоило начать наш односторонний диалог с цитаты: «Сердце, сердце, что случилось, что смутило жизнь твою? Жизнью новой ты забилось, я тебя не узнаю. Беспредельно мощной силой этой юной красоты, этой женственностью милой пленено до гроба ты». Вы бы сразу узнали её и на Ваших устах, что похожи на две корки манго, заиграла бы солнечным зайцем ностальгическая улыбка. Не думаю, что я смог вызывать у Вас хотя бы насмешку своими прошлыми изречениями, что были испещрены глубоководной трясиной нелепиц. А если мне удастся вызвать у Вас положительные эмоции упоминанием Вашего любимого поэта, я буду очень-очень счастлив!
Ещё мне очень нравится философия. Знаете, книги о ней учат нас не отчаиваться и находить во всех ситуациях глубинный смысл: ты не найдёшь настоящее сокровище, пока не нырнёшь в озёрную гладь, не побоявшись преодолеть лабиринт горькой правды. Вы тоже так считаете? О, я был бы очень счастлив, если бы наши вкусы и мнения переплелись друг с другом, как те виноградные лозы, увивающие колонны в театре! Знаете, я бы почувствовал внутри себя жало эйфории, если бы у нас выдалась возможность провести время в ботаническом саду за обсуждением лирики, а не в тесном помещении, где всюду шум, гам и бесконечная борьба за первенство в танцевальном шоу. Знаете, это не то локальная точка, где я бы хотел пробраться в Ваш таинственный внутренний мир. Я бы с радостью процитировал для Вас вслух Шекспира в окружении тишины и единения, или послушал бы, как Вы пересказываете творения Джоанны Бейли своим мелодичным голосом — у Вас наверняка получится лучше, чем у самого автора. Не сочтите за переслащенную лесть, но по моей коже действительно снуют мурашки, когда Вы только начинаете вести беседу; Вы делаете это так грациозно, что у меня перехватывает дыхание.
Наверное, мне следовало прежде спросить Ваше разрешение, но я самонадеянно решился прислать Вам вместе с письмом плюшевую игрушку компании «Фантом». Уверяю, мисс (Твоё имя), мне хотелось сделать для Вас только приятное, а эта коллекция как раз ещё не вышла в свет; она только в разработке, но мне, как солисту ведущего данной компании, вручили первый свежий образец, которым я решил поделиться с Вами (мои сёстры очень огорчились, узнав, что им придётся подождать этих милых пушистиков, но Вам не стоит беспокоиться о таких мелочах). Не подумайте, что мне не нужен этот кролик. Он крайне очарователен, как и Вы сами; у него бархатная шёрстка, будто высеченная из Ваших чудесных волос, глаза — аккуратные и нежные пуговки, и от него исходит какое-то родное тепло, когда прижимаешь его к груди. Я подумал, что подобный дар станет для Вас чем-то особенным, чем тот кролик, которого я отдал Вам со сцены, сказав напоследок столь растлитительную фразу: «Пусть, когда Вы обнимите его, Вы представите себе на его месте меня». Не подумайте, что мне было бы неприятно, если бы я участвовал в Ваших фантазиях! Я был бы совсем не против на самом деле… Ах, простите, если это откровение звучало слишком неблагопристойно! Я ни в коем случае не хотел смутить Вас, разочаровать или навести на Вас мысли о том, что я — испорченный человек! Но… если Вам будет не противно представлять меня во время тактильного контакта с этим пушистым зверьком… пожалуйста, дайте мне знать об этом. Я бы очень хотел узнать, что Вы думаете обо мне. И простите, если эта просьба звучала слишком нахально с моей стороны.
Моё письмо подходит к концу, хотя мне бы хотелось рассказать ещё многое для Вас. Но, если Вы любезно согласитесь продолжить со мной переписку, я с радостью буду отправлять Вам новые письма и в них постараюсь раскрыть себя с более лучшей стороны.