С глубоким уважением и раскаянием, Оливье
P.S. Если Вам всё же претит моё присутствие, тогда попрошу Вас докладывать мне хотя бы о том, когда к Вам пристаёт тот дурачина (зная его настойчивость, он не отстанет от Вас просто так, но, будьте уверены, я полностью ручаюсь за его неадекватство) — я мигом телепортируюсь к его месту нахождения и дам ему столько подзатыльников, сколько он наговорил Вам по количеству и времени глупостей. P.S.S. Нет, не подумайте, что это ещё один повод встретиться с Вами лично, просто… И отнюдь не повод покрасоваться перед Вами своей рыцарской доблестью, спасая Вас от Фортиса… Проклятье! Этот идиот всё это время стоял за моей спиной и бурчал мне под ухо свои идиотские подсказки, из-за чего я написал Вам всякие нелепицы, принимая его голос за собственный в голове. Прошу, только не считайте меня после этого сумасшедшим, иначе моя головная боль усилится ещё больше… Поверьте, мне ужасно стыдно за то, что я поддался уловкам этого дурака — его ничего не исправит; у него талант притягивать к себе неприятности, так он ещё и мне пытается передать свои исключительные способности. P.S.S.S. Просто забудьте все те написанные мною вещи, которые относятся к полному бреду, и остановите свой взор на моих извинениях, мисс (Твоё имя). Как только я разберусь с хаосом в церкви, я постараюсь пополнить свой словарный запас, чтобы оправдать себя в Ваших глазах уже наяву и в более уединённой и тихой обстановке. Ибо Вы, как единственный в моём понимании цветок общества, достойны более лучшего обращения, а не той прописной бедности, которую я пытался безуспешно написать Вам. Только дождитесь меня — о большем не смею просить Вашу светлость. Более не смею беспокоить Вас.Благородный защитник (Оливье)
8 марта 2019 г. в 20:23
Уважаемая мисс (Твоё имя),
Возможно, Вы сочтёте это письмо внезапным и банальным, однако я желаю преподнести Вам извинения за наше непосредственное знакомство, которое произошло в непристойных рамках благодаря одному бестолковому иди… Кхм, прошу прощения за этот неосознанный порыв; не пристало простому мещанину использовать нецензурную речь при столь благочестивой даме. В любом случае, я имел в виду своего напарника, Роланда Фортиса, за которым я, увы, не успел уследить, из-за чего между нами и произошёл тот неприятный казус. Не подумайте, что я подстроил ту нелепость, ведь у меня и в мыслях не было ничего подобного — мне чужды такие наглые манеры. Не ручаюсь за безрассудный ум своего партнёра, поскольку этикет позволяет ему дарить поцелуи женщинам, будучи находясь с ними не в тесных отношениях, — поверьте, я был обескуражен не меньше, когда этот проблемный олух пошёл на такую дерзость для того, чтобы войти в охотничий архив, — но я не принадлежу к числу таких бесчестных мужчин. Я категорически не признаю его распутное поведение и считаю, что показывать свою нежность следует только достойным женщинам, для которых ты искупаешься в горниле адского огня, разрубишь целую орду вампиров, рискуя своей жизнью, и вернёшься, чтобы получить тот же благодарный поцелуй в висок с её стороны.
Однако среди тысячи других женщин, воспетых большинством моих собратьев, я бы остановил выбор исключительно на Вашей светлости — более никто на ум не приходит мне, кроме Вас, как самой подходящей кандидатуры на роль идеальной благоверной, ради которой хочется оставить свою привычную отчуждённость от окружающего мира.
Не подумайте, что я на что-то претендую после того, что между нами произошло (на самом деле это было бы глупо и низко с моей стороны, ибо, если я чего-то и заслуживаю, то лишь мелочного снисхождения за свою неосмотрительность). На самом деле перо само выскользнуло у меня из рук, написав столь дерзкую ересь. Если бы я зачеркнул, это выглядело бы неряшливо, словно я выказал Вам своё неуважение. Но Вас я уважаю гораздо больше тех немногих женщин, с которыми мне приходится работать бок о бок; в отличие от них Вы воспитаны и чисты, как первая утренняя роса, и, глядя на Вас, мне хочется совершать больше подвигов, сразив наповал Ваш возможный скептицизм. Должно быть, Вы современная реинкарнация Каллиопы, музы героической поэзии, которая пробуждала у других чувство жертвенности. Она — порфиросная правительница среди тех, кто меркнет перед ей царственным величием, будучи обладая редким даром приобщать человечество на первые шаги к освобождению. И Ваша походка полностью соответствовала ей; пусть и без гордости, но ступали Вы ровно и легко, как мягкий лебединый пух, невесомо парящий над земными искушениями.
Прошу извинить меня за это неуместное лирическое отступление, поскольку в письме я собирался оправдаться перед Вами за свою оплошность (пусть и подставил меня Роланд). Но Вы, кажется, вдохновили меня и на красноречие, хотя витий во мне никогда прежде не пробуждался. Воины зачастую немногословны, но с Вами я начинаю задумываться о том, что наличие образованности и литературных изысков не повредят мне, чтобы я смог впечатлить Вас — это будет дополнительным извинением за то, что произошло намедни (хотя, полагаю, Вас будет правильней заинтересовать поступками. Что ж, я не мастер делать сюрпризы, но… я постараюсь что-нибудь придумать. Не понимаю, как тема моего письма резко перескочила к этим сантиментам, но… я всё же отвечу за свои слова, пусть они и были написаны, видимо, не мной. Какое-то фуцианство творится со мной, чёрт возьми. Но Вы ни в коем случае не виноваты в этом. И прошу извинить меня за эту отвратительную ругань — привычка с тех пор, как некоторые индивидуумы получили звание капитана).
Итак, я очень жалею о случившемся инциденте, над которым до сих пор смеётся этот дуралей. Чёрт, ни стыда, ни совести — поставил меня в неловкое положение, а сам ушёл, заставив меня расхлёбываться со всем в одиночку. Не подумайте, что я не хотел оставаться с Вами наедине (однако ситуация, овеянная ореолом неуюта, не придавала моему духу ни грамма оптимизма и уверенности в себе); дело в том, что правильный мужчина должен отвечать за свои поступки, когда как Фортис исчез с ехидным смешком с места преступления, возложив полную ответственность на мои плечи. К счастью, я не такой, как он, поэтому ни за что не стану отнекиваться от свершённого мною моветона в Ваш адрес и буду прямолинейно отчитываться перед Вами без каких-либо жалких муссирований. Но, прежде чем я начну свой посыл честного раскаяния, мне бы хотелось развеять Ваши возможные заблуждения по поводу моей трусости, раз я решился декларировать Вам только в письменной форме. Тогда я попросту растерялся (не только из-за внезапного падения на Вас, но и, прошу прощения за своё нахальное зрение, из-за Вашей привлекательности; обычно я не выражаюсь столь прямо при дамах, коих я могу ввести в цветущее смущение, но Вы были столь аттрактивны… что я и сам смутился и, должно быть, выглядел ещё глупее, чем когда-либо) и, если бы совершил попытку заговорить, она бы стала плачевной, положившей конец нашей мимолётной связи — я бы не смог спокойно спать, так и не сумев загладить свою вину перед Вами.
Услышав в лавочке, куда мы прибыли с Роландом для закупки провизии в будущий поход, суматоху самого одиозного сорта, я поспешил проверить, куда направлена подвижность моего неусидчивого напарника (я сразу понял, что зачинщиком бунта является именно он, потому что только этот человек способен притянуть неприятности в обычном продуктовом рынке). Вообразите моё возмущение, когда я увидел, как этот дурак общается с Вами в самой отвратительной манере: крутится, как бесполезная юла, вытаращивает огромные глаза, слишком близко стоя к Вам — мне было достаточно узреть Ваше поалевшее, как маковая долина, лицо, чтобы трижды за день проклясть этого сумасшедшего. Поверьте мне, я собирался только задать поучительную взбучку этому недалёкому, чтобы он и впредь более не тревожил Ваш хрусткий покой (пусть и сейчас я понимаю, что это было бы лишней процедурой в Вашем присутствии — крайне неприлично проявлять физическую грубость при невинной даме). Но, когда я только собрался с походкой полководца образумить этого дурня, он отступил на несколько шагов назад, не успев прибрать свою чёртову ногу, из-за чего я споткнулся об неё и… налетел на Вас.
Ещё раз сердечно прошу у Вас прощения, хотя я понимаю, что невербальное обращение звучит крайне скорбно. Однако, повторюсь, у меня не было иной возможности успокоить все Ваши тревоги. Не воспринимайте меня за распутника, лишённого знаний о правилах этики, потому что в мои цели никогда не входило опозорить подобным образом целомудренную женщину (будь я проклят, если бы в облаке моих мыслей когда-нибудь возникло помышление обесчестить приличную особу, коих в Париже совсем не осталось — Вы как редкий экзотический цветок, который Господь создал специально для того, чтобы мы, охотники, охраняли его от невзгод, плохой погоды и безнравственных людей, которые топчут Божьи дары). Я уважительно отношусь и к чужому личному пространству, поскольку моё зачастую сами нарушают (уверен, Вы уже догадались, кто стоит за всем этим вздором), поэтому, оказавшись над Вами, я испытал лишь глубокий и голый стыд. И… прошу простить меня за то, что я так долго лежал на… Вас… Проклятье, даже писать об этом крайне неудобно!
Прошу извинить меня за ещё одну пылкость; я так и не научился контролировать себя, находясь в компании с Роландом (даже статус капитана не добавил ему извилин, к сожалению), поэтому только и остаётся браниться на его несмышлённую белёсую голову. Если бы не он, нас бы наверняка соединила интеллектуальная беседа (если бы я всё же осмелился потревожить Вас, ведь, по сути, я не очень многословен, особенно в рабочее время. Предпочитаю уделять потехе минимальный отрезок свободного времени. Но Вы столь отличались от тех женщин, которых я привык видеть в церкви, — Мария, обделённая женственностью, и Мира, которую интересуют только пустые бутылки на полу и скидочные поцелуи в качестве прохода в её не менее проспиртованную лабораторию, — что, пожалуй, я бы возжелал получить редкий прилив эндрофинов от ненавязчивой беседы с Вами), а не то шумное фиаско. И… кхм… прошу прощения за то, что пригвоздил Ваши запястья своими громоздкими ладонями — Вы едва могли пошевелиться и в случае свободы наверняка одарили бы меня раньше справедливой пощёчиной (хотя гораздо больше её заслуживает другой человек, но у меня ни в коем случае не поднимается язык, чтобы обвинить Вас в ошибке; почему-то в тот момент я мог только неотрывно смотреть на Ваше пылающее лицо и чувствовать то же самое — моя кожа горела не столько из-за Вашего удара, сколько из-за дикого смущения). Хочу сказать, что я… «одобряю» — слишком странное слово в таком контексте, поэтому ограничусь этим: я полностью пониманию Ваше наитие, потому что, если бы Фортис не сбежал, я бы и сам сразу оставил отпечаток на его щеке, как виновнику нашего не самого лучшего знакомства. По правде говоря, я бы разорвал его в клочья, потому что никогда мне прежде не приходилось испытывать столько неприятных эмоций.
Меня по-прежнему душит щупальцами спрута липкий дискомфорт от того, что нам пришлось столкнуться нос к носу в прилюдной обстановке, будучи совсем не зная друг друга (хотя, судя по Вашему смягчившемуся под конец моих раздражённых бормотаний взгляду, Вы пропитались пониманием к моему ужасному положению. Особенно, когда мне пришлось держать перед Вами за шиворот того оболдуя, пока он пытался ещё что-то рассказать Вам). Я далёк от какого-либо романтизма, но представлял себе первое запечатление женщиной более мирным и менее проблематичным, и в приличных условиях в конце концов.
Кхм, я только сейчас запоздало заметил, что… почти прямо признался Вам в своих сумбурных чувствах… Не понимаю, что со мной происходит в последнее время; то ли от Фортиса уже развилась последняя стадия мигрени, которая уничтожила мой рациональный рассудок, не то он же что-то и подмешал мне в чай напару с Мирой (в последнее время мне становится не по себе от того, что она так часто выдумывает вульгарные способы платы за вход в другой корпус церкви. Но, поверьте мне, она меня совершенно не интересует. Если быть предельно откровенным, Вы — единственная из женщин, кто хоть как-то привлёк моё внимание, которое строится отнюдь не только на чувстве прогорклой вины — мною руководит нечто похуже, но, возможно, если бы Вы согласились изредка приносить мне успокоительный свет своим присутствием, мне бы полегчало, как от чудодейственной микстуры). Попрошу Вас пропустить мимо глаз то, что я написал Выше (это случайность или же… что-то другое, гх. Совсем не могу сосредоточиться на письме, пока Роланд пытается выведать у меня, кому я пишу это — боль в голове от него усиливается с каждой секундой) и остановиться на моём искуплении вины.
Я не знаю, что может предложить простой охотник на вампиров даме Вашего происхождения, но, вспоминаю ту самую Каллиопу, с которой я сравнил Вас, на ум мне приходит только одна мысль: стать Вашим временным телохранителем. Пока Вы, разумеется, не оттолкнёте меня. Не примите это за попытку оказаться рядом с Вами, но… нет, это всё же совсем не так. Мне важна только Ваша безопасность, за которую я собираюсь отвечать, не более. И только находясь подле Вас, я смогу наконец-то успокоить свой мятежный дух, убедившись в том, что Вы окончательно простили меня и что мы можем расстаться обычными знакомыми, не связанными лентами обид прошлого. Однако, если бы Вы согласились продолжить со мной общение, то я… Чтобы Вы знали, сейчас я пытаюсь усиленно заставить себя перестать писать всё, что мне взбредёт в воспалённую голову. Как только эта боль пройдёт, обещаю, я напишу Вам что-то более адекватное.
Холод в Париже одет в саван из теней и смога, которые ожесточённо борются за свои владения и делают пространство вокруг промозглым и абстрактным. Протянуть руку и физически почувствовать, как лозы клейкой и уплотнённой атмосферы обвивают пальцы, двигаются к запястью и добираются до локтя и плеча, а после — запрыгивают в сердце: также резко, как щупальца кракена захватывают с мрачной глубины океана пиратские корабли. Теперь Вы понимаете, насколько может быть опасен город, в котором по сентиментальным мифам царит любовь (однако, как бы глупо это ни звучало, но эта легенда актуальна до сих пор только из-за таких людей, как Вы)? Поэтому, пожалуйста, будьте осторожны в тёмное время виноградных сумерек, в которых скрываются монстры похуже кракенов — они будут более жестокими с беззащитной леди. Постарайтесь выходить из дома только по необходимости и, если Вам всё же понадобится выйти в свет, Вы всегда можете обратиться за охраной ко мне. Разумеется, из-за долга у меня не так много свободного времени (хотя, кажется, подобная запись была лишней, потому что так я только оттолкну Вас, обременив мыслями о том, что мне в тягость подчиняться Вашей робкой просьбе, но… Чёрт, я совсем не знаю, как мне следует разговаривать с Вами. Прошу простить мне мою неопытность, но это первое письмо из-под моего пера, которое я посылаю противоположному полу. У охотников на вампиров совсем нет возможности вести личную жизнь, потому как наша работа заключается лишь в слежке за ночной жизнью Франции, но я не смею жаловаться; я считаю это свои признанием, путь и сейчас… по всей видимости, мне захотелось отойти от его прежнего течения, пока мои мысли заняты Вами… Точнее, Вашей безопасностью. Помните, что я интересуюсь только ею и Вашим прощением — я всего лишь хочу избавиться от горького привкуса неловкости), но я постараюсь найти минутку для того, чтобы обезопасить Ваше путешествие.
Пусть Господь убережёт Вас от всех бед, а я, как его верный посланник, постараюсь обеспечить для Вас самую надёжную защиту. Поэтому отныне будьте покойны, засыпая с мыслью о том, что у Вас уже имеется преданный рыцарь с беззаветной отвагой. Надеюсь, Вы не станете искать мне замену, даже несмотря на мою неопытность в общении с дамами.
Если Вы будете не против, я запечатаю в свой конверт церковный крест, в котором закована Божья сила; носите его, вспоминая обо мне, и помните, что Бог всегда будет рядом, пока Вы верите в него и в того, кто несёт ему службу. Надеюсь, однажды мы встретимся ещё и я запечатлю на Вашей белокожей груди его чистое сияние — это подарит мне намёк на то, что Вы готовы и дальше доверять мне.