С крепкой любовью, твоя сестра Долли.
Тайные чувства (Долл)
20 декабря 2022 г. в 19:00
Привет, сестрёнка (Твоё имя)!
Я чувствую себя так по-дурацки от того, что сейчас сижу в нашем совместном шатре, пока ты мирно сопишь на верхней кровати, а сама пытаюсь написать тебе это странное письмо под светом свечи (надеюсь, это не разбудит тебя, иначе я окажусь ужасной эгоисткой). Я знаю, что мы близкие подруги, но не знаю, как ты отреагируешь на этот неожиданный и, должно быть, странный порыв, который даже не свойствен моему бойкому темпераменту.
Наверное, когда ты увидишь эту штуку (если я всё же осмелюсь отдать её тебе), ты громко посмеёшься надо мной. Канатоходка, которая смотрит опасностям в зрачок и дерзко играет со Смертью под куполом цирка, вдруг испугалась такой примитивной вещи, как признание в любви. Я всегда была прямолинейной и свободной от всяких ненужных комплексов, — ты до сих пор обвиняешь меня в том, что я спокойно хожу мыться с парнями, — но разговоры о чувствах, которые не вписываются в общую картину мира… это что-то совсем другое. Я могу спокойно поднять юбку, чтобы смутить тебя, или предложить потереть друг другу спинки, что тоже чуждо тебе, но не могу подойти и сказать прямо в лицо, что я, кажется, влюбилась в тебя. Это ужасно глупо и так не похоже на меня. Но Бист, которая больше разбирается в таких вещах, сказала, что это нормально. Хотя она думает, что я очарована новоприбывшими парнями, к которым она пытается подтолкнуть меня. Знала бы ты, как они становятся противны мне, когда я вижу среди толпы твоё ангельское лицо.
Мы все семья и принимаем друг друга со всеми уродствами, которые были оставлены жутким прошлым. Но мы были не виноваты в том, что мир пожевал и выплюнул нас, словно ненужный мусор. А то, что я начала испытывать нечто странное именно к тебе — уже, наверное, моя личная вина, перед которой я позорно беспомощна.
Питер сказал бы, что я просто идеализировала тебя (а если бы он узнал, что это именно ты, он бы с отвращением дал пощёчину, и был бы прав). Я помню твою персону ещё новичком, когда ты пыталась сделать что-то своими худыми ручонками. Я вызвалась помочь тебе, стать сестрой, какой мне стали Бист и Венди, чтобы ты не чувствовала себя чужой, как чувствовали себя мы, стоило нам родиться в трущобах Лондона. Я не желаю никому такой судьбы. И такая светлая личность, как ты, особенно не заслуживает пережить то, что пережили все мы. Я хотела защитить всеми силами тебя, твой маленький конфетный мирок, который ещё не умер под гнётом бездушности, но не заметила, как всё это зашло слишком далеко. Как это получилось — я не знаю. Может, мне не стоило залезать из тоски в твою постель и прижиматься к твоему маленькому и тёплому телу, чтобы затем стать зависимым от него?
Но я ведь уже делала так со многими, когда мне было одиноко или страшно. Почему именно ты заставила меня сомневаться в нашей дружбе? Почему именно из-за тебя я с нетерпением жду наступление ночи, чтобы стать немного ближе к тебе так, чтобы ты ни о чём не догадалась и не назвала меня идиоткой, от которой захочется убежать в первобытном и уместном страхе?
Не стоило тебе говорить, что я красивая. Тогда мне подумалось, что это ложь из вежливости. Но, стоило тебе нежно прикоснуться к моему шраму, словно исцелив его, я сразу поверила тебе. Я такая доверчивая и глупая, что, впрочем, свойственно всем недолюбленным сиротам, которым причиняли лишь боль. И хоть моя нынешняя цирковая семья всегда проявляла ко мне доброту, именно твои руки подарили мне ту незабываемую ласку, к которой мне так хочется тянуться. Мне нужна новая доза. Уже наступила ночь, из-за которой я дрожу, потому что могу снова невозмутимо обнять тебя, но вместо этого я делюсь своими ненужными переживаниями с потёртой бумагой, будто я когда-нибудь поделюсь с тобой лично.
Наверное, в тот момент я впервые ощутила себя Долл — милой и изящной куколкой, которая ещё может писать красивые, но никчёмные письма.
Наверное, в тот самый момент, когда моё сердце погибло и одновременно воскресло волшебным образом, как в сказке, я перестала ощущать свой шрам.
Хотя я по-прежнему считаю, что слишком сильно отличаюсь от тебя. Ты теперь одна из нас, и довольно быстро вписалась в наш круг, словно была с нами с детства. Но при этом у тебя чистые, глянцевые волосы, которые пахнут садовыми розами, а мои пряди похожи на лохматую ржавчину и воняют они сыростью подземелий. У тебя отзывчивый взгляд, а в моём прячутся страх и боль. Моя кровь не похожа на нектар — внутри звериная горечь. Даже твоё имя со вкусом аристократских леденцов, а моё придумали для того, чтобы я зачем-то не забывала, что родилась девушкой.
Наверное, было бы проще, если бы я родилась мальчишкой. Тогда бы я просто дёргала тебя за волосы, а потом внезапно выпалила, что делала это ради того, чтобы ты заметила меня. Возможно, ты ударила бы меня по затылку, а потом приняла мои чувства. В теле девушки я слишком близка к тебе и одновременно слишком далека. И высока вероятность того, что ты просто назовёшь меня сумасшедшей и разорвёшь нашу дружбу, которая больше всего держит меня на поверхности, пока мир покрывается плесенью. Куда проще я пережила бы от тебя удар по затылку, если быть честной.
Впрочем, знаешь, будет очень забавно, если ты посчитаешь это очередной моей шуткой и всё останется, как прежде. Я всё ещё хочу, чтобы мы могли спокойно спать в обнимку по ночам, — потому что это единственные ночи, когда меня не пожирает заново горькое одиночество, — могли сплетничать о мальчишках и по очереди облизывать один леденец на двоих, не смущаясь и не брезгуя. Для меня уже очень дороги эти сокровенные моменты, (Твоё имя). И если я потеряю их, я не переживу это. Я не хрупкая фарфоровая кукла, но на мне тоже могут появиться заметные трещины, с которыми будет сложнее передвигаться по привычному канату. И, думаю, однажды я просто добровольно упаду вниз, но не буду переживать о своих разбросанных повсюду осколках.
Это должно было быть любовное письмо (хотя на самом деле оно вообще не должно было появляться на свет), но в итоге я написала много чего лишнего, что может расстроить тебя. Ведь ты слишком добрая для этого мира, слишком сильно сопереживаешь всему живому, слишком сильно нравишься мне, чтобы я сама захотела подвергнуть тебя этому испытанию. Мне бы разорвать это глупое письмо, которое так не подходит мне, но я просто спрячу его, чтобы изредка доставать, перечитывать, смеяться и шлёпать себя по лбу. Наверное, я никогда не покажу тебе этот позор, эту слабость, этот немой крик души, который, вырвавшись, должен хоть немного успокоить меня.
А сейчас я соберусь с духом и лягу спать. Завтра я хочу попытаться добыть для тебя твои любимые леденцы, потому что ты заслуживаешь подарки, а я хочу найти повод, чтобы попробовать свой первый поцелуй на сладости, к которой ты прикоснёшься губами. Звучит очень глупо, да? Тогда ты точно не должна прочитать это. Я уже давно испортила это письмо своими несуразными мыслями. Никто не учил бродячего циркача красиво выражать свои мысли. Ты бы сказала: «Но это твои искренние мысли, а значит, они прекрасны». Но сказала бы ты так, если бы прочитала то, что я написала здесь, пока ты спала и, возможно, видела мирные сны о том, как мы продолжаем невинно дружить, не омрачая времяпровождение грузом моих чувств?
В любом случае, я хочу сказать тебе «спасибо». Спасибо за то, что ты появилась в моей жизни, как свет во мраке. Никогда ещё жуткие сумерки не были столь яркими, а мир не был таким дружелюбным, пока в моём шатре не появилась ты со своей скромной, но широкой улыбкой. Я не хочу, чтобы эти дни, когда я могу внимать твоему «Долли», заканчивались. Пусть это будет навсегда.
Когда я потеряла зуб, я мечтала, чтобы фея отдала мне монетку. Но теперь, повзрослев, я готова потерять всё, чтобы она оставила тебя рядом со мной. Больше ничего не нужно.