Зов Сирен

      Гущи ветвей хлестали открытые участки, хлестали до крови, но не останавливали парня. Голоса, звучащие вдали, становились громче, но враз исчезли, когда Торд вышел на поляну, покрытую талым снегом. Это были галлюцинации?       Не будь дóма у старой и голой ивы, парень моментально бы решил, что сумасшествие вернулось вновь. А может и вернулось? Может, полуразрушенный дом ненастоящий, плод его больного рассудка? Движимый интересом, северянин движется вперёд, в деревянные стены, что давно сгнили.       Темно, если бы не солнце, то сумрак бы скрыл собой всё. Поваленная на пол мебель, а где-то остатки, разбухшие. Снег проникал внутрь, образовал в углу пригорок из льда, оставляющий мокрый след от таяния. Пол не внушал доверия, прогнивший, скрипучий, он казался ненадёжным. Но наперекор опасениям, Торд сделал первый шаг, инстинктивно вытянул лук и натянул стрелу, ожидая того, что здесь мог приютиться лесной охотник.       Пальцы от напряжения перетягивали тетиву и будет ожидаемо, если плечи лука дадут трещину от напора, либо тетива порвётся, но ни того, ни другого не происходило. А сероглазый шёл, с облегчением вздыхал, когда в иной раз резко выйдя из угла, не наткнулся на животное, что охотно бы растерзало его.       Стрела просвистела, воткнулась в доски так глубоко, что вытянуть обратно будет ещё тем испытанием. Парень округлил глаза, когда вместо охотника, он обнаружил ребёнка, который прятался в тёмном углу под столом, но неровный шаг и скрип пола выдали его. Бывший воин не задумываясь пустил стрелу, ведь был уверен, что это хищник. Если бы не темнота, никаких погрешностей бы не было, и стрела бы вонзилась в плоть, рвя её, оставляя глубокую рану. И, конечно, шанс заражения. Впрочем, до этого бы вряд ли дошло, смерть пришла бы раньше.       Руки скользнули за спину, и вот вторая стрела уже натянута и готова свистом спеть колыбельную, предвещая смерть. Испуганное дитя напряжённо, со страхом в глазах, смотрело на парня, который без дрожи держит лук в его сторону. Неверное слово, неверный шаг, и конец не заставит себя ждать.       — Выходи! — приказным тоном вымолвил Торд, указав кивком головы в другую сторону.       Нехотя, молча, содрогаясь от страха, мальчик вышел из темноты, но не позволил себе подойти близко. Глаза смотрят вниз, в сторону, а руки судорожно теребят разорванную ткань, — назвать это одеждой очень трудно.       — Кто ты? — Торд по привычке не видит ничего в том, чтобы лишить кого-то жизни, даже слабого, потому ничуть не ослабляет натяжение, даже напротив. Ответ не следует, и лук, тетива издаёт тихий скрежет.       — ...Эдд, — неразборчиво молвит ребёнок, ещё сильнее сжимая остатки одежды.       — Ты один? — недоверчиво Торд глазами осматривает углы, словно ищет кого-то. Вряд ли это жилище кому-то приглянулось, а уж тем более выжидать путника, как Торда, имея для наживки ребёнка, очень маловероятно.       — Да. — Торд верит чужим словам, но ставит под сомнение факт. Почему ребёнок здесь, в старом доме, совсем один? Он не выглядит изнемождённым, не голодает долгое время, но почему он тут?       — Хорошо. Это... твой дом? Ты жил здесь с кем-то? — парень сделал шаг вперёд, совсем немного отвёл заряженный лук в бок. Кажется, что это не засада, а поблизости нет зверья.       — М-мои мама и папа, но они ушли, — поднять глаза мальчик не осмелился, но ответил на вопрос. — Ушли за едой, но ещё не вернулись.       Зимой добыть пропитание очень трудно, Торд это испытал на себе, и решил уточнить небольшую деталь.       — Когда ушли?       — Несколько дней назад, они немного задерживаются...       Вряд ли его родители живы, Торд это понимает, но ребёнок воспринимает это по-своему, потому, кажется, думает, что они живы. Сероглазый вздыхает, хочет сказать правду, но зачем? Ему не поверят, будут отрицать это. Но есть ли в этом смысл? Пытаться вбить в голову то, что два дорогих для него человека больше не вернутся.       — И что ты делаешь всё это время? — северянин пытается немного снять напряжение не только с ребёнка, но и с себя, задав простой вопрос.       Эдд неохотно показывает тонкой рукой в стену, но парень понял, что он указывает на другую комнату. Ненадолго оставив свой взгляд на другой стороне, русоволосый медленно двинулся в сторону. Комнату отделяла дверь с резьбой. Лёгкий толчок привёл к движению разбухший от влаги кусок дерева, издавший характерный старый скрип.        Кажется, это бывшая детская. Забитые в угол окрашенные в красный одеяла привлекли к себе внимание первыми, и Торд напряг глаза. Нет, не кровь, просто сгнившие ягоды, лежащие на и рядом с тонкими остатками шкур животных. Скудный рацион, ничего не сказать, но тяга к жизни заставляет идти на безумства.       Древние стены сохранились здесь, ветер не пробирался сюда. Холод, но терпимый. И раскиданные по полу деревянные фигурки животных, игрушки. Половина из них потемнела от влаги, другие вовсе дали трещину или уже распались надвое.       — Ты сидишь здесь, играешь и... — Торд запнулся, когда подумал о сгнивших ягодах, а после и случайно представил их мерзкий тошнотворный вкус. — Кхм, в общем, устраиваешь трапезу?       Положительное мычание из другой комнаты стало ответом, и парень с неким сожалением глянул в тёмный угол. Не лучшая жизнь. Больше выживание, нежели жизнь. С болью внутри, парень вспомнил своё прошлое, деревушку на берегу проклятой реки, где он провёл всю свою жизнь, где взрослел и учился тому, что умеет сейчас. Жизнь там не сахар, но еда была в достатке, а дикий холод постепенно становится союзником, что оберегает от чужаков.       — Если бы я не ушёл, я бы сейчас был в кругу близких.       Нет никаких понятий в голове парня о том, правильный поступок совершён или нет. Всё идёт своим чередом, а сожаления не вернут на тот ушедший момент, чтобы изменить прошлое. Сожаления о прошлом тормозят настоящее.       — ...Ты поможешь найти моих родителей? — тихий и неуверенный голос возвращают из мыслей. Надо ответить отрицательно, отказаться, ведь пустые надежды не приведут к счастливому концу. Но, видимо, сероглазый решил иначе. Похоже, ему найдётся место в этой истории.       — Думаю, да. — странные ощущение заполонили изнутри парня. Сожаления рано или поздно заявят о себе, но сейчас северянин просто отсрочит их на недолгий срок. — Идём, расскажешь о них в пути.

***

      Месяцы тишины длятся бесконечно, а многочисленные попытки, принятые парой людей, шли в один конец. Торд исчез бесследно. Самовольные поиски пресекались, а единичные случаи постигали наказания. С одной стороны закон, с другой мораль, а некоторые, как Орма, на границе. Долг призывает наказывать самовольство, а прошлое и связь с парнем взывают к голосу альтруизма. И как тут быть?       Ул утеряла всякую надежду, когда начался сезон холода. Может, раньше эти капли чаяния были, но они высохли, словно под редким летним зноем, когда снег спустился на деревья. Сугробы уменьшались, но вера так и не вернулась. Трупа нет, но и намёка на то, что её друг жив, тоже нет.       Скьельд не отличился настроем, парень тоже не держал пустую надежду, но и не верил, что тот, с кем он провёл детство, юность, мог просто погибнуть.       Высокорослый проводил часы у берега, смотрел в твёрдую неровную гладь, в ожидании того, во что уже нет веры. Корабли не могут плыть в этот сезон, но всё же тот ждал, что услышит звук удара вёсел об воду. Ничего не происходило, только стремительный ветер качал ветви деревьев.       Кажется, что все были в неком отчаянии. Как Торд мог пропасть? Просто не вернулся. Но единицы, знавшие парня лучше всего, так и не смогли побороть смятение. Эта связь губит и дробит что-то изнутри.       И тишина.       Ул всё реже покидала дом, признав, что у неё не хватает храбрости понять, что снаружи она не услышит голос сероглазого. В конце концов девушка ушла к Эир. Здесь, в окружении трав и снадобий, ей не обязательно покидать палатку, и нет чувства того, что она стала обузой.       Больных в последнее время много, но это обычная простуда, не более. Некоторые приходят с случайными ссадинами, полученными в результате... неважно. Нужно сконцентрироваться на работе.       Тонкие руки тянутся к высушенным травам, чтобы измельчить их. Ловко пальцы тянут лепестки, что без сопротивления покидают стебель, бывший дом. Монотонная работа изнуряла сильнее, чем часы физических нагрузок. Кашель послышался со стороны, и Ул устало вздохнула.       — Эир, Вы- —только подала голос девушка, как её прервали, не дав закончить.       — Я в порядке, — старушка прикрыла рот и продолжила возиться с деревянным сосудом, переливая его содержимое в миску. Новый позыв кашля заставил пальцы дрогнуть, и сухая ягода, упав в миску, заставила расплескаться тёмно-зелёную жидкость по стенкам миски. — Не отвлекайся.       — Хорошо.       Кажется, Эир изнурена, но не хочет этого признать. Она всю жизнь посвятила себя делу, а сейчас в ней может нуждаться каждый. У неё нет права подвести других, как и себя. Медленно, но уверенно она продолжает мешать травяную смесь. Столько десятков лет прошло, но в памяти до сих пор остался рецепт этой смеси, что обеззараживает рану.       В голове всплыл тот день, когда Торд принёс ей слёзы кукушки, а после поменял повязку раненому. Жаль, но это не помогло: заражение настигло мученика, и тот погиб. Эир помнит его последний вздох, мёртвый взгляд и бледный оттенок кожи. Любая смерть застревала в памяти старушки, мучая каждый день перед сном. Та ворочится часами, видя пред глазами тех, кто не выжил, кому она не сумела помочь.       — Ул, убери на ту полку. — лекарь закупорила сосуд и протянула руку с ним. Дева схватила его и положила туда, где ему место. Эир благодарно кивнула и добавила зёрна в посуду, перед этим раскрошив их.       Недолгие круговые движения смешали содержимое, и седая женщина начала переливать горькую на запах жидкость в чистый сосуд. Сколько не трудись, а рук не хватает. Старушка покосилась в сторону, задержав взгляд на ведре с водой. Прозрачная. Но вряд ли она успеет очистить позеленевшие сосуды сегодня, сил совсем не осталось, что подкрепилось рядом сильного кашля.       — Вы измотаны, может, приляжете на денёк? — девушка неодобрительно окинула взором старуху, прикрывающая рот ладонью. На слова она лишь покачала головой, улыбнулась и прищурилась, вглядываясь в гнилой лист, что нашёл себе место на полу.       — Порядок, Ул. — лекарь медленно закупорила бутылочку с новой мазью и несколько раз покачала в стороны. Может, так и надо, а может усталость намекнула о своём существовании. — Продолжай работу.       Как бы это не звучало прискорбно, женщина бы с радостью отдохнула, но гордость не даёт. Молодняк присматривает за дряхлой старухой, — звучит жалко.

***

      Торд внимательно осматривал взглядом путника, что теперь разделит с ним тяготы выживания. Маленький мальчик, который, как и он, просто хочет жить, но назло судьба решила связать нити не от добрых намерений. Если сероглазый привык к отсутствию семьи, то как объяснить Эдду, что лес наполнен голодными хищниками, без жалости терзающие добычу, кем, скорее всего, стали его родители.       Путь неведан, но только у Торда нет мотива двигаться дальше. Без цели. Просто движется вперёд, ни на что не надеясь. Наверно, он продолжает жить по инерции.       — Эй, Эдд, — с улыбкой оглянулся парень, готовясь получить огромный ответ на свой вопрос. Это хоть как-то разбавит гнетущую тишину. — Расскажи о себе, о семье, о доме. Обо всём.       Дитя, идущее позади, с повисшей от тоски головой, недоверчиво посмотрело в глаза русоволосому. Даже так, но искра в карих глазах проскочила, что Торд отчётливо заметил. И Эдд ускорил шаг, в попытке идти вровень с парнем. Недолгая тишина, и мальчик начал говорить о своей жизни, что было до и после. С каждой минутой слова вылетали увереннее, с эмоциями.       — ...Моя мама мне часто рассказывала истории по ночам, — улыбка засияла на лицах. Бывший воин подумал, что это наверняка обычные сказки, легенды их народа, но после сказанного Торд слегка потускнел, улыбка медленно сползла с лика. — Особенно мне нравилась история о стране за океаном, куда попадают люди после битв. Там начиналась новая жизнь, после того, как человек перейдёт через мост-       — Через Гьялларбру, а потом попадал в Железный лес, — Эдд удивлённо посмотрел на Торда, чьё лицо не выражало радости. Если не наоборот. — Мне тоже рассказывали эту... сказку.       В голове крутятся слова человека, кого он не знал. Точней, забыл. Он слышал с чужих губ эту историю.       — Пройти через непроходимую реку Гьёлль можно по мосту, сотканному из золота, — прокрутил слова про себя парень, вспоминая продолжение. — Под бдительным взором великанши Модгуд пройти дальше могут только мертвецы. Чьё сердце продолжает биться, — пути нет, ведь звон моста выдаст неладное, да сама Модгуд способна отличить живого от трупа. Дальше ждал путника Ярнвид, Железный лес. Долгая тропа сопровождается шелестом и скрежетом листьев, холодным ветром и одиночеством. Только тогда предстанут огромные ворота в чертог Хель под охраной Гарма, пса, прячущегося от света в пещере, покрытой кровью.       Что, если это всё не выдумка безымянного безумца? Что, если всё это действительно существует? Все эти миры, реки, текущие из Нифльхейма? Достойные избираются валькириями, а затем попадают в небесный чертог? Неугодным путь во владения Хель? Может, всё это просто скрыто от глаз людей, но вера Торда всё больше давала трещину. Чем дальше его несли ноги, тем меньше он вспоминал то, что ему внушали с самого детства.       — Эта сказка... — начал Торд, потирая лоб и натянув улыбку. — Она другого народа. Откуда твоя мама знала- — парень покашлял, озираясь на Эдда, заинтересованного в том, о чём говорит путник. Кажется, тот даже не обратил внимание на последние слова сероглазого. — Кхм, знает это?       — Папа говорил, что раньше они жили в другом месте, — хруст ветвей и снега под ногами сопровождал слова мальчика, идущего чуть ли не вприпрыжку. — Но потом попали сюда.       Русоволосый решил не уточнять причину такого путешествия, да и вряд ли Эдд знает правду. Если ему что-то и сказали, то хорошую ложь, чтобы не травмировать дитя. Торд медленно похлопал своего спутника по голове, которого такой жест очень даже обрадовал. До импровизированного лагеря недалеко, запасов хватит на первое время, а потом как пойдёт. Увы, Торд не любит планировать что-либо.

***

      Время идёт, но ничего не меняется. День за днём ничего не меняется от слова совсем. Том укрывается в своей комнате, слушает гул на улице, ждёт, когда мышцы невольно сведёт от долгой обездвиженности, и он бесцельно встанет, неуверенно пойдёт наружу.       Кажется, что сегодня люди слишком активны. Обычно, разговоры были обычными, со смехом, вскоре прерывались, но сегодня затянулись. Точней, шёпот затянулся. Невнятный, обеспокоенный шёпот доносился снаружи.       Томас нахмурился от такого. Нет, ему нет дела до чужих проблем, — своих сполна, но искры любопытства проскочили внутри. Будь это обычная бытовая проблема какой-то женщины, вряд ли её обсуждали тихо, так ещё с печалью.       Юноша привстал и повернул голову в сторону, словно мог что-то разглядеть. Кажется, четыре человека перешёптывались между собой. Отсюда, из дома, отстранённого от других, вряд ли что-то получится подслушать, даже если напрячь слух.       Недолгая возня, слепой медленно оказывается у порога дома. Сердце стучит как бешеное. Он не раз покидал дом, не раз его провожали взгляды людей, но сейчас он привык, так почему боится покинуть холодные стены, где ничего нет, кроме несчастья? Том прислонил лоб к двери, зажмурил глаза и опёрся рукой об дверь.       Тепло. Несмотря на сезон холода, солнце охотно делится лучами, не желая никого обделить. На секунду пепельноволосый застыл в изумлении. Давно он не чувствовал лучи солнца на коже, будто ласка матери к ребёнку. Золотой круг часто прятался за тучами, иногда выходил, когда Том в это время наоборот скрывался от внешнего мира       Всякая тревога испарилась, Том даже улыбнулся, не зная чему. Наверно, если бы он знал мир, его вид, воображение бы нарисовало богатый пейзаж. Отвлечённый на свои мысли, тот не заметил, как начал по привычке идти в знакомое ему направление, к лекарю.       Люди увидели Риджуэлла, удивились. Его редко можно увидеть, кто-то отшучивался, что Том это призрак, легенда, придуманная на ходу. Ещё больше впечатлило их, как он, лишённый зрения, легко идёт, улыбается. Кажется, все забыли про свою совместную беседу.       — ...Повтори ещё раз, не расслышала. — сказала женщина, обращаясь к собеседнику, но взгляд нацелен на Томаса. Такое радостное поведение её неслабо смутило.       — Илдред погиб. — ещё тише прошептал мужчина, таращась на юношу.       Слова долетели до Риджуэлла, это вывело его из необычайно лёгкого состояния. Сначала он подумал, что он не расслышал, но с чем можно перепутать это заявление?       Улыбка сползла с губ, и Том, недолго "смотря" на участников беседы, ускорил шаг. Если кто-то и знает достоверность таких новостей, то только доверенные лица, вышка в иерархии, и юноша знал одного из них. К нему он сейчас и направится с таким вопросом.       Дверь открыли резко, без стука, от чего Аелрик вздрогнул, раздражённо повернулся, не понимая, кого могло занести в рань. Мысленно он представил все сценарии, которые происходили множество раз, ведь такая спешка вряд ли означает что-то позитивное. Но глазам предстал знакомый человек. Недовольство вспыхнуло, в голосе это отчётливо слышно.        — Что-то случилось? — обернувшись ненадолго, тот всем видом мог показать, что сейчас за простую панику готов сжечь всё и всех.       — Илдред... мёртв? — прозвучали слова, которые моментально заставили всякое недовольство исчезнуть. Кажется, где-то произошла утечка, раз даже Том узнал об этом.       — Войди и закрой дверь. — повелел Аелрик, вздыхая. Столько нервотрёпки происходит, а большая часть именно падает на его плечи. Когда послышался щелчок, Аелрик начал тихо говорить: — Да, мёртв. Убили несколько дней назад... Задам два вопроса: от кого ты узнал и почему врываешься так, будто это твой родственник?       — Первый: об этом говорили люди на улице. — Том неспешно преодолевал расстояние между ними и, задумавшись, сделал паузу перед ответом. — Второе: не каждый день глава клана погибает, а если и погибает, то происходят похороны.       Аелрик замолчал, обдумывая слова. Голова не соображала, и он несколько раз прокрутил слова Томаса, чтобы понять смысл сказанного, дабы дать нормальный ответ. По крайней мере, он доверяет этому юноше, пусть между ними и была неприятная стычка.       — Ты хочешь, чтобы все знали, что в клане ходит убийца? — лекарь понимал недовольство Томаса, но поделать ничего не мог. Он и другие высшие совместно дали согласие на сохранение тайны, чтобы уберечь свой народ от хаоса и паники. — Несомненно, его поимкой займутся, но не сейчас. От знания, что кто-то ходит и перерезает горло людям, плюса не будет. Понимаешь?       — Но люди уже сами как-то додумались до этого, — подметил Риджуэлл. — Или кто-то проболтался.       — Будем отрицать, пока не придумаем историю смерти и не найдём достойную замену. — целитель устало встал, откуда-то снизу достал бутыль с алкоголем и сделал глоток. Сейчас это ему нужно было сделать. — Кандидатур хватает, а вот подстроить, что Илдред погиб сам, сложнее. Никто не хочет брать на себя ответственность.       — Включая тебя?       — Включая меня.

***

      — И ты хочешь, чтобы Дрого подставился? — Томас озадаченно склонил голову, до этого сделав глоток из кружки.       — А больше некому, — Аелрик устало опёрся головой об руку, потёр лоб и зевнул. — Но и его понять можно: за такое его постигнет суровое наказание. Кажется, что в итоге мы просто скажем, что сами не понимаем, как он оказался вне лагеря, а нашли его уже мёртвым.       — А если сказать, что кто-то видел, или слышал, что Илдред ушёл? — Томас тонко намекнул, ожидая предсказуемый ответ.       — Надо найти такого человека. — лекарь задумался и замолчал. — И неизвестно, что взбредёт толпе в голову... Стоп-       — У меня есть идейка.