***
В комнате полнейший хаос и беспорядок, всё в комнате буквально вверх дном. Дверцы шкафа для одежды распахнуты, являя внутренности миру. Все вещи, что до этого покоились на полках, каждая из футболок и штанов разбросаны по кровати с карманами наизнанку. Коробки, в которых были ещё не разложенные принадлежности из дома, что до этого спокойно находились под кроватью, выпотрошены на пол: старые тетради; заметки на отдельных листках; старые, уже давно с засохшими чернилами ручки, которые было выкидывать жалко, потому что они с принтом Всемогущего; брелки, давно потерянные чехлы от уже старого телефона, так же со Всемогущим; журналы и комиксы, вроде что-то ещё. А в центре этого безумства восседает взбаламученный Изуку, стискивая в руках нечто маленькое и яркое. — Нашёл. — шепчет он сам себе, оглаживая подушечками пальцев неровную поверхность маленького оранжевого камушка в своих руках. — И правда, очень похоже на цвет глаз Каччана… — он переворачивает камень с боку на бок, разглядывает его, нежно улыбаясь всплывшим в подсознании воспоминаниям. Наш символ дружбы. Как я мог забыть. С грустью в голосе Изуку поднимается на ноги, не смея отвести от маленького осколка воспоминаний взгляда, поворачивается к двери. Минуя завалы беспорядка, он шагает в входным дверям, переступает через преграды из собственной одежды и кроссовок, выходит за дверь, тут же пряча камень в карман штанов Каччана. «Нужно найти ребят и извиниться, — думает Изуку, спускаясь со второго этажа по лестнице, — наверняка я обидел их тем, что забыл. — С первого этажа доносятся задорный смех и тихие хлопки от причуды Каччана. — Грустно только то, что я не могу вспомнить о каком обещании шла вчера речь». Изуку осторожно выглядывает из-за угла, стараясь быть менее заметным. Ему интересно посмотреть, как ведёт себя Каччан с детьми, ведь насколько он его знал, ничего хорошего в голову не приходило. «Лишь бы не выражался», — взмолился в своей голове Деку, завидя в гостиной ребят. Шуточный бой подушками, удивительно, но вёлся осторожно. Кацуки-старший то и дело ловил падающего с дивана Деку, выставляя то руку, то подкидывал вовремя подушку, чтобы смягчить падение. Младший Кацуки же, смотря на эти выпады заботы, довольно прикрывал глаза, а после, по-хищному улыбаясь, бил себя старшего наотмашь, быстро лавируя между кресел, пытаясь скрыться от кары взбешённого, что вопил во всё горло: «мелкий читер». Деку лишь хохотал, то и дело пытаясь с высоты дивана запустить «пушечное ядро», как прозвали они подушку, в кого-то из них, но постоянно промахивался. В один момент подушка всё же приземлилась на голову младшему Кацуки, а он в лучших традициях Голливуда, вошедший в роль, упал на пол, изображая убитого. — Каччан, Каччан, — сквозь смех зовёт Деку-младший, смахивая выступившие от смеха слёзы, — а теперь давай наше обещание! Я хочу его ещё раз услышать! Мне так нравится, у тебя голос такой кру-у-уто-о-ой! Обращение предназначенное старшему не осталось незамеченным, он, подхватив с пола подушки, пихнув при этом младшего себя, быстро уселся на диван, заговорщически оглянувшись и вжав голову в плечи, потянулся руками к Деку. — Деку-Деку, замучил, засранец, — Кацуки обнимает ребёнка, сильно-сильно стискивая в руках, при этом чувствуя себя чересчур довольным. Ему странно чувствовать это. Эту безграничную радость, всепоглощающее счастье, но ему это нравится. А то, что нравится, пусть так и будет, лишь бы никто его не увидел таким, — Но ладно, давай. В последний раз, договорились? Ребёнок кивает головой слишком активно, от чего оба Кацуки не в силах сдержать улыбки с последующим закатыванием глаз. Они втроём усаживаются на диване, жмутся друг к другу, а после тихо-тихо начинают говорить слово в слово. Одновременно. Не сбиваясь. Прикрыв при этом глаза. — Я буду тебя всегда защищать И никогда в обиду не дам! Я буду твой путь всегда освещать И никогда тебя не предам, — проговаривают ребята в один голос, не спеша, будто смакуют каждое слово. — Клянусь я, как Всемогущий сражаться, Повсюду быть рядом, не расставаться... — Я буду со всеми злодеями драться и никогда ни за что не сдаваться, — заканчивает себе под нос Изуку, с удивлением смотря себе под ноги, впившись пальцами в стену. Сердце в груди ходит ходуном, оно вот-вот подпрыгнет выше и выскочит через несомкнутые губы. Кожа покрывается мурашками, даже на затылке волосы поднимаются дыбом. Что-то вертится и крутится на грани сознания, только что именно Изуку не может понять. Что-то смутно знакомое, с отголосками нежности, покрытое тонной пыли из ненужных воспоминаний. Оно пытается прорваться, вынырнуть, подняться к свету, но тут же срывается вниз, стоит Изуку услышать за своей спиной голос, что говорит тихо и осторожно: — Играешь в шпиона? Пронзительный визг прерывает разговоры в зоне гостиной, чертыхания и пыхтения доносятся из-за стены и на свет Божий с лестницы является испуганный Мидория, что буквально падает на пол, скорченный от страха и, кажется, боли. После него из-за угла выглядывает голова с двухцветными волосами и с удивлением смотрит на ребят, что не меньше их самих удивлены ситуацией. — Неужели я такой страшный? — бубнит Тодороки, спускаясь с лестницы и протягивая Мидории руку. — Не ушибся? Но Изуку не успевает ни принять руку помощи от друга, ни даже что-либо сказать, как вдруг, со стороны дивана доносится вопль с чередой громких взрывов. Бакуго-старший, подорвавшись с дивана что-то кричит, будто бы разъярённый бульдог, разве что только слюной не брызгает в разные стороны. А последующий детский визг заставляет всех замереть на месте, в ужасе распахнув глаза. Деку-младший, не ожидавший такой резкой смены настроения старшего друга, отшатывается от него на диване, заваливается в сторону, вот-вот намереваясь упасть. Он упал бы, но вовремя среагировавший Тодороки не даёт этому случиться и ребёнок, знатно испуганный, просто скатывается по ледяной фигуре, что только секунду назад отсутствовала. — О-о-о-ох… — вырывается у ребёнка, когда он оказывается на полу. Зелёные глаза смотрят в растерянности по сторонам. Не понимая, как так получилось и откуда в комнате, где очень тепло, вдруг появился лёд, да ещё и в такой чудной форме. — Кру-у-уто! Изуку-младший оглядывает присутствующих взглядом, слабо пряча в них изумление и восторг. Он просто горит, нет, он пылает желанием узнать, кто это сделал. Может, это он сам, только старший? Было бы классно! — Ми-идория, — слегка запнувшись, к Изуку-младшему обращается Тодороки, подходя ближе и присаживаясь на одно колено, — не ударился? Мальчонка мотает головой из стороны в сторону, всё ещё сидя на льдине от причуды Тодороки. Парень протягивает руки ребёнку, сжимая и разжимая пальцы в эдаком жесте-просьбе подняться, и тот, на удивление злющего Кацуки-младшего, принимает помощь, поднимаясь на ноги, держа при этом Тодороки за руку. Шото, слегка приподняв уголки губ в улыбке, протягивает Изуку-младшему левую руку, прошептав: — Нужно убрать этот беспорядок, — применяет причуду огня, растопляя весь лёд, умело избегая луж на полу. — Как же кру-у-у-у-у-у-у-уто!!! Детский визг заполняет комнату, рикошетом отскакивая от стен и возвращаясь к людям, попадает в уши, пытаясь разорвать перепонки. — Это как? Подожди! — Изуку смотрит с удивлением на парня, что сдерживает довольную улыбку, легонько сжимая его ладошку в своей. — Это как? Тодороки оборачивается к ребёнку, что во все глаза пялится на него, тихонько хмыкает и, вытянув руку от себя, зажигает на ней огонь. — Вот так, — он пожимает плечами, будто в этом нет ничего удивительного, но ребёнок, как заведённый, что-то бубнит себе под нос перед тем, как оглянуться на себя старшего. — А лёд, кто сделал лёд? — Тоже я, — чувствовать своё превосходство, имея двойную причуду, это то, что Тодороки никогда не испытывал до этого момента. Ему так стало… приятно и лестно, что Изуку так отреагировал на него, что просто не мог найти никаких слов, чтобы угомонить бушующий пожар в груди. — Ого! Круто! У тебя две причуды! — вопит ребёнок, подпрыгивая на месте. Маленькая ладошка сжимает руку Тодороки, трясёт её, а потом, будто одумавшись, Изуку останавливается и смотрит Тодороки в глаза: — Покажи ещё. Ох, ты та-а-акой кру-у-утой! А как тебя зовут? — Тебе понравилось? — спрашивает Шото, когда из-под ноги поднимается к потолку ледяная стена, ограждая их двоих от злых взглядов двух Бакуго, что до сих пор стоят в стороне и молча наблюдают, — Можешь звать меня просто Шото. — Хорошо, Шоттян, — улыбается он, сильно стискивая руку подростка. — Покажешь мне ещё? — Конечно. За ледяной стеной, что по сей момент возвышается над полом, раздается гортанный рык и не менее громкий взрыв. Череда взрывов точно продлилась бы, если бы не вошедший в помещение человек. — Ребят, — начала говорить Урарака, — вас Айзава-сенсей звал. Бакуго, Мидория. Младших вас просили оставить в общаге. Девушка непонимающе уставилась на мальчишек, что были разделены стеной льда. Переводя взгляд с потерянного Деку, на взбешенного до ужаса Бакуго, девушка разумно решила скрыться. — Я прибью тебя, Половинчатый… — прошипел Бакуго, вылетая на немыслимой скорости прочь из общежития. — Шоттян, а вы с Изуку-братиком друзья, да? — Он, ну, то есть ты, мой самый лучший друг. — Кла-а-а-ассно!Какого? Двумордый!?
2 апреля 2019 г. в 08:36
— Каччан, ты как? — Мидория-старший, и сам засмотревшись на идиллию детства, приходит в себя на долю мгновения быстрее и обращается к другу, что всё ещё смотрит на воркующих детей, — Давай помогу убрать со стола?
— А, чего?
Кацуки в растерянности. Он осматривается, будто сверяется со своими мыслями и, не приметив ничего необычного, медленно кивает. Детишки уже закончили с завтраком и, как оказалось, поблагодарив Бакуго-старшего, убежали в гостевую зону.
— Каминари оставил им диск с игрой, пошли осваивать, — коротко улыбнувшись, завидев, куда так внимательно смотрит одноклассник, Мидория принялся убирать посуду со стола, — Спасибо за завтрак, было вкусно. Как всегда.
Ожидать адекватной реакции на похвалу по поводу каччановой стряпни Изуку было сложно, но когда Каччан выдавил из себя тихое «пожалуйста» совсем без сарказма, на душе как-то резко потеплело. Улыбка сама просится на уста и, не смея сопротивляться умилению, Изуку-старший светится неподдельным счастьем.
Уже после молчаливого согласия на совместную уборку, парни принялись убирать грязную посуду. Изуку принялся намывать тарелки, полностью погружаясь в свои мысли, в то время как Каччан, оглянувшись снова на детей, вытер со стола крошки и стал спокойно ждать чистую посуду, дабы вытереть её и убрать в шкаф.
Буквально за считанные минуты, когда с посудой общими усилиями было покончено, подростки решили присоединиться к младшим своим версиям.
— Каччан… — стоя немного поодаль от своего товарища, Изуку, не без испуга на лице, осознаёт в чьих штанах он находится. Обнаружить нечто в кармане помогает похлопывание по бёдрам после того, как вытер руки полотенцем. — А что это у тебя в кармане?
— У меня? — Кацуки искренне удивляется вопросу, обернувшись на парня. — Ничего. А-а?!
Когда взгляд шафрановых глаз концентрирует своё внимание на парне, они тут же расширяются, выражая полнейший ужас. То, что сейчас держал в руках Деку, не должно было оказаться здесь! Оно должно было быть в его комнате!
— Твою мать, задрот!!! — взревел Бакуго, надвигаясь словно грозовая туча, готовый вот-вот извергнуть гром и молнии, — Какого хера это у тебя? Какого хера ты вообще в моих штанах?!
Буквально в пару шагов подлетев к Мидории, Кацуки выхватывает из его рук маленький ярко-зеленый камушек.
— Ты что, умереть захотел, тупая твоя задротская голова, а?!
Перехватив камень поудобней в ладони, парень кладёт его в свой карман. Поворачивается к однокласснику, корча при этом лицо в гримасе недовольства и шипит на манер кошачьих:
— Сдохни.
Сказав, почти что плюнув, Бакуго резко поворачивается на пятках и уносится прочь. Брань и ругань, что сыплются из его уст отдают в голове эхом, заставляя тело мелко подрагивать. Тот смысл, что парень вложил в одно единственное напоследок сказанное слово, навело небывалого ужаса. Даже не так. Оно навело какой-то небывалой тоски с отголосками грусти. Оно словно кусок навоза, приземлившегося на голову, растекается по телу, принося при этом малоприятные чувства. Стало как-то совсем печально.
Сидевшие тихонько до этого момента дети тут же оживились, стоило только входной двери общежития громко хлопнуть, сотрясая стены. Первым подоспевшим, но молчаливым наблюдателем был Кацуки-младший.
Он, как оказалось, всё это время поглядывал за более взрослыми ними, примечая детали поведения и отношения друг к другу. Для ребёнка казалось немного, но странным, почему этот Деку настолько не такой, как его. Что произошло с ними? Почему он сам так агрессивно настроен на этого Деку. «Почему?» проносится в детской голове постоянно, но задать этот вопрос стоит не этому человеку. Потому он молчит.
— Эй, Изуку-братик, почему вы с Каччаном так ругаетесь? — младший Мидория, будто заведённый болванчик, милый зайка, просто непоседливый ребёнок, скачет вокруг старшего себя, при этом дёргая того за руку. — Что вы не поделили?
Мидория-старший будто бы и не здесь вовсе. Он смотрит в сторону, в которую минутой ранее умчался Бакуго. Послевкусие во рту отнюдь не то, что было после завтрака. Во рту словно разлилась мерзкая масса противного дёгтя. Ему одновременно и противно, и хочется сплюнуть слюну, но он держит себя в руках. Негоже бушующему герою плеваться аки верблюд.
— Я… я просто спросил, что это за камень был в кармане…
Растерянный вид, опущенные руки по швам и отсутствующий взгляд в никуда. Мидория выглядел достаточно отстраненно. Скорее взяв себя в руки, парень тряхнул головой, переводя взгляд на себя маленького.
— Прости, Изуку.
Но ребёнок уже мало реагировал на слова взрослого себя. Его блестящие зеленые глаза смотрели со злобой и недовольством, когда в глазах плескалось что-то смутно похожее на разочарование. Изуку-младший переводит глаза на Каччана, который, к слову, также был крайне рассержен, в немой просьбе поднимает брови, и на это Каччан реагирует обращением к старшей версии его Деку.
— Деку-Деку, — несильно пнув парня по ноге, мальчишка с призывом посмотрел на старшего, — хочешь ли ты этим сказать, что и Этого не помнишь?
Вынырнув словно из-под толщи воды, Мидория-старший пребывает в потерянном состоянии. Он смотрит ошалевшим взглядом на маленького Каччана, что собирается пнуть его ещё разок, с одной лишь разницей, в этот раз он намерен сделать это сильнее. И он, предотвращая нанесение себе увечий, сразу отзывается.
— А должен?
То-ли писк, то-ли скрежет вырывается из груди младшего Мидории. Он, стукнув кулаком по бедру старшего себя, разворачивается на пятках.
— И как я мог стать таким…таким… — ребёнок складывает руки на груди, тихо фыркая, пытается найти подходящее слово, но за него договаривает младший Каччан, утягивая оного за руку прочь.
— Дураком. — намеренно громко шикнув, младший Кацуки тянет Изуку за собой, желая скорее уйти и попытаться найти себя старшего. Быть с этим, очень уж подозрительным Деку-Деку, не было желания. Да и младший может сильно расстроиться, прознав то, что вероятно станет таким как этот. Пообщаться со старшим Деку-Деку и выяснить почему он такой, Кацуки может и позже. Хотя бы тогда, когда передаст своего Деку старшему себе. — Пойдём, Деку.
Мальчонка, повернув голову в сторону своего младшего друга, активно закивал головой, закусив нижнюю губу; повернулся на себя старшего, показал язык и засеменил за Каччаном, покидая общежитие через главный вход, оставляя Мидорию-старшего в непонимании происходящего.
— Что ж… — шепчет под нос себе Изуку, после громкого хлопка входной дверью, — меня всей толпой решили игнорировать и мучить странными вопросами. — Стоит пересмотреть старые фото из детства, может, и правда забыл… что-то настолько важное.
Крутанувшись вокруг своей оси, парень потянулся, пытаясь припомнить в какой именно коробке, не разобранной с переезда, у него осталась лежать парочка старых альбомов с фотографиями из детства. И, взяв себя в руки, мысленно пожелав себе удачи в поисках забытого, Мидория поднимается к себе на этаж.
На улице была прекрасная погода, которая располагала к хорошему настроению и обещала быть такой минимум до вечера. Только Кацуки что-то не вдохновлялся идеальными погодными условиями, хмуро прогуливаясь и петляя вокруг здания их общаги. Мысли не давали парню покоя и, не придумав чего лучше, он решил просто наматывать круг за кругом, не желая уходить далеко.
В руке, по привычке прошедшего времени, стиснув что есть силы, Кацуки держал речной камень. Замученный временем, потёртый со всех сторон, гладкий, с парой ямок от взрывов его причуды. Ему просто не всегда удавалось контролировать свою злость на этого задрота-несмышлёныша, а вот камень этот будто успокаивал, на манер лучших седативных средств. В голову непрошеными гостями приходили картинки из прошлого, что и так не давали ему спокойно жить, маяча перед носом ежедневно, а по большей части, просиживая штаны за партой у него за спиной. Деку.
Стоя на берегу ручья, двое мальчишек беззаботно хохотали, пуская по воде камни, высчитывая количество раз, сколько камень отпрыгнул от воды. Эдакая игра «лягушка» очень затягивала, развивая спортивный интерес у детей.
— Деку, смотри! — ребёнок, подхватив с земли камень, замахивается и отправляет его в полёт, в слух считая прыжки, перед тем, как камень утонет в воде, — … пять, шесть, семь, восемь. Восемь? Мало-о. А что у тебя?
Он поворачивается в сторону, смотря на зеленоглазого мальчишку, который, кажется, и вовсе не старается забросить камень в воду. Держит его в руках, перекатывает с одной ладони на другую, сильно хмуря брови.
— Деку! Ты что, так и не научился?
— Это у Каччана так хорошо получается всё, что он захочет, а я… — с каждым словом он стихает, говорит тише и неразборчивее, из-за чего Каччану приходится прислушаться, чтобы услышать последнее сказанное ребёнком, — такой бесполезный.
— Эх ты, — вздыхает мальчишка, наклонившись и подхватив очередной камушек с земли. — Смотри, как надо.
Замахнувшись и выставив ногу вперёд, Кацуки запускает камень вперёд, но не смотрит ему вслед. Он наблюдает за Изуку, что широко распахнув глаза, наблюдает не моргая за улетевшим ядром-камешком, которое прыгает по воде.
— Круто! Каччан такой потрясающий! Десять раз прыгнул!
— Хе-хе. Давай теперь ты!
Мальчишка замахивается, чуть ли не теряя равновесия, делает маленький шаг вперёд, выставляя руку перед собой. Потом снова замахивается, прицеливается и выбрасывает руку вперёд, ожидая увидеть прыгающий лягушкой камень по поверхности воды, но слышит сдавленный «о-ох» за спиной.
— Каччан? — немного удивленно обращается мальчишка к другу, повернувшись лицом. Картина, что предстала его глазам страшная, от увиденного он не сильно ёжится, пряча руки за спиной. Изуку вместо того, чтобы запустить камень в воду, бросил его каким-то образом в голову своего друга. Попадая точно по макушке. — Прости-прости-прости!
Вскрикнув от резкой боли, а потом и вовсе зашипев, Бакуго присел на корточки. Голова отдалась неприятным гулом, а перед глазами на короткое мгновение замелькали звёздочки. Но показать своей слабости, да просто того, что ему, Кацуки, больно, он не мог. Потому он тут же подпрыгнул, подняв при этом с земли виновника его звёздочек в глазах.
— Я в порядке, не надо тут разводить нюни, Деку, — с широкой улыбкой мальчишка смотрит на своего друга. — Смотри, Деку!
Кацуки протягивает руку вперёд, разжав ладошку, показывает мальчонке камушек зелёного цвета.
— Такой же цветом, как и твои глаза! — он широко улыбается, видя реакцию на лице Деку. — Я оставлю его себе.
— Но зачем? — восхищение сменяется удивлением и, переведя глаза на Кацуки, Изуку смотрит в глаза цвета янтаря напротив. — Это просто камень.
Но Кацуки непреклонен. Он быстренько кладет камушек в карман, пробегая взглядом по берегу, и охает, заприметив ещё один, только другого цвета.
— Держи! — в протянутой ладони ребёнка удобно лежит небольшой камень цвета схожего с цветом глаз Бакуго Кацуки, вот так находка. — Это будет что-то вроде камней дружбы. Мой зелёный, твой оранжевый.
— Почти похож на твои глаза… — Деку не без осторожности берёт предложенный камень-дружбы, рассматривая его, мельком поглядывая на довольное лицо Каччана. — Спасибо. Я буду хранить его всегда!
— И я!
На берегу реки играют двое детей, теперь уже не пуская камни в воду, а бегая босыми ногами в воде, окатывая друг друга брызгами. Смех наполняет пространство вокруг. Счастье и радость наполняют юные мальчишеские сердца. Теперь у них есть что-то особенное между собой. То, чего у других нет. Камень Дружбы.
— Ка-а-аччан! — детский вопль вывел парня из раздумий, заставляя поднять взгляд с своей обуви и обернуться в сторону доносящегося голоса. — Ка-а-а-аччан!!!
Ребёнок буквально со всех ног летел на него, активно размахивая руками в разные стороны. Со стороны казалось, что он вот-вот взлетит, будь у него подобная причуда. Но нет. Подбежав, а точнее врезавшись со всей силы своего разгона, мальчонка обнял своего старшего приятеля, тесно прижимаясь крохотным телом к подростку, что-то бурча себе под нос.
— Ты что, старый дед? Хватит бубнить, Деку. — подошедший спокойным шагом мини-Кацуки, оценивающе уставился на парочку обнимающихся. Деку точно обнимал, в то время как старший-Бакуго попросту не знал, как правильно ему реагировать. — Эй, Кацуки. — обращение к себе же далось мальчишке сложно. Он не знал, как правильно будет говорить старшему, пусть и себе, не забывая о том, как мама наставляла быть культурным и вежливым со взрослыми. — Какого с этим твоим Деку-Деку вообще происходит? Он, что, даже наш символ дружбы забыл?
В детском голосе, что был до безобразного серьёзен, слышались нотки разочарования и печали. Ему, старшему-Бакуго, и самому было до одури стрёмно, неприятно и обидно от того, что есть, но признать это… Хах. Увольте. Ни за что. Потому, он скорее отвернулся от своего собственного детского лица, чтобы скривиться в нечитаемой гримасе и выдавить сквозь зубы:
— Забей на это. Я забил и ты забьёшь.
Каждое слово пусть и отдавало некоторой тоской, грустью и разочарованием, но поделать с этим он ничего не мог. Не хотел. Ну вот просто не было у него желания что-либо менять. Как-то стараться быть душкой. Фу. Нет. Только не он.
— Что это значит? — поднявший голову Деку, теснее прижался к ногам Бакуго, громко шмыгая носом. — Ты хочешь сказать…что я вырасту настолько ужасным человеком, что просто забуду все наши обещания, камень дружбы и перестану дружить с тобой?
Он тараторил и тараторил. Сбивался, шмыгал носом, катая сопли туда и обратно, пытаясь держаться изо всех сил, но не смог. Лицо, усыпанное россыпью веснушек, окропилось огромным количеством слёз, что стекали ручьями по щекам.
— Деку-Деку… — видя бездействие себя младшего, а точнее настойчивый такой взгляд, что перемещался с него самого на мальчишку у своих ног, он, Бакуго, понял такой не тонкий и прекрасный намёк. Кому сейчас стоит успокаивать мелкого? Ему. Чёрт. — Слышишь?.. Ну…
— Ка-а-а-а-а-а-ачч-а-ан… — Истошно завопил мальчишка, вжимаясь лицом мокрым от слёз в ноги старшего Бакуго, стоило тому лишь позвать его. Плечи мелко дрожали, как и руки, которыми он цепко схватился за ткань домашних штанов, — но я… я не хочу быть таким плохи-и-им…
Не зная, как быть, что сделать, как поступить лучше, Кацуки, отцепляя от себя Деку, присаживается на корточки, сгребая его в охапку, обнимает. Деку ни секунды не медлит, цепляется ручками за спину друга, втискивается лицом между плечом и головой Каччана-старшего, ластится. Всхлипы становятся тише, но не настолько, чтобы прекратиться. Кацуки, не зная, что ещё можно сделать, решает погладить ребёнка по голове, надеясь, что это даст лучший результат и, неожиданно для самого себя понимает, это действует немного лучше, чем просто объятия.
— Деку-Деку, — хриплым голосом изрекает Кацуки, осторожно ведя носом по кудрявому беспорядку, — если Ты не захочешь становиться таким, то точно не будешь.
— Про меня, надеюсь, не забыли? — настойчивый детский голос раздаётся над головами обнимающихся.
Кацуки-старший отстраняет от себя Деку, обхватывая ладонями его лицо, вытирает ему слёзы, старается, честно старается улыбнуться, но это становится больше похоже на ухмылку.
— Не реви больше, плакса-Деку, — Изуку смотрит внимательно, моргает лишь тогда, когда пальцы Кацуки совсем близко к глазам касаются его лица, надувает от недовольства губки, а после тянет лёгкую улыбку. — Давай лучше поиграем, мм? В твою любимую? Я даже уступлю тебе быть Всемогущим. Ведь раньше не уступал.
Обернувшись на себя маленького, Кацуки щурится, обнажив ровные зубы в диковатой улыбке. Брови сами подпрыгивают к верху, посылая намёк себе младшему, и этого хватает, чтобы лица детей озарились счастьем и радостью. Младший же Кацуки довольно фыркает себе под нос, уже наблюдая за тем, как его Деку тащит старшую его копию в сторону виднеющихся лавочек. И что-то бормочет-бормочет-бормочет, но что именно ему не слышно.
«Значит, Я ничего не забуду. Хоть это радует». И, сорвавшись с места, Кацуки спешит за ребятами с воплями о том, что он не согласен, что это он будет Всемогущим, а Деку гражданским.
«Только вот почему Деку-Деку забыл обо всём?»