The Dawn Will Come

      Когда Джон позвал Артура обратно в дом, он вызвался подготовить лошадей. Почистить животных, седла, поседлать лошадей и убедиться, что все сытые и довольные. Марстон лишь хмуро посмотрел на его руку, на что в ответ получил: «если работа нравится, то ничего не болит», и быстрый поцелуй после, что рассеял любое недовольство, как бы ему ни хотелось ворчать. Махнув Моргану, что сразу пошел в сарай за щетками, Джон направился в дом, раздумывая над сказанными им словами, что после того, как Артур ответил ему взаимностью, мысли об Эбигейл стали немного иными. Легче, менее романтичными и нежными. Он… перестал видеть в ней свою женщину и стал видеть просто женщину, которая была с ним эти годы и дала ему сына.       Мысли были странными, холодными, но не пугающими. Не пугающими потому, что Эбигейл пока не знает об этом. И, несмотря на все происходящее в голове Джона, он не хочет делать ей больно. Говорить об этом и показывать как-то. — Джек, собирайся, — махнул он сыну, который сидел за обеденным столом и лениво ковырялся в полупустой тарелке.       И стоило отцу произнести эти слова, его глаза сразу загорелись азартом и невиданным доселе интересом. Джону даже немного обидно стало, что, когда его отец пытался растормошить — Джек не так реагировал. Но стоило поговорить с ним Артуру — тот готов из кожи вон лезть, но пойти туда, куда захочет мужчина. Хотя, чему удивляться: Артур с ним всегда находил общий язык в отличие от Джона. Да и всякий будет интереснее собственных родителей. — Дай ребенку позавтракать, Джон. И вы тоже поешьте перед дорогой, — заворчала Эбигейл, расставляя тарелки с едой на стол. Джон отмахнулся от нее, говоря, что есть он не хочет, и прошел в спальню, чтобы захватить один набор чистой одежды на всякий случай. А вот Артуру поесть стоило и, как только он свернул одежду в рулон, то сразу пошел к сараю, чтобы поговорить с мужчиной и упаковать собранное.       Артур как раз дочищал третьего коня, на котором должен был поехать Джек. Обычно на нем выезжает Эбигейл, если ей надо куда-то быстро заехать, но настал черед Джека сесть на большого коня. Джон уверен в сыне, что он нормально удержится в седле. Хотелось бы быть таким же уверенным, что его сын точно выстрелит в животное и не спасует с последним вздохом. — Как рука? — спросил Марстон, стоило ему приблизиться к мужчине, который смахнул пот со лба. Передал ему вещи, и мужчина прошел к седлу Рейчел. — Нормально, — отмахнулся он, но Джон заметил, как неприятно он повел плечом, стоило напомнить о нем. — Иди поешь, я займусь снаряжением. Тебе стоит отдохнуть, — Джон слабо оттолкнул мужчину от седел и отобрал у него из рук сверток собственной одежды. Артур не стал противиться и возникать. Спокойно отдал ему одежду и отошел в сторону, наблюдая за тем, как начал Джон проверять собственное седло. — Приятно вот так опять работать с животными, — вздохнул Артур, расстегивая пару пуговиц рубашки, которая неприятно липла к телу от пота.       Джон надежнее закрепил тюк с палаткой и одеждой и обернулся к Артуру. В голове пролетела приятная мысль того, что Артура лучше держать здесь — на ферме. Он всегда ладил с лошадьми, с детьми, с Эбигейл. Животные, они ему всегда нравились, он всегда старался сделать для них все и не обижать. Он был бы ценным человеком при работе со скотом, с которым Марстон умел обращаться плохо даже после обитания на ранчо Пронгхорнов. Но, наверное, скажи он это Артуру вот так напрямую, и тот сразу откажется. — Что? — пожал плечом Артур, не выдерживая более пристального взгляда молчаливого Джона.       Мужчина качнул головой с легкой улыбкой на губах и обратно отвернулся к седлу. Может, после охоты он поговорит о будущем, которое их могло бы ждать, поговорит о том, как сохранить то, что они оба имеют сейчас. А пока он, правда, просто хочет отдаться этим дням на природе. С Джеком, Датчем, Артуром.       Звучит все еще абсурдно.       Артур ушел в дом, чтобы перекусить, оставляя остальную работу Джону. Вся его одежда, к сожалению, была грязной или с пулевым, поэтому сменить мокрую рубашку не было возможности, но Эбигейл, заметив взмокшего мужчину, быстро скрылась в спальне и через несколько минут вернулась с чистым комплектом одежды, который принадлежал Джону. Сказала, что эти вещи велики для него, а Артуру будут как раз. После той операции и нескольких лет в поиске себя и места для жизни, он потерял много мышечной массы, сбросил в весе, поэтому сейчас одежда Марстона могла ему подойти. Осознавать это было неприятно, но это была его жизнь. Вряд ли он когда-нибудь еще вернет себя в ту физическую форму, в которой был под закат банды Ван дер Линде. У него нет сил на это. Чем дальше — тем чаще его подводит собственное тело. Он ненавидел себя за то, что старел, а та малая часть легкого, которая давно сгнила в земле — портила его жизнь еще больше одним своим отсутствием.       Но хотя бы живой, как Артур любит повторять себе каждый раз, когда мысли уползают в это мерзкое русло.       Переодевшись в спальне Марстонов, получив помощь в перевязке плеча от Датча, Артур вышел в чистой одежде и передал свою грязную Эбигейл, которая обещала перестирать все его вещи, пока он будет на охоте. Он не мог выразить всю благодарность к этой женщине, которая из кожи вон лезла для него и Марстона. После своей недавней ревности ему даже стало жаль ее за все неведение того, что творится у нее за спиной. Рывком вспоминая рот Джона вокруг своего члена, его поцелуи, голодный взгляд… Она этого не заслуживала, и в какой-то момент Моргану стало противно от самого себя, потому что он так же участвует в этой лжи. Женщина этого не заслуживает. А он виноват.       Кивнув Датчу, который расслабленно читал в кресле, Артур вышел из дома, более не собираясь находиться рядом с Робертс. Это было мучительно для него. Джек, стоило ему покинуть дом, выбежал следом, сияя так, как никогда прежде. — Ты такой радостный, Джек, — не смог не заметить Артур. — Так любишь охоту? — Я на ней не был ни разу, если честно, — сразу замялся он, ровняясь с мужчиной, который шел к сараю. — Но был бы рад поехать с тобой. — Но не с отцом? — Со всеми вами, — быстро исправился он, но Артур его понял. Приятно, что он имеет на него такое влияние, но надо, чтобы и отец имел такое же. — Датча ты тоже не помнишь, верно? — решил поинтересоваться он, и Джек пожал плечами. — Не думаю. Может, и помню, но очень смутно. Но, скорее всего, нет. — Ладно, Джеки, — потрепал его по голове Артур, когда они подошли к сараю. — На этой охоте ты добываешь семье еду. Не промахнись.       Парень задумчиво нахмурился и вошел в сарай следом за Артуром. — Эй, это моя одежда, — сразу возмутился Джон, когда увидел Артура возле себя. — И что? Она мне подошла.       Джон подозрительно прищурился, но рта больше не открыл. Скользнул быстрым взглядом по телу Артура, заметив, что рубашка ему все же немного мала в груди и сразу же отвернулся. Какое-то странное удовольствие он получал от этого вида.       Поседлав коня Джека, Джон вывел его на улицу, сказав парню, чтобы он шагал возле дома, привыкая к животному. Артур пошел седлать свою кобылу, после чего стал проверять свое ружье, которое после стольких дней без чистки и после дождей, было не в самом хорошем состоянии. Грустно осмотрев его, он в итоге отложил его в сторону, понимая, что с его больной рукой ему все равно не удастся пострелять. Ну или, вернее сказать, ему не даст Джон, который бегал рядом, кудахча, как наседка. Хорошо хоть револьверы были в нормальном состоянии. Особенно револьвер Датча, который Морган получил от него.       Это был все еще странный для него момент в неловкой тишине с редкими разговорами. Вспоминая те пару бутылок в баре, Ван дер Линде напротив себя. Задумчивого, серьезного, будто его что-то беспокоит. Пару вопросов: как Артур, что собирается делать и все. Ни слова о себе, ни слова о том, что было. Протянутый револьвер, и мужчина исчез так же внезапно, как появился. Словно сказал: «держи это и не забывай меня». И, действительно, каждый раз доставая оружие мужчины, Артур только и мог как вспоминать его. С тоской по мужчине и тому, что он ему дал. В его одиночестве эти мысли приносили только необъяснимую боль и тоску. Один раз рука даже потянулась продать его, потому что, хотя бы за гравировку и металл, из которого он был сделан — можно было получить немалую сумму денег. Но память и эмоции, которые он приносил, пусть и горькие — стоили дороже пары сотен баксов. — Ты чего так задумался? — вырвал его из раздумий Джон, сев на тюк сена рядом. Кинул быстрый взгляд на револьвер в его руках и посмотрел вновь на мужчину. — Надо будет поговорить с Датчем. Нормально, — вздохнул он, убирая оружие обратно в кобуру. Отложил пояс в сторону и встал с сена. — Нормально — это как? — Наедине, вдвоем. Хочется узнать пару моментов, которые мне не дают покоя столько лет и которые так хочется забыть. — Не буду мешать, — буркнул как-то озабоченно Марстон и пошел к Рейчел, которая уже стояла оседланная и ждала хозяина.       Артур улыбнулся на тон мужчины. Некоторые вещи Джон никогда не сможет простить. Может, правильно делает. Некоторые вещи и нельзя простить, как и людей. Хотя даже момент, когда Ван дер Линде оставил его, просто развернувшись, проигнорировав — Артур простил. И, кажется, готов был простить еще много чего, что мог бы подкинуть ему мужчина.       Интересно, смог бы Хозия простить его после того, что тот натворил, если бы остался в живых?       Качнув головой от досадных мыслей, Артур встал, подхватив пояс с кобурой и пошел к своей кобыле, которая стояла, понуро склонив голову. Ранение на плече уже, кажется, не беспокоило ее. — Пошли, девочка, прогуляемся, — ласково шепнул он ей на ухо, взяв под уздцы. Лошадь подняла голову и осторожно пошла вслед за человеком.       Выехать они смогли лишь к закату, когда солнце только начало клониться к горизонту. Эбигейл сто раз попросила всех, кто ехал с Джеком чтобы они были осторожнее с мальчиком, а Джека просила не лезть в неприятности, и это, казалось бы, могло продолжаться еще долго, если бы Сэди не заверила ее, что рядом с Джоном и Артуром, особенно рядом с ним, он в безопасности. Джон же только старику сказал, что если узнает от женщин, что он все время их отбытия сидел и катал козявки в пальцах, то выгонит. Дядюшка обиженно махнул рукой и пошел в дом, буркнув что-то про то, что никому он не нужен, все неблагодарные сволочи и что без него этого места вообще не было бы. Марстон не отрицал этого, старик дал много этой ферме, но безделья в своем доме он терпеть не будет. Особенно, когда в нем остались только женщины.       Получив от Сэди обещание, что она присмотрит за ними, Марстон смог со спокойной душой поддеть шпорами бока Рейчел и двинуться в путь, краем глаза следя за Джеком, который ехал рядом.       К тому моменту, как солнце давно уже было за горизонтом и ночь вступила в свои права, Джон, Датч, Артур и Джек только выехали с болотистой местности, покрытой камышами и ивами. И в самое время, так как Артур и Джек начали нервничать, находясь в таком месте в темноте. Джек потому, что ему было страшно, а Артур потому, что переживал за остальных, не в состоянии нормально стрелять, если вдруг что-то случится. Пришлось быстро выбираться из темного туманного места, выехав под светлое звездное небо и свет луны, которая, как яркая лампа, освещала все вокруг. Датч предложил разбить лагерь сразу же на первом подходящем для палаток ровном месте возле обрыва. Никто не стал спорить, только сонно кивнули головами и съехали с дороги. — Долго нам еще ехать до того места? — решил поинтересоваться Джек, когда Артур остановил свою кобылу, указав на ровную площадку под лагерь. — Может, завтра к вечеру будем на месте, — вздохнул Джон и слез с коня вслед за Морганом. — Охота это тебе не пара часов, Джек. — Долго, — вздохнул он, слезая с лошади вслед за мужчинами.       Артур рассмеялся, подходя к крупу коня, где была закреплена палатка. Джон тоже добродушно усмехнулся, надеясь, что мальчику понравится эта поездка, он сможет найти с ним общий язык, и сам парнишка сможет найти общий язык с остальными. Станет живее, любопытнее и наконец-то забудет хотя бы на несколько дней о своих книгах. Джон любил своего сына, но порой ему не хватало каких-то действий с мальчиком, чтобы прочувствовать весь момент того, что у него именно сын.       Когда палатки были поставлены, а костер разведен, все, кроме Джека, который сразу уполз в палатку спать, решили посидеть немного у костра и немного поболтать. Артур, правда, быстро вышел из этого разговора, так как идей особо не было, да и язык еле ворочался. Он более сидел и просто слушал то, о чем переговариваются Джон и Датч. Хотя, в основном это были разговоры об охоте.       После небольшой работы днем, когда Морган чистил лошадей — рука болела невыносимо, и болеть она начала только под вечер, когда никакой работы уже и не было. И это ему не нравилось, потому что, чем старше он становился, тем больше его беспокоила боль и тем сильнее мешала спать, потому что отвлечься он не мог. И главное, чтобы это не заметили остальные. Датч начнет предлагать что-то нелепое, а Джон начнет ворчать. Ничего из этого Морган выслушивать не хотел, поэтому, когда все были заняты делами, он осторожно разминал и потирал больное место, чтобы разогнать кровь под тугой повязкой надеясь, что это немного поможет.       Чем старше — тем хуже затягиваются раны. Его бесило это.       Когда мужчины, пожелав друг другу спокойной ночи, разбрелись каждый по своим палаткам, Артур остался наедине с собой. Сидел на холодной пыльной земле и смотрел на костер, слушая редкие потрескивания хвороста и толстых веток в нем. Несмотря на усталость, спать не хотелось. Мысли при такой умиротворяющей тишине были почти оглушительными и гнать их вон — не хотелось.       Услышав резкий всхрап из палатки Марстона, Артур встал с земли и отошел от лагеря на такое расстояние, чтобы быть рядом с ним, но люди, которые решат найти Артура — постарались, чтобы увидеть мужчину.       Достав спрятанную от Джона пачку сигарет из сумки, Артур быстро поджег одну и глубоко затянулся, не торопясь выпускать дым из легких. Опасливо обернувшись, чтобы убедиться, что Марстон спит и не станет орать, Артур отвернулся к долине и реке перед собой и медленно выдохнул, сосредотачиваясь на пении сверчков в редких кустах и сухой траве и на темноте перед собой, начиная медленно различать более мелкие объекты. Сев на небольшой камень рядом, мужчина сделал еще одну затяжку и опустил взгляд с долины себе под ноги.       Казалось бы, то, что происходит между ним и Джоном он уже обдумал, вроде бы, по-всякому. Рассмотрел со всех сторон, принял, смирился, в конце концов, но все равно что-то не давало ему абсолютного покоя, и в такие спокойные моменты, как этой ночью, он все равно возвращался мыслями в то, что приносило счастье, но в одиночестве быстро отбирало его. Какая-то маленькая часть, незначительная мысль, скребущаяся внутри него, приносила столько дискомфорта. Как заноза, которую не получается достать из-под кожи. И со всеми своими усилиями, мутными раздумьями — что это такое, он не мог ни на шаг приблизиться к этому внутреннему дискомфорту, когда Марстон оставляет его наедине с собой.       Покрутив сигарету в руках, рассматривая тлеющий кончик в темноте, Артур прикусил язык, возвращаясь мыслями в те моменты, когда ему было особенно некомфортно от всего происходящего. Может, ответ на его мучения кроется там, как какое-то пропущенное звено? Отсутствующий фрагмент от цепи, из-за которого она не может дотянуться до другого конца, скрепляя все его мысли меж собой.       Осознание его привязанности к Марстону, симпатии, и все это, казалось, появилось так внезапно, как выпрыгнувшая из воды рыба, глотнувшая немного воздуха. Всплеск и через какое-то время опять тишина над водной гладью. Только вот звон в ушах от внезапного всплеска в тишине остался в голове. Вроде бы все уже решилось, он не говорит Джону, что это было ошибкой, как в первый день, не говорит ему, что это неправильно, потому что Артур принял свое смирение и сдался под напором Марстона, который летал над ним и гудел, как муха, что все нормально и что он его не оставит. И это жужжание со временем превратилось во что-то приятное, либо Артур к нему слишком привык.       За все те годы, прожитые вместе.       Все годы, что он ненавидел его в какие-то моменты, боялся за его тонкую, но такую скользкую шкуру, оберегал. В какие-то моменты именно как младшего брата, а не друга и еще одного члена банды. И ведь осознание того, что Джон был для Артура немного больше, чем другом, он был почти братом, сейчас вновь приносило неприятные мысли о предательстве или неправильности того, во что это все переросло. Но с другой стороны, словно это все и должно было выйти так, как есть на самом деле. Просто осознание пришло к Джону раньше, чем к Моргану. Да и его болезнь подтолкнула это спящее чувство внутри Марстона к действиям.       И все же это приятное чувство от любви Джона так извилисто и неприятно переползало время от времени к тяжелому, тяготящему, каждый раз выбивая Артура из равновесия.       Проведя языком по губам, он задел корку крови в уголке и, поднеся ладонь к губам, провел по ним пальцами, с каким-то стыдом и жаром желания повторить, вспоминая поцелуи Марстона. И при ярком представлении Джона напротив, с его закрытыми глазами, жадными поцелуями, цепкими пальцами, с ослепительным осознанием, кто он на самом деле — выбило Артура из равновесия окончательно, и он с рыком откинул сигарету под ноги, сразу растирая ее мыском сапога.       Всего на секунду, но тяжелый ком в груди он ощутил довольно ярко.       Он знал его столько лет с простой дружбой, разделяя лишь перепалки и стрельбу, следил со стороны за его судьбой, за его дорогой, на которой он то и дело спотыкался о камни, которые сам же на нее подкидывал. И на пути Джона Артур точно не видел себя. Уж определенно не так. Эбигейл, Джека — их, но не себя. Да и сидя сейчас недалеко от лагеря в ночи, среди сверчков, Морган не мог представить себя с мыслями о том, что они имеют сейчас. Это все вылезло, действительно, слишком резко.       Как и губы Джона вчерашним вечером вокруг его члена.       Вот это — да. Это уже на самом деле неправильно. Сейчас на холодном воздухе, в одиночестве, без Марстона рядом — Артур думает именно так. Да, было хорошо в пьяном сознании. Было. Не теперь, когда обдумываешь эту мысль немного глубже, чем она есть на поверхности его сознания.       Все же что именно он чувствует к Марстону — Артур не мог понять. Любовь? Язык не поворачивается сказать это вслух. Привязанность? Она всегда есть к тем людям, с кем живешь столько лет бок о бок, и чья жизнь временами находится в твоих руках. Симпатия? Возможно. К этому идиоту, который уже вырос из своего идиотизма — невозможно не испытывать симпатии. Но симпатия же не порождает эти теплые желания быть рядом? С объятиями и простым молчанием, когда тебе просто-напросто комфортно? Ревность?       Тяжело вздохнув, Артур взъерошил волосы под шляпой и снял ее с головы, начиная нервно крутить вещь в руках. Ответа как не было — так и нет. Трогать семью мужчины не было желания, потому что внутри Моргана сидела уверенность в том, что в его состоянии она не при чем.       Шаги позади спины и ладони, легшие поверх его плеч. Теплые ладони, которые почти жгли его кожу сквозь рубашку. Перестав крутить шляпу в руках, Артур чуть склонил голову, чтобы увидеть, кто подошел. — И чего ты тут сидишь? — услышал он голос Марстона и отвернулся, кидая взгляд на долину перед ними. — Хочу, — сказал он еле слышно, не найдя в себе никаких сил говорить чуть громче и даже в пол голоса.       Джон тихо хмыкнул позади него и сел на корточки, сползая ладонями ниже по его груди, чтобы обнять и прижаться своей грудью к его спине. — Ты холодный, — сказал он сонным голосом, кладя подбородок на плечо мужчины. — Иди хотя бы к костру. — Да не хочу я, — порывисто выдохнул он и отложил шляпу. Большой палец Джона приятно выводил круги на его груди, пригревая кожу под рубашкой этой прохладной ночью. — Опять думаешь о чем-то? — Мгм, — только и сказал Артур, дав ответ мычанием, говоря, что продолжать этот разговор он не намерен.       Касания Марстона успокаивали. Его подбородок на плече, теплое дыхание, грудь позади спины. Все было слишком правильным, словно это продолжается уже не один год. И, как и всегда, это упущенное звено дискомфорта вновь уползло в глубины его души, будто бы испугалось мужчины рядом и его искренности. — О чем?       Артур тяжело вздохнул. — Ночь слишком громкая все же, — задумчиво протянул он, пытаясь самого себя отвлечь от тех мыслей, которые совсем недавно обитали в его голове. — Это как? — усмехнулся Джон, проползая пальцами под рубашку Артура, поддев пару пуговиц. — Прислушайся, — только и сказал он, отворачиваясь от Джона, который, как видел Морган, тянулся, чтобы оставить на его щеке поцелуй.       Джон недовольно поджал губы, но сделал так, как сказал Артур.       Бегая взглядом по сухим кустам перед собой, по дальним горам и клочку звездного неба, Морган старался забыть о том, кем всегда являлся Джон, и сосредоточиться только на пальцах, которые замерли под его рубашкой.       Сторонясь тесных контактов, кроме рукопожатий и редких хлопков по плечу, он тянулся к Марстону и его рукам — и это выводило его на новый уровень раздумий. А думать он последнее время ненавидел. Из-за больной руки даже не написать это все, чтобы хотя бы так, возможно, разобраться в этом лучше, перечитав написанное на второй день. — Действительно, — шепнул Джон, и Артур повернулся к нему, удивленно выгнув бровь. — Громкая, если замолчать.       Закинув голову к ночному небу, Артур сам прислушался к тому, что сказал, с каждой секундой различая все больше звуков вокруг них. Шорохи, шелест, потрескивание, уханье совы вдалеке. Такое тихое и в то же время оглушающее в привычной ночной тишине.       Улыбка сама тронула губы мужчины, и он слабо качнул головой, опуская взгляд с неба.       Губы Джона на его шее, и Артур недовольно отстраняется. — Что опять не так, Морган? — замученно выдавил Джон и отстранился от мужчины, убирая от него даже руки. Встал рядом и уставился сверху вниз. — Джек и Датч, Джон. Вот что не так. — Они спят, Боже! — чуть ли не воскликнул он, разведя руками. — Ты можешь расслабиться хотя бы на минуту? — Не в таких условиях. Я и так сглупил и позволил себе слишком расслабиться прошлой ночью, — не особо доброжелательно сказал Артур, почти плюнул это в лицо Джону и поднял на него недовольный взгляд. Его равнодушие к тому, что их может увидеть лишняя пара глаз — бесила. — Погоди, это что, какая-то претензия сейчас была? — неверяще усмехнулся Джон, и кривая улыбка застыла на его губах. — Ты все-таки тот еще членосос, да, Марстон? — так же криво улыбнулся Артур и прикусил свой длинный язык, потому что сказать хотелось совсем не это, но яркая вспышка воспоминания этой самой прошлой ночи затмила несказанную фразу.       Джон убрал любые эмоции с лица и, с пару секунд глядя на Артура, без малейшего понятия, что именно надо сказать на это, плюхнулся на пыльную землю рядом с ним, кладя локти на поджатые в коленях ноги. Мыслей от сказанного Морганом было так много в голове, что казалось, что она была абсолютно пустой, потому что ни одну не удавалось схватить. Ему словно дали поддых, заставляя чувствовать себя виноватым с легким чувством стыда, будто он сделал что-то не то. — Знаешь что, Морган, — резко начал он, так же резко повернув голову к мужчине, который все это время молчания смотрел на Джона рядом, ожидая его реакцию, уже готовый ее сгладить извинениями, — мне не стыдно. Ни капли, я не жалею о том, что сделал. Да, я не знаю, как я это решил и почему, но, блять, я это сделал, — практически плевался ядом, а Артур и слова не мог вставить. — Ты сам не особо сопротивлялся, между прочим, — плюнул он напоследок и вздохнул, переводя дыхание. — Джон, погоди ты, — махнул Артур и устало потер переносицу. — Я не это имел ввиду, я вообще не хотел это говорить, прости. И, черт, давай не будем это вспоминать, это так… Так… — Он пожал плечами, сжав губы. — Просто давай забудем об этом, ладно?       Джон лишь небрежно пожал плечами. — Я хотел сказать, что… почему только я волнуюсь о том, чтобы нас не увидели? Ты ведешь себя безрассудно в этом плане. — Я знаю, когда нас могут увидеть, а когда нет, — перебил его Джон, отводя взгляд от мужчины на долину перед ними. — Доиграешься, Марстон. И ничего из того, что мы имеем сейчас, даже этих крупиц уединений в толпе — не будет.       Джон резко опустил взгляд на землю неподалеку от себя и задержал дыхание, не собираясь думать о том, что будет, если они потеряют даже эти моменты, но не мог не думать об этом. И горький страх подкрадывался ближе со спины со своими холодными объятиями. — Я хочу уехать куда-то с тобой. Неважно, чтобы никого не было рядом. Охота, в лес, в горы. Заснуть с тобой в одной палатке, проснуться с тобой в ней же. Быть с тобой ночью, и чтобы ты не боялся, что рядом кто-то есть. Наслаждаться этим и тобой, а не тем, что мы шкеримся по углам, а ты даже не даешь обнять тебя на секунду. — Замолчи, Джон, — шикнул Артур и поежился. Слышать это было странно. — Почему? — удивился он с усталым смешком. — Мне… неприятно это слышать.       Джон задумчиво и нервно потер шею, не смея смотреть на мужчину рядом. Но чувствовал его взгляд на себе. — Я смотрю на тебя и не понимаю, чего ты еще никак не угомонишься. Ты как мустанг, которого уже сломали. Ему вроде бы комфортно, но он все равно показывает характер, брыкаясь и кусаясь время от времени.       Джон встал с земли и отошел на пару шагов от Моргана, направляясь к их лагерю. — Я не понимаю, — продолжил он, пока Артур не открыл рот со своими нудными монологами, которые уже поперек горла Марстону. — Почему ты не можешь нормально… Почему я… — вздохнув и закусив губу, Джон посмотрел на Артура, который обернулся к мужчине через плечо. — Почему мы просто не можем нормально жить с тем, что имеем, — выдохнул он, спрашивая скорее себя, ведь он знал, что Артур ответа на этот вопрос не даст. — Ты постоянно что-то думаешь, надумываешь сам себе. Мы как цирковые животные бегаем по кругу.       Артур опустил взгляд с мужчины. Смотреть в глаза Джону он больше не мог. Отчего-то стало стыдно. — Любить тебя трудно. Очень трудно, Артур. И заметь, я не прошу того же взамен.       Наверное, намереваясь сказать что-то еще, Джон набрал побольше воздуха, но передумал, закрыв рот. Кинул последний взгляд на Артура и пошел к палатке, чтобы лечь спать.       Хочется ответов, спокойствия, спокойного Джона рядом с собой или, на крайний случай, слепого Джона. Чтобы он не видел всех терзаний Артура, не видел, что он все еще над чем-то размышляет и мучается. Насколько стало бы легче, если бы Джону было все равно на это, и он просто бы слепо продолжал любить его, без попыток расслабить Артура или как-то исправить его. Его не исправить. Насколько бы он ни верил Джону, насколько бы он ни хотел верить Джону, в его возрасте уже вряд ли что-то сможет изменить его поведение. Недоверие или страхи.       Правда, с его страхами должен быть солидарен и Джон. Его пустую голову и слепоту в их редких уединениях Артур не понимал и отказывался понимать.       Морган подобрал шляпу с земли и, отряхнув ее от пыли и наползших насекомых, надел на голову. Ему надоели мысли, самокопания, от которых почти зудела голова изнутри. Хотелось схватить ее, разодрать в клочья с волосами, побиться обо что-то твердое, чтобы ничего не осталось. Но все, что он мог сделать, это тяжело и протяжно вздохнуть, подойти к своей лошади и, запрыгнув на голую спину, схватив гриву одной рукой, просто уйти в ночь.