Февральская оттепель.

И пока мы сжигаем дни, когда нужно сжигать другое, нам — прекрасным и молодым — так легко обниматься с болью. Как любимых ни карауль, сам ударишь ещё словами. Мы так сильно боимся пуль, что берём и стреляем сами. В комнате воцарилась тяжёлая, гнетущая тишина, нарушаемая только копошением Николая и равномерным тиканьем настенных часов. Фёдор упорно молчал, с безразличием оглядывая брата. Как ни странно, он ни капельки не изменился. Темные, аккуратно постриженные волосы, карие, тёплые глаза и лёгкая, нежная улыбка — перед Достоевским стоял всё тот же Михаил, каким Федя запомнил его несколько лет назад. Это было так странно, и совершенно выбивало из колеи. Наверное, он уже закончил институт… На кого он там учился? Вроде бы тоже филолог… Или журналист? Ладно, это уже не так важно. Взгляд Фёдора больше цеплялся за мелочи. Пальто, чисто начищенные ботинки, чёрный портфель — брат создавал впечатление делового, знающего свои цели, человека. Федя криво усмехнулся и сдул с глаз вновь выбившуюся прядку. Забавно, Михаил такой ухоженный, чистенький, опрятный, что в глаза буквально бросается очевидный факт — не один. Девушка? Жена? Невеста? Что ж, прекрасно — брат смог найти своё место в жизни, возможно даже соулмейта — кто знает? Но один вопрос: зачем в этом безоблачном мире нужен Фёдор? Достоевский не видел ни одной причины, по которой забытый родственник мог изъявить тягу в общении. Хотя, сам же накаркал — вспоминал недавно, порывался позвонить. Ну, а в этом случае в действие идет одна жизненная пословица — вспомнишь го… Кхм-кхм, в общем, не суть. Гоголь тихо вышел из спальни, незамеченный ни одним из присутствующих. Он просто встал в дверном проходе, наваливаясь плечом на косяк и наблюдая за «гляделками». Тишина давила, а хмурый взгляд Достоевского пронизал, словно тысячи клинков. — Ну и, что ты хочешь? — наконец нарушил долгое молчание Фёдор, поднимая голову и внимательно смотря в знакомые глаза. Михаил мягко улыбнулся, топчась на месте и неловко оглядываясь на Колю. Всё-таки заметил. Гоголь тихо фыркнул и «дружелюбно» оскалился, надеясь увидеть у нежеланного гостя испуг. Нет, страх едва ли промелькнул на этом лице — лишь негромкий смешок вырвался из губ, и Михаил всё же ответил: — Я не могу просто захотеть увидеть своего младшего брата, который со всем своим недостатком забыл, как нажимать на кнопку принятия вызова, и у которого, видимо, из головы вылетел весь алфавит, раз он не смог ответить на мои сообщения? — вся речь была пропитана явным, нескрываемым сарказмом. Фёдор был спокоен и без единой эмоции слушал эту проповедь. Казалось, что эта ситуация его не волнует, не задевает и он давно простил Михаила. Но, как ни странно, ключевое слово «казалось», ведь это было совсем не так. — Раньше же тебя это не волновало.- хрипло проговорил Дост, отводя взгляд и смотря на время. Девять часов… Не хило так для гостей. — Давай без прелюдий — что тебе надо? — Хм-м-м… Ты ещё и куришь.- услышав характерные нотки, усмехнулся Михаил, явно желая сказать что-то ещё, но его перебили: — Отвечай. Вот он — Демон. В такие моменты голос Фёдора становился властным, со стальными нотками и жутко холодный, что инстинктивно хотелось отпрянуть от источника мороза. Словно северная зима, жгучий как лёд взгляд померкших глаз заставлял поёжится и отбивал тягу к дальнейшим разбирательствам. Но Михаил был подозрительно спокоен, что становилось ясно — привык. — Хотел помириться, но ты упорно не отвечал на мои звонки. — Помириться… Мы ругались? — голос Феди стал непринуждённым, как будто в этом мире резко всё надоело и уже ничего не было интересным или значимым. Николай нахмурился, но стоял на месте, не решаясь вмешаться в семейную разборку. Было печально смотреть на лицо Фёдора. Нет, конечно, его мимика не выражала ровно ничего — он научился идеально скрывать, что мысли, что тягостные чувства. Но вот глаза… Сквозь матовую пелену прорывался непонятный, лихорадочный блеск, скрываемый пушистыми ресницами. Но в его глазах была целая вселенная, которой так любил любоваться Коля. И сейчас, в этой вселенной рушились планеты, разрываясь на тысячи мелких ошмётков, взрывались звёзды и рвалось на части тёмное пространство, рассекаемое чёрными дырами. Но Фёдор был «спокоен». Веки были прикрыты, и взгляд излучал чуть ли ни прямую угрозу и ярое желание спровадить гостя. Не человеческое безразличие. Но Коля-то знал, что это совсем не так. И так же равно, видимо, знал это Михаил. Хотя, манера общения и выражение лица брата Доста больше напоминали приём у врача, который разговаривает с тяжелобольным. — Да, полагаю, что да.- тихо ответил Михаил и вздохнул, поборенный этой гнетущей атмосферой. Фёдор хмыкнул и развернулся к брату спиной, уходя на кухню. Уже из небольшого помещения донеслось: — Ты просто ушёл. Мы не ругались. Парень нахмурился, и улыбка стремительно померкла. Он переступил с ноги на ногу и решил перейти к сути: — Я женюсь. На кухне забренчала посуда, и послышалось журчание воды. Николай склонил голову на бок, подобно Досту и внимательно оглядел Михаила. Он… Был растерян? — Поздравляю. — Федя вышел из кухни с кружкой чая в руках, даже не намереваясь проявить гостеприимство. Впрочем, Михаил на это и не надеялся. — Федь, что с тобой стало? — неожиданно приглушённо спросил брат, уже не смотря на Доста. Фёдор безразлично подёрнул плечами. — Повзрослел? — безэмоционально отозвался парень, уже не пытаясь оправдаться. Не то, чтобы ему было плевать на Михаила, больше того — он испытывал к нему родственные, тёплые чувства, но гордость стояла выше и, как ни странно, побеждала. — Очерствел. — убитым голосом ответил брат, видимо потеряв всякую надежду на содержательный диалог. Возможен ли он?.. — Пусть так. Мне всё равно. — Достоевский устало закрыл глаза и отпил уже остывший напиток. — Пожелать тебе счастья? Что ж, счастья тебе. А теперь можешь идти и больше не возвращаться. Невозможен. Точка поставлена, Дост опять выстраивает двухметровую стену. — Фёдор!.. — Я всё сказал. — парень протянул брату руку и распахнул глаза, направляя на него требовательный взгляд. — Ключи. Михаил стиснул зубы и порылся в кармане, извлекая дубликат. Обстановка накалилась до 200 градусов Цельсия. Хотя… Ключи были аккуратно положены на ладонь, и взгляд темноволосого вновь стал мягким. Михаил никогда не понимал пунктик брата насчёт личного пространства, и к 26-ти годам так и не осилил сложность Фёдора. А ещё он помнил, что в детстве Достоевский был не против объятий, как бы ни возмущался. К 22-ум годам Феди тоже мало чего изменилось — просто обиженный, слабый ребёнок скрылся внутри, надеясь защититься от этого мира. Но, как правило, близкие умеют пробивать барьеры. Михаил рывком притянул брата к себе, кладя свою ладонь ему на макушку и нежно поглаживая по мягким волосам. Где-то внутри защемило и стало тягостно грустно, что почти не продохнуть. Вспомнилось далёкое детство, когда Миша с усмешкой смотрел на младшего брата и вечно подшучивал над слабостью Фёдора. Нет, Федя никогда не обижался на Михаила и позволял себе лёгкую улыбку, когда брат приносил какую-то сладость и со спокойным лицом отдавал её Досту. Он трепал братишку по волосам, прикладывал указательный палец к губам и заговорщицки шептал: «Только никому не говори. Пусть это будет нашим маленьким секретом~» А он никогда и не думал сдавать его. Вообще, Михаил ужасно переживал за Федю. Как ни странно, когда родился Фёдор, Мише было почти пять. Пожалуй, эта часть детства была самой лучшей, ведь в тот период Мария ушла от отца мальчиков, начав жить самостоятельно. Собственно, пока он их не нашёл. Парень всё ещё помнит (причём чётко, что странно, ведь он тогда был очень мал) как мама ласково улыбнулась и наклонилась к нему, бережно придерживая маленький свёрточек, тихо, нежно шепча: «Познакомься, это Федя.» Маленький Миша тогда недоуменно вскинул брови, не понимая, о ком говорит мама. А потом увидел. Нечто маленькое, настолько крохотное, что захотелось защищать. Бра-тик. Тогда мальчик восторженно подошёл к этому маленькому комочку, разглядывая его, и после вскинул голову и с серьёзной моськой воскликнул: «Мама, я всегда-всегда буду защищать Федю! Он же такой слабенький!» Мария тогда нежно рассмеялась и поцеловала старшего сына в щёчку: «Конечно, милый. Запомни своё обещание — вы всегда должны стоять друг за друга.» Должны. На самом деле, так и было. Раньше. Михаил, хоть и шутил над Фёдором, изредка обзывая его девочкой, но нос за брата мог разбить любому. Кроме отца. Если честно, вся обида проста — Миша перешёл в подростковый возраст и ушёл, оставив Фёдора одного. Сначала он пропадал изредка, а потом подолгу, лишь иногда, очень редко навещая. Так они и начали отдаляться. Прошлое, как будто бы покрылось мелкими трещинками, на него осела серая пыль, и связь исчезла. Забылись долгие прогулки, забылось то, как брат отважно защищал Федю от подкроватных монстров. Как Миша с улыбкой вытягивал брата из тёмного помещения или просто включал свет, обнимал и шутил, дожидаясь, когда Фёдор перестанет дрожать и начнёт огрызаться. Тогда да, значит, что всё вновь в порядке. Но время прошло, и появились новые страхи. В детстве мы боимся подкроватных монстров, но взрослея, понимаем — нужно бояться людей. Один простой факт — Михаил и Фёдор были всего лишь детьми в этом большом и несправедливом мире. Они были так же беспомощны, как все остальные. Были. Теперь всё совсем по-другому. Странно, как-то иначе и очень грустно. Такое чувство, как будто из груди вырвали что-то очень важное. Всё ноет и хочется плакать. Фёдор всё ещё до жути слабый, худенький, и его ещё больше хочется защищать. «…Мама, я всегда-всегда буду защищать Федю!..» — Прости, что не исполнил своего обещания, братишка. Странно, но Дост не отстраняется, а молчит, обнимая в ответ. Гоголь тихо вздыхает и уходит в спальню, подходя к ноутбуку. Лучше уйти и посмотреть какой-нибудь фильм, чем получать от Фёдора пиздюлей за вторжение в личную жизнь. Да, именно. Вроде бы новый хоррор вышел… «Кладбище мёртвых животных»? Отлично, почему бы и нет. Федя тихо чертыхнулся и поднял голову, смотря брату в лицо. По щекам Михаила текли слёзы. — Ты всегда был ужасно ранимым. — с усталой усмешкой сказал брюнет и отошёл, подходя к столик. — Хочешь чай?.. Миша слабо улыбнулся и вытер сырость, перехватывая из рук брата кружку и взъерошивая тёмные волосы. — А ты всегда был похож на девчонку… *** — Если ты хочешь… я приду на твою свадьбу. — стоя уже около двери, сказал Достоевский, смотря, как брат надевает верхнюю одежду. Михаил радостно кивнул, беря в руки портфель. — Спасибо, что попытался простить. Фёдор приглушенно фыркнул и пожал плечами. — Я не обижался. — Ну да, ну да.— весело рассмеялся брат, который раз за вечер обнимая Федю и деланно строгим голосом говоря — Прекращай курить. — Прекращай нудить. — невозмутимо ответил Достоевский. В коридоре вновь разнёсся смех Михаила, и он ушёл, с улыбкой помахав рукой. Дверь закрылась, и в квартире вновь воцарилась тишина. Дост выключил свет и тихими шагами вернулся в спальню. Глаза слипались, и дико хотелось спать. На кровати завернувшись в одеяло, сидел Николай и что-то увлечённо смотрел, изредка вздрагивая. -Коля. Гоголь даже не повернулся, продолжая пялиться в экран. Фёдор тяжело вздохнул и подошёл к блондину сзади, кладя свою вечно холодную ладошку ему на плечо. — Блять!.. Николай испуганно вздрогнул и резко развернулся, с огромными от страха глазами смотря на Достоевского. Федя как всегда невозмутим. — Дос-кун, это ты! — облегчённо выдохнул парень и резко захлопнул крышку ноутбука, нервно хихикая.- Никогда больше не смогу относиться к лесам и животным так же, как раньше… — Что? — недоуменно переспросил Фёдор, протягивая руки к ноутбуку, в явном желании посмотреть, чем же занимался блондин. Гоголь тихо засмеялся и притянул Достоевского к себе, вместе с ним укутываясь в одеяло. В этом бункере было темно и слышалось дыхание Коли прямо над ухом. Блондин хихикнул и звонко чмокнул Федю в щёчку, крепко обнимая за талию. — Всё, теперь до нас никакие монстры не доберутся.- доверительно прошептал на ухо, немного удивлённого Фёдора, Гоголь. Достоевский с лёгкой улыбкой развернулся к Николаю и уткнулся лбом в его плечо. — Ты такой идиот, Коля… — Дос-кун, а ты знаешь, что самое прекрасное в моём идиотизме? — со смешком спросил Гоголь, перебирая прядки полюбившихся ему волос.- Правильный ответ: то, что этот идиот тебя любит. Хочешь, я подарю тебе целый мир? Это была достаточно странная ситуация, учитывая то, что они сидели под одеялом, словно маленькие дети, и говорили о какой-то ерунде. Но Фёдор решил подыграть. — Нет. Если в этом мире не будет тебя. — И всё-таки, я тебе важен, Дос-кун~ — Возможно. Кто знает?..- Федя перехватил руку Коли и что-то вложил в его ладонь. Гоголь вздрогнул и удивленно сжал сей предмет, отмечая, что ему, скорее всего, отдали ключи. — Неужели это ключик от твоего сердца? ~- пропел Коля, улыбаясь. В темноте, правда, этого было не видно. Дост потерся носом об рубашку Николая и широко зевнул, сонно закрывая глаза: — Лучше, от квартиры.- и приглушенно засопел, так и оставшись под одеялом, скрытый от всяких монстров. Жизнь это качели. Есть взлёты и падения. Но ведь взлеты всё равно будут, просто запомните это. А если их нет… Отрастите себе крылья, чтобы научиться летать самим. И постарайтесь не упасть.