***
17 июня, 04:36
Сквозь тяжёлые веки Джагхеда пробивается, едва заметное, искусственное голубое свечение. Парень пытается перевернутся на другой бок, но какая-то ломающая, уничтожающая боль помешала ему, тут же отзываясь неприятным жжением в районе рёбер. Ресницы Джонса слабо приоткрываются, но он не видит практически ничего, потому что на глаза опускается мутная завеса, сквозь которую едва можно заметить силуэт Джеллибин. — Джелли… — хрипит он, после чего болезненная пульсация отдаёт в виски. Пытается встать, тут же падает на что-то мягкое. Кровать, по всей видимости, но она не похожа на ту, что дома. — Джагхед! — девушка бросается к нему, обнимет за плечи, так сильно, что он чувствует, как её слёзы пропитывают хлопковую ткань непонятной рубашки, которая надета на нём, — Как ты себя чувствуешь? Ничего не болит? Как твоя голова? — В самом деле, чувствую себя хреново. Видеть, почему-то, плохо получается, всё такое размытое и странное. И грудь болит. А где мы, собственно? — спрашивает брюнет, пытаясь разглядеть младшую сестру, и попытки увенчиваются успехом: наконец-то прозрачная дымка рассеивается. Он видит её. Такую грустную и… Отчаявшуюся? Спутанные, некогда сияющие, рыжие волосы заметно померкли, влажная кожа стала такой бледной, что Мармеладка напоминает ему мертвеца. Её глаза отражают столько боли, сколько он вряд-ли когда-нибудь испытывал. — Джагги, ты ничего не помнишь? — Что я должен помнить? Где Бетти, Свит и Арчи? Почему я торчу здесь, когда Джо пытается убить Фэнгса? Вспышка. Картинки, словно пазлы, складываются в голове. От воспоминаний тело словно прошибает током, бросает в жар, лихорадочно трясёт. Хочется просто уснуть, убежать от реальности, спрятаться. Но неизбежное, в любом случае, произошло.***
Заброшенная тюрьма на окраине Ривердейла. Лучшее место, чтобы держать здесь связанных людей. Можно просто похлопать Джо и его приспешникам за это. Джагхед медленно переступает порог очередной комнаты, за ним тянутся Джеллибин, Свит, Арчи и Бетти. Каждому невообразимо страшно. Каждый пытается скрыть и побороть свой страх. Но зачем? Пошарпанный деревянный стул посреди помещения привлекает всеобщее внимание. На нём сидит изувеченный Фогарти. Лицо змея изрядно подпорчено то ли ножом, то ли лезвием, характерные шрамы и кровавые полосы, которыми засыпаны скулы и щёки парня, вызывают одно лишь отвращение. Горошек подрывается с места, вынимает из кармана ножницы, подбегает к другу, который едва может шевелиться, срезает толстые верёвки на его руках. Фэнгс неуверенно встаёт, проходит пару шагов и падает на руки Свита, настолько обессиленно его тело. Джелли бросается на помощь к парню, в то время как Джонс ищет что-то, что могло бы помочь донести парня к машине скорой, потому что в скором времени это потребуется. Бетти, как обычно, щебечет что-то подбадривающее, метаясь из стороны в сторону. Слышатся тихие, медленные шажки. — Джагги? — эхом раздаётся по комнате. От этого голоса ноги становятся ватными. Что-то внутри разбивается на части, царапая осколками оставшиеся от сердца куски. Он забывает обо всём. Его девочка здесь. Живая и здоровая. Стоит перед ним, в своём обычном смущении, поджимает колени, обвивает светлые волосы вокруг тонких пальцев. На ней то самое пальто, берет и джинсы. Слишком много совпадений. Где-то глубоко в сознании звучит тревожный сигнал, но Джагхед пресекает его, неосознанно обрекая себя на верную смерть. Люсинда Кэролайн Колфилд жива. — З-звёздочка? — этот возглас надолго застывает в воздухе. Бежит к ней, стискивает в объятиях, с какой-то странной силой. Её не хватало. Боялся. Винил себя в её смерти. Но она жива. Как? Пускай остаётся загадкой. Пустота. Глупая, идиотская пустота выжигает последние частички души Купер. Она смотрит на то, как любовь всей её жизни обнимает другую. Прижимает к себе ту, которую обещал забыть ради неё. Не забыл. Даже её он никогда так не обнимал. Жадно, властно, собственнически. Больно. Слишком больно, чтобы кричать и плакать. Это чувство сразу уничтожает, угнетает, забирает самое светлое, ничтожную крупицу надежды на лучшее, веру в любовь. Воздух выходит из лёгких с нечеловеческой скоростью. Почему-то отказывается верить своим глазам. Но это так. Он предпочёл её. Самообладание полностью потеряно. Джонс гладит её по мягким, светлым волосам, утыкается в них носом. А Люси просто ошарашенно стоит. Как будто это ничего для неё не значит. Как будто это всё — пустой звук. Белый шум по радио. Как будто она не рада его видеть. Как будто он ей больше не нужен. — Я так скучал по тебе, малышка. Как же я рад тебя видеть. — Не могу ответить тем же. Последняя капля совладания с собой всё же имеет над ним власть. Отстраняется, пристально смотрит на неё с непониманием в глазах. Колфилд ехидно улыбается. Он никогда не видел такую ухмылку на её лице. Дикая. В плохом смысле. Мстительная и мерзкая. — Тебе не послышалось, Джагхед. Может, когда-то, я бы и радовалась тому, что вижу тебя. Может, когда-то, ты мне нравился. Не больше. Именно тогда я посылала тебе дурацкие открытки, дарила дешёвые подарки на идиотские праздники. А потом узнала, что мои биологические родители вовсе не те люди, к которым мы ездили на каникулы в Японию. Узнала, что я — случайный ребёнок. Дочь проститутки из Ривердейла. А мой отец, что самое смешное, сдох под забором какого-то местного клуба. Имя Малахай говорит тебе о чём-нибудь? Да, папаша из него явно хуже, чем лидер банды. Зато, нашёл мне более менее подходящую семейку, чтобы белый спиногрыз с узкими глазами адекватно смотрелся на их фоне. И всё. Ни слуху, ни духу. Отец года. Я уехала из Японии, чтобы учится в этой глуши, затем встретила тебя. Ты буквально вскружил мне голову своими приступами нежности, идиотским ухаживаниями. Но потом… — Потом я вышел на неё, — подал голос стоявший всё это время в углу Джо, — Нашёл у Малахая какие-то документы, когда мы его хоронили. Отцовство, удочерение, так далее. Узнал, что Синди учится в нашем городе, созвонился, предложил встретиться. Ну, а дальше, думаю, она сама рассказать в состоянии. — Позже я осознала, что отношения с тобой не принесут никакой выгоды. Поняла, что ты мне больше не нужен, но продолжала притворяться, будто ты — смысл моей жизни. Грубо говоря, имитировала оргазм с тобой, а вместо учёбы бегала «укреплять знания» к Джо. Прямо, как моя мамочка. Но одна проблемка встала поперёк горла. Ребёнок. Сделала тест. Он был не твоим, Джагхед. В тот вечер я собиралась всё тебе рассказать, но мне было слишком жалко такого смазливого мальчика. Ребята из банды предложили мне куда более весёлый вариант. Мы отправили тебя на склад, подстроили похищение, избили тебя до полусмерти, а затем выстрелили мимо моей головы. Пуля прошибла пол, а ты был в отключке и не заметил этого. После я сменила имя, Джо сделал мне предложение, у нас родилась дочь. А что до тебя, так мне вообще плевать. Это твой отец убил Малахая. Он, наверное, лишил меня последнего шанса на спокойную жизнь. Я ненавижу его всеми фибрами своей души. Я ненавижу тебя и твоё грёбаное семейство. Не-на-ви-жу. Внутри будто огромным клинком полоснули по той самой материи, что называется сердцем. Раскроили его, уничтожили, втоптали в грязь. Он, конечно, не любил её больше. Просто стало жаль тех чувств, которые он подарил ей, он делился ими с ней, отдавал без остатка, пока его любимая, пусть лишь подсознательно, Бетти страдала. От него, от нападков родителей, от депрессии. Он совершил слишком много ошибок. И пришло время платить за них. Карма — та ещё сука. Внутри застывает что-то мерзкое. Отвращение к самому себе. Отвращение к своему выбору. В тот день, когда четырнадцатилетняя Беттс безответно призналась ему в любви, он сбежал. Сбежал к Люси, без всякого сожаления о содеянном. Малышка Купер нравилась ему, но тогда казалось, что эта любовь напоминает скорее тёплые чувства к сестре или подруге. Тем более, зачем она семнадцатилетнему Джагхеду, когда был более оптимальный вариант? — Твоя ненависть взаимна, Люсинда Колфилд. Облегчение, словно кровь, протекает по венам, заполняя каждую клеточку хрупкого тельца Элизабет. Не соврал. Всё ещё любит только её. — Отлично. Жалко, что одного твоего откровения мало, — ухмылка не спадала с её лица, — Ваш рыжий друг любезно проинформировал нас о твоей очередной бестии. Бетти Купер, не так ли? Арчи — чёртов мудак, каких ещё поискать надо. Они с детства были лучшими друзьями, почему именно сейчас его что-то не устроило? Почему он решил показать себя не в лучшем свете в то время, когда всё начало налаживаться? Сукин сын. Предатель. — Не смей произносить её имени, — буквально прорычал Джонс, испепеляя взглядом девушку напротив. — Миленько. Мне, собственно говоря, и не придётся, потому что прямо сейчас её отец стоит снаружи и ждёт, пока дочурка выберется из этого ужасного места. Он увидит её, к твоему сведению, впервые за эти три недели. И не думай, Джаг, что это не твоя вина. Думаю, мистер Купер уже подал на тебя в суд за растление малолетней, умышленное похищение, нанесение тяжкого морального вреда... Есть смысл перечислять? Бетти жмётся к Джагхеду, оттягивает рукава его рубашки, словно боится, что кто-то может отнять его у неё. И не напрасно. Огромные руки Арчибальда подхватывают её под локти, оттаскивают от парня с нечеловеческой силой. Брюнет бросается к ней, бьёт Арчи по лицу, но позади слышит звук спуска предохранителя. Да пускай, блять, стреляют, он должен спасти свою малышку. Горошек, который оставил обязанности медика для Джеллибин, тоже наваливается на Эндрюса с кулаками. Выстрел. Свит колеблется, наскакивает на Джонса, тут же падает на холодный бетонный пол его бездыханное тело. Слёзы Бетти, крик Джейли, сбитые хрипы Свита, ухмылка Люси и злобный взгляд Джо пронизывают воздух насквозь. Он ничего не может сделать. И от этой безысходности просыпается только одно чувство.Холодная... Липкая... Противная...
Жажда мести.
***
«Любовь подобна смертельной рулетке. Можешь крутить её столько раз, сколько тебе вздумается, бросать раз за разом кости, но в какой-то момент всё равно тебя ждёт неминуемая смерть. Так и в жизни: то, чему суждено произойти, всё равно произойдёт, как бы ты не старался. Но если это что-то касается твоих чувств, крутить в два раза страшнее, а гибель, как итог всех потраченных тобой усилий и попыток избежать то, что, рано или поздно, настигнет тебя. Подтверждение твоей глупости, слабости, повиновения. П.К.»
Бетти Купер едва помнит, как долго находится в этом месте. Может час, может неделю, может месяц. Плевать. После недавней истерики её обкололи транквилизаторами и привязали к койке. И почему она думала, что в Америке запрещены такие способы усмирения буйных пациентов? Хотя, это уже не имеет никакого значения. Джаг сейчас неизвестно где, с пулевым ранением, и, скорее всего, в отключке. Папочка позаботился о том, чтобы его упекли куда-нибудь далеко и надолго. — Папа, куда мы едем? Ответь мне! — её голос взывает к состраданию, молит о пощаде. Но чёрствость и металл в холодном басе Хэла заставляет прижать колени ко лбу, сжаться в комочек и тихо плакать. — Ты такая дрянь, Бетти. Мелкая, алчная, хладнокровная дрянь. Никто даже не станет искать тебя там, куда я тебя отвезу. Ни твои глупые никчёмные друзья, ни безмозглая мать, которая спилась после твоего побега, ни жалкий паренёк-змей, который при любой возможности убежит, когда узнает, что у его девушки биполярное расстройство высокой степени тяжести, глубокая депрессия и подозрения на шизофрению, — ни капли любви. Только равнодушие. Жуткое серое здание, за сотни километров от Ривердейла, станет её домом на неопределённый срок. Пошарпанные от старости стены, текущая крыша, которая может провалиться в любой момент, холодная железная кровать с жёстким, как асфальт, матрасом, заколоченные окна, скрытые за металлическими решётками, — теперь это всё, что её окружает. Ещё парочка довольно приятных на вид соседей по «палате», женщина в возрасте и молодой парень. Отсюда не сбежать, не выбраться так просто, как из приюта Тихого Милосердия. Но она продолжает надеется, что со Свитом, Джеллибин и Джагхедом всё хорошо. Верит в то, что когда-нибудь снова вернётся в их домик в центре Монтеррея, прыгнет с головой в бассейн, пытаясь не утонуть, но ей всё равно не дадут сделать этого сильные руки Джонса. Верит в то, что когда-нибудь снова сможет погладить его по щеке, соединяя пальчиками родинки в созвездия. Верит в то, что несмотря на все обстоятельства, останется нужной хоть кому-то, кроме самой себя. Сложно сдержать слёзы, когда воспоминания накрывают разум. От них ломка гораздо сильнее, чем от любого сильнодействующего наркотика. Другим будто вообще нет до неё дела: брюнет, её сосед по комнате, что-то настойчиво разглядывает в окне, женщина уткнулась в книгу, перечитывает одну и ту же строчку уже в сотый раз. Слабый стон срывается с губ Элизабет, как своеобразный крик о помощи. «Ну же, хоть кто-нибудь, помогите мне, иначе я умру, неосознанно погружаясь на дно этого противного болота воспоминаний! Услышьте меня!». Но никто её не понимает. Даже не пытается вслушаться в те тихие мольбы о спасении, которые, как молитва, пропитывают воздух в комнате. Всем абсолютно плевать. Вбегают санитары. Купер уже срывается на крик, разрезая болезненными стонами пространство вокруг, но ей только вкалывают успокоительное, от которого рябит перед глазами, а картинки начинают рассеиваться. Наконец-то она поспит. Хотя бы раз в этой грёбаной лечебнице она почувствует себя лучше, чем отвратительно. Независимо от того, куда её уводят до отключки, просыпается Элизабет всегда в своей неуютной кровати. Одна. Как бы ей хотелось снова почувствовать незримое тепло, которым делился с ней Джагхед. Закутаться в него, как в тёплое одеяло, прижаться к любимому плечу и тихо шептать влюбленный бред на ухо. Вот чего ей действительно не хватает. — Бетти, кажется? — мягкий баритон прервал её влюблённые размышления. Тот самый парень, который всё это время лежал на соседней кровати и наблюдал за ней. Может быть, присматривался, чтобы подойти и удостовериться в чём-то, что его волновало. Возможно, хотел спросить, почему она постоянно ревёт и бьётся в конвульсиях от нескончаемой истерики. — Да. Может, тоже представишься? — отрешенно бросила Элизабет, отворачиваясь к стенке. Хоть новый «незнакомый» и пытался нормально поговорить, у него выходило плохо. — Кевин Келлер. Можно просто Кев, — даже затылком она чувствовала, как приподнимаются уголки его рта и расплываются в широкой улыбке. Сынок шерифа, значит. Он что, мазохист? Любит общаться с психически неуравновешенными людьми? Или сам не лучше. — Келлер? Твоего отца, кажется, Том зовут. Он работает шерифом у нас в городе. Не знал, что выродки таких высокопоставленных персон могут оказаться в таком сарае, — недовольно хмыкнула блондинка, наконец развернувшись лицом к Кевину. — Работал, — прервал он пламенную речь, которая вот-вот собиралась вырваться из уст его новой подруги, — Пока его не застрелили в одном из очередных конфликтов между бандами. Этого отморозка звали Джек, кажется. Моя мать умерла при родах, папа воспитывал меня один. Приёмная семья, увидев моё состояние после смерти отца, решила взвалить нависшие над ними проблемы на этот чёртов пансионат для душевнобольных. Если ты до сих пор не знаешь, где ты находишься, как, в прочем, и я в первые дни пребывания, то знакомься: стационар при психиатрической лечебнице Святого Марка. — Милое местечко, — неожиданно для себя съязвила девушка, слегка поморщив нос, — если тебе интересна моя история, то я расскажу тебе её, — Кев коротко кивнул, устремляя на неё внимательный взор. Она рассказала ему всё в мельчайших подробностях. Про то, как над ней издевался отец, про несносную мать, побег из дома, тесный трейлер, в котором приходилось спать и жить пятерым людям сразу, про бывшую девушку своего возлюбленного, про её предательство, про Арчи Эндрюса, который оказался, в итоге, редкостным говнюком, и, наконец, про свои переживания по поводу судьбы друзей. Ей действительно хотелось находится рядом с ними в этот момент. Обнять всех крепко-крепко и никогда больше не отпускать. — Моего сына звали Джагхед, — откашлялась сидящая рядом темноволосая женщина лет сорока. Бетти сразу заметила её невероятное сходство с Джонсом: какие-то невнятные, едва уловимые, черты лица, острый подбородок, выразительные серо-голубые глаза и, что самое удивительное, родинки в тех же местах, что и у Джагга. И как она раньше не догадалась? — В-вы Глэдис? Глэдис Джонс? — Верно, малышка. Откуда ты знаешь? Это уменьшительно-ласкательное прозвище, как гром среди ясного неба. Они, чёрт, даже разговаривают одинаково. Но как? Неужели то, что она встретила маму Джагхеда здесь, в дурацкой психушке, чистой воды случайность? Нет, такого просто не может быть. Просто взглянув на Глэдис можно было судить о ней, как о человеке: мягкий контур губ, расплывающийся в доброй, широкой улыбке, удивительно загорелая кожа, слегка покрытая едва заметным румянцем, чуткий и деликатный взгляд. Она походит на Форсайта Третьего больше, чем сама представляет. — Можно сказать, что я очень хорошо знаю вашего сына. Мы встречаем… Встречались, — Бетти резко почувствовала какую-то глупую пустоту внутри, когда поправила саму себя, — Он скучает по вам. — Как и я по нему, — грустно вздохнула женщина, поправляя выпавшую из высокого хвоста прядь волос, — Мы не виделись больше двух лет, ты, наверное, знаешь. Жаль, что так вышло, конечно. Муж тоже довольно давно не навещал меня. Раньше часто приезжал, приносил мои любимые конфеты, а сейчас будто испарился. Не знаешь, как он? — Ох, Глэдис, вы не помните? Вас забрали в больницу после того, как он умер, — подал голос Кевин. Честно признаться, стало жутковато. — Точно. Прости, Келлер, маниакальная шизофрения делает своё дело, — как-то легко она упомянула своё заболевание в разговоре. Джагхед говорил о наркозависимости. Интересно, это причина, или же следствие произошедшего с мисс Джонс? — Сколько… Сколько дней вы уже здесь? — с неподдельным интересом спросила Элизабет, придвигаясь ближе к женщине. Она немного поколебалась, затем встала с кровати, слегка отодвинула её и гордо продемонстрировала огромное количество зачёркнутых засечек и лунок в бетонной стене. По десять, таких шестьдесят три и ещё пять — чистые, не отмеченные. Шестьсот тридцать пять дней она торчит в этом грёбаном месте. — Ладно, довольно драматизировать, через десять минут нужно спуститься в кабинет терапии, иначе обещали вколоть очередную порцию транквилизатора. А тебе, мелочь, и без него туго. Так что вставай, пойдём, покажу тебе, как здесь люди живут, — преободряюще воскликнула мисс Джонс, потянувшая её за руку. Узкий, тёмный коридор, едва освещаемый бледными лампадами над потолком, простирался на всю больницу. Бетти думала, что такие места — пережитки прошлого, что на территории страны их почти не осталось, но вряд-ли кто-нибудь, кроме неё, задумывался об этом. Кабинет психолога, скрывавшийся за старой, скрипящей дверью, собирал возле себя огромную толпу людей разных возрастов, от совсем юных, до искренне пожилых. Но среди них, внимание Купер привлёк лишь один парень, блондин. Тот самый, который стоял на кассе в Дьюти-фри. Жизнь, и правда, решила от души посмеяться над ней. Судя по возгласам молодых девушек, которые постоянно спрашивали о чём-то таинственного незнакомца, его звали Даниэль. Фамилию она так и не расслышала, но она не особенно важна. Странный он какой-то. Часто озирается вокруг, как будто ищет кого-то взглядом, сверлит взором то пол, то потолок, то саму Элизабет, отчего становится страшно и начинает немного трясти. Не то, чтобы он оказался маньяком или кем-то подобным, просто леденящий душу сиплый голос, серые глаза и недовольная ухмылка напоминала ей отца. А отца она жутко боялась. Может, и этого парня стоит. Её очередь заходить. Почему-то уверена, что эта «терапия» ничем хорошим не кончится. Купер присела на стул перед мужчиной лет тридцати, среднего телосложения, в очках, которые уже спадали на нос. — Здравствуй, Бетти. Моё имя, должно быть, тебе известно, но я, всё же, представлюсь. Мейсон Ким, приятно познакомиться, — такой вкрадчивый и деликатный голос. Хотя, чему тут удивляться, он же психолог, ему всего лишь нужно достать до самых сокровенных уголков сознания, а не соблазнить на работе очередную пациентку. — Не могу сказать, что мне приятно, но, всё-же, ради приличия, промолчу на этот счёт, — в ответ лишь короткая ухмылка. И раздражающее, пугающее молчание.***
Джеллибин не так давно покинула палату Джагхеда, чтобы навестить Свита. То, что она беременна от него, вскрылось раньше, чем предполагалось это сделать, но Джонс прекрасно понимал, что сестре нельзя слишком много волноваться. Хотя бы здесь он мог что-то сделать, предотвратить последующие проблемы. Заверил её, что всё будет хорошо, хоть и сам не был уверен в правдивости своих слов. Но так нужно. Ради неё. Ради него. Ради Бетти, которая, будь она рядом, пищала бы от счастья за подругу, которая, со слезами на глазах, поведала бы ей радостную новость. Но её нет. Из-за дурацких принципов Джагхеда Джонса. И он даже не представляет, где сейчас может быть его бедная малышка, но искренне надеется, что ей никто и никогда не причинит боль.«Я обещаю, детка, когда меня выпишут из этой чёртовой больницы, я тут же разведаю, где ты и с кем. Я найду тебя, где бы ты ни была, потому что я люблю тебя больше, чем кого-либо другого в этом мире. Ты — моя головная боль, моя девочка, мой кислород. Я буду оберегать тебя, как обещал, даже если мне придётся умереть.» «Джагги… Как же я скучаю по тебе. Ты, наверное, лежишь где-нибудь в больнице, думаешь о всём, что произошло, и даже не знаешь, что я здесь, в этой чёртовой каменной крепости. Надеюсь, ты скоро заберёшь меня отсюда, иначе я сломаюсь ещё сильнее. Напополам. Распадусь на мелкие осколки, как и моё сердце. Но даже этими крупицам я постараюсь любить тебя вечно. Навсегда.»