Things I wish I'd said

В лоб целовать – память стереть. В лоб целую. (с) М. Цветаева

- Что ты делаешь? - поворачивается на шум всем телом, напрягается, как зверь перед прыжком. Не обращая на нее внимания, скидываю на пол со стеллажей статуэтки, рамочки, открытки. Наступаю, хожу по ним, давлю – под подошвами ломается стекло, трескается пластик. И с каждым громким треском оковы на сердце становятся легче, тоска выскальзывает из меня прочь – с каждым ее тяжелым выдохом, с каждым резким движением плеч, которым она реагирует на хруст под моими ногами. - Что. Ты. Делаешь, - повышает голос. По-прежнему не обращаю ни малейшего внимания. Открытки, какие-то важные бумажки – все разлетается по комнате и устилает пол. Хоть какая-то белая полоса моей жизни. Только бы не… Заплакала. Слезы градом катятся по щекам, губы дрожат. Не верит, что я могу со всем этим вот так. Всхлипы как удары. Хруст под ногой – всхлип реакцией боль в грудине, как будто ударили ножом, вогнав по самую рукоять. И так, пока все вещи в комнате не оказываются в негодном состоянии. Нещадно болит голова. От чертовых этих слез, от собственных действий. От груза принятого решения. Сползаю по стене на груду теперь уже хлама. Утыкаюсь лицом в колени. Нужно передохнуть. Подползает плавная, как змея, заметив, что я дала слабину, дала себе отдых. И шепчет, шепчет, шепчет на ухо: «Пусто, пусто же будет. Так зачем ты это делаешь? Оставь, оставь, не выбрасывай так поспешно… так опрометчиво. Знаю ведь, не сумеешь, скучать будешь, жалеть будешь». Отскакиваю прочь, откидываю ее руки от себя: резко и болезненно. Горестно роняет слова: «Нам же нет никого любимее и родней друг друга, так давай… давай вернемся в прошлое. Помнишь, о чем мы мечтали? Помнишь сны наши? Чтобы нежно, чтобы горько, чтобы все, как раньше…» Толкаю ее прочь, валится навзничь на гору поломанных вещей. Вскрикивает – стекло больно впивается в голую спину. Ноет, причитает, роняет слезы. Устало рявкаю: «Хватит ныть», спокойно отворачиваюсь, чтобы продолжить доламывать то, что раньше было так дорого. Ползет на коленях, режется, но ползет. Стонет, слепая от слез, натыкаясь нежными ладонями на острые обломки того, что было моими воспоминаниями о Нас. Протягивает смятую фотографию: я и она. Смеемся. Влюблены. Прошлые мы, которых она предала. Замахиваюсь и бью под ребра с ноги. Валится, бьется грудью об осколки, режется. Плачет. Бью снова, бью больно. Еще и еще. По белому животу, который любила целовать, по груди, по лицу, по губам, которые врали, которые лгали, шепча то, что не стоило и двух серебряных монет. Бью, пока она не начинает хрипеть, схаркивая кровь. Сворачивается эмбрионом. Сразу такая маленькая, беззащитная. Раздавить, добить, уничтожить. Чтобы снова спокойно спать по ночам, чтобы, наконец, посмотреть вперед, чтобы не оглядываться назад в поисках ее улыбки. Лживой, вероломной, предательской. Хватаю осколок стекла и запрокидываю ее голову, еще не зная, что собираюсь делать, но уже полная решимости сделать во что бы то ни стало. Волосы рассыпаются по рукам, оплетают, мешают – оставляя шанс не доводить до предела. Но… Режу неумело, перерезаю горло, как свинье на скотобойне. Рву тонкую кожу, обрываю ее жизнь так же, как она – своим предательством – мою. С безумным экстазом смотрю, как поток крови заливает руки, пол, все эти уже ненужные вещи. Вытекает и уносит с собой мою боль. И смеюсь, убирая с ее лица пропитанные кровью пряди. Ласково глажу щеки, губы, линию подбородка. "В лоб целовать – память стереть. Целую в лоб".* Вспышками молний внутри черепа знаменуется конец этой войны - настолько она раскалывалась от боли общих воспоминаний. Тру глаза, пачкая их ее кровью. Черной, тягучей – уже мертвой, уже не въедающейся в кожу, уже не убивающей своим ядом. Поднимаюсь, плюю на скрюченное на полу тело и выхожу из комнаты, кивая стоящим по сторонам двери, мол, жгите здесь все к чертям. Уже не ценно. Руки в крови, лицо в крови. Но осталось всего ничего: смыть и забыть. Только вот… В ладони, скомканная, зажата фотография. Я смотрю на нее несколько секунд, прежде, чем выбросить туда, в комнату, уже охваченную дымом и огнем. Сработало. Действительно не ценно. Смотрит на меня со снимка, поглощаемая пламенем, улыбается, смеется. Еще не зная, что умерла, еще не зная, что я с ней расправилась. Еще не зная, что я выжила, а она во мне не сумела. Еще не веря, что я жива, а прошлое больше нет.