Когда теряет равновесие Твое сознание усталое, Когда ступени этой лестницы Уходят из-под ног, Как палуба, Когда плюет на человечество Твое ночное одиночество, — Ты можешь Размышлять о вечности…*
***
«А там, наверное, прохлада…» — раздумывал Глеб, лежа на больничной кровати и глядя в ясное ночное небо, которое виднелось между выдернутых в некоторых местах, параллельных ламелей** безликих жалюзи палаты. Уснуть он не мог: к дневной духоте прибавились еще и звуки храпа его товарищей по несчастью, а вместе с бессонницей пришли и тревожные мысли. «Сорок восемь лет… жизнь, считай, прошла. А что нажил? Болячки одни. Ну это ладно, сам виноват, допустим. А завтра мне идти некуда. Куда все делось? Ведь были же возможности хоть что-то купить! Все потом, потом, вся жизнь на потом. Ай!» — Глеб зажмурился и, натянув тонкое прозрачное одеяло на голову, попытался уснуть.***
После завтрака, не заходя в палату, он стразу же направился в процедурный кабинет. В узком коридоре уже стояла толпа разношерстных больных в халатах, тапках и спортивных костюмах. Выяснив, кто последний, Глеб занял очередь и пошел курить. Вернувшись, он обнаружил, что свою очередь он уже пропустил и, уточнив, за кем он теперь, прислонился к холодной, уложенной плиткой, стене и закрыл глаза. После сигареты его начало мутить, и опять заболел желудок. — Эй ты, Недостреляный! Давай-ка на укол! *** — позвала его уже знакомая медсестра. Глеб зашел в сверкающую чистотой процедурку и, сев на стул, положил руку ладонью вверх на валик, лежащий на небольшом металлическом столике. — Попу давай сначала! — сказала женщина, набирая лекарство в шприц. — Чего стоял-то три часа? Растолкал бы всех!Выписываешься сегодня. Врач ждать не будет! — нравоучительно вещала медсестра. Глеб встал и, приспустив свои черные вытянутые на коленках спортивные штаны, отвернулся к стене. Проворные женские руки провели по его ягодице чем-то холодным. Резкий, почти безболезненный укол — и вот уже Глеб прижимает спиртовую салфетку к месту инъекции. — Садись, руку рассупонивай! — медсестра отделила иглу от шприца с помощью иглосъемника, и та упала в небольшой желтый контейнер, сам шприц женщина бросила в другой, белый контейнер большего размера. Она открыла завинчивающуюся крышку браунюли и воткнула в зияющее отверстие сначала один шпиц с гепарином, затем другой, с лекарством. Глеб зажмурился и, откинув голову назад, прислонил ее к стене. Что-то теплое медленно потекло по его жилам и расплылось: сначала по одной половине тела, а затем по другой. — Не плохо тебе, а? — обеспокоенно спросила медсестра, остановив введение лекарства. — Нет! — обманул ее Глеб, еле сумев разжать губы. Она резко встала и, подойдя к стеклянному шкафчику, взяла коричневую стеклянную бутылочку, что-то капнув из нее на ватку, вернулась к бледному как полотно мужчине и поднесла ватку к его носу. Глеб поморщился, ощутив неприятный запах нашатыря, но глаза не открыл. — Давай, давай, ну! — медсестра терла ему вески вонючей жидкостью. — Только этого мне с утра не хватало! Одни проблемы с тобой, парень! Глеб будто сквозь сон услышал, как в кабинет кто-то вошел, как чей-то мужской голос что-то спросил, и как знакомый ему противный женский голос что-то сказал в ответ. Затем чья-то сильная, явно мужская рука, как в капкане сжала его трапециевидную мышцу над ключицей. От сильной боли он дернулся и открыл глаза.***
Он шел по длинному коридору до своей палаты, голова была чугунная, а к горлу подступала тошнота. Глеб еле успел доплестись до туалета, он зашел в кабинку, щелкнул замком и открыв унитаз тут же выплеснул в него весь свой завтрак. Перед глазами все плыло, рокер сел на грязный, кафельный пол и обхватил руками голову. В локтевом сгибе ему что то мешало и преоткрыв глаза Глеб увидел, что ему забыли снять венозный катетер. Дрожащими пальцами он развязал бинт, бросил его в полное туалетной бумаги ведро и, выдернув браунюлю, отправил ее туда же. — Эскулапы! Коновалы хреновы! — выругался мужчина. По предплечью Глеба потекла густая багровая кровь. Она тонкой лентой достигла запястья и змейкой пробежав по ладони, закапала с пальцев на плитку грязного пола. Так до конца и не пришедший в себя, Глеб достал айфон из кармана и почти наугад нашел в среди абонентов одного, нужного. — Да! — после двух гудков сказал приятный мужской голос. — Вадим, это я, — прошептал Глеб в трубку. — Что? — спросил его брат. — Тут такое дело… — Глеб посмотрел на льющуюся из его вены кровь. — Ты не мог бы помочь с квартирой? Мне жить негде, — запинаясь, проговорил Глеб. — Когда тебе нужно? — по-деловому спросил Вадим. — Сегодня. Меня сегодня выписывают, — уже жалея о своем звонке, ответил Глеб. — Ты в больнице? Блядь, Глебас, ты мог хотя бы вчера позвонить, а? Вечно все впритык! — раздраженно сказал Вадим. — Мог, наверное, — Глеб поднес палец, чтобы отключить вызов, но брат заговорил опять. — Дай мне пару часиков, мне некогда сейчас. Я перезвоню, ладно? — уже более спокойным тоном попросил Вадим. — Ладно, — ответил ему брат и убрал телефон в карман. Глеб обхватил руками свои колени и опустил на них голову с длинными кудрявыми волосами, сознание как будто снова покидало его.