Собери их всех

      Весь Намимори принадлежал мальчику с птицей. Мукуро не знал, сколько слепков в среднем оставляли люди за свою жизнь, но он улавливал чужую решимость, куда бы ни шёл.       Сначала он представлял мальчика с птицей слабым, тощим и непременно в очках — потому что тот заботился о животных, во всём подчинялся отцу и мечтал вырасти самым сильным, чтобы воцарить в Намимори свои порядки. Фантазии ботаника с доброй душой — даже если отдать такого в спортивную секцию, выдрессировать в боевых искусствах и научить пользоваться оружием, он всё равно растеряется в самый неподходящий момент: не поднимет руку на человека. Когда Мукуро попались другие слепки — с грубым и вспыльчивым подростком, злящимся на любую мелочь и по малейшим поводам лезущим в драку, — он принял его за другого человека. Второе место на соревнованиях и полное ненависти «я стану лучшим любой ценой» — без капли радости из-за достойного результата — Мукуро тоже записал на его счёт, и почти убедился, что ему не повезло оказаться здесь третьим лишним: эти двое явно читали друг друга с самого детства. Каждого из них Мукуро по-своему понимал; один из них напоминал его светлую часть, другой — отражал всё самое тёмное: то, с чем Мукуро боролся бы, живи он в мире идеальных людей.       Идеальных людей — даже звучало смешно.       Когда мальчик с птицей — уже подросток — полез на хулиганов, посмеявшихся над его заботой о кошке, Мукуро поверил, что чуда не случилось: их не собралось трое на мелком клочке земли. До чудака, которого узнали бы по краткому описанию, мальчик с птицей всё ещё не дотягивал; воплотил ли он в жизнь обещание, данное на школьном стадионе, Мукуро понятия не имел — да и это тоже служило плохим ориентиром. Поражения в боях наверняка оставили бы слепки из-за болезненной гордости, и лишь по этому признаку Мукуро предполагал, что мальчик с птицей справлялся с врагами: сами драки и их последствия он ни разу не видел, только десятки начал. В полицейском участке тоже было пусто — а ведь, судя по обрывкам характера, если бы на мальчика с птицей завели дело, он бы очень разозлился. Его решимость почти всегда возникала из этого чувства.       Забавно, что Мукуро понимал мальчика с птицей, как себя, но ничего о нём толком не знал. Даже возраст: не младше четырнадцати и не старше двадцати, наверное, но если он переехал в другой город, то сейчас ему могло исполниться и значительно больше. Нормальные люди в таких ситуациях подавали объявления, но сам Мукуро их не проглядывал, и ему казалось, что мальчик с птицей тоже скорее бы удавился, чем признал: он хотел, чтобы его нашли. Искать его через общее описание — если бы это вообще сработало, — было рискованно и неприятно: «не видели парня — замкнутый, не любит людей, любит животных, драчливый (не знаю, правда, с каким успехом), внутри неплохой, на словах много выделывается, а ещё он уверен, что умнее всех на свете? Я, кстати, примерно такой же, раз легко его считываю». Мукуро таил от посторонних и меньшее. Полезный союзник не стоил раскрытых карт, и даже если бы Мукуро верил, что мальчик с птицей за ним последует, а не попробует перетянуть на свою сторону — наверняка у него тоже имелись строгие убеждения, — он бы вряд ли полез. Долго бы думал, но не решился.       И всё же он не мог завязать с этой игрой. Он выходил в Намимори часто и каждый раз уносил оттуда новые сведения — иногда о Вонголе, но чаще о своём незнакомце. Конечно, Мукуро не менял маршруты намеренно — вот только чего ему стоило захотеть именно тот лимонад, который продавался в дальнем магазине, и пойти в него новой дорогой: потому что вдруг так будет быстрее? Это была зависимость, Мукуро понимал, но так и не нашёл в себе силы избавиться от неё. За неделю он узнал о мальчике с птицей больше, чем о ком-либо другом за всю жизнь — узнал его изнутри, а не то, что ему показывали добровольно.       Каждый поступок мальчика с птицей подчинялся в глазах Мукуро безупречной логике — то ли потому что люди редко совершали нечто совсем бессмысленное, то ли из-за их особенной связи.       На коленях у Мукуро лежал листок, рядом — целая папка. Он доставал оттуда бумаги, поочерёдно сверяя имена и фамилии. Голова болела от всех этих записей, глаза тоже устали, и очки бы тут не помогли — разве что со встроенным переводчиком на нормальный язык.       И все труды, все добытые личные дела — всё это бестолку.       Каждого кандидата на роль босса Вонголы Мукуро отсеял: даже тех скудных сведений, которыми он обладал, хватило, чтобы отказаться ото всех разумных версий. С тем же успехом он мог просто перебирать случайных учеников — в первую тридцатку по силе босс Вонголы точно не вошёл, а ведь в Намимори стояла даже не элитная школа, наполовину состоящая из отпрысков мафиози, — здесь при небольшой физической подготовке хватило бы и мощного Пламени, чтобы попасть на первое место.       Слухи про то, что из-за некого «особого случая» с наследником Девятый обратился за помощью к Аркобалено, всё больше напоминали правду. Но в чём же заключалась проблема? Инвалид? Ростом под метр двадцать? Просто болезненный мальчик? Что с этим человеком было не так? Мукуро не хотел, чтобы правдивым оказался другой вариант: в котором он сам не почувствовал ложь и пошёл по неверному следу.       — Бесполезный, — Мукуро бросил презрительный взгляд на прижавшего колени к груди Футу, но тот и не шелохнулся. Не полезнее, чем мебель, — зря Мукуро рассчитывал на его способности. Если будущий Десятый Вонгола учился в средней Намимори, то Аркобалено, отправленный за ним, ещё не приступил к тренировкам — иначе бы чему-нибудь научил. Так будет проще забрать тело, да, но необходимость им потом пользоваться определённо создаст проблемы. Даже стоящий на первом месте Хибари Кёя, судя по личному делу, был всего лишь невысоким аллергиком. Если здесь он считался сильнейшим, то как же дрались все остальные.       Найти мальчика с птицей — два его слепка Мукуро как раз заметил на территории школы, когда пробирался в медицинский кабинет и воровал оттуда записи об учащихся, — тоже не вышло: большая часть людей из начала списка принадлежала дисциплинарному комитету, а мальчик с птицей не только следовал особым моральным законам, но и ненавидел объединяться хоть с кем-то: Мукуро услышал патетичную речь об этом перед одной из драк. Из остальных к первому десятку принадлежал итальянец, переехавший в Намимори не так давно, — за ним Мукуро бы приглядел, если бы не опасался раскрыть присутствие раньше времени, — и несколько слишком смуглых японцев: в толпе бы не выделились, но в них не угадывалась та аристократичная бледность, которую Мукуро приметил. Получалось, что мальчик давно вырос: или переехал, или просто окончил среднюю школу. Уж точно не попал в конец списка: в то, что он лез в драки за сплошными поражениями или выбирал самых слабых противников, ни разу не разозлившись на то, что сильным он мгновенно проигрывал, Мукуро не верил. С ним бы такое никогда не случилось — и он уже понял, что прикидки по себе неплохо предсказывали чужие поступки       — Ладно, — улыбнулся он, неотрывно смотря на Футу. Иногда Мукуро казалось, что тот смог бы вырваться из-под контроля, если бы хорошо постарался, и это помогало видеть в нём подобие личности. Мукуро любил делиться планами вслух, но Кэн и Тикуса были сейчас в городе, а беглым преступникам он не доверял. Даже девчонке-ровеснице, не скрывавшей своё обожание: она тоже оказалась в плену у Вендиче не просто так — не за преступную красоту, как сказала она сама. — Ладно. Хорошо.       Отложив бумаги в сторону, Мукуро поднялся с дивана и направился к Футе, присел возле него на корточки.       — Твои списки никчёмны, а новые ты составить не можешь. Наверное, ты гордишься собой? — если бы Мукуро этого захотел, Фута бы кивнул. В безжизненных глазах не угадывались никакие эмоции, но Мукуро чувствовал, что его слова понимают. — Ты увидишь, к чему это приведёт. Лучше бы ты нарушил омерту, пока мог. Те, ради кого ты старался, горько пожалеют о твоём ненужном упрямстве.       Мукуро ласково потрепал его по волосам и встал. У него созрел план.       Мукуро оправдывал себя в своих же глазах как мог, но в душе понимал: он тратил слишком много ресурсов на то, чтобы увидеть — хотя бы увидеть, не больше, — мальчика с птицей. Та провокация, которую он задумал, могла сработать не только на запланированного Реборна — ещё и на того, кто заинтересовался бы суматохой вокруг, при этом не испугавшись жестокого и непредсказуемого противника. На того, кто со всех сторон напоминал Мукуро. Любопытство и азарт — удержится ли мальчик с птицей от соблазна — подталкивали испытать его выдержку на деле. Мукуро добровольно превратил себя в лакомую цель для такого же безумца-маньяка, но он не боялся. У него по-прежнему были причины считать себя уникальным — и, конечно, сильнейшим.       Кэн и Тикуса начали обратный отсчёт.