Механический парнишка

Однажды Куроко начал капризничать. В своеобразной манере, конечно. Я никого не трогал, собирался уходить на работу, искал ключи от машины, а Куроко все утро вертелся рядом, неожиданно возникая где-то позади или сбоку от меня. Я из-за него заработал икоту, пришлось выпить пол-литра воды, чтобы избавиться от нее. «Можно мне с тобой, Кагами-кун?» – спрашивал он снова и снова, и каждый раз получал короткий ответ «нет». - Я буду занят на лекциях, а потом меня ждет письменная работа, я не смогу заниматься тобой, неужели ты не понимаешь, Куроко? - Но Алекс-сан сказала, что была бы рада меня видеть, она ведь не против. - И что теперь? – хмуро спросил я. – А мне что прикажешь делать? Черт, да где же эти ключи… - Они на тумбочке, Кагами-кун, - Куроко все еще ждал, когда я смягчусь и разрешу ему пойти со мной, но я был непреклонен. Я специально избегал с ним зрительного контакта, чтобы не поддаться его гипнозу. Я даже не оглянулся, когда вышел из дома и залез в машину, сразу ощутив себя в безопасности. В последнее время мне стало немного неловко находиться рядом с Куроко, особенно в те моменты, когда он приближался ко мне и начинал пристально разглядывать. Не знаю, как и когда я допустил глупость и впустил робота в свое личное пространство, в котором он так уютно обосновался незаметно для меня самого. «Держи дистанцию, чтобы случайно к нему не привязаться». Это предупреждение всплывало в памяти и отягощало душу. Памятуя о словах Аомине, я с трудом заставлял себя сторониться Куроко, хотя при взгляде на него внутри начинало копошиться теплое ласковое чувство, от которого было тяжело усидеть на месте. Я не мог помешать этому разрастаться в себе, не мог сделать так, чтобы Куроко с каждой минутой начинал нравиться мне сильнее, занимать мои мысли, становиться частью моей жизни, частью меня самого. Честно говоря, это открытие не стало для меня радостным. Сбитый ритм сердца, смущение, которое я испытывал в присутствии Куроко все чаще – все это доставляло трудности, связанные с тем, что я не мог больше быть с ним откровенным. Возможно, Куроко замечал эти изменения и догадывался что что-то не так, и от этого я только больше волновался, ведь когда-нибудь он спросит меня, что со мной происходит. А я не смогу ему ответить. И вот когда я вставил злополучный ключ зажигания, машина вдруг покачнулась, и мир подпрыгнул перед моими глазами. Я услышал звук заводящегося мотора и решил уже, что мне просто показалось, что это галлюцинация взбудораженного ума и мне просто надо поменьше витать в облаках, чтобы точка опоры больше не сдвигалась, но новый толчок заставил меня насторожиться. Чертыхнувшись от непонимания ситуации, я заозирался вокруг. Не успел я опомниться, как скрипнул металл, зашуршали передние колёса, и меня швырнуло вперед. Я ударился грудью о руль, упал на кнопку сигнала, а машина тем временем продолжала подниматься каким-то невообразимым образом. Подняв голову, я глянул на зеркало заднего вида и глаза мои в ту же самую секунду полезли на лоб. - Куроко, что ты вытворяешь! – что есть мочи, заорал я, высунувшись в окно. Куроко и бровью не повел: он будто бы не бампер автомобиля весом в несколько тонн в своих руках держал, а какого-нибудь гребаного пушистого щеночка. По крайней мере, его невозмутимое выражение лица свидетельствовало о том, что ему совсем не трудно поднять такую вот махину вместе с ничего не понимающим мной внутри. - Я не отпущу тебя, Кагами-кун, - я с трудом различил его голос среди той какофонии звуков, что производила машина. – Либо ты берешь меня с собой, либо остаешься дома. Бесцветный голос, ровный тон. Почему-то мне показалось, что на самом деле меня принуждали сделать выбор в приказном порядке. Чего? Я не ослышался? Он поставил мне ультиматум? Или я неправильно его понял? Робот манипулирует человеком? Серьёзно? Нет, СЕРЬЕЗНО?! Этот мир сошел с ума. Если судить по ощущениям, Куроко поднял заднюю часть машины над головой. Меня тряхнуло – он подпер кузов плечом и перехватил посередине, собираясь поднять автомобиль в вытянутых руках. Все перемешалось – предчувствие возможного наказания, что обязательно последует за прогул рабочего дня; ошалевшие взгляды выпавших в осадок соседей, наблюдавших за тем, как хлипкий паренек поднимает машину, словно она была игрушечная; страх потерять баланс и впечататься в лобовое стекло; недоумение, злость и негодование, негодование, негодование. - Прекрати немедленно! – что есть мочи заорал я. – Я же на эту машину два года копил! - Так ты возьмешь меня с собой? - Возьму, только опусти меня вниз ради всего святого! - Обещаешь, Кагами-кун? - Клянусь шрамом на своей заднице, я не стану тебя обманывать, Куроко! – срывающимся голосом крикнул я, почти падая на стекло. Я не видел его лица, но и без этого мог с уверенностью сказать, что радость от того, что он сделал меня, на нем не отобразилась. Мир в очередной раз качнулся и упал – колеса автомобиля коснулись асфальта, и сердце, подскочившее к горлу, вернулось на свое законное место и принялось старательно перекачивать кровь. После нескольких мгновений бесплодных попыток я наконец-то смог заставить свои намертво вцепившиеся в руль руки разжаться, и отстегнул ремень безопасности. Распахнул дверь, неуклюже выбрался из салона и встал на ноги. Они были ватными. Куроко ожидал меня рядом с машиной, с самым хладнокровным выражением лица. Нет, скорей, оно было отсутствующим. Впрочем, как всегда. Маленький сукин сын делал вид, что он тут не причем. Да черта с два это ему сойдет с рук. - Ах ты, мелкий засранец! – Я схватил его за край футболки и впечатал кулак прямехонько в его равнодушную мину. Зря я это сделал. Потому что уже спустя минуту я катался по зеленой траве газона и выл, не зная, что делать – то ли прижать к груди пострадавшую руку, кости которой наверняка подернулись трещинами, так сильно она заболела, то ли схватиться за бок, где осталась вмятина от пальцев, воткнутых промеж ребер. - Ты же говорил, что не можешь причинять вреда людям, – простонал я, когда снова обрел способность говорить. Кисть и ребра нестерпимо болели, а от резкой смены положения у меня в глазах затанцевали искорки. Куроко же оставался по-прежнему невозмутимым, протянув мне руку, помог мне подняться на ноги. - Прости, Кагами-кун, я не специально. Что? Не специально? Не специально ли он поднял машину, когда внутри был я? - Знаешь, я, вообще-то, мог пострадать, - очухавшись немного, я отряхнулся от прилипших к одежде травинок. - Я не подумал об этом, - признался Куроко. Он даже слегка виновато приподнял уголки губ и соединил руки перед собой. Такой жест я иногда видел у Момои, когда та просила что-то за своего непутевого друга. Самоуверенная задница по имени Дайки до такого, конечно, не опустилась бы, так что все приходилось улаживать девушке, которой, в принципе, должно было быть все равно. Это дежавю немного развеяло мои затянутые тучами мысли, и если минуту назад мне хотелось прибить этого робота любым способом, то теперь мне просто было всё равно. - Господи, за что? - в сердцах воскликнул я, с отчаянием глядя на прохожих, которые все еще не могли отойти от шока. – Ты уже не в первый раз втыкаешь свои пальцы в мой бедный бок, так почему же ты не защитился тогда, в магазине? Почему ты ведешь себя так только рядом со мной? Куроко помолчал – такая тишина наступала каждый раз, когда я задавал ему сложный вопрос – моргнул несколько раз, обратил взгляд на меня, а после ответил: - Наверное потому, что Кагами-кун особенный? Вот так ответ. Хоть стой, хоть падай. Опять мурашки, опять эта непонятная дрожь, стремительно краснеющие уши и ток крови, пульсирующий в висках. Куроко, ну как ты можешь быть таким… таким? Только что я хотел зарыть тебя в землю, чтобы не видеть больше твоих пустых глаз, не слышать твой голос без намека на какие-либо оттенки в нем, чтобы ты больше не доставлял мне проблем, не раздражал больше своей дурацкой манерой пугать меня, чтобы начать уже нормально высыпаться, потому что полночи я трачу, разглядывая твое безмятежное лицо, боясь дышать, ведь твои ресницы дрожат, когда ты спишь, совсем как у человека… Ты бесишь меня, Куроко: бесишь своей малоэмоциональностью, бесишь тем, что я не могу оформить на тебя договор на единоличное владение; тем, что Аомине может отнять тебя у меня, меня бесит эта ответственность, что лежит на моих плечах потому, что я как-то влияю на твое развитие, бесит мысль о том, что все когда-нибудь закончится, и ты обгонишь меня, обгонишь Аомине и все человечество, бесит то, что я совсем тебя не понимаю. Я не могу смотреть на тебя: не могу смотреть на твои волосы, торчащие с утра голубыми антеннками, не могу смотреть в твои глаза, начинающие восхитительно блестеть, когда наши взгляды встречаются, на твое никогда не меняющееся лицо, в котором иногда мелькает что-то совсем человеческое и настоящее. Меня убивает эта моя беспомощность перед тобой, неспособность объяснить тебе элементарные вещи, моя ограниченность и толстокожесть. Меня напрягает одно твое существование, потому что рядом с тобой я начинаю нервничать и волноваться как мальчишка, и даже от случайных прикосновений меня будто током прошибает, и я превращаюсь в того испуганного ассистента из лаборатории Аомине – заикающегося, неловкого и смущенного. И сейчас, когда все эти мысли проносятся в моей голове со скоростью света и мои кишки сворачиваются в узел, ты всего лишь смотришь на меня этими своими невозможными глазами, просто молчишь и вежливо ждешь, пока я первый сделаю шаг к машине, и мы поедем уже в этот чертов университет вместе. А мне бы хотелось наплевать на пораженные взгляды соседей, подхватить твое маленькое тельце подмышку и уйти в дом, бросив машину открытой. А там, скрывшись от нежелательных глаз, я бы схватил твое круглое, совсем еще детское лицо в обе ладони, потонул бы в синеве двух глаз, в которых отражалась бы моя глупая, влюбленная физиономия, а потом обвил бы тебя руками и прижал к себе как можно сильнее, зарылся бы лицом в твоих волосах, пушистых и холодных, как ты сам. И плевать бы я хотел, что за неявку меня могут выгнать с работы, что люди примут меня за сумасшедшего, ведь я позволил поселиться в своем доме какому-то монстру, таскающему автомобили. Плевать бы я хотел на то, что обнимаю бездушную машину… Но я не могу сделать ничего из того, что хочу, потому что притронься я к тебе пусть и без задней мысли, ты сразу все поймешь, и это повлечет за собой необратимые изменения в тебе, и твои датчики выдадут нас обоих, они и так уже нас выдали, и тебя заберут, а больше всего на свете я не хочу отдавать тебя Аомине. И вместо того, чтобы рассказать тебе о том, что мучает меня, я только тяжело вздыхаю, намеренно не смотрю тебе в глаза и говорю: - Ладно, поехали уже. Не хочу получить нагоняй от Алекс за опоздание. Эта женщина страшна в гневе. Зря я волновался, что с Куроко на работе будут проблемы. Охранник даже не заметил его, когда мы прошли турникет прямо перед его носом. Забрав из аудитории свои учебники, я убедился в том, что хорошо запер дверь и повел Куроко в свой кабинет. Я совершенно не представлял, что мне делать с ним и как оправдаться перед коллегами за то, что привел постороннего. В кабинете Алекс разговаривала с кем-то по-английски, явно звонила в родную страну – на ее лице было то выражение, которое я видел очень редко. Так бывает, когда слышишь родной голос в пластмассовой трубке, и кажется, что видишь абонента на другом конце провода, будто он совсем рядом, хотя между вами простирается океан. Девушка заметно вздрогнула, и та дымчатая завеса исчезла с ее лица сразу же, когда она заметила, что уже не одна в комнате. Торопливо попрощавшись с собеседником, она повесила трубку и вскинула голову, от чего стекла ее очков блеснули. Все, что изображало её лицо в следующую минуту – умиление, и поскольку она как-то подозрительно быстро надвигалась со словами «Ты все-таки пришел, Тецуя!», я принял защитную стойку, собираясь оградить Куроко от её домоганий. - Здравствуйте, Гарсиа-сан, - вежливо поклонился Куроко, пока я сжимал голову Алекс, пытаясь не словить случайную пощечину от её загребущих рук, протягиваемых уж точно не ко мне. - Я же просил тебя быть сдержаннее, Алекс, - возмутился я, и девушка угомонилась. Поправив очки, она улыбнулась и перевела взгляд на меня. - Как ты догадался взять его с собой, Тайга? – Мучительную судорогу, которую вызывал у меня этот вопрос, она не заметила. - Мне пришлось, - ответил я, послав в Куроко испепеляющий взгляд. - Ты плохо спал прошлой ночью? - А? Почему ты спрашиваешь? - У тебя мешки под глазами. Вот же черт! Так вот почему Куроко так долго рассматривал меня утром, пока я умывался! А я так осатанело начищал зубы, стараясь не замечать этого жуткого взгляда в зеркале, что даже своего лица не разглядел. А на губах у Алекс расцвела диковатая улыбка, и она с ухмылочкой ткнула меня в больной бок локтем, поигрывая бровями. Ее губы приблизились к моему уху и прошептали: - Неужели ты не спал из-за него, а, Тайга? Я вспыхнул. - Конечно же, нет! – Зашипел я. – Я что, уже на бессонницу права не имею? С чего ты взяла? - То, как ты на него смотришь, за версту видно, - Алекс хихикнула. - Ты надумала себе невесть что, Алекс, - проворчал я, отталкивая её от себя. Куроко молча наблюдал за нами, поглядывая то на меня, то на Алекс. - Я просто уже не надеялась, что доживу до момента, когда глупый тигрище найдет себе пару, - выдала начальница, и упорхнула в коридор, счастливо хохоча. Не хотел бы я увидеть себя со стороны в тот момент. Сбоку раздался шелестящий голос Куроко: - Похоже, вы близки с Гарсиа-сан. - Да не то, чтобы… просто я очень давно её знаю. - Кагами-кун, - Куроко споткнулся, не решившись продолжить сразу, - а вы с ней… - Нет, конечно! – закричал я, не дав ему закончить. – Она старше меня ровно на половину моего возраста! И вообще, Алекс помолвлена с парнем. Они даже вроде собирались пожениться, когда она вернется в Лос-Анджелес… - Понятно, - я прищурился. Мои глаза и уши меня обманывают, или он действительно выдохнул с облегчением? - Пойдем в библиотеку, - отгоняя ненужные мысли, сказал я. – Там много чего интересного для тебя. Почитаешь, пока я буду на лекциях, хорошо? Куроко безмолвно тряхнул головой, и я потрепал его по волосам, не сдержавшись. *** Спустя четыре часа, когда мои часы были добросовестно отработаны, я заметил странное оживление среди студентов, обычно проявлявших пассивный интерес к учебе. Шли какие-то толки о библиотеке, и я поспешил в это хранилище знаний, не зная, что думать. У входа в библиотеку собралась толпа из парней и девушек, пытающихся заглянуть внутрь из-за голов друг друга. Сглотнув слюну, я обратился к патлатому преподавателю с пижонским светло-фиолетовым галстуком на шее: - Что здесь происходит? - Какой-то парень демонстрирует чудеса скорочтения, - начал рассказывать он. – Он не читает книги – он их глотает! Ему достаточно просто пролистать книгу, чтобы суметь пересказать любую названную страницу, представляете? Я никогда такого не видел, этот парень невероятен! Не стоило и сомневаться в том, что этим парнем был Куроко. Ну кто из земных людей способен на такое? Конечно же, никто. - Простите-извините, пропустите меня, разрешите пройти, - бормотал я, пробиваясь сквозь людскую стену, окружившую единственный стол в читальном зале. Еле-еле пробравшись к эпицентру событий, я узрел невозмутимого Куроко, перелистывающего толстенный пыльный том с видом домохозяйки, листающей каталог косметики. Его раскрытые глаза жадно поглощали строчку за строчкой, зрачки двигались с неистовой быстротой. Его тяга к знаниям производила впечатление; мои ноги просто приросли к полу, когда я увидел то сооружение из прочитанных им книг, выстроенное вблизи. Глядя на то, как Куроко увлечен чтением, полностью игнорируя реальность, я в очередной раз обругал себя за недогадливость. Я должен был привести его сюда гораздо раньше. Я должен был каким-то образом выпросить для него место в какой-нибудь студенческой группе, и тогда бы он узнал намного больше, чем дал ему я за все это время, а общаясь с другими ребятами, научился бы лучше понимать людей. Хотя… о чем это я? Знания, полученные из книг, вероятно, оказались бы бесполезными, потому что Куроко по-прежнему являлся всего лишь новичком в этом мире. А в группе его скорей всего не приняли бы – слишком незаметный, слишком тихий и невзрачный, слишком… не такой, как все. Из меня вырвался громкий вздох, и Куроко сразу же оторвал взгляд от книги и поднял глаза. Могу поклясться, что слышал странный щелчок. Хочу забрать его отсюда. Слишком много глаз на него смотрит, слишком много людей окружает его. Это ужасно эгоистично, но я не хочу, чтобы на него смотрел кто-то, кроме меня. Рядом с ним должен быть один я, и больше никого. Я никому его не отдам. Никому не позволю даже пальцем коснуться. Толстая книга была отложена в одну из устремленных в потолок стопок. Схватив тонкую белую кисть, я выволок Куроко из книжной баррикады и под возмущения толпы потащил его прочь из читального зала. В архиве было намного тише и безлюднее. Там в это время редко кого можно было застать, и среди высоченных полок, пахнущих вековой пылью и чем-то таинственным, можно было легко затеряться. Выронив из рук прихваченное с собой «Сердце» Нацуме Сосэки*, Куроко издал неопределенный звук, который даже можно было назвать вопросительным – если бы в голос было вложено хоть чуточку больше эмоций – и уставился на меня неморгающим взглядом, когда я приблизился к нему, опершись на книжные полки по обе стороны от его головы. - Кагами-кун? Я знаю, что ты чрезвычайно догадливый, и скорей всего все мои страдания зазря, потому что твои глаза замечают гораздо больше, и я перед тобой как на ладони. Скорей всего, так оно и есть, но ты либо не понимаешь, как на самом деле тяготят меня эти чувства к тебе, либо не хочешь показывать. Куроко, я не верю в любовь с первого взгляда, я не верю в любовь вообще. Поэтому я стушевался тогда в парке, махнул на тебя рукой, не сумев объяснить, почему поссорилась та парочка. Если честно, я никого никогда в своей жизни не любил, в моей жизни не было того, о чем пишут в бабских романчиках, что восхваляют в своих строках поэты, от чего теряешь разум и бросаешься в омут с головой. Я никогда особо не заморачивался по поводу отношений и не строил воздушных замков. Я никогда не любил по-настоящему, и когда той ночью я проснулся от холода, исходящего от твоего тела, я понял что это такое и испугался. Тебе знакомо чувство, когда теряешь опору под ногами и утрачиваешь чувство уверенности в правильности своих поступков? Когда весь твой мир, ограниченный работой и повседневными проблемами, вдруг ни с того ни с сего переворачивается с ног на голову и ты чувствуешь, что всё летит к чертям? Когда этот самый мир, в котором ты жил, в который ты никого не пускал, берет и замыкается вокруг единственного человека, и ты больше не способен контролировать ход собственных мыслей, потому что все они сводятся к одному – ты знаешь, что это такое? Правильно, ты не знаешь. И я не знал. До того, как встретился с тобой. Я по-прежнему не уверен, как мне поступить. Я сломал себе голову, пока пытался разобраться с тем, что со мной творится. Мой лучший друг, оставшийся там, в Америке, как-то сказал, что мне вредно много думать – так вот, Куроко, я думал с того самого дня, когда открыл ящик, в котором ты спал. Ты знаешь, что я никогда так много не думал? Я пустил эти чувства на самотек, я сам в этом виноват, и поэтому я могу только надеяться, что решение, которое я принял, окажется верным. - Я хочу кое-что сделать, Куроко. Это неопасно, поэтому пообещай, что не ударишь меня, - сильно нервничая, сказал я и, подумав, добавил: - пожалуйста. - Обещаю, - сразу же ответил он, и моя голова закружилась. Господи, я до чертиков волнуюсь. Никогда в жизни так не волновался. Как девчонка, ей-богу. - Спасибо. Я закрыл глаза и накрыл губами его губы. Они были холодными. Это были очень странные ощущения. Он даже не шевельнулся, когда я захватил его верхнюю губу и мягко провел языком по зубам, чувствуя, как мое порывистое дыхание отражается от его лица, пробегая по коже. Так нежно, как только мог, я обнял его острые плечи правой рукой, а левую запустил в волосы и прижал к себе. Он не отвечал мне, но и не сопротивлялся. Это придавало уверенности – если не отталкивает, значит не все так плохо, значит, у меня есть шанс, что он поймет. Всё длилось каких-то пару мгновений. Истратив весь запасенный воздух, я отстранился и коротко вздохнул. Куроко смотрел на меня с выражением искренней растерянности и детского удивления. Уже предчувствуя вопрос, который он хотел озвучить, я опередил его ответом: - Это называется «поцелуй». - Зачем люди целуются? - Затем, что испытывают сильные чувства друг другу. - Это и есть любовь? - Это – её проявление. Я ожидал чего угодно. Того, что Куроко не сдержит обещания и ударит меня. Или того, что он скажет свое обычное «не понимаю» и погрустнеет. Или что в голове у него щелкнет и загудит, как было каждый раз, когда он узнавал что-то важное. Я даже был готов к тому, что в его программе произойдет ошибка, из-за чего он взбесится и убьет меня. Но того, что он сделал на самом деле, я ожидал меньше всего. Его лицо озарилось каким-то внутренним светом, а губы сложились в теплую улыбку, которую я не видел до сих пор. Он протянул руки, положил мне на плечи и приподнялся на цыпочки. Его сухие холодные губы прикоснулись к моим, и я едва удержался на ногах, чтобы не упасть в обморок. Легкий, невинный поцелуй. Такой, какой мог подарить мне только Куроко. А потом я чуть не умер от сердечного приступа. - Мило смотритесь, - голос раздался откуда-то издалека. Повернув голову, я увидел в проходе между стеллажами того, кого хотелось бы увидеть в последнюю очередь, и только не сейчас. Зловеще улыбаясь, у книг стоял Аомине собственной персоной. Руки Куроко сжались на моих плечах, и второй раз за день сердце подскочило и бухнуло куда-то вниз, как пристреленная птица. Лучше бы Куроко убил меня. Я бы с радостью принял смерть от его руки и умер бы счастливым, но теперь меня ждала долгая и мучительная смерть от рук Аомине. Наверняка в его голове я был уже мертв. - Аомине, я… - Ничего не говори, - отрезал Аомине холодно. Заметив лежащую на полу книгу, он небрежно поднял её, глянул на обложку и разгладил помятые листы. – Ого, а я знаю эту книгу, - задумчиво произнес он, возвращая её на полку. – Не люблю её. Слишком грустная. Ты так не думаешь, Тецу? - В ней поднимается много разных тем, - совершенно не задумываясь перед ответом, возразил Куроко. – Да, в основе лежит трагедия личности, но кроме этого в ней много любопытного материала касательно человеческих отношений. Аомине хмыкнул, странно улыбнувшись чему-то своему. - Вот как, - он привалился спиной к стеллажу. – А мне после неё удавиться хотелось. - Что ты хотел, Аомине-кун? – Куроко отошел от меня, выйдя на свет. Я поразился тому, насколько спокойно он вел себя в такой опасной ситуации. Он что, совсем не замечал напряжения, витающего в воздухе? И еще – я заметил, что он впервые назвал Дайки по фамилии, прибавив еще фамильярное «кун». Мне хотелось вмешаться и как-то оправдаться перед Аомине, но это страшное «ничего не говори» забрало у меня право открывать рот еще в самом начале. - Хотел осмотреть тебя на предмет повреждений, - сунув руки в карманы, сказал Аомине. – А еще, - он перевел взгляд на меня, - есть кое-что, что невозможно проконтролировать дистанционно. - Хочешь, чтобы я пошел с тобой? - Желательно, - твердо отчеканил Аомине. – Вдруг какие-то детали износились, а у меня нет нужных инструментов при себе. - Ну хорошо, - Куроко повернулся ко мне, - Не жди меня, Кагами-кун, я найду дорогу домой. - Ты уверен? Может, мне лучше пойти с тобой? – Я набрался смелости послать Аомине недоверчивый взгляд. Тот воспользовался тем, что Куроко стоял спиной к нему, и провел большим пальцем горизонтальную линию в воздухе, напротив своей шеи. Я нервно сглотнул, но виду не подал. - Не стоит утруждать себя этим, - Куроко покачал головой и сделал паузу, прежде чем развернуться и пойти к Аомине. Они оставили меня в архиве одного, и я едва удержался от того, чтобы догнать их где-нибудь на выходе и помешать Дайки в очередной раз перекроить Куроко так, как ему хочется. После того, что он увидел, он вряд ли оставит все как есть. Искусственный интеллект может думать, но не умеет мыслить; такое понятие как эмоции для него – столбики двоичного кода, и не более. Он запоминает и использует накопленную информацию по строго заданному алгоритму, ему чуждо творчество и радость вдохновения. Куроко как-то сказал, что Аомине стал ученым только потому, что много мечтал. Я вспомнил, что в старших классах он безбожно прогуливал уроки на крыше школы, и бывало, что одноклассники за шкирку притаскивали его назад в класс, чтобы юный гений не вылетел из школы за превышенное количество допустимых прогулов. Что он делал там, на крыше? Зная Аомине – спал или смотрел журналы со своей любимой Май-чан на обложке. А еще он наверняка смотрел на облака. Уверен, что смотрел – даже на ходу он часто задирал голову к небу, прикрывая глаза ладонью козырьком, чтобы солнце не слепило. Он смотрел на эти воздушные вихри и думал. А воображение рисовало ему разнообразные картинки, которые он потом перерисовывал в свой блокнот, который, кстати, никому не показывал. Даже мы с Момои узнали об этом случайно – листы дряхлой тетради как-то вывалились на наши головы из открытой антресоли, пока автор многочисленных чертежей и схем спал на полу сном человека, у которого чиста совесть. Аомине никогда не отличался особой аккуратностью, Сакурай был прав, когда сказал, что в повседневной жизни он совершенно беспомощен. Я рассказал Куроко об этом, выслушав меня, он на несколько секунд завис. И вдруг взял, и рассмеялся. Не громким взрывным смехом, и не гогочуще-глупым, которым он смеялся в нашу первую встречу, копируя меня. А тихо и почти беззвучно посмеялся, почти не меняясь в лице. Это вырвалось из него случайно, потому что через мгновение он уже сосредоточенно копался в моих конспектах, проверяя на предмет фактических ошибок. «Я был прав», - сказал он самому себе, не обратив внимания на мое удивленное лицо. Аомине и вправду был мечтателем, хоть по нему так и не скажешь. Если бы не эти его бесконечные прогулы на крыше, во время которых рождались задумки его будущих изобретений, я бы никогда не услышал, как Куроко смеётся. Интересно, произошло бы такое, останься он в стенах лаборатории? Мне очень хотелось бы верить, что нет. И еще мне хотелось верить в то, что Аомине хватит мозгов, чтобы не стереть Куроко память. Хотя бы просто затем, что его духовный рост – результат нашей совместной работы. Я вернулся домой в плохом настроении. Включив телевизор для фона, решил приготовить ужин – просто необходимо было занять руки хоть чем-то, иначе я не мог усидеть на месте. На улице уже стемнело, и волнение начинало подкрадываться и захватывать тело, подначивая позвонить Аомине и проведать, все ли в порядке. Через два часа таких пыток я все же не выдержал. - Он ушел полтора часа назад, - голос Дайки в трубке звучал глухо и даже хрипло. - Даже пешком до дома можно добраться за час. Он не собирался куда-нибудь зайти по дороге? - Тецу торопился к тебе, - послышался горький смешок. – Не думаю, что он стал бы пользоваться обходными путями. - Тогда почему его, черт возьми, до сих пор нет? - Я не знаю, Тайга! – Аомине не скрывал своего раздражения, и вызвано оно было явно не моим звонком. Я насторожился. Между ними определенно что-то случилось. - Что произошло? Ты его перепрограммировал или что? - Нет, я… - Аомине запнулся, и в трубке раздался грохот. Так бывает, когда выдыхают прямо в микрофон. – Я ничего не сделал. Не успел. Я упустил тот момент, когда еще можно было что-то поменять в его программе. Изменения уже произошли, без моего вмешательства. - Говори точнее, Ахомине! – Разозлился я. Вечно он темнит, вечно чего-то недоговаривает, считая, что никто не должен вмешиваться в его дела. Куроко мог быть в опасности, а он снова со своими туманными определениями, которых я не понимаю… - Все изменения были внесены тобой, - Аомине не делал передышки, не дав мне шанса осмыслить сказанное. – Я хотел с ним поговорить, но он… в общем, он ушел. Я не стал его останавливать. - Что ты ему сказал, придурок?! – Заорал я в трубку, не выдержав. Хотелось схватить Дайки за грудки, чтобы он смотрел в глаза, чтобы он не мог больше уклониться от ответа. - Наш разговор был недолгим, - мне показалось, что Аомине на том конце закатил глаза. – Похоже, он догадался, что я хочу отключить его, и дал задний ход. Постой-постой. Отключить? Как это отключить? - Зачем?.. – растерянно произнес я. - Да потому что все зашло слишком далеко! – Долго сдерживаемое напряжение нашло, наконец, выход, и Аомине сорвался на крик. – Ты влюбился в него, Бакагами! И он в тебя тоже! Тецу перестал имитировать эмоции, он начал испытывать их! - Разве не этого ты добивался? – я в сотый раз пожалел, что не могу врезать Аомине по морде, потому что закипающий гнев вовсю вырывался наружу. – Разве не ради этого ты работал столько лет? - Именно поэтому я ненавижу себя за то, что позволил себе допустить подобное! Ты не понимаешь, ты ничегошеньки не понимаешь в том, что произошло, а я был полным болваном, когда рискнул не вмешиваться в ваши отношения! Мне было любопытно к чему это приведет, а когда я спохватился, было слишком поздно! - И только поэтому ты задумал отключить его? Да пошел ты к черту, Аомине! Я иду искать его, молись, чтобы с ним все было в порядке, потому что если он попал в беду – это будет на твоей совести! Не дав ему ответить, я отключился и вырубил мобильник на случай, если Дайки вздумается перезвонить, и раздраженно сунул телефон в карман. Прихватив в коридоре куртку, я выбежал на улицу. Куроко должен был быть где-то по близости, но кто знает, что могло придти в его голову – он мог оказаться в любой точке города. Посчитав, что начать поиск с мест, где мы бывали с ним вместе, было бы наиболее рациональным, я побежал в парк и облазил там все кусты и фонтаны. Не найдя там ни малейших признаков того, что Куроко был там, я пересек ворота и направился к магазину, в котором мы были в тот день, когда у молодой кассирши сломалась касса, а неудачливый воришка решил воспользоваться этим. Куроко не оказалось и там, поэтому следующим пунктом стал неиспользуемый корпус средней школы, в котором по вечерам собиралась местная шпана. Его не должны были заметить. Он же как черная кошка, бродящая в ночи. Даже если кто-то из хулиганов заметил Куроко, к нему бы не стали придираться, он не выглядит как человек, у которого есть что отнять. Я потряс головой, отметая этот вариант. Он не должен был потеряться, ведь он мог легко определить местоположение, связавшись с сетью. Так почему же он до сих пор со мной не связался, отлично зная, что я буду метаться и места себе не находить, пока не увижу его в целости и сохранности? За углом, у переполненных мусорных баков, где лакомились объедками бездомные животные, раздался слышимый шорох. Оглядев территорию, я не обнаружил никого вокруг себя и задержал дыхание, когда увидел в груде мусора край знакомого ботинка. Куроко сидел на холодном асфальте, согнув колени к животу. Он не выглядел ни напуганным, ни несчастным – он был никаким. Таким, каким я видел его в нашу первую встречу. Его одежда была кое-где порвана и перепачкана в чем-то темном. Приглядевшись хорошенько, я увидел, что черный мазут, пропитавший его футболку, вытекал из тонкой длинной щели у него под горлом. Куроко поднял голову и посмотрел на меня пустыми глазами. - Кто это сделал? – сжав кулаки, прорычал я. - Люди, - после недолгого молчания ответил мне он. ___________________________________________________________ *Нацуме Сосэки (1867- 1916) – японский писатель. Его роман «Сердце», изданный в 1914 году – одно из самых выдающихся его произведений, ставшее наиболее значимым для японской литературы.