Механический парнишка

От автора: Друзья, простите меня за отвратительную задержку глав Т_Т У меня есть миллион и одна отговорка, что именно мешало писать проду, но это займет много времени и места. В основном все из-за того, что с приходом осени автор упал на дно безысходности и был очень занят на учебной практике. Мне очень стыдно и я раскаиваюсь, но писать мне совсем-совсем не хотелось. Q___Q Эта глава большая, надеюсь, этим я хоть как-то заглажу вину перед вами… Обещаю, что с продолжением тянуть не буду, так как следующая часть будет куда короче, чем все предыдущие. И да: здесь в начале отход от POV, поскольку другого способа рассказать о событиях со стороны Куроко и Аомине я придумать не смогла .___. Спасибо, что читаете! :з Двумя часами ранее. Рецепторы, вживленные под искусственной кожей, реагировали на тепло чужой руки, стискивающей запястье. Пальцы то слабели, то с силой сдавливали, и бьющийся в маленьких венках между фалангами пульс был несколько быстрее, чем в состоянии покоя. Пронзительно-синяя радужка сжалась вокруг зрачка. В поле зрения оказались смутно знакомые двери, длинный коридор, продолжительные взгляды встречных работников вслед. Еще одна дверь – и белые стены лаборатории окружили его со всех сторон. - Твои действия говорят об излишней опеке, Аомине-кун, – сказал Куроко, сгибая пальцы и касаясь ими пальцев создателя. – Не стоит утруждать себя этим. Рука повисла, выпущенная другой рукой. За спиной Аомине Куроко увидел стол, на котором когда-то по винтикам собирался каркас, начинялся приборами, подключался к датчикам, и составные части постепенно приобрели вид одной большой машины, высотой в человеческий рост. Когда со сборкой и обшивкой было покончено, машину обернули в ткань и запустили, перед этим наделив серийным номером и рабочим названием. Куроко почти не помнил то время, когда его разум спал, и он был еще маленьким чипом в центральном процессоре, до того, как начал работать жесткий диск, и не было еще ни рук, ни ног – только спутанные провода и разрозненные компоненты, которые подключали один за другим. Он ничего еще не сознавал: ни мир, ни себя, вообще ничего, только автоматика, беспрестанно регистрировала информацию, даже если её невозможно было обработать. Потихоньку стали включаться нервные окончания, и информация понеслась бурным потоком – уши начали улавливать звук, глаза приспосабливались к свету, обоняние различило запахи. Мириады цифр закружились в ничего не понимающем сознании, искусственный организм гудел, в соединениях искрило, тело пронизывали электрические импульсы… Но пусть эта машина выглядела совсем как человек, это была всего лишь машина. Ученый метался от стены к стене. В минуты сильного вдохновения он был сам не свой: ругался, прогонял из лаборатории своих помощников, бормотал и вел беседы с самим собой, искал что-то в чертежах, проверял расчеты. Он так долго к этому шел, столько попыток ради конечного результата, и снова неудача? Он подолгу смотрел в выразительные светло-голубые глаза, пытаясь найти в них хоть проблеск мысли, но ничего, кроме безоблачной небесной дали, затягивающей, и поэтому такой пугающей, не видел. Уже с десяток его изобретений обрели патент, изобретения, которые он придумывал без особого труда – первое из них, устройство для записи мыслей, он придумал еще в детстве, ленясь набирать школьные сочинения вручную. Теперь же, когда ученый, казалось бы, подошел к чему-то важному и значительному в своей жизни, и все было идеально просчитано, ход эксперимента остановился. Он чувствовал, что танцует на грани между успехом и провалом, и сосредоточенно прислушивался к себе, из роя миллионов мыслей стараясь выловить единственную нужную. Тогда ученый решил пойти на рискованный шаг. Эмоции. Низшие, вроде ненависти, похоти и страха, и высшие – благодарность, дружба и любовь. Великое множество чувств, одни из которых у всех людей имеются от рождения, другие же приобретаются в процессе жизни. Великий дар и величайшее проклятье. Эмоции – сильные, разрывающие, которые невозможно снести, и умеренные, тихо живущие внутри нас. Ледяные пальцы сжимались и разжимались, когда приборы раздражали нервные окончания. Рука дернулась, и Сакурай взвизгнул, подскочив к корпящему над чертежами Аомине. - Он двигается! – заикаясь, заверещал ассистент, дрожащим пальцем указывая в сторону робота. - Где? Что? – выдернутый из своих мыслей ученый поднялся со стула и поспешил к столу. Сакурай трясся как осиновый лист, поднеся ладонь к губам, и замер, взволнованно глядя то на Аомине, то на андроида. А тот неподвижно лежал, равнодушно взирая на мир и людей вокруг. - В чем дело, Тецу? – Аомине сощурил подслеповатые глаза, сняв очки и прочистив стекла краешком ткани рубашки. - Те… Тецу? – не понял Сакурай и еще раз с опаской глянул на робота. - Скажи что-нибудь,- попросил Аомине, оперевшись руками о край стола. – Хотя бы посмотри на меня. Узнай меня или Рё. Робот молчал и не двигался, глядя пустыми глазами в потолок. Не выдержав, ученый закричал: - Отреагируй хоть как-нибудь, Тецу! Бесполезно. - Всё. Мне надоело, - резко обернувшись, Аомине направился к своему компьютеру, широко размахивая руками. Было заметно, что он сильно раздражен, и вошедшие в лабораторию ассистенты робко замерли на пороге, придавленные тяжелыми гневными волнами, исходящими от Аомине. Перевернув свой стол верх ногами, он достал из самых недр его миниатюрный носитель памяти, вставил в отверстие на системном блоке и застучал по клавишам. В комнате царило молчание, пока к нему не осмелился подойти Суса и, увидев файлы на мониторе, которые Аомине копировал в электронный «мозг» андроида, не присмотрелся и нахмурился. - Вы уверены, Аомине-сан? – осторожно поинтересовался он. - Сейчас я уверен только в том, - со вздохом отвечал ученый, - что эксперимент обречен на провал, пока возможности Тецу ограничены. Почему-то он совсем не хочет работать как надо. - В расчетах не может быть ошибки, - вмешался Вакамацу. – Все прошлые опыты оборачивались каким-то кошмаром из-за бесконечных системных сбоев, один краше другого – и все из-за того, что ты пытался сделать из них людей! - Вы все считаете, что искусственному интеллекту эмоции только мешают, а значит – в них нет необходимости, - огрызнулся Аомине, на секунду оторвавшись от занятия. – Но без чувств и индивидуального характера, это, - он кивнул головой на стол с опытным образцом, - не более, чем бесполезная груда металла! - Что вы собираетесь делать, Аомине-сан? – распахнув большие глаза, проговорил Сакурай. - Тецу обещает быть самым уравновешенным из всего поколения мыслящих устройств, которые я придумал, и за сохранность его разума можно не бояться. Я не хотел этого делать, но я частично запущу те отсеки, что отвечают за имитацию эмоций, - диалоговые окна на мониторе появлялись и исчезали с молниеносной скоростью. Маленькие тёмные зрачки метались по монитору, мгновенно считывая информацию. – А сейчас я привяжу его к Кагами. - Что?! – воскликнули ассистенты, дружно выстроившись вокруг рабочего места руководителя. - Другого выхода из ситуации просто не вижу, - Аомине ненадолго замер, будто раздумывая перед тем, как сделать важный выбор. - Ты что, вообще не учишься? Разве не помнишь, чем всё закончилось в прошлый раз? – вскинулся Вакамацу, оказавшись рядом с Аомине и заглянув в его лицо так, что подними он глаза на него – и рука бы дрогнула, замерев в нерешительности. Но поскольку Аомине все решил еще до того, как все они оказались здесь, он даже не удостоил парня взглядом, остановившемся на окне установки файлов, появившимся на экране после нажатия «ввода». - Дурак… Что ты наделал,- Вакамацу схватился за голову, выругался, а потом ударил ладонью по столу и, растолкав коллег, вышел из лаборатории, хлопнув дверью. - Ну, вот и всё, - без улыбки произнес Аомине, только слегка поморщившись от громкого звука. Развернувшись на стуле, он оглядел побледневших помощников. – Программа имитации запущена. Станет он полноценной личностью или так и останется недочеловеком – зависит от Кагами. - Аомине-сан, - окликнула ассистентка, стоявшая рядом с роботом. – Подойдите сюда… Выйдя из-за стола, Аомине взъерошил свои темные волосы, тяжело и грузно вышагивая. Работница лаборатории угадала с моментом: зрачки стеклянных голубых глаз прекратили неестественно мелькать, и наконец-то приобрели нормальный размер. Подошедшего Аомине робот поприветствовал тем, что медленно сел, спустив ноги со стола, и чуть опустил голову. Глубоко в этих глазах, незаметно, на самом их донышке, плескалось любопытство. - Установка завершена, – вещал ровный невыразительный голос. – Приятно познакомиться, Аомине Дайки. Пораженный выдох звуковой волной прокатился по воздуху комнаты. - С пробуждением, - глухо отозвался Аомине, с трудом скрывая внутреннее ликование. В первую минуту он чувствовал необыкновенный трепет, но не позволял себе выпускать эмоции, хотя тогда хотелось радоваться, словно маленький ребенок сбывшейся мечте. - Получилось? – Все еще не веря в маленький успех, Сакурай бесцеремонно уставился на Куроко, который был само спокойствие. - Приветствую, Сакурай Рё, – поздоровался робот и неуклюже встал на ноги. Аомине хлопнул застывшего ассистента по спине. - Ты что, заснул, Рё? Поздоровайся, ну же. - Оно… живое… – ахнул Сакурай, и повалился на пол без чувств. *** Перед глазами у Куроко с немыслимой скоростью проносились цифры. Они были видны только ему одному, и необходимости в их расшифровке не было – язык цифр был для Куроко родным. Почему-то эти воспоминания нахлынули на него именно здесь и сейчас. Где-то в своей голове он обнаружил отложенную на дальнюю полочку мысль, что дело в ассоциациях. В библиотеке он читал книгу, герой которой вспоминал свою любимую, погибшую двадцать лет назад, услышав запах духов, которыми она пользовалась. Ему было достаточно легкого шлейфа, тянущегося по воздуху, чтобы погрузиться в меланхолию. Куроко, однако, как различать оттенки этих чувств толком и не знал, и поэтому такое понятие как ностальгия было для него всего лишь красивым словом, каким раньше было слово «влюбленность». Это уже позже он понял, что все это было определением всего того огромного и теплого, что было связано у него с Кагами, и поэтому это чувство было интересным и загадочным. Аомине вел себя странно, и это настораживало. Почему-то он не спешил заговаривать первым – зарывшись в бумаги, что-то читал и хмурился. - Излишняя опека, говоришь… – пробормотал он больше для себя, чем для Куроко. – Тогда ты, верно, догадываешься, почему ты здесь. - Вы хотели сказать мне что-то, что не следует слышать Кагами-куну? - Некоторые вещи ему знать не обязательно, – подтвердил правильность догадки Аомине. – Это должно остаться только между нами. - Из-за того, что Кагами-кун импульсивен? – помолчав, спросил Куроко. - И поэтому тоже. Я редко говорю такое, но… – изобретатель поскреб затылок, улыбнувшись одним уголком губ, - мне не хочется потерять его доверие. А узнай он о том, что я многое скрыл, я непременно его, это самое доверие, потеряю. - Понимаю, - без осуждения сказал Куроко. - Знаешь, Тецу, я ошибся, – переменившись в лице, признался Аомине. – Моя ошибка заключается в том, что я недооценил тебя и легкомысленно отнесся к Кагами. Я не подумал, что между вами может возникнуть что-то такое. Этого просто не должно было произойти; даже теоретически это невозможно. Какая-то часть меня допускала, что такое случится, но я все равно не ожидал, что вы настолько сблизитесь. - Это плохо? – сразу же отреагировал Куроко, привычно склонив голову набок. - Не плохо, но хорошего тоже мало, - мрачно известил его Аомине. Разговор не клеился. Куроко не решался произносить вслух свои догадки, и продолжал безмолвствовать, Аомине барабанил пальцами по столу, чувствуя, что с каждой отложенной секундной только сильнее накручивает себя. Он привык говорить всё честно и откровенно, не любил красивую ложь и не боялся уродливой правды, не стеснялся выражать свое недовольство, и выкладывал окружающим все, что думал о них, если того требовала ситуация. Но в этот раз он просто не мог высказать то, что стремилось сорваться с языка, и злился на самого себя, потому что впервые ощущал беспомощность. Наблюдения за этими двоими растормошило что-то внутри него, вытеснив равнодушие и холодный расчет, которые им руководили. - Черт с ним, с Бакагами – особым умом он никогда не отличался, но ты, Тецу, ты – мое лучшее изобретение, я никогда еще столько не добивался в своих разработках и ужасно этим горжусь, но как ты мог? Неужели ты забыл, чему я учил тебя? - Но ведь Кагами-кун… - Зачем ты доверился ему?- почти отчаянно спросил Аомине, сдвинув брови. – Я же просил тебя: не верь никому, кроме себя! - Но как же я могу следовать вашим словам, если в них нет правды? – Куроко выглядел необычайно взволнованным. – Как я научусь быть человеком, если у меня не будет веры? - Ты не понимаешь! Ты не такой, как я или Кагами, ты – другой! Я слишком хорошо знаю этого придурка, и я верю, что он не предаст тебя, он… черт, он действительно тебя любит, а значит ни с кем другим отношений заводить не станет, но мы, к сожалению, слишком быстро стареем, и когда-нибудь ты останешься один! Все, что я хочу сейчас сделать – спасти вас обоих от этой боли! - Что все это значит? – одними губами произнес Куроко. - Пока ты не пережил его, Тецу, – хрипло проговорил Аомине, – попробуй понять, что я имею в виду. Руки у Куроко начинали дрожать. Он был так протрясен, что даже позволил себе опустить свою сдержанность, и маска равнодушия стала таять, обнажая все спрятанные под ней мысли и чувства. Ему без сомнения хотелось научиться понимать этот мир и жить по его законам, но привыкнув следовать своей определенной внутренней логике, он никак не мог взять в толк, как в этом хаотичном, сумасшедшем ритме жизни людям удается извлечь из общего хаоса хоть какой-то порядок. Он, казалось бы, обладая тем же разумом, был не в силах понять поступки людей, и все его рассуждения лишались логики. Но когда появился Кагами, он незаметно для себя принял это отсутствие рационализма, осознав, что привычка ошибаться заложена в человеческой природе, и не понимать друг друга на самом деле абсолютно нормально. Но почему же тогда так надрывается в груди блок питания, разгоняя ток по проводам? Почему все его тело до предела напряжено, а в голове невыносимо гудит? Почему даже отчетливо понимая, почему он не имеет права любить, ему кажется невозможным отступиться и просто отключить в себе это чувство? Он – всего лишь робот, полностью состоящий из синтезированного материала, а Кагами человек. Живой человек из плоти и крови, с бьющимся горячим сердцем и теплыми руками, дышащий, переживающий. Ему будет больно, если пальцы Куроко вонзятся в промежутки между ребрами. Если он нечаянно порежется ножом во время готовки, из раны потечет кровь. Он побежит отбирать пульт, если Куроко снова случайно наткнется на канал «для взрослых», а то и вовсе выдернет шнур из розетки, смущенно пыхтя, под удивленное «почему ты покраснел, Кагами-кун?». Ах, вот оно что, подумал Куроко, прокручивая в голове те пару месяцев, за которые с ним произошла целая масса всего. Выходит, мы слишком разные, чтобы быть вместе. В различии между нами вся проблема, и её не решить. И каким бы умным ни был Аомине-кун, даже он не сможет фальшивку сделать подлинником. Обзор по краям окрасился красным цветом, и Куроко поднес руку к лицу, чувствуя только то, как внутри него сходили с ума все системы. - Я… был создан людьми для людей же, - будто бы сомневаясь, озвучил он давно уже заученные и вбитые в память слова, - Я – высокотехнологичное устройство, полностью повторяющее облик, поведение и повадки человека, призванное на помощь… на помощь… - нижнюю челюсть заклинило – Куроко задрожал, неспособный закончить фразу. - Тецу? – Аомине схватил робота за плечи, после обхватив руками его судорожно трясущуюся голову. Когда его довольно болезненно ударило током, пришлось отступиться. - Прости, Аомине-кун. Это я во всем виноват, – деревянным голосом сказал Куроко. - Подожди! Ты все неправильно понял, – Аомине выбросил было руку вперед, но в неё в ту же секунду воткнулись иглы электрических разрядов, не дав прикоснуться к Куроко и кончиком пальца. - Мне нужно увидеть Кагами-куна, – словно не заметив действия ученого, робот направился к выходу из лаборатории, выпрямив спину. Походка его стала какой-то уж слишком ровной и неестественной. – А потом можешь меня отключить. Я не буду возражать. «Тецу!», - хотел бы выкрикнуть Аомине, но подвело пресеченное дыхание, и имя так и не прозвучало. Он замер посередине комнаты с поднятой рукой, разрываемый желанием догнать Куроко и не дать ему наделать глупостей, и раздавленный собственной беспомощностью, потому что даже догони он Тецую и верни его в эту комнатку, где все начиналось, ему нечего было сказать ему. Нечем было защититься от его честных, раздражающих фраз и прямого взгляда, не кажущегося уже пустым. Аомине страшно не хотелось быть злодеем этой истории, строящим влюбленным козни, беспрестанно вмешивающимся в их жизнь и мешающим их счастью. Но отложив всё в долгий ящик, скрыв нюансы и понадеявшись, что как-нибудь все само разрешится, он стал этим злодеем прежде, чем успел это понять. И пусть он признавал это с большой неохотой, но о чувствах Кагами он тоже думал. Они составляли главную причину его головной боли, и до сих пор звучащие в голове слова, сказанные с фырканьем, с долей высокомерия, «еще чего!», прозвучавшие в ответ на просьбу не привязываться к Куроко, заставляли его испытывать сожаление, чувство, которое он так не любил. Ведь Кагами простой, как пять копеек, и всех последствий для себя рассчитать не мог. Все же не стоило верить ему на слово. Пока Аомине прибывал в прострации, думая о том, что же он наделал, время незаметно бежало. Куроко шел быстро, не разбирая дороги – он хорошо помнил, где находился дом Кагами и, доверившись ногам, которые несли его сами, позволил своему разуму блуждать. Время было не поздним, и улицы были полны людей, на которых он умудрялся не натыкаться, а если уж задевал кого-то локтем или плечом, на месте он не задерживался, потому что его попросту не замечали. Если я вот так вот возьму и сдамся, это будет низко с моей стороны, рассуждал Куроко по дороге. Кагами-кун добрый и очень мягкий, хоть таковым и не кажется. Эти дни, которые я провел вместе с ним, были самыми яркими и интересными в моей недолгой жизни. Верней, в периоде моего функционирования… Но как бы мне этого не хотелось, наши пути разойдутся. - Эй-эй, куда лыжи навострил? – решив сократить дорогу через закрытую много лет назад школу, Куроко завернул в безлюдный переулок, где наткнулся на группу парней, смахивающих на мелких хулиганов. - Простите, я тороплюсь, - сказал Куроко, не забыв отвесить поклон, но его, похоже, не хотели отпустить с миром. - Куда это ты, весь такой мелкий и дохлый, торопишься? – один из отморозков перегородил ему путь, положив руки себе на пояс. - Домой, к мамке? – присоединился второй, мерзко заулыбавшись. Пока не проснулся третий, Куроко машинально оценил ситуацию. Телосложение парней было не ахти, у всех троих наблюдалась слабенькая грудная клетка, не слишком большая мышечная масса и плохая выносливость. Однако их было трое, а он был один. И он не мог, нет, он не хотел с ними драться. Опасность положения волновала Куроко меньше всего в данный момент. Его начальные представления о насилии несколько изменились с тех пор, как он начал смотреть американские боевики, и тот факт, что без него зачастую обойтись нереально, не ушел от его внимания. Он не считал, что кулаки – лучший способ решения конфликтов, гораздо разумнее было бы выяснить все на словах, но глядя на скалящиеся лица парней, будто бы прикидывающих, какую выгоду они могут извлечь из предстоящей стычки, все яснее приходило понимание, что его посчитали легкой добычей. - Я тороплюсь, - вежливо повторил Куроко и двинулся в сторону, но его жестко схватили за плечо, сильно вжимая пальцы. Другой на его месте скривился бы от неприятной боли, но он лишь поморщился для виду – на самом же деле ничего он почувствовал – ему было совсем не до этого. - Деньги есть? – перейдя сразу к делу, спросил один из парней. Он явно был лидером среди них – трудно было не заметить его деловую хватку. - К сожалению, нет, - спокойно ответил Куроко и даже не пискнул, когда другой парень схватил его за грудки и хорошенько тряхнул. - Не лги нам, мразь, - злобно прорычал он, намереваясь припугнуть, но было очевидно, что со стратегией захвата он ошибался, не на того они напали, чтобы получить все по первому приказу. - Пожалуйста, объясните свое действие, - железно отчеканил Куроко, глядя на хулигана вымораживающим взглядом. Тот замялся, однако хватки своей не потерял. - Здесь нечего ловить, – скучающим тоном произнес парень позади, зевая. – Давайте уже быстрей, пока никто не застукал. - Как-то чудно он разговаривает, - ухмыльнулся первый, засовывая руку за пазуху. Куроко моргнул. Плохо. Очень плохо. - Отдавай все, что у тебя есть: деньги, телефон, драгоценности, - приказал тот, что его держал. – Быстро, - и как бы в подтверждение своих слов, он ударил Куроко кулаком в живот, рассчитывая, видимо, на пару секунд лишить его сознания. Парень взвыл как пожарная сирена и схватил свою пострадавшую правую руку здоровой левой рукой. Его кулачище уже начинал приобретать нездоровый сероватый оттенок. - Что за хрень, мать твою! – оставив сраженного товарища баюкать свою руку, главарь этой троицы вытащил из внутреннего кармана куртки складной ножик, и опасно направил его в сторону Куроко. - Пожалуйста, пересмотрите свои приоритеты, ваши действия могут привести к уголовной ответственности, – голосом телефонного аппарата сказал Куроко. - Да заткнись ты! – раздраженно выплюнул парень, не проявлявший до этого особой активности. Непонятно, кому была адресована его реплика, все еще ноющему из-за руки дружку, или Куроко, которого они пытались ограбить. - Я расцениваю ваши действия как проявление агрессии, – продолжал Куроко, наклонив голову и уткнувшись в лицо парня недвижным взглядом стеклянных глаз. – Пожалуйста, постарайтесь успокоиться и опустите острый предмет на землю, это может быть опасно. - Еще слово, и тебе конец, - прошипел собиравшийся напасть. – А ты кончай скулить, как баба! – Не оборачиваясь, крикнул он на товарища. - Я сломал руку! – Со слезами обиды крикнул он в свою защиту. – Он из стали сделан, клянусь! - Преступные действия могут привести к уголовной ответственности, – талдычил Куроко, не обращая внимания на грозящее ему острие ножа. Переглянувшись, хулиганы перешли к решительным действиям. - Молчи, сопляк, – немногословный парень перехватил Куроко руки так, что он не мог больше дернуться ни в ту, ни в другую сторону. – Ты меня бесишь. Смотришь странно, говоришь странно, но меня не проведешь. Если ты притворяешься, тебе есть чем с нами поделиться. Но ты делиться не хочешь, а я не люблю жадных. - Осторожней с ним! – Запоздало пискнул третий, и в невыразительных голубых глазах отразился блеск ножа. - Сдохни, урод, - услышал Куроко, когда острое лезвие проехалось по его шее, неаккуратно разрезая ткани. Из-за того, что распаленный грабитель слишком уж агрессивно попер на них, парень, сдерживающий Куроко, инстинктивно подался назад, выпустил его и отскочил в сторону, от чего их жертва должна была рухнуть на землю, учитывая перерезанное горло. Но мало того, что Куроко не упал – он прошел полметра назад, чтобы удержаться на ногах, и остался стоять. - Невыполнимая команда, – ответил он ничуть не изменившимся голосом. Потрогав под шеей рукой, он посмотрел на испачканную в чем-то черном пальцы, и поднял глаза на ошарашенных до крайней степени хулиганов. Они смотрели на него с расширившимися от ужаса глазами, казалось, даже осознание того, что они убили человека, не произвело бы на них такого сильного впечатления, как вид твердо стоящего на ногах и разговаривающего с ними человека, который, по идее, должен быть мертв. Из его горла хлестало, но его это совсем не интересовало. Плюс вытекающая темная жидкость своим видом и резким запахом машинного масла не имело ничего общего с кровью, густой лужицей растекающейся под ногами. - Да что ты такое, - голосом, в котором отчетливо слышался ужас, прошептал один из парней. - Я не человек, - прямо сказал Куроко, заставляя грабителей вздрогнуть. Тот, что соображал быстрее всех, потянул других в сторону, испуганно озираясь по сторонам. Задумавшись на пару секунд, он добавил: - Честно говоря, я сам не уверен, что я такое. - Валим, парни, – и все как по команде ринулись прочь, трусливо перегоняя друг друга. Куроко бесстрастно смотрел им след, пока на пришкольной территории не осталось никаких звуков, кроме тяжелых капель, сталкивающихся с землей. Он посмотрел вниз. Ботинок с его левой ноги слетел и теперь валялся в пыли кверху подошвой. Он потерял его, когда его толкнули, но заметил только теперь. Обувь, которую Кагами носил в средней школе, была ему большеватой. Откуда-то издалека его звал по имени знакомый голос. Куроко закрыл глаза, сосредотачиваясь на алой пелене, расцветающей под веками. «Запрос статуса. Проводящие пути повреждены, состояние системы нестабильное. Включен резервный источник питания, аккумулятор требует подзарядки. Энергосберегающий режим включен. До полного отключения питания осталось пять минут». Кагами-кун не должен видеть меня таким, рассуждал Куроко, отдернув промокшую насквозь футболку. Если меня кто-то увидит, то поспешит узнать причину, по которой я здесь, а присмотревшись и разглядев меня хорошенько, не исключено, что реакция будет такой же, как у тех людей, что на меня напали. Нужно спрятаться в каком-нибудь незаметном месте, пока заряд батареи совсем не иссяк. Забравшись за мусорный бак и спугнув ободранную кошку, Куроко сел на землю, прислонившись спиной к металлической стенке. Запах мусора и нечистот был мешающим фактором, и он отметил это как сбой в системе. Люди приходят в этот мир за долю секунды и также быстро покидают его. Между отправной и конечной точкой есть промежуток, представляющий собой длинную извилистую линию, и она тянется, петляет, закручивается узлом и пересекается с другими линиями, прежде чем достигнуть конца. Твоя линия – не линия вовсе, а ломаный зигзаг, подобный тому, который вырисовывает аппарат, записывающий ритм сердца. Ты не стал исключением из правил и позволил этому зигзагу пересечься с чужой линией, надеясь, что углы смягчатся. Но есть одна немаловажная проблема. Ты знаешь, кто достигнет той самой точки первым. Вспомни погибшую птицу в саду и все свои уроки. Ты же понял это еще тогда. Все в этом мире недолговечно. У Кагами-куна времени намного меньше, чем у тебя, и заполнять этот промежуток собой будет бессмысленной тратой его драгоценного времени. У него должна быть своя полноценная жизнь и своя семья. Рядом с ним должен быть кто-то по-настоящему живой. Тот, кто сможет не только впитать его тепло, но и поделиться своим теплом в ответ. Дальнейшее Куроко помнил плохо. За мелькающими датчиками окружающую действительность улавливать было крайне трудно, он берег силы и почти не шевелился, чтобы попусту не тратить их, приподняв голову, только когда рядом с ним появился человек. Он легко распознал в нем Кагами, и из последних сил ответив ему на какой-то вопрос, отдался затопляющей тишине, с грустью подумав, что его план провалился. *** Возвращаясь к POV. Аомине встретил нас молча. Не проронив ни слова, он приглашающим жестом разрешил войти, забрав с моих рук обмякшего Куроко, и переложил его на стол для обследований. Комнатка, в которой я оказался, как и ожидалось, была оборудована как новейшая мастерская, вот только отталкивающая белизна стен все же напоминала больницу. Аомине отреагировал на наш визит слишком спокойно. Мне показалось, что он был готов к чему-то такому. Или просто успел успокоиться, пока я добирался до его лаборатории, выдернув с работы и Алекс, чтобы та подогнала свою машину, поскольку я не мог оставить Куроко одного на той чертовой мусорке. Одному богу ведомо, чем в это время маялся Аомине, судя по поникшим головам сотрудников – рвал и метал, а потом, исчерпав все эмоции, погрузился в обычное состояние безразличия и высокомерной апатии. Впрочем, кто его знает – вечно плюющий на все и вся Аомине ушел, заменив его чем-то озабоченным Аомине, а разбираться в этом не было времени. Состояние Куроко было во сто крат важнее. - Ему повезло, они метили плохо, - натянув на руки перчатки, Дайки наклонился, чтобы поближе рассмотреть рану. – К тому же эта кожа крепче человеческой. - Не ври, Дайки, - жестким тоном сказал ему я. – Он весь в этой… штуке, которая у него вместо крови. Если ты считаешь это везением, то я с тобой не согласен. - Заменю пару клапанов, цепь, и все будет как прежде, - он аккуратно разрезал на Куроко безнадежно испорченную футболку, небрежно бросив её на пол. Пощупав тоненькую щель под горлом, он посветил на нее маленьким фонариком и повернулся ко мне спиной, ища что-то на своем столе. – Даже шрама не останется. - Дайки, - повторил я требовательным голосом. Обращение по имени было для меня в порядке вещей, в отличие от Аомине, который реагировал на такие вещи болезненно. Я видел, как его коробит каждый раз, когда я произношу его имя, и как он старается сохранять спокойствие, хотя все было написано у него на лбу. - Ты опять забыл про подзарядку, идиот, - цокнув, он из кучи проводов на полу выбрал один и, покрутив его в руках, словно раздумывая, подключать его или нет, все-таки передумал и отбросил его в сторону. – Ладно, сначала надо его починить, а потом… - Дайки, черт бы тебя побрал! – не выдержал я, и Аомине опустил напряженные плечи, не поднимая на меня темного тяжелого взгляда. - Похоже, больше нет смысла скрывать, – сказал он с улыбкой, как бы говорящей «сдаюсь». Он поднял голову, и оправа очков наконец-то перестала скрывать его глаза. – Может, выйдешь? - Зачем? Я хочу остаться. Мало ли что взбредет тебе в голову, пока меня не будет. - Мне придется вскрыть парочку панелей, чтобы заменить детали. Тецу не хотел бы, чтобы ты увидел, что у него внутри. - Мое мнение о нем не изменится, если я увижу из чего он скроен, можешь быть спокоен. - Как хочешь, - прощупав кожу, Аомине отыскал незаметные обычному глазу швы, и поддел отверткой. Куроко был сделан действительно искусно. Его специфичная внешность многое скрывала, и догадаться о том, что он целиком и полностью состоит из проводов, каких-то шестеренок и приборов в металлическом корпусе было практически невозможно. Словно хирург, Аомине кропотливо откручивал гайки, перебирал трубочки и проводки, перекусывал кусачками и, выбрасывая поврежденные части, приваривал новые. Наблюдая за процессом починки, я невольно удивлялся, как это все работало столь слажено, без перебоев. Аомине подозвал меня и всучил в руки какое-то устройство. - На, подержи, - не отвлекаясь от дела, сказал Аомине. Покрутив его в руках, я вопросительно поднял бровь. - Что это? Мне кажется, где-то я это уже видел. - Только не смейся, – Аомине провел рукой под носом, пачкая верхнюю губу мазутом. – Это двигатель. Самая важная часть в устройстве. Все проходит через него, поэтому чтобы заметить один провод, нужно поднять его. - Получается… Я держу сердце Куроко? – Я округлил глаза, перестав даже дышать, осознав, какая важная вещь находится у меня в руках. - Ага, - кивнул Аомине, отобрав устройство, и вернув его на место. Тяжесть железяки исчезла из рук, и я их опустил. У Куроко было такое спокойное выражение лица, будто бы у него не во внутренностях швыряются, а делают точечный массаж. Наконец, Аомине приладил панели обратно и разгладил кожу. - Готово? – Я посмотрел на тонкий шнур у Дайки в руках. - Сейчас запустим, - Аомине просунул шнур Куроко за шею и зафиксировал его голову. Что-то включилось и загудело. После напряженных пяти секунд ожидания веки Куроко дрогнули и приоткрылись. Черное пятнышко зрачка мелькнуло и остановилось на мне. Этот момент напомнил мне нашу первую встречу, когда я, ничего не понимающий и растерянный, сидел у деревянного ящика, не зная, что думать. - Кагами-кун? Аомине-кун? Что я здесь делаю? - Скоро начнется восстановление файлов, и ты все вспомнишь, - ответил вперед меня ученый. – Тебе сейчас лучше побыть в состоянии покоя. - Хорошо. В таком случае я активирую режим гибернации. Он закрыл глаза и уснул, как ни в чем не бывало. - Мне нужно тебе кое-что показать, - сказал мне Аомине, и направился прочь из комнаты, предварительно накрыв Куроко белой простыней до подбородка. Спящее лицо робота, которое я видел уже не раз, смотрелось непривычно. - Хочешь показать мне скелетов в своем шкафу? – попытался пошутить я. - Если можно так выразиться. - Я подождал, пока он запрет дверь, и пошел за ним. – Видишь ли… На самом деле Куроко намного человечней, чем кажется. - Как это понимать? - Помнишь, я говорил, что сконструировал его личность исходя из собственных интересов? Так вот, это правда лишь наполовину. - Будь добр, поясни. – Мы дошли до уже знакомого мне с прошлого визита кабинета и остановились. - Сейчас все объясню. Проходи, - он вошел первым, предоставив закрыть дверь за него. Раздраженно покачав головой, я прошел к столу и уселся на стул, отметив, что в кабинете кроме нас никого не было. - Ты что-то недосказал тогда, - догадался я, и Аомине хлопнул в ладоши. - Бинго! Временами ты бываешь чрезвычайно догадливым, Бакагами, - я сделал вид, что не расслышал неприкрытый сарказм в его словах. Он продолжил. – Я также сказал, что учел предыдущие опыты, но не стал рассказывать о них подробно. - Что ж, расскажи сейчас. - В общем… еще до Тецу я создал несколько моделей, но все они почему-то выходили из строя. Эксперимент шел гладко только в начале, а далее я терял контроль над процессом. Первый мой робот, обладающий разумом, прекрасно выполнял все команды. Более того – он выполнял их безупречно, настолько идеально, что было просто не к чему придраться. Все бы хорошо, но когда я не задавал команду, а позволял ему действовать свободно, он терялся. Он все делал точно, но не проявлял почти никакой инициативы. Продолжать эксперимент не было смысла. - На этом ты, конечно, не остановился. - Следующий робот получился слишком большим, я промахнулся с дизайном. У него были большие проблемы с самостоятельностью, но в то же время, он слушался не всех. - А тебя? - Этот гад меня не признавал, - пробурчал Аомине, вспоминая. – А еще он был, пожалуй, слишком агрессивным. Большинство сотрудников его злили по неизвестным причинам, и вскоре от его перепадов настроения от апатии до тяги к разрушениям устали все. После него я создал еще одного, и отличился он тем, что в точности копировал людей, которых видел. Он развивался почти так же быстро, как и Тецу, но машина, которая только подстраивается под других и только и может, что повторять за ними, была нам не нужна. - Он же рос и учился, не стоило ли дать ему немного больше времени? - Пусть и так, но я не думаю, что отложи я закрытие проекта на потом, этот образец начал бы меня устраивать. - И что ты сделал? - Я подумал: а почему у них у всех возникали проблемы с мотивацией? Я настраивал их на выполнение конкретных задач, но сами они не были заинтересованы прогрессировать. Только у предпоследнего, К-7, стало проявляться стремление расти и становиться лучше, но этого было мало. Тогда я на полгода ушел в работу, чтобы разработать такую программу, с которой опытный образец чувствовал бы желание двигаться к определенной цели. Я долго думал, как это сделать, и пришел к такому выводу: если вложить в голову робота, что он ничем от нас не отличается, то он станет вести себя и действовать так же, как его ближайшее окружение. Я даже закодировал кое-какую информацию о себе, чтобы робот выделил меня среди остальных. И он действительно выделил меня, но не так, как я рассчитывал. Я хотел обеспечить его подобием соратника, друга, а он… он попытался меня убить. - Что? Подожди, - я поднял руку, прося у Аомине паузы. – Как это – убить? Разве не причинять вреда людям не золотое правило для искусственного интеллекта? - Чтобы у робота была полная свобода действий, я снял все ограничения. Разумеется, это и сняло все запреты, в том числе и на насилие и убийство. - Ну и дела… Где он сейчас? - Отключен. Навсегда. Передо мной упала увесистая папка, в которой я обнаружил сотни листов на непонятном мне языке уравнений и множество фотографий. Нетрудно было догадаться, что на них были запечатлены созданные Аомине роботы. У всех них были необычные волосы: зеленые, фиолетовые, желтые. По фотографии рыжеволосого парня с глазами разного цвета я сразу понял, что именно он был последним, не считая Куроко, созданием изобретателя. В папке обнаружилось еще кое-что любопытное. Статьи и очерки, на которых красной пастой было выделено «Куроко Тецуя». В приклеенном к корочке папки кармашке я нашел с десяток фотографий. Все они были старыми и однообразными. Примечательным было только то, что на всех на них был снят Куроко. Хоть он и был как две капли воды похож на него, человек на фотографии не был им. Качество фотографий, одежда, в которую был одет парень на снимке – все говорило о том, что снят он был как минимум пару десятков лет назад. - У Тецу был прототип, - ответил на мой безмолвный вопрос Аомине. – Куроко Тецуя это реально живший человек, который родился в этом городе, работал в этом университете, и даже жил на той же улице, что и ты. Давно. - Кто он? Что с ним сталось? – только и смог выдавить я. - Ты знаешь, что я терпеть не мог литературу как школьный предмет, а читал только учебники и справочники по физике и механике. Но как-то я из любопытства взял в библиотеке книг из формуляра Сацуки, и среди них мне попались статьи этого человека. Он был литературоведом, и довольно талантливым, я тебе скажу, - он усмехнулся: редко он называл талантливым кого-то, кроме себя. – То, как он писал о ненавистных мне книгах, поменяло мое отношение к ним. - Так вот почему ты спросил о «Сердце» тогда, в библиотеке… - Да. Я изучил все труды этого исследователя, и прочел все книги, к которым он ссылался. - Огромный подвиг для тебя, - с серьезным лицом заметил я. - Куроко Тецуя был способным, но не признанным. Быть может, он и сам этого не знал. Он прожил тихую и незаметную жизнь, погиб при пожаре жилого дома, так и не узнав, какой вклад он внес в свое любимое дело. Я не нашел ни одного некролога по поводу его смерти. Ни одного. Мне впервые стало обидно за человека, с которым я никогда не был знаком. Все встало на свои места. Аомине признавал того человека как ученый ученого, плевать, что они занимались совершенно разными науками. Он ни за что не сказал бы этого вслух, ему легче удавиться, чем выразить кому-то свое уважение, и поэтому он поступил особенным образом. Он сделал его копию. - Но откуда ты… - Взял данные об его личности? Разыскал людей, которые его знали, поговорил с родственниками. Откопал кое-какие видеозаписи, чтобы узнать его повадки и манеру говорить. - Ты проделал такую огромную работу… - Удивился я. – На тебя не похоже. - Я всего лишь загорелся идеей сделать робота по образу и подобию человека, который на меня повлиял. Аомине не был бы Аомине, если бы он не сделал то, что задумал. Он смог, потому что захотел. Захотел хоть как-то угомонить чувство справедливости, задетое бесславной судьбой неизвестного литератора. Я кое-что вспомнил. - Куроко по-особенному смотрел на дерево каштана в моем саду, - сказал я, привлекая внимание Аомине. – Соседи сказали, что оно выросло на месте пожара, когда я въезжал в дом. Он тогда повел себя странно, начав что-то цитировать. - Я знал об этом. Возможно знания, которыми он обладал автономно, стали накладываться на новые, это и проявлялось в странностях его поведения. - Что еще я о нем не знаю? - Чтобы не промахнуться, я отключил Куроко большинство негативных эмоций и установил строжайший запрет на причинение ущерба людям. Это уберегло тебя, потому что мои функции должен был выполнять уже ты. - То есть, поэтому никто другой, кроме меня, не мог на него повлиять? - Правильно мыслишь, - Аомине нервно постучал пальцами по подлокотнику стула, на котором сидел. – Увидев тебя, Тецу должен был подумать, что ты кажешься ему знакомым. Это потому, что я умышленно сделал так, чтобы он постоянно акцентировал внимание на твоих реакциях. И я был несказанно рад, когда план сработал, и вы сошлись. Вот только побочный эффект не учел. Р-4 хотел меня уничтожить, потому что таковы были его чувства ко мне. А поскольку желание убить является сильнейшей отрицательной эмоцией, на которую Тецу просто-напросто неспособен, мы получили явление, полярное ненависти. - Это ты его запрограммировал, - сказал я изменившимся голосом. - Здесь есть доля моей вины, не отрицаю. Только вот Тецу изначально отличался тем, что сильнее всех тянулся к людям, и если бы я убил в нем эту бьющуюся жилку, я бы полностью лишил его индивидуальности. Роботы вообще получались разными, несмотря на то, что они не были живыми. Каждый из них обладал своим характером и темпераментом, пусть это и звучит абсурдно. - Это я уже понял, - сказал я, и рискнул задать мучивший на протяжении всего разговора вопрос. – А от меня-то ты чего хочешь? Аомине подобрался на стуле и тяжело вздохнул. - Хочу, чтобы ты хорошенько подумал обо всем. Физиологическое строение Тецу только внешне неотличимо от человеческого. Ты ведь своими глазами видел, что у него внутри, так ведь? Он не меняется, не стареет. Через тридцать, сорок лет он будет выглядеть точно также, как сегодня. Вместо души у него операционная система, провода вместо сосудов, а на месте сердца – двигатель. Ты хорошо понимаешь, на что идешь? Я молчал, понимая, что Аомине уже известен мой ответ. - Видел, что внутри, говоришь… - все же не смог не сказать я. – Возьми любого человека и разрежь ему брюхо – что ты увидишь? Еще неизвестно, что хуже – железки и болты, или всякая гадость вроде кишок и костей. А на счет того, что он не стареет… Переживу как-нибудь. Я же не жалуюсь, что ты не сделал его девушкой, - я подмигнул Аомине, с чьего лица ушло хмурое выражение, сменившись смешливой гримасой. - Ты просто невозможный идиот, Тайга, - ухмыльнулся он, разводя руками. – Когда станешь дряхлым стариком, не жалуйся мне потом, что тебя принимают за извращенца, потому что со стороны вы будете походить на деда и внука. - Еще чего, - огрызнулся я, но ужаснулся, представив эту комичную картину. - Да, и я, пожалуй, повторю: ревность у Тецу отключена, так что если тебе надоест, он не будет возражать. Я о прогулках налево. - Не неси чушь, Ахомине, а лучше найди себе кого-нибудь, а то так в бобылях и останешься. - Кретин, - он покачал головой, закатив глаза, и сказал, выдержав паузу, – когда тебя не станет, он отключится. Думаю, ты должен знать. - От кретина слышу, - ответил я, не прокомментировав последние слова и, в последний раз взглянув на ужасно похожего на Куроко, но все же чужого человека на фотографиях, захлопнул папку с данными, после спрятанную Аомине на самую нижнюю полку тумбочки стола.