После дождя будет радуга

      Автомобиль, прошуршав шинами по гравийной дорожке, остановился у шикарного особняка. Покинув салон, старший сын Андрея Сергеевича Заруднева одёрнул пиджак из тонкой английской шерсти, поправил золотые запонки на манжетах ослепительно-белой сорочки и уверенно направился к центральному входу.       У порога молодого человека никто не встретил, и он беспрепятственно пересёк обширный, светлый холл. Остановившись в дверях столовой, скривил красивые губы: за накрытым изысканными деликатесами столом уже собрались разодетые господа и дамы, называемые семьёй.       Игорь Заруднев ненавидел семейные сборища и старался найти предлог отказаться от удручающего времяпрепровождения, но сегодня у него не хватило духу воспротивиться просьбе угасающего от рака родителя, и теперь он вынужден будет провести не один час в обществе неприятных ему людей, прекрасно зная, что и сам здесь для всех, как бельмо на глазу.       Тепло улыбнувшись отцу, занимающему место во главе стола, он отметил, что тот сильно сдал в последнее время, заметно похудел и ослаб, но по-прежнему держал горделивую осанку, и перевёл взгляд на мачеху. Царственная Элеонора и в свои пятьдесят не утратившая пусть и холодной, но истинной красоты, как всегда сохраняла извечную невозмутимость, с королевским величием рассматривая своего сына, Серёжу, платинового блондина с пустым взглядом серых глаз и странно красными влажными губами. Тот сидел напротив матери, ковыряя заусенец на пальце, и коротко кивал в знак согласия тестю, рыхлому лысоватому толстяку в неряшливом костюме, занимающему стул по соседству. Рядом с Элеонорой, тощая как щепка, с прямой спиной, восседала Жанна Давыдовна, тёща сводного брата, которая с плохо скрываемым интересом прислушивалась к болтовне единственной дочери Аллы. При этом её тонкие губы желчно кривились и вкупе с рваными пятнами лихорадочного румянца и болезненным желтоватым оттенком лица чопорная дама глубоко за сорок выглядела так, будто она отнюдь не живой человек, а восковая кукла, сбежавшая из Музея мадам Тюссо.       Почти ко всем присутствующим здесь Игорь относился с брезгливым скептицизмом. Элеонору считал ледяной статуей — он никогда не видел от неё добра и ласки, но надо отдать должное, пакостей тоже, для этого она была слишком ленива и безразлична к окружающим. За сводным братом Игорь признавал наличие мозгов и умение руководить бизнесом, но раздражала его неспособность отказать молодой жене, вьющей из муженька толстые верёвки. Алка довольно часто вынуждала своего подкаблучника совершать явные глупости, что в конечном итоге всегда выходило идиоту боком. Теща же и тесть Серёги — прихлебалы без гроша за душой, но жуткие снобы и интриганы, вообще не стоили его внимания.       Лишь два человека в этом зале вызывали у Игоря искренние, правда, разнополярные чувства: отец, которого он очень любил и уважал; и Алка, которую ненавидел всей душой за мерзкий характер и подлую натуру. И сейчас он вынужденно уселся на свободный стул, напротив блондинистой стервы, увешанной брильянтами, нагло рассматривая безвкусное бордовое платье с глубоким декольте, откровенно демонстрирующим внушительный бюст.       Андрей Сергеевич, дождавшись старшего сына, не вставая, громко обратился к присутствующим:       — Ну что ж, все в сборе. Позже я сделаю заявление. — И вооружился столовыми приборами.       Семейство последовало его примеру и забрякало серебряными ножами и вилками по фарфоровым тарелкам.       Игорь с тоской рассматривал пафосное убранство стола, хрустальные вазы с цветами, свечи в подсвечниках; кивал благодарно горничной, наполняющей его бокал вином; без интереса прислушиваясь к застольной болтовне, без аппетита жевал мидии-шмидии, пампушки-хренушки и прочие деликатесы, думая о том, что лучше бы перед ним поставили тарелку того обалденно пахнущего супчика, что сегодня сварил его квартирант.       — Педик, — чуть слышно прошелестела Алка, после далеко не первого бокала вина вставая из-за стола.       Игорь лишь хмыкнул в ответ на её идиотскую выходку: эта дура пыталась задеть его своим тупорылым замечанием?       Вернулась она через несколько минут, с ярко-красной помадой на губах. Усевшись на своё место, вызывающе вперилась в деверя болотно-зелёными глазищами, всем своим видом давая понять, каким ничтожеством считает сводного братца драгоценного муженька.       Она сидела перед Игорем неподвижно, беззвучно шевеля пухлыми губами, а он всё смотрел и смотрел на жуткий алый рот, не в силах оторвать застывший взгляд, чувствуя, как постепенно утрачивает контроль над телом и погружается в свой кошмар…       Растянув губы в гадливой улыбочке, невестка демонстративно медленно мазнула по ним пальцем, оставляя густой жирный след, протянувшийся кровавой дорожкой по щеке. И этого жеста оказалось достаточно: Игорь непроизвольно сжался, сердце глухо бухнуло и застучало часто-часто, отдаваясь в ушах тревожным набатом… Картинка перед глазами предательски задрожала… Красный поплыл, разрастаясь бесформенным пятном, всё вокруг обрело ало-туманные очертания… Время растянулось до бесконечности и сжалось до мгновения… Мозг превратился в мягкую кашу, не способную мыслить и осознавать реальность… Тело затопила волна нестерпимого жара, и он не выдержал, выскочил из-за стола и ринулся в уборную, где и вывернул в унитаз содержимое желудка.       Постояв на четвереньках упираясь ладонями в холодный фаянс, Игорь обессиленно сполз на пол и прислонился спиной к прохладной стене. Жар сменился липким потом. Дрожащими пальцами нашарив в кармане бокс, Заруднев закинул в рот сразу две пилюли и замер в ожидании, стараясь глубоко и размеренно дышать, что удавалось с огромным трудом.       Он так и сидел на плиточном полу, обессиленный и разбитый.       Почувствовав себя более-менее сносно, прилагая усилия поднялся, вымыл руки под струей из крана, прополоскал рот и на ватных ногах побрёл обратно, чтобы попрощаться с отцом и как можно скорее вернуться домой.       Ещё в холле Игорь понял, что в столовой разгорелся нешуточный скандал.       — Он не только позорный педик, ещё и на голову больной! Папа, вы носитесь с ним, как с писаной торбой, а его надо запереть в психушке, как и его мамашу! — истошно верещала Алка.       Послышался оглушительный звук пощёчины.       — Лучше быть сумасшедшим педиком, чем тряпкой, не способной обуздать свою бабу! — взревел отец в бешенстве.       Остановившись на пороге, вяло привалившись плечом к двери, Игорь расфокусированно наблюдал за развернувшейся перед ним нелепой сценой. Элеонора с ледяным спокойствием продолжала чинно попивать драгоценное вино, словно происходящее её никоим образом не касалось. Родители Алки, забыв о снобизме и неоправданной чванливости, стыдливо прятали глаза, при этом Жанна Давыдовна смущённо, но слишком уж наигранно теребила батистовый платочек. Сама же Алка с выцветшим алым вокруг губ, сжимая в руке испачканную в губной помаде салфетку, понуро опустив голову, стояла перед главой семейства и, всхлипывая, утирала слезы. Серёга, бледный как смерть, замер ни живой ни мёртвый и, зная характер папаши, готовился к наихудшему.       — Заявляю, что всё, буквально всё унаследует мой Игорёша! Вам не достанется и ржавой копейки! — заорал в гробовой тишине Андрей Сергеевич, вращая выпученными глазами и брызгая слюной, он был слишком слаб для подобных вспышек, но злость придала ему недюжинных сил.       В этом доме только Игорь был способен успокоить разбушевавшегося хозяина, и он без промедления шагнул к нему и, обхватив со спины, зашептал:       — Пап, тебе нельзя нервничать. Не пори горячку, я приеду на днях, и мы всё спокойно обсудим.       Плечи отца в ответ на тёплые объятия опустились и расслабились, он обернулся и с тревогой посмотрел на любимого старшего сына:       — Ты как? Может, врача?       — Нормально, я ухожу, — коротко вздохнул Игорь, картинка перед его глазами ещё плыла, но он уже мог фокусировать взгляд.       — Машина у крыльца, я тебя провожу.       Усадив Игорёшу в автомобиль, Андрей Сергеевич Заруднев смотрел машине вслед до тех пор, пока она не скрылась за поворотом, и только потом вернулся в дом, испытывая искреннее сожаление. Он сожалел о том, что заставил любимого сына присутствовать на семейном ужине, хоть и прекрасно знал, чем могут закончиться подобные посиделки. И то, что рак практически сожрал его органы, и, возможно, он уже никогда не увидит всю семью в полном составе за одним столом, сейчас не считал оправданием. Неизбывная вина вновь закопошилась болезненным сгустком в груди: именно по его недосмотру и глупости на долю любимого мальчика выпало немало бед, так он и сегодня сглупил и добавил Игорёше неприятностей.       Оказавшись в свой квартире, Игорь сразу поднялся в комнату, судорожно стянув с себя удушливую одежду, завернул нагое тело в тонкий шёлковый халат и поспешил в ванную. Его ещё потряхивало нервным ознобом, в голове на тошнотворной ноте звенела тонкая струна и единственное, что сейчас смогло расслабить и успокоить — это горячая вода с ароматом лаванды.       Пашка закрыл ноутбук, сладко потянулся и взглянул на часы. «Заработался», — с такой мыслью снял очки и поспешил на первый этаж с намерением умыться и почистить зубы перед сном.       Распахнув дверь, он замер в немом восторге и заскользил взглядом по потрясающему телу: мускулистому, поджарому, сильному. Игорь только что принял ванну и сейчас вытирал волосы васильковым махровым полотенцем. Пашка жадно пялился на широкие плечи, прямую спину, тонкую талию, упругие ягодицы и сильные длинные ноги легкоатлета.       Он уже было протянул руку, нестерпимо желая собрать в ладонь бисеринки влаги с матовой кожи, прикоснуться пальцами к восхитительному божеству в человеческом обличии и убедиться в том, что он настоящий, живой и горячий, из крови и плоти, но Игорь обернулся и посмотрел на нагло вторгшегося квартиранта, как на мерзкого таракана. Пашка с трудом подобрал слюни вожделения, расплываясь дебильной улыбкой:       — У тебя потрясающий мышечный каркас. У меня тоже пресс есть, показать? — И не дожидаясь согласия, собрал Миньона на майке в складку, оголяя живот.       — Придурок, — холодно буркнул Заруднев, поспешно запахнувшись в халат, и, почти оттолкнув Пашку плечом, вышел за дверь, презрительно изогнув губы.       — А ты чего не закрылся-то? — крикнул ему Пашка вслед. Не дождавшись ответа, щёлкнул замочком на ручке и рухнул на унитаз: — Уф, — облегчённо выдохнул, — чуть не запалился.       Он был уверен — узнав о его ориентации, этот ходячий секс-символ тут же вышвырнет квартиранта-гомика на улицу и хорошо, если дело обойдётся без мордобоя.       Закрывшись в своей комнате, Игорь судорожно вздохнул и пригладил влажные волосы дрожащими пальцами. От недавнего приступа не осталось и следа. Сейчас его волновали безумные мысли о гладкой загорелой коже плоского живота с явно выраженными кубиками пресса и примечательной светло-золотистой дорожкой мягких волос, скрывающейся за резинкой домашних штанов, которые можно было сдёрнуть одним движением, открывая беспрепятственный доступ к…       Оборвав усилием воли полет фантазии, Заруднев мучительно сглотнул и вынул из тумбочки пачку Мальборо. Прикурив от дешёвой зажигалки, жадно затянулся и, задрав подбородок, выдохнул струйку сизого дыма в потолок. Игорь обычно не курил, но в моменты сильнейшего волнения рука сама тянулась к табаку, и он действительно ощущал себя более уравновешенным и спокойным после пары-тройки глубоких затяжек.       Заруднев задумчиво стоял у окна, стряхивая пепел в малюсенькую пепельницу, размышляя о том, что у него с этим парнем сразу всё пошло наперекосяк. Ещё в тот самый момент, как Павел Плиев объявился на пороге его квартиры, Игорь понял, что совершит большую ошибку, если позволит ему остаться. Но прогонять человека, которого сам же пригласил после тщательного отбора, к тому же без объяснения причин, посчитал проявлением явного идиотизма, и признаться в том, что с первого взгляда на яркую открытую белозубую улыбку, удивительные, голубые, как летнее небо, лучистые глаза и светлый вихор непослушной чёлки у него потяжелело в паху, тоже.       Заруднев тогда даже пальцами с ним соприкоснуться не решился, опасаясь выдать свою заинтересованность, провёл парню экскурсию по своим хоромам и закрылся, как бирюк в комнате. И на следующий день указать квартиранту на дверь не смог, а в избежание смущающих прецедентов решил с ним не сближаться и соблюдать максимально возможную дистанцию, надеясь на то, что сосед не выдержит напряженной обстановки и сбежит по собственному желанию. Оттого и с заключением договора аренды спешить не стал, и не квартиранту установил испытательный срок, как планировал изначально, а самому себе. Но снова просчитался: тому было всё нипочём, он продолжал радушно улыбаться, совершенно не зацикливаясь на хамских выходках хозяина квартиры.       Затушив окурок, Игорь принял решение завтра же прямо и без оговорок попросить квартиранта освободить жилплощадь — он почти исчерпал лимит своего терпения и в любой момент способен сорваться с тормозов, а душевно травмировать ни в чём не повинного парня совсем не горел желанием.       Утром, запахнувшись в халат, Заруднев спустился вниз. В квартире стояла тишина, похоже, Павел ещё не вернулся с пробежки. Совершив утренние процедуры, он вернулся к себе и завалился на кровать, делать ничего не хотелось, думать тоже. У него, конечно же, были заботы, требующие внимания, но сегодня Игорь решил устроить себе выходной, планируя проваляться весь день на удобном матрасе, пялясь в потолок или телевизор. Он даже решил отступить от своих правил и заказать доставку на дом из местечкового ресторанчика, но его планы нарушил телефонный звонок. Заруднев вяло потянулся к тумбочке и, скользнув пальцем по сенсору, принял вызов.       — Игорёша, как ты себя чувствуешь? — первым делом спросил отец.       — Нормально.       — Сможешь сегодня приехать?       — У тебя что-то случилось? — забеспокоился Игорь: серьёзные интонации родителя его насторожили.       — Я хотел с тобой ещё вчера поговорить, но не получилось. Ты извини меня за вчерашнее.       — Пап, в чём твоя вина? Ты не должен винить себя за выходки этой курицы.       — И всё же… Так ты приедешь?       — Хорошо, скоро буду.       — Я отправлю за тобой машину.       — Не надо, вызову такси. Утрясу одно дельце и сразу к тебе.       Отложив смартфон в сторону, он поднялся с кровати, натянул джинсы и майку и, мечтая о чашке кофе, вышел из комнаты — прежде чем отправиться на рандеву с родителем, ему нужно было уладить вопрос с квартирантом.       Ещё на ступенях лестницы его ноздри защекотал аромат божественного напитка — Павлик уже вернулся и суетился в кухонной зоне. Повернувшись к Игорю лицом, с джезвой в руке, манящей пышной шапочкой пены, тряхнул ещё влажной после душа чёлкой и широко улыбнулся.       — Для тебя сварить? — спросил на автомате. Он всегда так делал, несмотря на то, что хозяин не отвечал на радушные предложения даже элементарным отказом.       И этим утром ничего не изменилось. Игорь молча обошёл его стороной, включил чайник и демонстративно вынул из шкафчика банку с растворимым кофе. Пашка пожал плечами, удобно развалился на стуле и сделал глоток из кружки, в которую успел перелить содержимое турки.       В ожидании того момента, когда вскипит вода, Заруднев присел за стол и, встретившись взглядом с квартирантом, с удовольствием попивающим кофеёк, спросил:       — Когда ты сможешь освободить комнату?       Пашка поперхнулся от неожиданности, поставил кружку на блюдечко и пытливо уставился на хозяина. Убедившись в том, что тот совершенно серьёзен, вскочил со стула и, не сдержав эмоций, возбуждённо выкрикнул:       — Почему?       Игорь смотрел на него, как на пустое место, и Пашка впервые за последний месяц наконец-таки разозлился:       — Объясни, что я сделал не так? Где-то хлебную крошку обронил и не заметил?       — Дело не в этом, — невозмутимо ответил владелец квартиры.       — Тогда в чём?! — заорал Пашка, теряя остатки самообладания.       Игорь внезапно, упруго, как разжавшаяся пружина, взвился на ноги, стремительно подлетел к квартиранту и, схватив за горло, припечатал к стене. Вглядываясь в распахнутые от потрясения голубые глаза, сдавил железной хваткой Пашкину челюсть. Не разрывая зрительного контакта, надавил большим пальцем на подбородок, вынудив парня приоткрыть рот, и впился в беспомощно разжатые губы жёстким поцелуем.       Заруднев терзал Пашкин рот, жадно шаря языком во влажной глубине с горьким вкусом ароматного кофе. И Пашку повело, голова закружилась, и он плавно переместился в другое измерение, в котором никого и ничего, кроме ошалевшего Плиева и горячих губ, сминающих его рот, не существовало.       Заруднев резко отстранился, ещё раз пристально посмотрел Пашке прямо в глаза и криво усмехнулся:       — Хорошенько подумай над этим. — И так и не выпив своей растворимой бурды, ринулся на выход из квартиры. У порога натянул туфли и, прихватив на ходу куртку, оглушительно хлопнул дверью.       Пашка сполз по стене. Он даже не пытался прийти в себя, так и плавал неизвестно сколько времени на волнах эйфории, касаясь кончиками пальцев горящих губ.       Когда же мозг заработал в обычном режиме, он чуть не расплакался от досады: так вот где собака порылась! Игорь, похоже, не против секса с партнёром одного с ним пола, и ему действительно не нужен друг или компаньон, ему нужна обычная подстилка в шаговой доступности. Но, подумав немного, поднялся на ноги и расправил плечи: так и быть, он ничего не теряет, в конце концов давно не девственник и секс с красивым мужиком, вызывающим во всем теле определённую реакцию, ему не повредит. А больно-не больно, противно-не противно, он как-нибудь перетерпит. Тем более совсем не хотелось возвращаться в отчий дом, где несмотря на любовь и заботу маман, он чувствовал себя несчастным и жутко одиноким.