"сплинт-о-вира"

Пробуждение было не из приятных. Все тело онемело и ныло как будто она пролежала не двигаясь несколько недель. Она попыталась подняться, но мышцы пронзила жуткая боль, и девушка снова рухнула наземь. Сквозь пелену, окутывавшую ее взор, виднелись проблески заходящего солнца. Через несколько минут, ее взгляд обрел четкость, и она смогла осмотреться. Леса вокруг больше не было, лишь голые стены какой-то комнаты. Холодный пол отдавал болью в легких, но, никаких следов на теле, от ночной, звериной погони она не заметила. На ней не было ни царапины, она решила, что странный лес был сном. Но что же тогда происходит сейчас? Как она очутилась здесь? Куда делся столь знакомый, уютный парк? Девушка пошевелила пальцами, они реагировали. На этот раз, очень аккуратно не торопясь стараясь не создавать лишнего шума, она начала разминать тело, чтобы встать. Сначала кисти рук, потом стопы, наконец, она смогла подняться на локти. Тело все еще плохо выполняло, пожалуй, слишком импульсивные, команды взвинченного мозга. Она снова легла, жадно прислушиваясь к окружающему, не знакомому миру. Но не услышала ничего, абсолютно ничего. Никаких признаков жизни, даже легкого шума ветра не было. «вакуум, я в вакууме?…» Пока эта мысль созревала в сознании, дышать становилось труднее, страх в крови толкал на безрассудные поступки. Она села, пытаясь нормализировать дыхание, спокойно обдумать сложившуюся ситуацию, и найти пути дальнейших действий. На этот раз она будет более осторожной и расчетливой, воспоминание о боли, о том, как ее живьем разрывали на части, было слишком свежим. Она внимательно огляделась, стараясь не пропустить ничего. Последние лучи света создавали жуткие сцены на голых, облезлых стенах. Комната находилась на стадии полного разрушения. Казалось небольшой порыв ветра сможет размести это здание в прах, не оставив и тени. Но, не смотря на полную разруху в помещении не было следов паразитирующей живности. Никакой паутины в углах, никаких дыр от термитов или муравьев, ни сороконожек ни скорпионов. Никакой растительности, даже мха. Одиночество и пустота этой комнаты, процеживалась холодным туманом сквозь стены, впиваясь в поры ее души, оставляя там мокрый соленый след. Тем временем дневной цикл все же продолжался. Солнце скрылось за горизонтом, уступая небо звездам. Комната наполнилась ночной прохладой. Девушка так и сидела на полу, не решаясь встать. В конце концов, она совсем замерзла и решила двигаться, не важно, куда. Она поднялась на ноги, онемение уже почти прошло. Комната, в которой она находилась, была совсем пустая, но в ней была дверь и это радовало. Сначала девушка подумала пролезть через окно, дабы не рисковать встретить кого-то за дверью. Но еще раз внимательно прислушавшись решила что в ближайшем окружении абсолютно никого нет. Она медленно вышла из комнаты и попала в другую, почти в два раза больше предыдущей. Здесь было так же пусто. Голые стены, на которых не понятно была ли когда-то штукатурка, зияли черными пятнами, словно дырами в другое измерение. В воздухе появился едва ощутимый запах миндали, столь знакомый ей с раннего детства. Запах подтверждающий ее одиночество, все что осталось от ее семьи, от ее счастья, от ее жизни. Воспоминания, словно бледные, безликие фантомы, въедались в сердце своими бесплотными телами, заставляя его сжиматься от боли. По щекам потекли слезы. Она медленно прошла к выходу, не обращая ни на что внимания. Тело инстинктивно остановилось в дверях, не решаясь выйти в окружающий, холодный не приветливый мир. Она прислонилась к косяку, чтобы собраться с силами и немного успокоиться. Перед ней была пустая улица. Дома, точно такие же как тот в котором она находилась, заполняли обе ее стороны насколько хватало взора. «наверное, скоро рассвет» подумала она, все еще идя вперед, среди повторяющегося пустынного пейзажа. Выйдя из дома, она пошла на лево, пройдя несколько часов она обнаружила, что улица абсолютно не меняется. Все те же дома , все та же мостовая под ногами. Через каждые два дома был перекресток, она свернула туда, но ничего не изменилось, вокруг была все та же улица, те же дома. Пройдя так несколько часов, постоянно сворачивая, куда вздумается, она решила все-таки идти прямо, так как смысла в этих поворотах не было ни какого, это только забирало и так не многие оставшиеся силы. Желудок начал подавать первые признаки голода. Очень хотелось пить. Воздух был настолько сухой, что каждый вдох давался с трудом. Мелкие песчинки, поднятые ледяным ветром, раздирали горло. Во рту почувствоваться легкий, солоноватый привкус крови. Она просто шла вперед не понимая зачем идет куда идет, было ясно что ничего уже не изменится, что никого здесь нет, никто ей не поможет. Но остановка казалась ей не выносимой. Она означала бы принятие неизбежного, конец извечной живой борьбы за существование. Само понятие «сдаться» вызывало отвращение, поднимало болезненный комок в горле. Это постепенное движение в никуда отвлекало, успокаивало, вселяло призрак надежды. Мысли как блохи возникали неожиданно в сознании и в секунды куда-то исчезали. Она чувствовала себя тенью, чьим-то воспоминанием. Жизнь, которую она прожила, казалась просто фантазией. то что когда то чувствовала, то что когда то знала, больше не имело значения. Все ее естество сейчас представляло собой единое чувство - скорбь. В этом забытом природой городе, ничто не предвещало рассвет, ни запах утренней росы, ни звуки насекомых, просто стало немного светлее. Девушка все еще шла, хотя ноги напоминали более две ватные палки. Во рту вместо слюны была кровь, легкие разрывало на части, все тело ныло, но ей было плевать. В глазах была пустота, казалось, даже радужная оболочка посветлела на несколько тонов, практически слившись с белком. Холод отступал, воздух становился теплее, но это ничего не изменило, ее чувства давно уже опустели. Мертвая тишина мертвого города, мертвой жизни испила ее сущность до дна. С первыми лучами солнца город-иллюзия начал растворяться. Мгла забирала с собой его частицы, оставляя на их месте разъедающую глаза белесую пустоту. Дома превращались в песок уносимый легким ветром. Она все еще продолжала идти когда ее тело стало частью окружающего мира, частью неизбежного разрушения. Ветер забирал крупицы нее, не спрашивая разрешения. Одиночество смерти причиняло тупую не понятную боль. Казалось, осознание неизбежного давно должно было убить все ее чувства, но проникнув в самые далекие миры подсознания, боль разливалась по телу мелкими паразитирующими клетками, убывая все, что казалось хоть малость живым. Она подняла руки к восходящему солнцу но пальцев уже не было, лишь крупицы песка когда то бывшие ими кружили хоровод во всеобщем танце рассвета и смерти. Странное чувство распада на молекулы и последняя мысль «… разве бывает солнце бледносиним...?»