Спасающее Солнце и игры злой Луны

Бывает — судьба про тебя забывает Когда — на удачу, когда — на беду… Бывает, что ямы под снегом скрывает, Досадные, даже на малом ходу. Бывает, судьба тебя одолевает — С дороги сбивает, и просто грызёт. Спасибо скажи ей, что не добивает — А значит, когда-нибудь и повезёт. Бывает, что жизнь тебя не задевает, И это — вершина её доброты. А время как сон, не спеша, проплывает На мягких волнах изумрудной мечты… [Плюмбум]

      С того дня прошла неделя. Эмма была похожа на зомби и почти не спала. Стоило ей погрузиться в дрёму, как перед глазами вставала тень, медленно надвигающаяся на неё, дом был пугающе тих, а защитить её пыталась лишь Реджина. Эмма по-прежнему не понимала поведения женщины. Реджина находила любой повод, чтобы позвонить, увидеться, но стоило на горизонте появиться Киллиану, как Миллс скрывалась. Свон в упор не видела того влюблённого взгляда, не замечала боль, при упоминании смазливого пирата. Эмма желала этого больше всего на свете, но была слепа.       Она очень давно заметила за собой странные взгляды, учащённое сердцебиение, смущение и необъяснимое желание обнять её величество, чтобы скрыть её от всего это несправедливого мира. Она давно поняла, что влюблена, но волшебная пыльца указала не на неё, а на человека с татуировкой льва, коим оказался Робин Гуд, и Эмма не посмела рушить счастье своей королевы, которое та заслужила больше, чем кто-либо в этом городе, да и на всём свете. Она пыталась заглушить свои чувства, запереть их, но с каждым днём её любовь лишь росла, Киллиан не мог заслонить собой тот свет, то тепло, ту силу, что излучает Реджина. Эмма уже сотню раз пожалела, что сказала «да», но Крюк старался, он любил её, а вот Реджина никогда её — дочь своих злейших врагов — не полюбит.       Прошла неделя, началась следующая, а дом вёл себя так же, ка и должен вести себя дом. У Прекрасных тоже ничего не происходило, неизвестную тень, так же, никто не видел. Всё закончилось? Эмма, по-прежнему оглядывалась, поднимаясь по лестнице, косилась на потолок и по пять раз за час заглядывала в каждую комнату, но ничего не происходило. Всё закончилось.       Джонс пытался проводить с невестой как можно больше времени, пытаясь заботиться о ней, но из-за этого Эмма практически не видела Реджину. Никто не понимал причину нервозности Спасителя и Белоснежка решила отвлечь дочь подготовкой к свадьбе. Эмма и Киллиан ужинали в лофте три раза в неделю и обсуждали, на какое число лучше назначить торжество. Где лучше провести, в городе или подальше от всей магии? Где купить платье и как оно должно выглядеть? В каком костюме Киллиан смотрелся бы лучше? Где они проведут свой медовый месяц? От всего этого Эмма раздражалась ещё сильнее, но никто не обращал на это внимания, ведь всем очень нравился Киллиан, все были счастливы, что и Спаситель нашла свой счастливый конец.       Эмме не нужен был конец, она хотела начала, счастливого начала или же просто начала, переместиться в тот день, когда Генри только постучал в её дверь, когда она в первый раз увидела Реджину, когда не было ни Киллиана, ни Робина. Даже если она ничего не изменит, то хотя бы сможет провести больше времени с Реджиной.Сейчас же Эмма была очень благодарна Генри за то, что он не участвовал в посекундном распланировании её свадьбы.       Спустя две недели Эмма, всё же, смогла нормально заснуть. Небо было ясным, Киллиан через чур заботливым, Эмма уставшей. Проверив ещё раз все комнаты и облегчённо вздохнув, Эмма направилась в спальню. Она, практически, моментально уснула, подметив, в последние секунды, что затылок как-то неприятно зачесался.       Эмме снился Бостон. Беззаботная, по сегодняшним меркам, жизнь, неудобные платья, ненавистные каблуки, неверные мужья, поздние прогулки. Она не Спаситель, она не принцесса, она — просто Эмма и этим всё сказано. Эмма зашла в какой-то бар, не обращая внимания на вывеску, и села за стойку. Всё было обычным, даже для сна. Никаких летающих кактусов на заднем плане, разговаривающих между собой стульев, никаких горячих красавцев. Были только искажения на лицах людей, потому что мозг просто не хотел выдумывать их лица. Всё слишком обычно, хотя… Эмма повернула голову вправо и увидела девушку, чей образ мозг всё же решил создать.       Девушка, которую заметила в переполненном баре лишь Эмма, сидела прямо на барной стойке, закинув ногу на ногу и, словно убаюкивая, покачивала ей. Она была одета, как персонажи из книги Генри, что моментально заставило Эмма поднять взгляд к её лицу, но тут ударила молния и на девушке появилась мантия и капюшон, которой полностью скрыл её лицо, но можно было разглядеть улыбку, будто бы выставленную на показ. Яркую, холодную, осуждающую, заставившую проснуться.       Эмма вскочила с кровати, пытаясь понять, где она находиться. Успокоившись, она глянула на часы. 7:29, пора собираться на работу, будильник прозвенит через минуту. Встряхнув блондинистой головой, Свон направилась в ванную.       Жизнь вошла в своё привычное, для Сторибрука, русло. Реджина вновь была недовольна отчётами, Понго опять сбежал и Эмме пришлось его ловить, Лерой и Крюк напились (и когда они так сдружились?) попутно едва не разгромив кафе, Руби подавала какао, стоило Эмме войти, Генри хвастался успехами в верховой езде, Реджина приглашала на ужин в пятницу, Прекрасные поумерили свой пыл, после того как Эмма заявила, что ещё не отошла от полтергейста и они с Киллианом ещё даже не назначили дату. Этот разговор Эмма откладывала всё дальше.       Всё шло своим чередом, но во снах Эмма всё чаще начала замечать девушку, со скрытым под капюшоном лицом. Она могла стоять в углу помещения, смотреть на неё из-за угла какого-нибудь здания, сидеть на ветке дерева, болтая ногами, но она была в каждом сне. Когда дальше, когда ближе и никогда не показывала своего лица. Эмма не задумывалась над этим, она и замечать её начала лишь с пятого или шестого сна, совершенно забыв, когда увидела её в первый раз. Она даже пыталась заговорить с ней, несколько раз, но девушка всегда пропадала, а Эмма просыпалась.       Примерно через полмесяца, Эмма даже составила «фоторобот» таинственной девушки из снов, что лежал теперь рядом с клавиатурой в участке. Она не выходила у Свон из головы, словно навязывая себя через сны, но, в то же время, не делая ничего, просто наблюдая, как случайный прохожий, нечаянно на тебя посмотревший. Но она была в каждом сне. Вся в чёрном, с всегда закрытым лицом, лишь иногда можно было разглядеть кисти рука, а однажды Эмма заметила её улыбку. Она всегда была в дали, она всегда наблюдала и, пусть глаз её не было видно, взгляд девушки был осуждающим.       — Свон, — сквозь сон услышала Эмма, продолжая таращиться на девушку в мантии, то на этот раз сидела на соседней лавочке. — Свон, проснись!       Эмма вскочила, больно ударившись о что-то коленкой и зло посмотрела на того, кто посмел крикнуть её прямо в ухо. Злость моментально испарилась, стоило ей увидеть серьёзный взгляд Реджины, держащей в руках папку. Как только Эмма пришла в себя, папка оказалась у неё в руках.       — Переделать? — не дав Реджине сказать и слова, печально вздохнула Эмма, уже представляя себе бессонную ночку над её «любимыми» отчётами.       — Нет, всего лишь подшить, — мягко произнесла мадам мэр, с беспокойством смотря на шерифа. — Ты не отвечала на звонки, решила занести сама, всё равно по пути.       Папка с отчётами приземлилась рядом с клавиатурой, а кресло откатилось к ногам Реджины, сама же Эмма умостила своё мягкое место на столе, потирая глаза.       — Ты вообще отсюда выходишь? — поинтересовалась женщина, подъезжая к столу и мягко сжимая ногу собеседницы.       — Ммм, на обед? — предложила Эмма. — Иногда. Или на выезд.       — Свон. Ты сколько дома не была?       На этот вопрос Эмма предпочла не отвечать, просто пожав плечами и отведя взгляд к окну. Тело болело от неудобной позы, в которой она проспала пару часов, из головы не выходила сонная гостья, у которой, на этот раз, удалось разглядеть прядь седых волос.       — Так, понятно, — Реджина поднялась с кресла, легонько хлопнув Эмму по коленке. — Собирайся.       — А? Куда?       — Ко мне. Думаю, Генри будет счастлив, если ты поужинаешь с нами, он по тебе соскучился. Жду в машине.       Реджина вышла из участка, а Эмма осталась стоять, с открытым ртом, так и не успевшая сказать, что она сегодня, опять, в ночную смену.       — Эмм, ладно, — сказала она пустоте и потянулась к телефону, раздались гудки. — Пап, сегодня дежуришь ты.              Генри был очень счастлив. Он не видел Эмму почти неделю и тут же кинулся обниматься. Втроём они приготовили простой ужин, смеясь над неуклюжестью Свон и рассказами Генри. Эмма наконец чувствовала лёгкость, свободу, она позволила себе улыбаться, как когда-то давно. Реджина тоже позволила себе расслабиться.       С ужином было покончено, Генри убежал в свою комнату, а Эмма с Реджиной сменили место дислокации с кухни на гостиную. Горло приятно обжигал яблочный сидр, на фоне шла какая-то развлекательная передача, на лицах женщин красовались улыбки.       — Неужели наши голубки поссорились? — улыбнулась Реджина, когда разговор зашёл о длительном времяпросиживании Эммы в участке.       — Нет, Киллиан решил вспомнить былые времена, — Эммы сидела на диване в позе Будды, а ноги Реджины, нижняя их часть, покоились на её ногах. — Он уплыл позавчера с Августом рыбачить, вернуться только в понедельник.       — И тебе тоскливо одной в большом доме?       — Пфф, нет, — Эмма сделала последний глоток и поставила стакан на журнальный столик, — это у тебя большой дом, огромный. Даже не представляю, как тебе хреново, когда пацан ночует у дедушки с бабушкой или в походе с Голдом.       — Да, — тихо, почти шёпотом произнесла Реджина. — Так в чём же причина самобичевания?       — Твоя неприязнь к запаху рома похоже заразна. Киллиан кажется уж слишком заботливым. Да и… я, в последнее время, какая-то раздражительная. Можно было бы списать это на предсвадебную меланхолию или как там это называется, но для этого надо к ней, хотя бы, готовиться, а мы даже дату не назначили. — Эмма посмотрела в окно и, на мгновение, напряглась. — Поздно уже, я на…       — Я постелю тебе в гостевой, — перебила её Реджина, поднимаясь с дивана и напоследок нежно сжимая её бедро. — Уже поздно куда-то ехать, а ты, тем более, без своего жёлтого недоразумения.       — Эй. Не обижай моего Жучка, он лучшая машина человечества, — наигранно возмутилась Свон, показательно отвернувшись, из-за чего Реджина тут же засмеялась.       — Ладно-ладно, постараюсь.       Ночь была спокойной и Эмма уснула сразу, как только её голова коснулась мягкой подушки.              ***       С того вечера прошла неделя. Крюк и Пиноккио уже вернулись, Реджина нырнула в работу метров на десять, Эмма решила провести выходные со своим женихом, надеясь снять нервозность, что в первое время получалось. Они отправились в поход, полностью отрекаясь от цивилизации, только лес, свежий воздух, ненавязчивое пение птиц и они, вдвоём, в палатке, посреди всего этого великолепия.       Первое время всё было прекрасно, но через три дня девушка из снов вернулась и Эмма превратилась в один сплошной оголённый нерв. Она не просто раздражалась, она могла взорваться на пустом месте. Крюк пытался её как-то успокоить, подбодрить, но от его слов не было никакого толка, они имели, в большинстве случаев, обратный эффект, а прикосновения доставляли дискомфорт, иногда неприятно покалывая. Девушка во сне уже не осуждала, она сердилась и печальная улыбка сменилась на злой оскал.       По возвращению в город поведение Эммы изменилось. Она делала всё возможное, чтобы быть подальше от Киллиана: во время ужина у Прекрасных садилась напротив; брала дополнительные ночные дежурства, в принципе, она ночью то и дежурила, отсыпаясь днём, пока Крюк на работе; когда у неё и пирата появлялся выходной, предпочитала проводить время с Генри; обедала и завтракала с Руби, а на ужинах у Реджины появлялась теперь три раза в неделю. Близость с Крюком раздражала её, прикосновения были неприятны, от его запаха мутило…. Изменились и сны. Теперь девушка была очень близко к Эмме. Она стояла у неё за спиной, сидела рядом, появлялась прямо перед лицом Свон, пугая ту до ужаса своей зловещей, голодной улыбкой. Примерно в пятом сне незнакомка, наконец-то, сбросила капюшон и Эмма смогла разглядеть её лицо.       Это была молодая, симпатичная, и это ещё мягко сказано, девушка лет 17-19, ростом, наверно под 180 сантиметров, с длинными, прямыми, сияюще-седыми волосами. Её кожа была бледной, но не так, как у больных людей, или у зомби из фильмов или сериалов, эта бледность делала девушку ещё более красивой и немного пугающей. Тонкие губы, постоянно растянутые в улыбке, прямой нос, серые, словно бесконечные, глаза и неизменный костюм. Теперь у Эммы появился полный фоторобот девушки, который она тут же пробила по всем базам, к которым только имела доступ, даже по базе сказочных персонажей, которую всем городом составляли примерно полгода. Нигде не было никого похожего, и лишь в одной старинной книге Свон нашла грубый портрет какого-то мужчины, с похожими чертами лица. Через неделю, после снятия капюшона, кожа девушки начала светиться холодным, подобно лунному, светом, а от её взгляда кровь леденела.              — Милая, может тебе отдохнуть? — Джонс всячески пытался наладить контакт с Эммой, помочь ей и Эмма это ценила, стараясь не показывать своего раздражения. — Ты, в последнее время, слишком много работаешь, даже Реджина это заметила.       Крюк протянул руку, нежно прикасаясь к плечу своей невесты. Эмму словно током ударило, она дёрнулась, а Киллиан предпочёл убрать руку.       Так продолжаться больше не могло. Недели вскакивания посреди ночи в холодном поту и отвращения к прикосновениям собственного жениха хватило, чтобы Эмма, хлопнув по столу так, что Киллиан в страхе отскочил, вспоминая, что его раздражённая невеста, однажды, чуть ли не запустила в него файербол, взяла все наброски внешности таинственной девушки и пошла прямиком к Голду.       В лавке Тёмного было людно. Прекрасные, Зелена и Реджина что-то оживлённо обсуждали, пытаясь перекричать друг друга и не сразу заметили не похожую на саму себя, раздражённую, бледную, уставшую Эмму, громко хлопнувшую дверью.       — Мисс Свон? — Остановил бурную деятельность Румпель, непонимающе посмотрев на Спасителя.       — Эмма? — В один голос произнесли Прекрасные и Реджина.       — О. Вы все здесь. Это хорошо, — Эмма проигнорировала удивлённые и обеспокоенные взгляды со стороны родственников, коими являлись все (она брала в счёт и Зелену, как сестру матери своего сына) и бросила на стол тоненькую папку. — Не знаете кто это и какого хрена она сниться мне уже… три месяца, я такими темпами свалюсь скоро.       Все переглянулись. До прихода Эммы они обсуждали тот случай, когда Голд был лишён возможности шевелиться и таинственного не полтергейста будущих молодожёнов. Все странности, происходившие в отдыхающем от проклятий городе, были отслежены и объединены. Компания помощников Спасителя перечислила уже всех героев, злодее и существ, что только приходили на ум, но никто не подходил. Никто даже не предполагал, что ответ на вопрос лежал на поверхности.       Никто не желал даже посмотреть в его сторону, ведь поверить в то, что это была Она, это всё равно что признать, что завтра конец света. Это было всё равно, что признать свою абсолютную беспомощность, ведь Она была непобедима. Но была и ещё одна причина, по которой нечто столь могущественное не брали в счёт. Она была мертва, как и единственная, способная Её остановить.       Киллиан был обеспокоен поведением Эммы и не мог оставить её одну, поэтому последовал за ней, удивляясь конечной точке пути девушки. Он вошёл в здание, брякнув колокольчиком, как раз в тот момент, когда Белоснежка взяла в руки папку и развязала верёвочку. Стоило ей раскрыть её и всего лишь глянуть на лицо причины бессонницы своей дочери, как папка выпала из рук женщины, а лицо побледнело от ужаса.       — Нет, — прошептала Белоснежка, падая на стоящее рядом кресло, — нет, не может быть. Она мертва, это невозможно. Нет. Нет. Нет.       Дэвид подскочил к жене, желая её успокоить. Он посмотрел на пол, по которому разлетелись наброски и фотороботы, и подавился воздухом.       — Это невозможно.       Зелена схватилась за сердце, стоило её увидеть лицо на бумаге, а Голд, как будто превратился в статую. Статую Тёмного в неописуемом ужасе. Реджина прижала ладонь ко рту, смотря на Спасителя взглядом, кричащим: «Мне жаль, но ты уже мертва». Крюк, чуть-чуть опоздавший, и не понимающий, что за папку выронила Снежка едва не упал в обморок. Одна Эмма не понимала ничего и уж тем более она не понимала, почему в воздухе повисло чувство безнадёжности.       — Милая, — прохрипел первым пришедший в себя Киллиан, прикасаясь к её руке. — мне очень жаль.       Стоило Крюку прикоснуться к коже Эммы, как она почувствовала боль. Ужасную, невыносимую боль, от которой она закричала и скрутилась. Крюк попытался ей помочь, но Спаситель, неосознанно, отшвырнула его подальше. В это время, где-то в глубине её разума послышался зловещий, леденящий душу хохот и всё стекло в лавке моментально разлетелось в дребезги.              Воля в кулаке мысли в разные стороны. По моей комнате гуляют чёрные вороны.       На потолке чувства одинокие собраны. Они с грохотом падают мне на голову….       Болит голова, но нет аспирина,       Так зачем же я пью эти таблетки от кашля?       Не нужны заменители этого мира       Есть болезнь, от которой нет лекарства.       [Нервы]