Алхимик

Поебень с обязательным посещением родного дома Гарик, в сущности, взвалил на себя сам. Приезжал из своей съёмной уютной квартирки неподалёку от работы, чтобы провести вечер по-семейному. Материнской любви хватало ровно до того момента, когда непутёвое дитя вновь отказывалось отметить встречу как полагается. Потом, правда, любовь воскресала, когда Гарик деньги оставлял, но ненадолго: присутствие сына мешало немедленно начать их тратить. Ночёвки — не реже двух раз в месяц — не доставляли радости никому, но… Но как-то и прекратить раз и навсегда эту хрень духу не хватало. Мать ничем не удивила и в этот раз: Гарик был во всём виноват, сын он плохой, внуков она не дождётся, а ведь было бы ради кого — она бы, глядишь, и за ум бы взялась, остепенилась, но разве он о матери думает? Только о кампутере своём, эгоист, и зачем она только родила его на свою голову… Ничего, в общем, нового. Те же яйца, только в профиль. И за яйца — Волан-де-Морта похоже с пятой попытки только удалось нарисовать — Гарику тоже влетело. Зато открывать дверцу старенького холодильника теперь было весело: неудачные и потому выжившие копии тёмного лорда стояли в ячейках рядком и таращились на вторженцев злыми нарисованными глазками. Гарик, как обычно, спрятался в своей комнатушке, типичном «хрущобном» чуланчике, и достал ноутбук. Корлагонова задачка оказалась не слишком сложной: начальник охраны и без Гарика, по своим каналам крысу вычислил. Оставалось только найти доказательства для шефа, и то не потому, что Арчибальд им на слово не поверит, а для красоты и завершённости картины. Гарик, не уставая удивляться человеческой глупости и распиздяйству, аккуратно перелил переписку с личной почты крысы Корлагону на почту корпоративную. Немного, больше для тренировки, поигрался с защитой, которую сам же ставил, предсказуемо не нашёл дыр и закрыл ноут. Телефон казался… тёплым. Горячим даже. Гарик — раз в сотый за вечер, наверное — перечитал диалог. Нервы звенели, как струна, и от всего, от каждого слова в горле ком стоял. По-дурацки, нелепо, смешно — но всё в этих нескольких строчках полнилось для него особенным смыслом. «Агар», записал днём Гарик дрожащими пальцами скинутый Дашей номер. Не «Агар Виссарионович», не «препод-химия», не «Сталин» и не «Пиздец». Агар. Чувство было такое, будто уже этим, обнаглев, украл что-то интимное, на что права не имел. Имя было странное — не то совковая аббревиатура какая-то, не то родители его были сладкоежками-микробиологами… Но всё это не имело значения: Агар мог быть только Агаром. И — пусть только в телефоне, только в Гариковой голове, но у него теперь был собственный Агар. Гарик промаялся весь день, выдумывая первую фразу, которую напишет Агару. Такую, чтоб тот как в первый миг охуел, так бы и не выхуел никогда, поражённый остроумием, находчивостью, интеллектом и очарованием своего студента… Где-то в мечтах Гарик такое и написал, да. На деле получилось только опозориться ещё глубже — хотя, казалось, куда уж. Зато… Гарик не мог перестать улыбаться: Агар его вспомнил! Сколько, интересно, студентов писали ему с просьбой сдать контрольные? Может быть, конечно, он Волан-де-Морта убивать всех посылал — но Гарик почему-то был уверен, что эта шутка только для них двоих. Голова до сих пор кружилась: когда он увидел в ответ на свое сообщение загадочное «Я тоже много что хочу», и сука-воображение уже успело такого напредставлять, что Гарик едва клавиатуру видел, переспрашивая… Получил, конечно, предсказуемую и закономерную отповедь. Ну, зато он нутром чуял, что с победой над «тёмным лордом» всё-таки не проебался, а очень даже наоборот. Мать, правда, ворчала, что сыночек совсем головушкой двинулся, но оно того стоило, на Гариков взгляд. В общем и целом, перепиской с Агаром Гарик был доволен. А когда в конце ему даже прилетел его же собственный влюблённый смайлик… ну, можно было очень сильно ебануться и даже увидеть в этом намёк на… На то, что за флуд он будет переписывать лабораторную со стартовым минус баллом. Подумаешь, Гарик в жизнь вступил со стартовыми минус дохуллион, ему ли бояться. А ещё одна мысль всё зрела, зрела, и бороться с ней было бесполезно. Информация — любая — не пропадает в пустоту. Она, как запах, заполняет интернет, она всплывает, распутывается как клубок, она приводит к добыче — того, кто знает, как идти по следу. Гарик знал. Агар оказался крепким орешком: то ли слишком осторожным, то ли полностью равнодушным к сети. Его словно не было; может, и правда нет, задумался Гарик. Может, он сам его себе выдумал, и вообще всё выдумал, и на самом деле сейчас загибается в обосранном сортире Аламоса, а умирающий мозг ловит восхитительные трипы в несуществующую жизнь… А потом виртуальный след неуловимого Агара вдруг появился. Да так появился, что Гарик аж рот открыл, не в силах поверить. На старых, каким-то рукожопом отсканированных фотографиях мелькали лица… и лица эти были Гарику очень хорошо знакомы. Непривычно молодые, смеющиеся… обнимающиеся так, что Гарику вдруг стало совестно — будто в самое личное заглянул. Впрочем, Гарикова совесть — не в первый раз и не в последний — всухую проиграла азарту охотничьей собаки. — Гаричка, — тихо сказала под дверью мать. — Я там омлетик приготовила, иди покушай. Раз уж ты всё равно яйца испортил. Приступы материнской заботы случались с ней нечасто, не ко времени и абсолютно неловко. Но, как и в детстве, почему-то именно от таких приступов было всего больней… В груди растёкся горячий комок. — Спасибо, ма, — откликнулся Гарик. — Сейчас приду.