Алхимик

Гарик недолюбливал машины. Иррациональный страх не оставлял шансов сесть за руль самому, да и с незнакомыми водителями он без нужды предпочитал не ездить. Сегодня, впрочем, выбора не было: шеф всегда приходил на работу ровно к девяти, и надо успеть перехватить его до Агара. И по крайней мере попытаться предотвратить пиздец, который наверняка разразится, когда Арчибальд Морганович узнает о проёбе с мелианцином. Сидя в такси, Гарик отчаянно мучил телефон, но шеф не брал трубку. Утешало хоть то, что и Агар не сможет дозвониться и объявить об уходе. В том, что Арчибальд Морганович так просто его не отпустит, Гарик с утра почти не сомневался. Проёб проёбом, но Агар действительно был лучшим. Если бы не его ослиное упрямство, ошибка с мелианцином не вскрылась бы ещё долго; кто-то другой, менее одержимый, и не подумал бы её искать. Да, время было потеряно, и двух месяцев было отчаянно жаль, но… Гарик и сам был одержимый не хуже Агара. И, возможно, проебался не менее эпично: что-то подсказывало, что останься он вчера в лаборатории дальше пить — мог бы перевести отношения в более тесное русло. Вот только стать одноразовым утешением по пьяни уже не хотелось. А если Агар сбежит с проекта, как для себя уже решил окончательно и бесповоротно, то ничего больше Гарику и не светило бы. И потому, когда сквозь отчаянье — уйдёт ведь, дурак упрямый, как из вуза ушёл! — замаячила тень идеи, Гарик долго не размышлял. Сорвался с места, не допив джин с тоником, и до утра вкалывал, как папа Карло, стараясь не думать, что могло бы быть вместо ковыряния в коде. И где — с кем — мог бы проснуться сегодня… К началу пиздеца Гарик всё-таки опоздал. Агар, мрачный, помятый и злой, сидел напротив Арчибальда Моргановича и молчал. Корл, как обычно, подпирал стену за креслом шефа. Казалось, даже воздух в кабинете искрил, раскалившись от взглядов, которыми эта троица обменивалась. На тихо вошедшего Гарика никто из них внимания не обратил. — Проебался — исправляй, — резко сказал Арчибальд. — Это, блядь, разработка, а не экзамен. Тут ошибки естественны, все их делают. — Я не все, — огрызнулся Агар. — И, Арчи, проебался ты, доверив мелианцин мне. Вот ты и исправляй. Отдай проект кому-нибудь поумнее. Кто справится. А я… — А ты — трус, — прервал Корлагон. — Ссыкло. Чуть что пошло не так у золотого гения — и руки опускать, да? В кусты, поджав хвост? — Я в гении не рвался, — устало сказал Агар. — И… да признайте вы уже оба, что не на того поставили. Я всех подвёл, время упущено, и у Роланда уже, наверное, всё готово. — Откуда ты знаешь, что у Роланда? — резко спросил Арчибальд. Гарик нащупал в кармане джинсов картонный квадратик визитки и вздохнул, предвидя неудобные вопросы, обращённые уже к нему. Но выбора не оставалось.

***

Он появился полторы недели назад, под новый год, как долбаный Санта Клаус. Гарик сперва не заметил его: голова в тот день слегка кружилась — то ли от ставшего хроническим недосыпа, то ли от счастья. В памяти свеж был корпоратив, выклянченный поцелуй принёс в уже привычные влажные сны новых красок, впереди маячили ещё более радужные, хоть и смутные, надежды. Да и сегодняшний зачёт по социологии сдался на удивление легко, впору и правда поверить, что не совсем невезучим родился… — Игорь, — окликнул незнакомый голос. — Игорь Кузнецов, если я не ошибаюсь? Он стоял у белоснежной машины, поигрывая серебристым брелоком, и чуть-чуть неуверенно улыбался в русые усы. Казалось, он вышел в декабрьскую хмарь прямиком из наивных, но добрых фильмов погибшей империи — типичный мудрый учитель или одухотворённый интеллигент, какими их любили изображать тогда. Синее пальто нараспашку и широкий, небрежно намотанный вокруг шеи серо-сиреневый шарф смотрелись одновременно нелепо и стильно. То ли святой, то ли мошенник экстра-класса, почему-то подумал Гарик. — Игорь, простите, что отрываю вас от наверняка бесценных размышлений, — с мягкой, необидной иронией сказал он. — Но, мне кажется, нам надо поговорить. Мы с вами знакомы… заочно. Гарик, естественно, видел его фото — по большей части официальные, очень профессиональные, чётко выхватывающие это вот подкупающее выражение открытости и дружелюбия. Вживую, как выяснилось, эффект был даже более сокрушительным. А ещё фотографии, как он наверняка и задумывал, скрывали то, что в жизни прятать ему удавалось гораздо хуже. При всех внешних различиях — светлая, без смуглости, кожа, синие глаза, не прикрытые тяжёлыми веками, аккуратно подстриженные русые волосы вместо смолисто-чёрных, вечно встрёпанных — он был чертовски похож на старшего брата. Гарик, впрочем, на его обаяние вестись не собирался. — Господин Орландо, — ухмыльнулся он, вспомнив переписку заразы-финансистки. — И правда, знакомы. В некотором смысле. Роланд Железнов прищурился, и прищур вышел точь-в-точь как у брата. Очень… не соответствующий образу. Но и собой он владел прекрасно: Гарик и моргнуть не успел, как вернулся, словно по волшебству, мудрый и отзывчивый добрый дядюшка. — Я понимаю, Игорь, — вздохнул Роланд, — что вы находитесь под влиянием моего брата. И под этим же влиянием формируются ваши представления о порядочности и приличиях. И хотя мне действительно неприятно знать, что кое-что очень личное стало… совсем не личным, я всё ещё помню, каким убедительным может казаться Арчибальд. Особенно в вашем юном возрасте. — Ну охуеть какое личное, — фыркнул Гарик. — Даже в моём юном возрасте и без всякого влияния вашего брата мозгов мне хватило понять, зачем вы Катьку окучивали. Роланд снова наградил его тяжёлым, выбивающимся из образа доброго дядюшки взглядом. Его пальцы сжали брелок так, что костяшки побледнели. — Екатерина Николаевна, — веско и холодно сказал он, чеканя каждый слог, — оказала мне честь, согласившись стать моей супругой. И мне действительно жаль, что вы привыкли видеть во всём только фальшь и манипуляции, Игорь. Мне вас жаль. Гарик зябко поёжился: Роланд умел говорить. Умел находить слова и ворошить что-то странное, непривычное в душе… Сомнения, пожалуй. И неуверенность. Как грёбаный психиатр из тех, какие только в кино бывают — вскрывающие черепушку и перекраивающие тебе мозг одним взглядом и тремя вопросами. — Я передам шефу от вас привет, — огрызнулся Гарик, скрывая смущение. — И приглашение на свадьбу, но он вряд ли придёт. Это всё? Роланд устало вздохнул, как любящий папаша, вразумляющий капризничающего сынишку. — Игорь, — веско сказал он. — Я предлагаю вам просто поговорить. Вы умный молодой человек и наверняка понимаете ценность информации. Любой информации. Наш разговор ни к чему вас не обязывает, вы можете проигнорировать его или дословно передать моему брату, как угодно. Но вы точно хотите отказаться от возможности взглянуть на всё под другим углом? Или… вы настолько сомневаетесь в собственной верности Арчибальду, что боитесь стать предателем за пять минут общения со мной? Догадываетесь, что оказались не на правильной стороне, Игорь? Гарик молчал. Интуиция подсказывала, что нужно бежать. Бежать без оглядки и на бегу звонить шефу, Корлу и в какой-нибудь МЧС заодно, на всякий случай. Или по крайней мере дать себе затрещину и не вестись на детсадовское «слабо». — Пятнадцать минут, Игорь, — спокойно сказал Роланд. — Мы пообщаемся пятнадцать минут, и вы уйдёте. Или уйдёте сейчас и будете неделями думать, что же я вам хотел сказать. — Вот же блядь, — от души высказался Гарик. Подхваченное у Агара выражение словно придало уверенности: да что, в самом деле, этот фальшивый, насквозь пафосный говнюк может такого сказать-то? Роланд поморщился, но воздержался от лекций по этикету и неприемлемости мата в его царственном присутствии. Зато пристально посмотрел на Гариковы ноги в кедах — уже начинавшие замерзать от топтания на месте — и снова вздохнул. — Давайте поговорим в более комфортной обстановке, — предложил он. — Можем пройти в кафе или хотя бы в машину сесть. Не волнуйтесь, Игорь, людей я не похищаю. Можете даже ключи взять, если вам так будет спокойнее. Гарик машинально взял протянутый брелок, тёплый от Роландовых рук, сжал в кулаке… — Ага, не похищаете, — уже понимая, что сдаётся, всё-таки огрызнулся он. — А финна нашего кто спиздил? Роланд молча открыл пассажирскую дверь, предлагая садиться. Галантный до невозможности просто. Гарик представил, что его, как Катьку, сейчас охмурять будут, и хмыкнул. Но в машину сел. — Наш финский коллега, Игорь, — спокойно сказал Роланд, — взрослый свободный человек, и я его, естественно, не… не крал. Он сделал выбор. Но и в этом рабовладельческом подходе, в этом дремучем феодализме я узнаю своего брата, к сожалению. — Заебали вы уже, — зло откликнулся Гарик. — Если вы хотите шефа ругать — найдите другую публику, а я сваливаю. — Из тех пятнадцати минут, что вы мне любезно предоставили, Игорь, — невозмутимо сказал Роланд, — некоторое время я потрачу на разговоры о нём, да. И о прошлом, том самом, когда я был в вашем примерно возрасте, Игорь. И восхищался Арчибальдом я тогда не меньше, чем вы сейчас. Им и… теми людьми, которых он считает друзьями. Гарик моргнул, сглотнул и уставился на младшего Железнова в упор. Не мог же он знать?.. Мог. И знал. И улыбался понимающе и печально. — О тех самых людях — сложных, неуживчивых, гениальных, — которые были с ним рядом тогда… И которые, вопреки всему, снова рядом с ним. Людям, чьей преданности моему брату я отчаянно завидовал. Он манипулирует, играет ими — как и вами сейчас, Игорь, — но они всё равно остаются рядом. Я вижу, вам уже стало гораздо интереснее. Роланд положил на приборную панель белый прямоугольник визитки; золотой зверь — грифон, кажется, — загадочно мерцал в уголке, поверх напечатанных букв от руки был написан номер мобильного. — Мы действительно поговорим ровно пятнадцать, — Роланд кинул взгляд на часы и улыбнулся, — уже четырнадцать минут, Игорь. А потом вы уйдёте. И — если захотите — возьмёте мою визитку. По этому номеру я отвечаю всегда. И ровно через пятнадцать минут Гарик вышел из машины, сжимая в руке визитку с грифоном.

***

— Да, блядь, я верил и верю, что ты лучший, Агар, — рявкнул Арчибальд Морганович, встав из-за стола. — И ты, чёрт тебя дери, будешь соответствовать! Ты сейчас возьмёшь яйца в кулак, если себе их не отрезал, как коту своему, вернёшься в лабораторию и выебешь Роланда со всеми его прихвостнями! — А ты уже двинулся на идее выебать братца, да, Арчи? — холодно сказал Агар, тоже поднимаясь. — Ну так я не… Вот сейчас, понял Гарик, и разразится пиздец, по сравнению с которыми все предыдущие пиздецы покажутся детскими шалостями. А эти двое опять разосрутся лет на пятнадцать, и как тогда ему, Гарику, быть? Чувствуя себя каким-то грёбаным камикадзе, он поднялся и молча встал между шефом и Агаром. Коленки тряслись, руки вспотели, а страшно было так, что мгновенно пересохли губы и сердце барабаном загрохотало под ключицами. Зато они оба теперь смотрели на него, а не друг на друга. — Простите, что вмешиваюсь, — тихо сказал Гарик, доставая визитку. Арчибальд заметил грифона, и его ноздри расширились; Агар открыл рот, собираясь что-то сказать… — Но у меня, кажется, есть идея, как спасти наш проект, — закончил Гарик в гробовой тишине.