Алхимик

— Ух ты, — поражённо сказал Гарик. — Не ожидал, что тут так… Агар закрыл за ними дверь кабинета и усмехнулся. — Добро пожаловать в настоящее сердце разработки, — пригласил он. — Не так впечатляюще, как лаборатория, да? Гарик огляделся. Кабинет Агара действительно ничем на лабораторию похож не был, но по-своему впечатлял ничуть не меньше. Гарик оказался тут впервые, да Агар и сам до этого торчал в лаборатории куда чаще. Но в лаборатории — уже ставшей привычной и понятной — не было ощущения интимности, подлинности. Настоящести какой-то. Гарик только помотал головой, не споря, хотя его как раз кабинет впечатлил куда больше. Почти пустой, светлый и стерильный, он казался необыкновенно торжественным. В углу, у окна, сиротливо ютился стол с тёмным монитором, и только там было позволено заводиться хаосу: кофейным чашкам, маркерам, исчерканным вдоль и поперёк клочкам бумаги. Вдоль трёх остальных стен в ряд выстроились белые магнитные доски. И на них последовательно, этап за этапом, на языке химических формул воспроизводился синтез мелианцина. Если бог, перед тем как взяться творить вселенную за семь дней, предварительно рассчитывал процесс — его рабочий кабинет, подумал Гарик, должен был выглядеть примерно так. Только Агару для превращения вонючего ядовитого стирола в драгоценный спасительный мелианцин требовалось раза в два больше этапов. Понимание масштабов складывалось, как мозаика: некоторые этапы Гарик рассчитывал и моделировал, другие — видел в лаборатории, третьи даже пробовать пытался… Но всё вместе, целостной, непонятной, но потрясающей формой видел, наверное, впервые. Агар плюхнулся на стоящий в центре кабинета компьютерный стул и приглашающе махнул рукой: изучай, мол. Гарик попытался хоть в общих чертах вникнуть в систему записей: интуиция подсказывала, что в разноцветном хаосе заметок на досках есть логика. Исходный процесс, который в итоге привёл к нестабильному мелианцину, был, видимо, записан чёрным маркером. Поверх шли правки — синие, красные, зелёные, перечёркнутые, затёртые… — И… что я должен делать? — тихо спросил Гарик. — Я ж тут ни хрена не понимаю. Ну, может, одну десятую… — Я знаю, — спокойно ответил Агар. — Так надо. Просто задавай вопросы. Тыкай наугад и говори:"Может, тут ошибка? Или тут?» — Но это будут очень глупые вопросы, — честно сказал Гарик. — Если ты просто поржать хотел, то… — Все умные вопросы я уже задал себе сам, — решительно оборвал его Агар. — Потом не очень умные задал Арчибальд, потом мы даже с Роландовыми наработками сравнили… Как видишь, ничего не помогло. Давай попробуем, Гарик. Гарик огляделся, встретил непривычно растерянный, какой-то даже умоляющий взгляд Агара. Всё это казалось настолько безумным, что… Могло и сработать. Бред, конечно, но почему бы и не попробовать, в самом деле?.. — А где мои конфеты? — напомнил Гарик. — И этот, как его? Улун. Без улуна я себя дураком выставлять не согласен, так и знай. — А с улуном согласен? — заинтересовался Агар. — Но я понял. Сейчас всё будет. Может, пока начнём? — Ну ладно, — сжалился Гарик. Ткнул на первый этап синтеза и предложил: — А если тут не стирол взять? Достаточно тупой вопрос? — В самый раз, — одобрил Агар. — Давай посмотрим, что можно вместо него… Молочного улуна — оказавшегося самым обычным зелёным чаем; во всяком случае, ничего особенного Гарик не заметил, — они выпили литра по три. Потом перешли на кофе. К вечеру настал черёд энергетиков и колы. Агар задумчиво посмотрел на коньяк, но задвинул ящик стола и вздохнул. Добрались до третьего этапа, разобрав всё по косточкам и атомам, но так ни к чему и не пришли. — На сегодня закругляемся, — распорядился Агар. Несмотря на отсутствие результата, самого Гарика приводящее в уныние, он казался на удивление живым. — Поехали жрать. Ты куда хочешь? Тут чешский ресторан недалеко, рёбрышки у них отличные. Или можем в русскую кухню завернуть. — Не, — зевнул Гарик. — Я бы просто пиццы заказал. Чтоб можно было руками есть и не заморачиваться. И, только встретив озадаченный взгляд Агара, понял, что проебланил своё первое свидание. Со всякой там романтикой, ресторанами, блестящими вилочками, которые хрен знает в каких тентаклях держать полагается… Хотя, с другой стороны — может, и ну её нафиг, романтику эту? Живот голодным урчанием подтвердил, что половинка какой-нибудь пиццы, чтоб мяса побольше и помидорчиков, гораздо лучше. Агар усмехнулся и невозмутимо заказал две больших пиццы. — Только, так и знай, я опять буду вопросы задавать, — честно предупредил Гарик, выбирая кусочек понажористей. — Тоже глупые, но о другом. — Валяй, — с набитым ртом буркнул Агар, не столь привередливый и уже ухвативший себе горячую маргариту. — Почему у тебя зуб золотой? — выдал Гарик то, что давно в голове крутилось. — Нет, смотрится прикольно, но необычно очень. Давно собирался спросить. Агар хмыкнул и, похоже, смутился. — Шефу твоему ненаглядному пари проиграл, — признался он. — Не спрашивай, что… — А что это было? — перебил Гарик. — Наверняка страшная тайна. — Ещё какая страшная, — серьёзно согласился Агар. — Если Арчи узнает, что я проболтался — нам обоим пиздец. — Отлично, — одобрил Гарик. — Рассказывай. Мне точно хуже, чем есть, не будет, а тебе… тебе он и не такое простит. А дальше… пространство и время устроили чехарду, меняясь местами. Агар, предсказуемо, оказался прекрасным рассказчиком; он и давние байки травил так же, как лекции читал; увлекаясь и увлекая, ёмко, образно и создавая из каждой нелепицы настоящую историю. Гарик млел и время от времени незаметно щипал себя за предплечье, боясь, что проснётся. Корлагон, шеф, ректор, которого видел пару раз, но боялся до дрожи, сам Агар — в рассказах оживали, молодели, бесоёбили, дружили и были живее, чем во плоти. А потом как-то внезапно Агар заговорил о том, как рассорились, осёкся и замолчал. Развеялись видения прошлого, остался только пустой кабинет с формулами на стенах да корочки от пиццы, сложенные домиком. — Давай отвезу тебя, — сказал Агар, поднимаясь. — Домой или на съёмную? «Домой, — едва не ляпнул Гарик. — К тебе». Но опция «к тебе» в план испытания стабильности явно не входила. Пришлось смириться и терпеливо ждать — благо за сегодняшний день, похоже, сблизились они больше, чем за предыдущие полгода. Агар из безупречного и прекрасного жителя воздушного замка стремительно превращался в живого человека — с разноцветными от маркерной доски руками, привычкой оставлять корочки от пиццы и воровать маслины с чужих кусочков… И было во всём этом что-то чертовски важное. Хоть и непонятное пока. Поднимаясь по лестнице, Гарик неожиданно понял, что в его жизни всё наконец-то правильно. Ну или — раз уж он поднимается один — по крайней мере уверенно идёт в правильную сторону.