Алхимик

Гарику снился Арчибальд Морганович. Шеф почему-то был котом — чёрным с белым пятнышком галстука, с раскосыми красными глазами и шикарными усищами. Кот Арчибальд сперва гонял по лаборатории числа, и Гарик злился: только всё расставил по порядку, а тут!.. Но потом кот переключился на двух мышей, устроился, как сфинкс, и лениво подталкивал их лапами — то белую, то тёмно-серую, с проседью. Мыши пищали, пытались удрать, смешно дёргали носами. Гарик точно знал, что одна мышь — он сам, а вторая — Агар. А кот Арчибальд всё игрался, то отпуская, то снова вонзая когти, подталкивал друг к другу, и мышь-Гарик вдруг понял: сбежать от него можно только вместе. Вдвоём. Чтобы поделиться этим открытием с Агаром, пришлось превращаться в человека… и просыпаться. От неудобной позы затекло всё тело, рука под головой занемела. На экране ноута плавали цифры — 23:32. Счастливое, наверно, число. А чуть поодаль сидел Агар и сверлил Гарика странным немигающим взглядом. — Надо вместе, — сказал ему Гарик… и хмыкнул, поняв, что спутал сон с явью. Но в лаборатории отчётливо пахло парфюмом шефа — видимо, приходил, пока Гарик дрых, потому и приснился. — Гарик, — тихо и как-то неожиданно, непривычно серьёзно сказал Агар. — Мне сорок лет, у меня ужасный характер, а терпеть меня может только кот по кличке Уёбище. — Скажи что-нибудь, чего я не знаю, — посоветовал Гарик. Предчувствие, что прямо сейчас происходит нечто чертовски важное, впилось под рёбра и запульсировало в висках. — Я двинутый на работе мудак, и у меня панический страх перед отношениями, — невозмутимо продолжил Агар, никак не отреагировав. — Я старше тебя в два раза, гожусь тебе в отцы, не имею никакого права претендовать на твою жизнь, на твою молодость, на тебя. Но… Гарик потряс головой, пытаясь понять — может, он всё ещё спит? Агар опустил голову, сжал руками виски и замолчал. — Но я так больше не могу… — наконец признался он глухо. — Поехали ко мне. Гарик сел, чувствуя, как его матерят все до одной затекшие мышцы. — Я так понимаю, что ты со своими испытаниями закончил? — тихо спросил он. — Или твоё «поехали ко мне» значит «поехали ко мне, я постелю тебе на диване, а завтра утром, как заботливый папочка, поцелую в щёку и выставлю нахуй»? Агар встретил его взгляд и отрицательно покачал головой. — Тогда «поехали сейчас потрахаемся, это тебе подарок на завершение проекта, а с утра я тебя всё равно выставлю нахуй»? — А ты бы хотел именно так? — спросил в ответ Агар. — Ну не пиздец ли? — вопросил Гарик у лабораторного потолка, закатив глаза. — Нет, Агар. Я хотел не так. Я хотел отношений. Настоящих. Тебя, вместе с твоим отвратительным характером, двинутостью на работе, загонами, сорока годами. Даже, хрен с тобой, готов делить тебя с твоим ебанутым котом. Хочу, чтобы когда тебе в три утра снова понадобятся расчёты показателей для эксперимента — ты бы столкнул меня с нашей общей кровати и отправил считать на кухню, а не ехал через весь город, как та самая бешеная собака, которую всё время вспоминаешь. Хочу так долго, как мы оба сможем. Желательно — навсегда. Я понятно объясняю, Пиздец Виссарионович? Агар, невозмутимо выслушавший всю Гарикову тираду, вдруг хмыкнул: — Мы ещё ничего не начали, а уже ругаемся, как склочные супруги. Гарик покраснел и уставился на собственные кеды. Скрип отодвигаемого стула в тишине взорвал нервы. Агар ругнулся сквозь зубы, шагнул к Гарику и вдруг опустился на колени рядом с ним, склонил голову, заглядывая в глаза. — Ты очень понятно объясняешь, родной, — прошептал он. — Понятно, наглядно и охуеть как настойчиво. Даже такой тупица, как я, наконец понял. Агар на коленях выглядел чертовски мило, и ещё немного потрепать ему нервы… Ну, любовь любовью, а право на ма-а-аленькую месть он всё-таки имеет, решил Гарик. — Что понял? — переспросил он, отчаянно пытаясь не рассмеяться. — Что не могу без тебя, — прямо сказал Агар. — Не хочу без тебя. — Не хочешь без меня закончить с мелианцином? — подсказал Гарик. — Не можешь без меня найти ошибки? Агар скривился, прищурился — и вдруг широко усмехнулся, блеснув золотым зубом. — Надо было откусывать тебе голову, Кузнецов, пока ещё мог. А теперь поздно уже, не смогу — влюбился как дурак. Придётся терпеть. — Придётся, — от души пообещал Гарик, наклоняясь. Коснулся губами губ, вмиг растворив улыбку. Агар замер, как закаменел, и Гарик почему-то от этого совсем осмелел, потёрся щекой о колючую от щетины скулу, поцеловал уголок губ… Агар отмер, приобнял его за плечи, сперва аккуратно, как стеклянного, но через пару поцелуев — всё глубже, откровеннее, сквозь нетерпеливые выдохи — потянул крепче, стаскивая со стула, почти роняя на себя. Гарик рассмеялся, полушутя не удержал равновесия, толкнул уже его, роняя спиной на — наверняка холодный — пол лаборатории. — Моя добыча, — грозно заявил он, усаживаясь сверху. Агар тихо рассмеялся, вскинул руки, признавая капитуляцию, и ворот его рубашки разошёлся, открывая основание шеи. Гарик сперва проследил пальцами дорогу — по линии челюсти, по шее и вниз, к ключицам, потом повторил губами, впитывая такой привычный уже запах… Где-то на полпути к окончательному расставанию с поехавшей кукухой сильные руки перехватили за плечи, отстранили: — Я слишком старомоден, родной, чтобы трахаться в лаборатории, — хрипло сказал Агар. — Поехали домой. Гарик с трудом пробился сквозь сладкий сияющий туман, заполнивший голову. Понял только, что прямо сейчас с ним целоваться больше не будут, и обиженно куснул, куда дотянулся… — Ухо! — взвыл Агар, дёрнувшись, но снова ухмыльнулся: — Хорошо ещё, что только ухо, дальше зайти не успели... Поехали всё-таки домой, родной. «Домой» прозвучало как-то… слишком заманчиво. По-настоящему. Гарик наконец скатился с Агаровых бёдер, на которых так удобно было сидеть, лёг на пол, мечтательно глядя в белый лабораторный потолок, и повторил задумчиво: — Домой… Агар молча нашёл его ладонь, крепко сжал… И, пожалуй, этот невинный жест был даже интимнее, чем поцелуи. Молчание, словно сговорившись, старались не нарушать. Будто в четыре руки, несли его аккуратно, боясь расплескать, до машины. И тишина между ними была ненапряжная — наоборот, живительная какая-то. Спокойная. Гарик смотрел на Агаровы запястья, на то, как уверенно тот держит руки на руле, как невозмутимо смотрит только на дорогу… — Гарик, — негромко окликнул Агар. — А ты… Давно понял, что?.. Ну, что так и будет. Так и должно быть. Гарик помолчал, собираясь с мыслями. Не хотелось заглядывать ни в прошлое, ни в будущее, хотелось пить это «сейчас», жить в нём: в февральской хмари за окнами машины, в разноцветных огнях, дробящихся в лужах, в летящих мимо сияющих кометах фар… Впервые, наверное, не хотелось поменять реальность на какой угодно прекрасный воздушный замок. — Не сразу, — тихо откликнулся он, поняв, что Агар всё ещё ждёт ответа. — Какое-то время мне понадобилось… Кажется, целая пара. Ну, или чуть меньше. Агар, вопреки ожиданиям, даже не улыбнулся, только, кажется, стал ещё серьёзнее. Гарик косился на его резкий профиль, пил момент, как вино, и стремительно пьянел. — Наверное, я тоже сразу понял, — вдруг признался Агар. — По крайней мере, какая-то часть меня. Мудрая. Настоящая. Но… Бешеная собака же. И долбоёб. — Нормально, — одобрил Гарик. — Идеально даже. И вот теперь Агар улыбнулся — по-настоящему, пронзительно искренне и совершенно беззащитно. Гарик откинулся на сиденье и прикрыл глаза. Он ехал домой.