Питер чувствует, как замедляется сознание, как-то разом все становится тягучим, как нуга из его любимых шоколадных батончиков. А следом он слышит голос профессора: «Все в порядке, успокойся», и погружается куда-то в пучину своей собственной памяти.
— Ты сломала! — Недовольный голос ребенка. Его собственный голос. Питер открывает глаза и понимает, что это говорит он сам сидящей напротив маленькой девочке. Сестре.
— Он был плохой, — упрямо заявляет Ванда, а Максимофф вспоминает чувство непреодолимого желания спрятать от нее любимую игрушку, чтобы она не сломала. Он всегда знал, что она все разрушает. Всегда.
«Как и отец», — почему-то думает взрослый Ртуть, и эта мысль отдается глухой болью от осознания того, что сестра настолько на него похожа. И как он раньше этого не замечал?
— Чарльз, сейчас, — говорит Джимми, державший Питера за плечо, и Максимофф чувствует, как мир вокруг сужается до одной-единственной точки, потом меркнет, и он снова оказывается в своем собственном воспоминании, только рядом стоит на ногах профессор, недоверчиво мнется Лорна, как-то привычно отстранено смотрит на все Джимми, осторожно озирается Рейвен, и Эрик, что задумчиво уставился на двух играющих на коврике детей. Его детей. Хэнк же остался в реальном мире.
Питер смотрит на маму, молодую красивую маму, на которую Ванда так похожа, и понимает, что даже непробиваемому Эрику явно было от чего с ума сойти. А сестра, его сестра сейчас стала еще прекраснее, еще красивее, чем когда он впервые увидел ее взрослой.
— Милая, мы уже говорили, что ты не должна так делать, — тихо говорит Магда.
— Она была плохая, — говорит Ванда, а сын с отцом не сговариваясь присаживаются рядом с девочкой. Ртуть смотрит сначала на внимательно поглядывающего на дочь Леншерра, а затем на Ванду. Разве двухлетний ребенок вообще может так смотреть с такой проницательностью?
— Ты могла сломать ее руками, — повторяет образ матери, а Леншерр переводит взгляд на нее, на секунду, всего на секунду задержавшись, но Питер успевает это заметить. Впрочем, отец уже снова смотрит на девочку.
— Так проще, — коротко отвечает сестра и принимается отстраивать башню из уцелевших кубиков, а Максимофф вдруг вспоминает, что в тот момент уже забыл обиду на нее, хотя помнит, что был расстроен и хотел заплакать, ведь это он любовно отстроил башню, аккуратно и неторопливо сложив каждый кубик. Что ж, видимо быстро прощать он научился еще тогда.
— Питер, пойдем, нам с тобой нужно на рынок за продуктами. — Магда подходит к маленькому сыну и берет его за руку.
— Тсс, — прикладывает мальчик палец к губам, складывая в сумку матери какой-то кубик. А взрослый Питер почему-то усмехается — он уже тогда все тащил.
Профессор подходит к Магде, а Эрик все еще не отрываясь наблюдает за дочерью, казалось, ни на кого более внимания не обращая. Женщина извлекает серебряное украшение, то самое, что висит сейчас на шее взрослой Ванды и отдает его девочке, а Леншерр, наконец, снова поднимает взгляд на мать своих детей.
— Милая, надень его и спрячь под платьице. Никто не должен его видеть, — говорит Магда дочери, отдавая медальон, а через несколько секунд почти с ужасом смотрит на Ванду. Питер понимает — мать видит, как медальон исчез, но в его воспоминаниях они все его наблюдают.
В глазах Эрика, что неотрывно смотрит сейчас на Магду, на секунду мелькает злоба. И этим взглядом он женщину и провожает, когда та, взяв маленького Питера на руки, выходит из комнаты, а он снова смотрит на играющую в кубики дочь. Впрочем, все уже смотрят лишь на одну Ванду. Девочка выпускает из рук алое свечение, и осколки кубиков собираются мозаикой в ровную гладкую фигуру.
— Господи! — почти заворожено произносит Рейвен, неотрывно наблюдая за полетом собирающихся в единое целое игрушек. — Сколько ей здесь? Разве способности не проявляются в подростковый период?
— Два с половиной, — тихо отвечает Чарльз, сам почти шокировано осматривая абсолютно ровный, без единой трещинки или царапинки кубик, до этого бывший грудой щепок. — Но Магда сказала, что и Питер начал бегать спустя неделю после того, как Ванду забрали. Редко, но бывает.
— И она даже не подумала ее искать, — почти злобно кидает Эрик, попытавшись коснуться только что починенной дочерью игрушки, словно чтобы убедиться, не мираж ли это, но похоже Леншерр убеждается лишь в том, что мираж — это он, потому как его рука проходит сквозь дерево, не задевая вещь.
— Она испугалась, что и меня заберут, ясно?! — вдруг вступился за мать Питер, с вызовом глянув на сидящего рядом отца, а Эрик поднял на него такой взгляд, каким верно смотрят на несмышленых идиотов.
— Как ты этого не видишь? — раздраженно бросает Леншерр. — Она же боялась ее и ненавидела! Поэтому не стала искать, а не потому, что за тебя испугалась.
— Да, тебе то о ненависти и страхе моей матери явно известно куда больше, — в тон ему кидает Питер, и переводит взгляд на сестру. Та поднимает в воздух кубики, плавно перемещая их перед собой и снова разносит на части, с интересом наблюдая, как они разлетаются. А Максимофф вдруг усмехается, глядя на то, как отец наблюдает за Вандой примерно с таким же выражением лица, как и она за кубиками, словно это какое-то исследование.
— Ты говорила, — Эрик смотрит на молчавшую до этого Лорну, — что она боится их использовать?
Питер бросает удивленный взгляд на младшую сестру. Когда это она успела о Ванде с отцом поговорить? Лорна ничего не отвечает, молча присаживается рядом с Леншерром и Питером, рассматривая как Ванда левитирует щепки, собирая их обратно.
— Так и есть, — отвечает Дейн, глянув на отца.
— Она вроде контролирует свои силы, — замечает Рейвен, с интересом рассматривая Ванду. — Разве нет?
— Сейчас ей это с усилием дается, — отвечает Лорна.
— Что-то произошло, — констатирует Эрик, а потом прислушивается к грохоту в доме. — И, кажется, мы сейчас это узнаем.
— Здесь нет никакой Магды Кравич! — кричит из соседнего помещения женщина.
— Гражданка, мы имеем право осмотреть ваш дом. — Несколько мужчин в военной форме врываются в комнату, и Ванда роняет кубики, уставившись большими голубыми глазами на вошедших с оружием людей. Смотрит затравленно, со страхом, словно понимает, что пришли за ней, а у Питера от вида испуганной сестры сжимается сердце, и он с горечью понимает, что не может сделать абсолютно ничего. Не спустя на столько лет.
— Здесь только ребенок, — громко кидает один из военных кому-то в коридоре.
— Что ж, — в комнату входит элегантно одетый мужчина, на вид не больше сорока лет, а за ним входит красивая блондинка во всем белом, — так даже лучше.
— Не может быть! — вдруг вырывается у Рейвен, а Питер переводит на нее встревоженный взгляд. Мистик смотрит на мужчину почти с ужасом, потом переводит взгляд на Ванду, а после на Эрика. Ртуть тоже смотрит на отца, что замер, вперив холодных взгляд голубых глаз в вошедшего незнакомца, и Максимофф вдруг понимает: Магнето в ступоре и слова связать не может, лишь с какой-то холодной яростью смотрит.
— Привет. — Мужчина присаживается рядом с девочкой, жестом показывая всем кроме блондинки выйти. Он осматривает разорванные на части кубики, поднимает одну из щепок. — Знаешь, — обращается он к женщине, — когда я говорил своим людям наблюдать за всеми сбежавшими революционерами, на тот случай, я не ожидал услышать, что у Магды Кравич есть ребенок. Тем более не ожидал услышать про странные красные всполохи.
— Я не вижу… — фыркает женщина, присаживаясь рядом с девочкой, а Питер отшатывается, потому что она проходит сквозь него: — Она же просто ребенок. Ничего особенного.
— Я полагаю, что это ребенок одного из самых сильных мутантов, что я знал. Как тебя зовут, дитя? — обращается к Ванде незнакомец, а сестра молчит, бросив лишь один-единственный взгляд на блондинку, что почти по-доброму ей улыбается. — Не хочешь говорить? — усмехается он. — Эмма?
— Не знаю, — нахмурившись, качает головой девушка. — Я не могу читать ее мысли, такое бывает с некоторыми мутантами. Как со мной, когда я в алмазном состоянии.
— А говоришь, ничего особенного, — хмыкает мужчина. — Пойдем, малышка, у нас с тобой много работы.
— Нет! — шипит вдруг Эрик, и скорее непроизвольно, чем осознанно, пытается схватить мужчину, что взял Ванду на руки и направился к выходу.
— Эрик, успокойся, это было давно! — почему-то с ужасом в голосе кричит Ксавье.
А Леншерр почему-то неожиданно хватается за голову, и начинает тяжело дышать, словно задыхаясь, падает на пол, отползая к стене, а Питер от неожиданности даже понять ничего не может. Он пытается дотронуться до отца, но тот как и он лишь призрак в воспоминании.
— Джим, выводи нас, срочно! — снова кричит Ксавье. Отголоском сознания Питер чувствует, как их словно вырывает откуда-то. Он открывается глаза, понимает, что они в реальности, в бункере, а отец продолжает задыхаться, хватаясь за ворот рубашки, словно тот и мешает ему дышать, и парень тут же кидается к Эрику, в нелепой попытке хоть как-то помочь, хватает отца за плечи, но тот словно и не замечает сына.
— Пап! — Металлические детали в бункере начинают дрожать, а обивка противно лязгать, словно один пласт железа трут об другой. Мимо них вдруг пролетает несколько гвоздей, вырванных из стены, и Питер понимает, что те сменили траекторию полета лишь из-за резко вскочившей Дейн. Но та вдруг падает на колени и тоже начинает задыхаться. — Лорна! — Метталл начинает трещать с еще более ощутимым скрежетом, а Максиммоф вдруг понимает, что он без сил, он не сможет вообще ничего сделать.
— Что, мать вашу, происходит?! — кричит Хэнк.
— Сыворотку Эрику, срочно, — командует Ксавье, а Зверь немедля подскакивает к почти не сопротивляющемуся Леншерру, выхватывая из кармана халата шприц и резко колет. Тот задыхаться не прекращает, но металл вдруг успокаивается. Успокаивается и Лорна, что резко поднявшись на ноги подскакивает к Эрику, которого уже держит Маккой.
— Давайте, успокойте его, — кричит она, обратившись к Чарльзу, а профессор, что все еще в шлеме от Церебро, мгновенно берет Магнето под контроль. Эрик вдруг резко перестает задыхаться.
— А раньше так сделать нельзя было? — раздраженно интересуется Питер, встревоженно глядя на отца, которого все еще держит Хэнк, словно боясь, что непонятная эта хрень опять начнется.
— Нет, — почти удивленно заявляет Ксавье, — меня блокировало.
— Эй, тихо, все хорошо, — вдруг говорит Лорна, глядя все еще шумно выдыхающему Эрику в глаза. — Все хорошо. У тебя была паническая атака. Я часто видела такие — не спутаю, — говорит девочка, все еще сидящая на коленях подле отца, что бездумно оглядывает все вокруг, словно не может понять где он находится. — О поверь, — саркастично замечает она, снова посмотрев Леншерру в глаза, — я в шоке не меньше твоего. Ты, оказывается, тоже человек и можешь чего-то бояться. Никогда бы не подумала, — едко продолжает она, но на Эрика смотрит уж слишком обеспокоенно, что Питер, стоящий рядом замечает.
— А с тобой что? — внимательно рассматривая Дейн, спрашивает Маккой, которого психическое состояния Лорны беспокоит явно больше, чем состояние Магнето.
— Ванда со мной приключилась, точнее с Эриком, — усмехается девочка, как-то нелепо поежившись. — Повезло тебе, что ты под сывороткой, — обратилась она к Питеру, а потом снова посмотрела на отца, все еще бездумно осматривающего комнату вокруг. — Не знаю когда, но ты с ней умудрился установить связь. — Она вдруг замолкает, словно сказала что-то лишнее, и Максимофф вдруг понимает, что эти двое что-то недоговаривают. Они явно что-то обсуждали, и Лорна об этом умолчала.
— Я правильно понимаю, — вдруг сказал Джимии, до этого вообще в разговор не вмешивающийся, — вот этот, — указал он на Эрика, — словил паническую атаку, она передалась вашей Ванде, а через нее, тебе, — парень присвистнул. — Ребят, у меня вопрос, а вы жить-то как со всем этим дальше собираетесь?
— Раньше такого не было, — покачала головой Лорна. — Раньше она это контролировала. Что-то явно случилось.
— Да, и случилось много лет назад. — Эрик поднялся на ноги, бросив встревоженный взгляд на Лорну. — Извини, — вдруг сказал он.
— Эмма, — вдруг сказал Питер. — Она сказала, что может быть алмазной. Это Эмма Фрост. Ведь так? Кто был… — до парня наконец начало доходить. Кто же еще мог довести отца до такого состояния, как не… — Это…
— Себастьян Шоу, — мрачно заканчивает Ксавье, встретившись взглядом с лучшим другом.
***
— Ты как? — интересуется Ксавье, въезжая в комнату Эрика. Друг стоит у окна, задумчиво наблюдая за начинающим алеть горизонтом.
Чарльз не знает, что ему сказать, как помочь. Чарльз вообще уже ничего, наверное, не знает. Он многое потерял, о многом сожалел, но он понятия не имеет о том, что сейчас может чувствовать Эрик. Сколько бы не было в школе детей, за которых он в ответе и жизнь за них готов отдать, ему все равно сложно представить, что твориться в голове друга.
— А ты как думаешь? — Эрик оборачивается. — Я сегодня узнал, что этот человек умудрился насолить аж трем поколениям моей… — он на секунду заминается, но все же говорит то, что Чарльз и ожидал услышать, — семьи. Но самое ужасное не в этом, не это так… — он снова запнулся, словно подбирая слова.
— Я понимаю, тебе трудно это принять, но это был панический приступ. А теперь рассказывай, что на самом деле к нему привело, — резко замечает Чарльз. — Не помню, чтобы Шоу так сильно тебя пугал.
— Пугал вообще-то — как Лорна и сказала, я все же человек, и был когда-то ребенком. — Он вдруг умолк, словно обдумывая что-то. — Я видел ее раньше, Чарльз, — тихо отвечает Магнето. — В Риме, где почти нашел его. Это было в шестьдесят первом, за год до встречи с тобой и за год до его смерти.
— Что?! — ошалело произносит профессор. — Как?! Ты уверен, что это была она?
— Он тогда убегал от кого-то, или бежал за кем-то. Не знаю, — мрачно бросил Эрик. — Его там уже искала итальянская мафия, им он умудрился чем-то насолить. Но когда я пришел в номер, где он проживал, там сидела маленькая девочка, а рядом было шестеро бандитов, видимо, поджидавших, что он вернется… — Леншерр снова умолк, что-то припоминая. — Она была просто девочкой, я даже не понял, что она мутант, я тогда вообще не знал, что есть другие мутанты. Знаешь, что первое она обо мне помнит?
— Смерть тех шестерых? — спрашивает Ксавье и почему-то молит, чтобы ответ был отрицательный.
— Да, — горько усмехается Эрик. — Это была она, дружище, теперь я понял, что это была она.
— Может, она этого не помнит. Может, она не знала, что это вообще был ты.
— О, — вскидывается Магнето, — думаю, она сразу почувствовала это. Я тогда долго не мог понять, почему я почти полгода думал об этой девочке, ребенок и ребенок, но раз уж она так сильна, то теперь все становится ясным.
— Ты не знал, что она твоя дочь, ты не мог ничего сделать, никак ей помочь, в этом себя винить не надо, — устало произносит Ксавье, сам вообще не понимает как все это может быть реальностью. Как может быть столько совпадений и нелепых упущений судьбы?
— Но Эмма знала! Эмма могла мне сказать, но она этого не сделала. Почему она этого не сделала?! Я могу понять, почему мне это не сообщил Шоу, но… Это было двадцать лет назад, Чарльз! Двадцать, черт возьми, упущенных лет. Вся жизнь могла пойти по-другому.
— Насколько же сильно тебя выводит история дочери, — вдруг понимает Ксавье. Не может не выводить, ведь из всех других мутантов мира она умудрилась оказаться именно у Шоу, у мучителя ее отца и убийцы ее бабушки, и того, кто был причастен к расстрелу ее другой бабушки и деда. — Радуйся тому, что Шоу и в голову не пришло, что у Магды были близнецы.
— Слабое утешение, — качает головой Эрик. — Я никогда в такие вещи не верил, но… Мы все связаны, Чарльз. Связаны какой-то чертовой извращенной судьбой, что сводит нас и опять все ломает. Все, что происходит с нами — все не так, как должно быть. Все неправильно! — Друг в ярости, расстроен, потерян, и Чарльз слышит, как позвякивают какие-то металлические предметы — сыворотка Хэнка уже не действует, но Леншерр, сейчас вообще себя не контролирующий, вроде бы еще не разнес к чертям всю школу. — И Нина… — уже спокойнее, почти с усталой грустью и с явным ужасом и осознанием чего-то ужасного произносит имя дочери Магнето. — Нина этому подтверждение. Она умерла, потому что я был с ней. Все из-за меня! Они все страдают из-за меня. — Он вдруг замолк и выдал фразу, заставившую Ксавье удивленно вздрогнуть и попытаться прочитать его мысли: — Я все больше начинаю верить, что проклят. И все они вместе со мной. — Мысли Эрика прочесть почему-то не удалось.
— Ты же не веришь на самом деле в чушь, которую сейчас говоришь? — усмехается Чарльз, что лучшего друга не узнает, он даже мысли его почему-то прочесть не может. Тогда, во время панической атаки, он вообще закрыт от него был, будто шлем надел, а теперь… Теперь Ванда в его голове, и Ксавье понять не может, его ли это мысли, его ли это ощущения, не говорит ли Магнето сейчас словами дочери. А, может, он просто драматизирует и друг просто не отошел от панической атаки. Но почему он мысли его прочесть не может? Не зачем же Ванде в самом деле Эрика скрывать.
— Не знаю, — честно отвечает друг.
— Ты был прав, — вдруг понимает Ксавье, — Ванда слишком сильна и не понимает этого. Поэтому сегодня произошло все это.
— Она не принимает свою силу, — вдруг говорит Леншерр, словно сам чувствовал то, что происходило с девушкой. — Боится ее, ненавидит. Поэтому Шоу ее оставил, он думал, что она слабый мутант. Она так ее ненавидит, что… — мужчина вдруг замолкает и почти с ужасом смотрит на собеседника. — Она ищет способ избавиться от силы.
— Но она знает про сыворотку, — скептически отзывается на догадку друга профессор, — не проще ли просто ей пользоваться? Ну или как вариант… — Ксавье говорить не хочет, но все же произносит: — Некоторые мутанты, что внешне отличаются от людей, они…
— Кончают жизнь самоубийством? — усмехается Эрик. — Ты сейчас говоришь о девочке с моим характером, она, пожалуй, из всех остальных, больше всех на меня похожа, и она на такое не пойдет. А сыворотка… — Магнето мрачно усмехается. — Знаешь, я пару раз встречал в книгах, что она искала, упоминание странной вещи, никак не мог связать, ни как не мог подумать, что кто-то вообще может такого желать, но теперь я понимаю. Я, кажется, сейчас начинаю ее понимать… Это упоминание, в книгах, о «Либератио».
— Избавление, — мигом переводит полиглот Чарльз. — Ты же не думаешь, что…
— Надо ее найти, — резко заявляет Леншерр. — И я найду. Пока еще не слишком поздно.
***
Ошарашенный Чарльз покидает комнату, а Эрик устало отворачивается к окну, вглядываясь в вечернюю темноту, и сам, наверное, не может понять, что пытается там разглядеть.
Леншерр знает это странное чувство, будто в твоей голове кто-то есть. Помнит, ненавидит, сжимает кулаки в бессильной ярости, но… Не пытается ничего сделать. Это вмешательство в его голову какое-то другое, не такое постороннее, чужое, а до боли родное, не вызывающее желание прогнать названного гостя. И он молча соглашается с присутствием дочери в своей голове — знает, что мысли та все равно читать не может, лишь эмоции, ощущения. Так пусть чувствует, пусть видит, пусть ощущает на себе, пусть хоть на чуточку поймет всю ту боль, что он испытывает!
А потом понимает, что за спиной кто-то есть, словно шестым чувством, что за годы такой жизни развилось почти до сверхъестественных инстинктов.
— Знаешь, — тихо произносит он, все еще не оборачиваясь. — Есть такая замечательная вещь, как телефон. И машина. Ты могла просто приехать — мы все тебя ждем, — говорит Магнето, поворачиваясь к собеседнику.
