***
— Смотри-ка, почти не вырос. Этот голос и прилагающаяся к нему шляпа всё расставляют по своим местам. В этой западне, которую Леви и люди Кенни устроили друг другу, они наконец-то встречаются лицом к лицу, и от личных разборок их обоих удерживают только цели. — Кенни? — на всякий случай уточняет Леви. Не потому, что забывает, как выглядит старик, — о нет, он помнит всё до малейших деталей, — а потому, что ему всё ещё сложно поверить, что после стольких лет его обиды и недовольство так внезапно заканчиваются. В самый неподходящий момент. Но это в духе Кенни — всё портить. Леви зол, но усилием приглушает эту злость. — Привет, парень. Ты-то какими судьбами во всём в этом? — он не один удивлён, что судьбы их снова пересекаются. И пересекаются вот так, когда они явно по разные стороны баррикад. Впрочем, Леви не знает, были ли они когда-нибудь по одну сторону. Он ничего не знает про Кенни Аккермана. Даже то, что хочет узнать больше всего. — Вы на моей территории. — Точно, до меня доходили слухи… Слушай, ты вроде как печёшься об этом месте, поэтому тебе скажу: мы не за вами пришли, нам только девчонка нужна. Сбежала от неправильных людей. Заберём и уйдём, никому проблем не доставим, глаза на то, что у вас нелегальное оружие, закроем. Как тебе план? План — слишком щедрый для Кенни. Но даже если он правдив, всё равно не устраивает Леви совершенно. — Хреновый. Девчонка со мной. Не советую пробовать отобрать. Он подкрепляет угрозу сидящими по крышам людьми. Он в более выгодном положении — всё-таки он действительно знает местность. Знает, у каких домов обветшалая крыша, в каких местах земля уходит из-под ног и какую стратегию предпочитает Кенни. Учитывая, что это всегда нападение, Леви не собирается оставлять ему шансов теперь, когда говорит с ним с позиции силы. Но Кенни только цыкает и выплёвывает сигарету. — Может, по-хорошему отдашь? — предлагает он, осматриваясь. И Леви прекрасно знает, что по-хорошему здесь никто не умеет, поэтому продевает пальцы в рукоятку лезвия и наклоняет голову к правому плечу, чем приводит Кенни в благодушное настроение. — Не то чтобы я против надрать тебе уши… Любишь ты проблемы себе находить, щенок, — он почти хохочет, впиваясь тросом УМП в каменную кладку. Это неправда: Леви не любит проблем. Но проблемы любят его. И находят его сами.3.
15 апреля 2019 г. в 23:12
Едва за ними захлопывается дверь, Леви преодолевает расстояние в четыре шага одним прыжком, хватает Кристу за плечи и сжимает так, что она охает, ёжится под его взглядом, и Аккерману противна собственная реакция, но это инстинкт — они в опасности. А когда они в опасности, он реагирует соответственно. Угрозу надо устранить, и никаких поблажек, даже если угроза теперь — девчонка с глазами из такого голубого, что небу до него далеко. Изабель кидается на выручку, но Леви знает, что Фарлан не позволит ей мешать — Фарлан понимает, что не до сантиментов.
— Кто эти люди? — спрашивает Леви, встряхнув Кристу безжалостно и сурово.
— Я не знаю, — говорит она и отворачивается. И идиоту ясно: врёт.
Что люди без формы и опознавательных знаков по её душу, становится понятно не сразу. Сперва у Леви пропадают люди, и он думает на отбившихся от рук местных. Время от времени какому-нибудь новому главарю мелкой банды приходит в голову идея утвердиться, укрепить своё шаткое положение лидера-однодневки, и тогда люди Аккермана обязательно оказываются втянуты. Потому что нет большего плюса для репутации, чем насолить Леви Аккерману и остаться невредимым. Ни у кого ещё не вышло, и почему у кого-то до сих пор есть желание пробовать, Леви не понимает. Разборки местных банд его не трогают ровно до тех пор, пока кто-то из них не кидает ему вызов. Он рад бы проигнорировать глупые мальчишеские игры, но здесь это означает — дать слабину. Удивительно, как быстро можно растерять власть, которая копилась долгими годами. Поэтому Леви всегда отвечает, как единственно умеет: с ленцой, но предельно доходчиво.
В этот раз отвечать некому. Вскоре становится ясно, что для мелких сошек и зарвавшихся мальчишек работа слишком чистая. Перед ним никто не рисуется: ни заявлений, ни объявлений войны. Леви не находит пальцев или ушей у себя на пороге — его люди просто не возвращаются. Пока кто-то не передаёт Фарлану ходящие в городе слухи: объявившиеся в подземелье люди с поверхности ищут девушку. Леви уже тогда знает, какую именно, но только мрачнеет и ничего не говорит ни своим, ни Кристе. «Пусть ищут», — говорит он Фарлану и делает вид, что их это никак не касается. Аккерман защищает своих, и в желании сохранить живущую в его доме девчонку также не видит ничего преступного, никаких сомнительных устремлений. Для него в этом есть простая логика.
Люди с поверхности не знают это место так, как местные — даже если они вооружены до зубов, отловить их не будет стоить трудов. Только вот эти гости совсем не похожи на военную полицию. Даже на разведчиков не похожи: они стремительны и исполнительны, они двигаются почти как Леви, и что страшнее — думают почти как Леви. И если бы он не считал, что это невозможно, он бы заподозрил одного своего старого знакомом. Но Кенни нечего здесь делать, а тем более — среди каких-то силовых структур, которые разыскивают Кристу. Что в ней заинтересованы не простые торговцы плотью и душами, Леви угадывает безошибочно. Люди, явившиеся за ней, точно околоармейские, точно выполняют заказ власть имущих: эффективно, бесшумно, быстро. Но вот на один вопрос у него нет ответа: чем им могла насолить девчонка? Леви очень хочет выяснить, но с этим тоже не спешит. Он знает, что ему не понравится правда. Что страшнее, он опасается, что правда лишит его чего-то важного.
Он зря тянет. Досиживается до того, что приходится спасаться бегством посреди дня на своей же территории, когда люди без формы обрушиваются на их головы. И больше тянуть не выходит. Прятаться от правды теперь не имеет смысла. Если это может стоить ему жизни, то он хочет знать хотя бы — почему. Умирать просто так он не собирается, и со стороны Кристы вежливо как минимум дать ему повод.
— Они появились здесь после того, как появилась ты. Что они ищут? Что им от тебя нужно? — рычит Аккерман, и девочка пытается стряхнуть его руки с плеч. Но куда там: крепче он стискивает только лезвия УМП, и как Криста ещё не поломалась — большой вопрос. Необыкновенная, какая-то былинная сила бурлит в нём, и сила эта — единственная причина, почему они до сих пор живы. Из той засады, продуманной, тщательной, беспощадной, кто-то другой бы не выбрался. Аккерман вытащил и себя и стоящую за спиной троицу (Изабель с Фарланом помогли), но сам не до конца понял — как. Криста в ужасе выдохнула, когда один из людей в плаще выступил из тени, и Леви отключило на те быстротечные мгновения, за которые наточенные лезвия сделали своё дело. Ему не впервые довелось испытывать это ощущение поглощающей силы, пронизывающей лёгкие вместе с кислородом, но в то мгновение оно было разрывающее, словно ему организм перезапустили с улучшенными характеристиками — словно это было он и не он. Какой-то другой Леви Аккерман. Неуловимо тот же самый Леви Аккерман, просто с обновлённой целью.
— Я не знаю, — упрямо повторяет Криста, не поворачивая головы, и Аккерман вжимает её в стену. Вся накопленная за недолгое знакомство нежность к этому созданию, вся привычка оберегать эту девочку испаряются из него, подогреваемые кипящим гневом.
— Леви, перестань, — доносится голос Изабель через пелену ярости. Заботливо-истеричные нотки оповещают, что он переступил грань. Леви игнорирует её.
— Мы в опасности из-за тебя? — не разжимая зубов, потому что иначе точно перегрызёт Кристе глотку, задаёт он следующий вопрос, и ощущает, что девчонке, сжавшейся под его пальцами, не хватает воздуха. Это его не трогает: Леви уверен, что ему нужен ответ. Но Криста вдруг поворачивает к нему лицо, поднимает на него глаза, и будь он проклят, если это не слёзы и если они не искренние. Криста даже сейчас не выглядит напуганной, — он её не пугает, несмотря на то, что почти придушил, — но смотрит жалобно и стыдливо. Смотрит, будто собирается перед ним извиниться. Как будто одна во всём мире виновата.
— Я не специально, — говорит она на выдохе и срывается на всхлип. Аккерману приходится разжать хватку, потому что и гнев, и силы резко заканчиваются. Он пошатывается от эмоциональной перегрузки и никак не может спрятать сквозящую во всей позе, в каждом взгляде, в выражении лица ненависть — к этому паршивому миру и к Леви Аккерману, который делает этот мир ещё паршивее. От девчонки он отступает с таким видом, будто не должен иметь права рта раскрыть в её присутствии.
— Так ты тоже в опасности, — догадывается Изабель, скидывает с себя руку Фарлана и обнимает Кристу за плечи так, как это должен бы был сделать Леви, взявшийся спасать её однажды, решительно, покровительственно, успокаивающе. Изабель гораздо человечнее него, Изабель понимает всё правильно. Криста цепляется за девушку, словно под ногами у них вдруг пропасть разверзлась, и Магнолия опускается вслед за ней на пол — стоять девочка не может. А Леви не может позволить ей сидеть на полу (не такой мерзлявой девчонке на холодном полу в тонкой юбке) и делает шаг, чтобы поднять. Криста задирает голову, хватает его за руку, коленопреклоненная, с молитвенным взглядом, и импульс, толкнувшийся от пяток к макушке, вынуждает его застыть. Он больше не спрашивает «кто, почему и как», это теряет для него всякий смысл, важно только «как выбраться», но Криста вдруг отвечает, глядя прямо в глаза.
— Я не могу. Не могу сказать. Прости, Леви.
Он не знает, что делать — он упустил момент для извинений, откровений и расспросов. Остаётся только кивнуть, потому что ничего успокаивающего ответить он не может. Язык к нёбу прилипает, и чтобы Леви ни сказал, получится всяко какая-нибудь ерунда.
— Ничего страшного. Ты под нашей защитой, — выручает Изабель. И Леви бы сказал ей спасибо, если бы был уверен, что они хоть чем-то могут помочь Кристе.
— А делать-то что теперь? — игнорируя лирику, спрашивает у него Фарлан. «Чёрт его знает», — самое осмысленное, что получается у Аккермана собрать в голове. Он в неведении.