О мимолетном

      Сказочник… один из немногих, кто никогда не принадлежал одному, отдаваясь всем и каждому, стоило только подтолкнуть, всколыхнуть воображение. А может и вовсе никому, не желая сковывать себя тяжелыми путами.       Он имел право на любовь, но получал лишь иллюзию, подобную той, о которой так много писал и мечтал. Прекрасная и непорочная, давно забытая и извращенная, исковерканная, испорченная, единственная доступная в этом треклятом мире, но и на нее он имел право, да только творил, напрочь забыв о любви, восхваляя то, чего порой и не было, что воображал, о чем мечтал, не имея истинного представления, лишь предполагая и живя в мире прекрасных иллюзий. И Сказочник, подобно Икару, взлетал безумно высоко в ясное небо, а потом падал камнем вниз, опаливши крылья в лучах раскаленного солнца. Его прекрасные крылья познали и огонь, и воду, но он вновь и вновь взлетал, не боясь снова повторить падение, окрыленный чувствами и влюбленный в собственное творение, в мгновение, которым оказался ведом.       А что случилось после?       Очередной взлет, Сказочник увидел того, кого наконец-то смог полюбить всем сердцем, кому решился отдать всего себя. Но, словно в наказанье, то чувство оказалось холодным и жгло страшнее пламени, сжимая в своих жестоких объятиях…       И что же произошло потом?       Любовь покинула его, оставив темную дыру там, где билось сердце. Рана не заживала, а он все продолжал творить, но в произведениях его появилась мрачность, которая была ранее неведома ему. И разлука, словно яд, разъедала изнутри, заставляла вновь и вновь страдать от безнадежности и безответности собственных столь ненавистных чувств.       Но что же было дальше?       Он встретил новую любовь и верил в то, что в этот раз его не оставят так же, как прежде… и было счастье, и любовь, и внеземные чувства. Нынче все казалось прекрасно, но нет же, это лишь очередная иллюзия, обман. И новая любовь покинула его, истерзав душу новыми тревогами и страхами, не дав желанного спокойствия.       А что душа?       Тьма поглощала ее, превращая в яд, который разъедал изнутри. И он молил Богов и демонов о смерти, и ненавидел свою жизнь, и рвал, сжигал свои некогда возвышенные слова, когда-то восхвалявшие любовь. Тот яд дарил безумие, которое создавало иллюзию счастья. И он, безумец, рвался прочь с земли, воспаряя к небесам, но камнем падал вниз, ломая в белоснежных крыльях кости, окрашивая их в алый цвет гневной страсти. И он страдал и ненавидел, в мучениях находя истинное наслаждение для своей истерзанной души.       Но время шло, и боль все же притупилась, раны начали затягиваться, сменяясь уродливыми шрамами на сердце, не оставив на нем живого места.       Он более не страдал, не ненавидел, отрава извратила все его чувства, сменив их слепой и холодной пустотой. Сказочник обезумел, но оказался счастлив в своем бреду: теперь он мог любить себя, позабыв о существовании других, восхваляя эгоизм и возводя его в ранг единственно важного. Теперь он был действительно счастлив. Сказочник умер и воскрес.